Развитие социологии семьи как науки

Развитие социологии семьи как науки

§ 1. Вводные замечания

Развитие этого направления в России тесно связано с развитием социологии в целом, но как частная социологическая дисциплина она имеет, конечно, и свою особую историю. Если обратиться к дооктябрьскому (1917 г.) периоду, то без большого преувеличения можно констатировать лишь предпосылки формирования социологии семьи в рамках построения многообразных вариантов отечественной "общей" социологии. В период 20-х-середины 30-х гг. XX в. борьба исторического материализма с иными концепциями и теориями общественного устройства велась "на фронтах" основополагающих понятий и принципов общественных наук, поэтому до социологии семьи дело просто не дошло. Можно отметить лишь "практические приложения революционной науки" в области семейного законодательства, проблем пролетарской и партийной этики, а также ряд эмпирических социальных исследований, касающихся практики сексуального поведения некоторых социальных групп.

С середины 30-х до середины 60-х гг. обнаружить в советских общественных науках что-либо, напоминающее социологию семьи, практически невозможно. Социология семьи и брака появилась в 60-е гг. Построенная в эти годы в условиях монометодологии исторического материализма советская концепция социологии семьи явилась монотеорией и оставалась таковой до середины 80-х гг. В целом для периода середины 60-х-середины 80-х гг. характерен заметный прирост эмпирических социологических исследований семьи, довольно широко тематизированных, однако являющих собой достаточно пеструю картину уровней методической проработанности и корректности, связанных с теоретическими предпосылками чаще всего декларативно. За эти годы был накоплен значительный запас эмпирических фактов и обобщений, но теоретическое развитие предметной области оказалось куда менее динамичным. Уход в тень схоластического варианта социального философствования в середине 80-х гг., ухудшение социально-экономической и политической ситуации сопровождались существенным спадом исследовательской активности в области социологии семьи, не преодоленным до настоящего времени.

§ 2. Дореволюционный период

Сейчас вряд ли кого придется убеждать, что российская социология в конце Х1Х-начале XX вв. развивалась в русле европейской и мировой социологии и проходила аналогичный этап "нормального" развития и становления.

Основная масса исследователей в этот период была озабочена утверждением социологии как самостоятельной науки, обсуждала сферу ее компетенции, теоретико-методологические принципы и понятия. В центре внимания российских социологов были проблемы социальной динамики, фаз эволюции общества и общественных форм, "законов и формул" прогресса. Из этой линии возникла популярная до 20-х гг. трактовка общей социологии как "генетической". В изучении социальной структуры общества и социального поведения поиск в то время концентрировался вокруг определения общих понятий - инструментов теоретического познания ("социальное взаимодействие", "общественные отношения", "социальные связи" и т.п.) [32, с. 3-24].

Вне зависимости от декларируемой (либо приписываемой критиками и историками) ориентации того или иного социолога разработке подлежали преимущественно общие вопросы социологического знания. Естественно, что не могло быть и речи о развитии частных (в теперешнем понимании) социологических дисциплин. Тем не менее упомянем о некоторых интересных "заделах" в нашей проблематике.

Значительный интерес до сих пор представляет работа И. Кухаржевского, подробно проанализировавшего разнообразные теории и концепции, связанные с правовой регламентацией брака в древности [58].

П. Каптерев дал развернутый психологический и исторический анализ структуры, происхождения и направлений эволюции основных внутрисемейных отношений, во многом предвосхитивший ряд современных исследований [46].

М.М. Рубинштейном с удивительной прозорливостью (как показала педагогическая практика XX столетия в Советской России) были исследованы положительные и отрицательные стороны общественного и семейного воспитания [87]. Тесно связанные с проблемами семьи и брака вопросы половых ролей, "женского характера", места женщины в культуре, социальной обусловленности и исторической динамики половых различий интенсивно разрабатывались В.М. Хвостовым [135, 136, 137].

Особо следует отметить небольшую, но очень содержательную статью Питирима Сорокина "Кризис современной семьи (социологический очерк)" [110]. В этой работе отчетливо выделены основные тенденции развития и изменения семейных отношений в XX в., получившие позже многочисленные эмпирические и статистические подтверждения в работах иных исследователей: "ослабление" союза мужа и жены и союза родителей и детей, изменения процесса первичной социализации и характеристик экономической функции семьи и т.д. Тем не менее прогноз Сорокина оптимистичен: все обнаруженное "...не ведет к гибели семьи вообще. Семья как союз супругов и как союз родителей и детей, вероятно, останется, но формы их будут иными" [110, с. 166].

И, конечно же нельзя не упомянуть М.М. Ковалевского, большое внимание уделившего широкому кругу проблем, относящихся к происхождению главных социальных институтов ("генетическая социология") [50].

Забегая вперед, заметим, что из всех российских социологов, признанных научным сообществом до Октября 1917 г., едва ли не единственным, удостоившимся переиздания своего труда в период торжества исторического материализма как общесоциологической теории, стал М.М. Ковалевский. Речь идет о его работе "Очерк происхождения и развития семьи и собственности" (изданной в русском переводе трижды: в 1895, 1896 и 1939 гг.). Причины столь благосклонного отношения к патриарху отечественной социологии излагаются М. Косвеном в предисловии к изданию 1939 г. и заключаются в том, что К. Маркс называл Ковалевского "другом по науке", а Ф. Энгельс использовал материалы исследования Ковалевского при подготовке 4-го издания (1891 г.) "Происхождения семьи, частной собственности и государства" (ряд изменений и дополнений, особенно в главе о семье). Кроме того, Энгельс ссылался на Ковалевского в предисловии к английскому изданию (1892 г.) "Развития социализма от утопии к науке".

Думается, не будет преувеличением сказать, что российская социологическая мысль дореволюционного периода была достойной предпосылкой для развития российских же социологических исследований семьи в рамках нескольких социально-философских ориентации - аналогично тому, как это случилось на Западе. Однако история рассудила иначе: из мощного корня вырос только один побег.

И вряд ли кто-либо мог в те годы предположить, что из обширного ряда отечественных и зарубежных работ, исследующих эволюцию форм собственности, семьи и политического устройства, одна - труд Ф. Энгельса "Происхождение семьи, частной собственности и государства" окажет в XX столетии столь существенное влияние на развитие социологии семьи в России.

§ 3. Первые годы советской власти

После прихода к власти большевиков развитие социологии в стране шло под знаменем "борьбы за исторический материализм". Сторонники марксизма, бывшего до Октября 1917 г. одним из направлений социальной мысли, разрабатываемых российской наукой, стали последовательно реализовывать один из тезисов Маркса о Фейербахе и активно преобразовывали не только жизнь общества, но и пространство общественных наук. Если в первое время после революции экспансия марксизма в социологию носила организационно-дисциплинарный характер, то уже в 1918 г. задача организационной перестройки отступила перед более неотложной. "Необходимо было осуществить коренную идейную перестройку, поставить обществоведческие исследования на базу марксистской теории" [16, с. 141]. Характер этой "перестройки", ее жертвы и победители в настоящее время достаточно хорошо известны. Отмеченные ранее "заделы", наработки русской дореволюционной социологии не получили в советское время сколько-нибудь заметного развития: проблемы семьи и брака не входили в круг основных интересов как классиков марксизма, так и их продолжателей в России.

Если обратиться к отечественной литературе двух послереволюционных десятилетий, посвященной вопросам семьи и брака, то достаточно отчетливо выступают несколько линий разработки указанной проблематики.

Первая из них представляет собой ряд работ как популярных (В.А. Адольф и др. [1, 17], К.Н. Ковалев [49]; Л.С. Сосновский [112] и др.), так и претендующих на научность (В. Быстрянский [18]; С.Я. Вольфсон [22]; Я.И. Лифшиц [63] и др.), построенных по одной и той же схеме, подмеченной П. Сорокиным в рецензии [111] на книгу З. Лилиной "От коммунистической семьи к коммунистическому обществу" (Пг., 1920). Указанная схема представляет собой попытку изложения основных этапов развития общественных форм человечества от первобытности до диктатуры пролетариата и коммунистического общества. Каждая эпоха при этом характеризуется с разных точек зрения: описываются и способы добывания средств к существованию, и техника, и психология, и семейные отношения - при этом главной причиной изменения указанных характеристик выступает, конечно, экономика. Естественно, что детальность и уровень проработки этой схемы у разных авторов оказываются различными. В качестве крайних вариантов можно указать, с одной стороны, статью В. Адольфа [1], начинающего свое изложение если не с мира растений, то уж, по меньшей мере, с птиц и излагающего свои мысли с такой подкупающей прямотой, что можно поверить в развитое сознание и нравственность у диких гусей; с другой - работу С.Я. Вольфсона (единственная, кстати, за рассматриваемый период книга, прямо озаглавленная "Социология брака и семьи" [22]), в которой автор, вслед за С.З. Каценбогеном [48], развивает "марксистскую генеономию" как основной отдел генетической социологии, изучающий "совокупность социологических явлений, косвенно или непосредственно соприкасающихся с воспроизводством людей", используя обширный этнографический, статистический, социологический материал и достаточно профессионально анализируя его.

Нельзя, однако, сказать, что этот труд Вольфсона стал этапным в развитии социологии семьи в Советской России, ибо оказался он незатейливым развитием некоторых положений Г. Кунова и К. Каутского и слегка расширенным и дополненным изложением работ Ф. Мюллер-Лиэра (в частности, [75]). Тем не менее отечественные историки социологии, рассматривая период 20-30-х гг., неизменно упоминают (видимо, из-за подходящего названия) книгу Вольфсона как пример разработки проблем семьи и брака в советской социологии [138, 139] и др.

Вторая линия анализа семейно-брачной проблематики в 20-30-е гг. тесно связана с теоретико-идеологическим обеспечением практической деятельности партии, пришедшей к власти в 1917 г. Речь идет об освоении наследия классиков марксизма, программных заявлениях и реакции теоретиков РКП(б) на реальные последствия разрушения старых и проблемы формирования новых семейно-брачных отношений и моральных принципов.

Основной посылкой, выдвинутой еще в "Коммунистическом манифесте" и развитой в других работах, было резко отрицательное отношение классиков марксизма к семье, основанной на частной собственности, наследовании и домашнем воспитании [88]. В такой семье виделся наиболее консервативный оплот старого режима и предполагалось, что с разрушением старого общества уничтожение экономических основ буржуазной семьи едва ли не автоматически приведет к появлению "ростков" новой практики взаимоотношений полов и поколений.

Вопрос об отмирании семьи (по аналогии с отмиранием государства) при переходе к новому, коммунистическому обществу многим казался решенным, поэтому обсуждению подлежали "частные" моменты процесса отмирания: темпы, формы, условия и т.д. Так, Е.А. Преображенский считал, что при наличии общественного воспитания детей форма брака "внутри рабочего класса" вообще не может влиять на успехи или неудачи в борьбе пролетариата за коммунизм, а социальная проблема может возникнуть лишь в плане здоровья, "физического сохранения и укрепления расы", потому ответы и решения здесь должна давать медицина, а не коммунистическая программа [80].

Достаточно авторитетной в 20-е гг. была идея К. Каутского о том, что с ликвидацией товарного производства исчезнет и семья [47].

Некоторую ущербность семьи в деле осуществления рабочим классом своих исторических задач ощущал Л. Троцкий. Он сетовал на то, что в области политики и экономики рабочий класс действует как целое, а вот в области быта он раздроблен на "клеточки семей". Утверждая, что в области семьи (и быта вообще), как и в области старых хозяйственных форм, есть свой период распада, Троцкий замечал, что в первой области этот период приходит с опозданием и длится дольше, тяжелее и болезненнее [127].

Но существовали и более оптимистичные взгляды на судьбу семьи в коммунистическом обществе. В 1918 г. А.М. Коллонтай высказалась о перспективах развития семьи [55]. Утверждая, что семья при коммунизме сохранится, Коллонтай подробно обсуждает вероятные ее изменения, касающиеся отмирания основных функций - бытовой и воспитательной - и делегирования этих функций обществу. По мнению Александры Михайловны, в результате указанных прогрессивных изменений возникнет новая семья как форма общения мужчины и женщины, равноправных членов коммунистического общества, связанных взаимной любовью и товариществом. Взамен брачно-семейных "скреп" родства должны будут вырасти новые "скрепы" сознания коллективной ответственности, веры в коллектив как высшее моральное законодательное начало [54].

Сходные ожидания выражал и А.В. Луначарский, полагавший, что при коммунистическом строе обществу будут безразличны формы любовных отношений между полами, а дети будут обеспечены самим обществом. В течение же всего переходного периода должна, по его мнению, существовать лишенная своих буржуазных черт (командования мужчины и погребения женщин под бременем домашнего хозяйства) парная семья - длительный союз во имя совместного строительства жизни, рождения и воспитания детей [64].

Дополнительный стимул к обсуждению не столько теории, сколько практики семейно-брачных отношений давала сама жизнь. В условиях послереволюционной экономической разрухи, культурной отсталости населения, неустойчивости быта отчетливо выступали признаки психологической дезориентации, проявлялась тенденция к примитивизации моральных норм, связанных с отношениями между полами. По признанию вождя революции, "значительная часть молодежи" усердно занималась "ревизией буржуазной морали" в вопросах пола и искренне считала свою позицию революционной [25, с. 43-46].

В 20-х - начале 30-х гг. на страницах комсомольской прессы развернулась широкая дискуссия по вопросам половой морали. Основные этапы этой дискуссии и высказанные в ходе ее точки зрения изложены и проанализированы достаточно подробно (см. В.3. Роговин [85, 86]; С.И. Голод [29]). Представим кратко полярные точки зрения, между которыми поместился весь спектр суждений, высказанных по теме дискуссии.

Одна позиция принадлежит известному педологу и психологу А.Б. Залкинду, который писал, что половая жизнь допустима "лишь в том ее содержании, которое способствует росту коллективистских чувств, классовой организованности, производственно-творческой боевой готовности, остроте познания" [42, с. 65]. Регулироваться отношения между полами у представителей пролетарской молодежи должны, по Залкинду, двенадцатью "заповедями", предписывающими возраст и условия вступления в сексуальные отношения, их частоту, характеристики и количество "половых объектов" и т.д. [41, с. 252-253]. Эти идеи перекликались с позицией теоретиков "организованного упрощения культуры", по мнению которых человечество, достигнув "сверхколлективизма", должно превратиться в "невиданный социальный автомат, не знающий ничего интимного и лирического" [26]. Диаметрально противоположную точку зрения высказывала А.М. Коллонтай, считавшая, что пролетариат может признавать моральными лишь отношения полов, основанные на индивидуальной любовной страсти и сопряженные с духовной общностью [56]. При этом отмечалось, что форма любовных отношений - длительный союз (в т.ч. и оформленный юридически) или "быстротечный брак" - не имеет значения [52, 53].

Заметим, что хотя эти споры были по форме теоретическими, они отражали реальную жизнь, по-своему запечатлевали особенности исторической эпохи.

Важным источником сведений о реальном поведении, нравах, установках людей того времени могут служить массовые опросы по проблемам отношений между полами, впервые в мировой истории проведенные в таких масштабах в разных регионах и социальных слоях (М.С. Бараш [15]; И. Гельман [27]; С.Я. Голосовкер [33]; З.А. Гуревич, Ф.И. Гроссер [34]; Д.И. Ласс [60]). Несмотря на ряд недостатков этих исследований (не вполне корректное установление эмпирических зависимостей, отсутствие связи с теоретическими посылками и с конкретно-историческим контекстом), они более точно отражали реальное положение дел, чем выступления партийных теоретиков и функционеров, письма читателей, и свидетельствовали скорее о разрушении традиционных норм и ценностей межполового общения, чем о становлении новых.

Еще один ряд проблем, не относящихся прямо к социологии семьи, но затрагивающих смежные темы, разрабатывался в 20-30-е гг. педологами, психологами и педагогами. Речь в основном шла о проблемах психического развития ребенка в конкретной социальной среде: в семье, в детских игровых группах и т.п. [20, 65].

Однако развитие идеологии и практики тоталитаризма в Советской России набирало обороты. Спор между позитивистами и диалектиками закончился сначала поражением богдановско-бухаринской линии "научного марксизма", а затем и деборинской группы. Новая "марксистско-ленинская наука" конституировалась, по меткому выражению Р. Альберга, в качестве инструментализированной диалектической концепции теории-практики [3]. Социальные науки стали ориентироваться на соответствующую "политически верную линию", а их реальный эмпирический предмет утратил свое когнитивное и познавательно-критическое значение.

Все это, естественно, отразилось на трактовке социальных проблем семейно-брачных отношений. Всем сестрам раздали по серьгам: оказалось, что "подлые фашистские наймиты Троцкий, Бухарин, Крыленко и их приспешники" обливали грязью семью в СССР, распространяя контрреволюционную "теорию" отмирания семьи и беспорядочного полового сожительства в СССР, что Коллонтай и Луначарский делали "политически ошибочные и вредные" утверждения, будто при социализме семья отмирает, а "агенты фашизма, предатели Родины подлая банда Косарева распространяла "теорийку" независимости быта, семьи от политики..." [90]. С.Я. Вольфсон в дополненном, исправленном и переименованном издании "Социологии брака и семьи" каялся, что ранее "защищал антимарксистскую точку зрения отмирания семьи в социалистическом обществе" [21, с. 6.].

Основным трудом, определившим на долгие годы способ теоретических рассуждений и характер изложения вопросов социологии семьи и брака в Советской России, провозглашается упомянутая работа Энгельса. Ее влияние на советских исследователей можно проследить, по меньшей мере, до середины 80-х гг.

Период 20-х - середины 30-х гг. можно обозначить как время становления в качестве единственно верного такого понимания семейно-брачных отношений, которое соответствовало духу и букве раздела "О диалектическом и историческом материализме" "Краткого курса истории ВКП(б)". Общественная и моральная дезорганизация общества в начале этого периода стимулировала обсуждение проблем семьи, брака, межполовых отношений с различных, но остающихся в рамках методологии марксизма, точек зрения. Но к концу периода все так или иначе сложившиеся представления были вытеснены идеей о смене буржуазной формы моногамии на советскую социалистическую (естественно, лучшую и прогрессивную). В связи с монополизацией проблематики семьи абстрактным теоретизированием отпала необходимость ее эмпирического изучения, была оборвана зарождающаяся традиция эмпирических исследований половой морали и практики, а также семейной среды ребенка в рамках педологии и социальной психологии.

Был сделан еще один шаг в сужении теоретических и эмпирических предпосылок социологии семьи, теперь уже связанный не с утверждением единственного (марксистского) варианта социальной философии (как это было в послереволюционные годы), а с запрещением любых иных, кроме истматовской, интерпретаций проблематики семьи и брака в рамках марксизма.

§ 4. Вакуум 30-50-х годов, возрождение в годы "хрущевской оттепели" и современные исследования

Период со второй половины 30-х гг. до начала 60-х не оставил в истории советской социологии семьи практически никаких следов. Относящиеся к проблемам семьи и брака публикации можно пересчитать по пальцам, да и представляли они собой нечто вроде популярных лекций (а, то и просто стенограммы лекций системы партобразования), в которых кратко излагалась известная работа Энгельса и приводился обильный статистический материал, наглядно показывающий заботу партии, государства и "лично тов. Сталина" о семье, женщинах, детях [51, 62, 96] и др. Еще один популярный в эти годы сюжет разрабатывался преимущественно юристами, разъяснявшими, как благотворно сказываются на судьбе советских семей, женщин и детей изменения брачно-семейного законодательства 1936 и 1944 гг. (см., например: [90]). Не случайно в одной из первых работ, обобщенно излагающей проблемы, развиваемые марксистско-ленинской социологией в связи с "практикой коммунистического строительства в СССР", в главе, посвященной проблемам, изучаемым социологией "в период построения социализма", упоминания о семье и браке просто отсутствуют [78].

Начало нового этапа в развитии социологии относится к концу 50-х - началу 60-х гг. После XX съезда КПСС возник бум социологических исследований. В середине 60-х гг. стремление социологии отделиться от исторического материализма сопровождалось не только широкой дискуссией о предмете и месте социологии в системе обществоведческих дисциплин, но и утверждением представления об уровневом построении самой социологии. Концепция трех уровней структуры социологии (общая теория, специальные социологические теории и эмпирические исследования) отдавала высший социально-философский уровень историческому материализму, промежуточный - социологическим теориям, касающимся отдельных сторон и сфер общественной жизни, а эмпирический уровень - конкретно-социологическим исследованиям. Начинают формироваться отраслевые направления социологии, в ряду которых оказалась и социология семьи. Применительно к интересующей нас проблематике логика обоснования необходимости специальной социологической теории семьи выглядела примерно так: характеристика семьи как одной из форм социальной общности людей, как элемента структуры общества, его "ячейки" признавалась закономерной и необходимой при философском анализе социальной жизни и социального развития, но такая характеристика не может "работать" в программе конкретно-социального исследования, поэтому для эффективного взаимодействия двух "полюсов" социологической науки требовалось промежуточное звено. Естественно, что для обоснования такого звена "отраслевой" социологической теории необходимо было построить методологически (точнее, идеологически) грамотный и выдержанный дедуктивный переход от исторического материализма. Это условие было выполнено, и долгое прошлое социологии семьи сменилось началом короткой еще истории.

В связи с тем, что социология брака и семьи в середине 60-х гг. конституировалась как "отраслевая", появилась возможность обсуждать ее главные аспекты по основным параметрам "ставшей" науки: институционализация и динамика научных публикаций, развитие теории (концепций, идей) и эмпирических исследований.

Проще всего описать историю институционализации советской социологии семьи Общие черты этого процесса в основных моментах были повторением судьбы советской социологии в целом. Все перемены, связанные с открытием, перепрофилированием, переименованием, переструктурированием учреждений и организаций социологического профиля, касались и социологии семьи. Сама наука вначале именовалась "социологией семьи и быта", а затем - то "социологией семьи и брака" (или "брака и семьи"), то просто "социологией семьи". В стране и в 60-х гг. было и до сих пор еще крайне мало научных центров, специализирующихся в этой области. Большинство исследователей вело работу в составе структурных подразделений, занимающихся изучением других проблем. Темы, над которыми работали социологи семьи, чаще всего были включены в планы таких подразделений либо в качестве периферийных, либо как внеплановые [см.: 116]. Основной организацией, призванной координировать и определять стратегию исследований семьи в стране, была секция по исследованию семьи и быта Советской социологической ассоциации, созданная в 1966 г. под председательством А.Г. Харчева. Работа этой секции продолжалась до распада самой ССА (1993 г.). За годы деятельности секции было проведено множество конференций, тематизированных, как правило, по актуальным социальным вопросам, "поставленным" перед общественными науками партией и правительством. Самым, пожалуй, ярким событием явилось проведение в 1972 г. XII Международного семинара по исследованию семьи.

Следует отметить, что своего печатного органа у социологов семьи не было и нет. Лишь в единственном (до 1989 г.) в стране социологическом журнале "Социологические исследования", главным редактором которого с момента образования и более 10 лет был А.Г. Харчев, нерегулярно появлялись публикации по проблемам семьи под рубриками "Факты, комментарии, заметки (с рабочего стола социолога)" и "Прикладные исследования". Некоторые надежды на изменение ситуации вселяет выходящее на базе НИИ семьи в рамках государственной научно-технической программы "Народы России: возрождение и развитие (подпрограмма "Семья")" периодическое издание - научный общественно-политический журнал "Семья в России". До настоящего времени это издание отражало преимущественно интересы базового института и разрабатываемых там проектов, но на этапе становления издания и института это, видимо, естественно.

Головным подразделением, исследующим социологические проблемы семьи, до последних лет являлся один из секторов (затем отделов) ведущего социологического учреждения страны: образованного в 1968 г. Института конкретных социальных исследований АН СССР (с 1974 г. - Институт социологических исследований, а с 1988 г. - Институт социологии). Долгие годы руководил сектором (отделом) социологии семьи и быта (брака) А.Г. Харчев, а затем его ученик - М.С. Мацковский. При участии и под руководством сотрудников этого подразделения в 80-е - начале 90-х гг. увидел свет ряд сборников статей, дающих отчетливое представление о тематической злободневности и об уровне отечественной социологии семьи в те годы [45, 71, 81, 83, 101, 113, 126]. В стенах Института социологических исследований работала также группа сотрудников, сфера интереса которых была ближе к демографии (А.И. Антонов, В.А. Борисов, А.Б. Синельников и др.) Эти исследователи настаивают на сугубо кризисной оценке современных семейных процессов, тесно связывают семейную жизнедеятельность с репродуктивной функцией и проблемами воспроизводства населения. В рамках такой алармистской идеологии выдержан ряд работ по социологии семьи [7, 8, 9, 10, 36, 39, 97].

В 80-е гг. в СССР сложился ряд центров, разрабатывающих социологические проблемы семьи:

- В Вильнюсе (в Институте философии, социологии и права АН Литовской ССР и в Госуниверситете им. В.Капсукаса) В.Гайдне, С.Рапопорт, Н.Соловьев, В.Титаренко и др. обращались к таким проблемам, как эксперимент с публикацией брачных объявлений [2], человек в послеразводной ситуации [140], роль отца в современной семье [77] и т.д.

- В Ленинграде изучались: образ жизни городской семьи (Э.К.Васильева [19]), структура и функции семейных групп [119], исторические типы семейных отношений ( группа С.И.Голода в ИСЭП АН СССР [28, 29, 30, 31]), правовые аспекты семейно-брачных отношений [141] и т.д.

- В Минске [115] активно разрабатывались общие подходы к изучению советской семьи, юридические и этические проблемы семейной жизнедеятельности (Н.Г.Юркевич [144, 145, 146], С.Д. Лаптенок [59]), изучалась также молодая семья [57, 129].

- Отделом философии и права и Институтом философии, социологии и права АН Молдавской ССР в 1983-1988 гг. был реализован проект "Современная семья ее проблемы", задачей которого было создание целостной картины семьи и семейного быта в Молдавии, выявление влияния социально-демографических факторов на репродуктивную и воспитательную функции семьи [84, 100].

- В Тартуском университете еще в 1968 г. была создана группа исследования семьи (с 1983 г. - лаборатория исследования семьи). В работе этого центра, ядро которого составили Э. Тийт, А. Тавит и Д. Кутсар, много внимания уделялось возможностям переноса опыта западных исследований на советскую почву, исследованиям социологических проблем эстонской семьи [23, 24, 44, 82].

Новым явлением в институционализации социологии семьи в России стало создание уже упоминавшегося Научно-исследовательского института семьи (с 1991 г. по 1993 г. - Научно-исследовательский центр социальной защиты детства, семейной и демографической политики). НИИ семьи стратегически ориентирован на "комплексное междисциплинарное исследование проблем современной семьи, ее социально-экономических, демографических, психолого-педагогических, социально-правовых, других аспектов" [76, с. 4]. Однако пока на переднем плане в деятельности института оказывается преимущественно тематика социальной работы, семейной и демографической политики социальных субъектов разного уровня (см.: 76, с. 8, 30-50], что связано, по-видимому, с ведомственной принадлежностью НИИ семьи Министерству социальной защиты населения Российской Федерации. Выполнение же институтом приоритетной задачи затруднено отсутствием артикулированной концепции комплексного междисциплинарного исследования проблем семьи, хотя идея единой системы знаний о семье - фамилистики - провозглашена. И все же важно, что существует и развивается в России институция, ставящая стратегической целью создание национального центра фамилистических исследований и выполняющая в меру возможностей ресурсного и кадрового потенциала исследовательские, экспертные, координационные и информационные функции.

В 80-90-е годы был выпущен ряд монографий и сборников статей, в которых широко тематизирована семейная проблематика. Так, рассматривались: проблемы формирования личности под влиянием внутрисемейных отношений [102]; репродуктивное поведение в современной семье [97]; семья как фактор воспроизводства рабочей силы [99]; экономическое положение семьи на разных этапах ее развития [98J; семья как объект социальной политики [103]; семья и воспроизводство социальной структуры в социалистическом обществе [101]; социальный потенциал семьи [114]; семейное воспитание и подготовка молодежи к семейной жизни [94]; проблемы формирования семьи как малой социальной группы и институционального становления современных семейно-брачных отношений [118]; проблемы и тенденции жизнедеятельности семьи в связи с другими социальными институтами [39]; тенденции развития современной семьи [125]; сходство и различие семейных процессов и изменений в России и США [104] и т.д.

Особое внимание советские исследователи уделяли социальным функциям семьи [24, 128, 133, 134, 146], сочетанию индивидуальных и общественных функций [66, 69], экономической функции [61], системному анализу понятий, описывающих функционирование социального института, малой социальной группы и семьи [69, с. 28-30], влиянию изменяющегося образа брака на реализацию функций семьи [147] и т.п.

Довольно подробно были проанализированы качество брака [44], качество супружества [23], проблемы стабильности семьи и брака [13, 30, 35, 82, 117], устойчивость брачно-семейных отношений [120].

Была в поле зрения отечественных исследователей и проблематика ролевых функций и отношений мужчин и женщин [24], конфликтов в сфере семейно-брачных отношений [68, 120, 122, 123], особенностей семейного взаимодействия бытовых ролей [11, 12].

Много внимания уделялось причинам и мотивам распада семьи [113, 121, 140], процессам, предшествующим разводу [107] и его последствиям [92, 93, 108, 121].

В конце 80-х - начале 90-х гг. были проведены социально-демографические исследования в Удмуртии [79], Мордовии [89], на Урале [73, 74], Тюменском [95] и ряде других регионов страны [14, 124]. Теоретико-методологической новизной эти исследования не отличались (они на нее и не претендовали), зато пополнили банк эмпирических данных, зафиксировали состояние семейных процессов с учетом региональной специфики.

Если оценить динамику числа публикаций по проблемам семьи, то можно отметить быстрый рост их количества в начале 70-х гг., некоторое снижение к концу 70-х, снова рост в начале 80-х и снижение с середины 80-х гг. Приведенную оценку трудно подтвердить точными цифрами прежде всего из-за сложности в подборе единиц аншиза, выбора критериев отбора собственно социологических публикаций. Однако некоторые данные по тематике исследований семьи имеются. Прежде всего здесь следует упомянуть анализ 3018 работ по различным проблемам брака и семьи, изданных в нашей стране в 1968-1983 гг. (М.С. Мацковский [69, с. 6-19, 111-113]). Тематическая направленность публикаций, сведенных в рубрики, в порядке убывания частоты выглядит так: 1. Репродуктивная функция. Семья и воспроизводство населения (9,9% работ): 2. Воспитание детей школьного возраста (8,9%); 3. Профессиональная и общественная деятельность женщины и семья (6,9%); 4. Помощь семье со стороны общества (3,9%); 5. Методические проблемы исследования семьи. Построение моделей (3,8%). Оказалось при этом, что львиная доля работ, относящихся к лидирующей рубрике, выполнена демографами или, в лучшем случае, на стыке демографии и социологии. Вторая же по наполненности рубрика - результат трудов педагогов и отчасти психологов.

Трудно оценить обнаруженное однозначно: то ли это признак стремления исследователей к междисциплинарному пониманию семейной проблематики, то ли симптом недостаточной артикулированности концептуального аппарата социологии семьи... Во всяком случае, перед нами характерная черта положения дел в отечественных исследованиях семьи.

Интересны результаты более дробного по временным интервалам анализа тематики публикаций (1968-1975 гг.) по семейной проблематике (М.С. Мацковский, О.В. Ермакова [70]):

- на 50% сменились наименования рубрик, попадающих в "первую десятку" рангов;

- произошло уменьшение не только относительного, но и абсолютного числа работ по рубрикам "Взаимодействие семьи с родственниками", "Брак и развод в социально гетерогенных семьях", "Отношения между супругами" и "Исторические исследования жизни семьи до 1900 г.";

- существенно возросло количество публикаций по рубрикам "Образ жизни семьи" (в 1968 г. эта рубрика вообще не фигурировала в "десятке", а в 1975 г. имела 1 ранг), "Социализация - развитие личности, методы воспитания детей", "Критика и анализ зарубежной литературы по социологии семьи" и "Репродуктивное поведение - контроль за рождаемостью".

Можно отметить, что становление социологии семьи как отраслевой дисциплины, появление возможностей не только абстрактно-теоретических, но и эмпирических студий и обобщений привлекло внимание к изучению опыта зарубежных ученых, актуализировало проблемы отношений "семья - личность", способствовало переносу центра тяжести с историко-генетических сюжетов на вопросы внутрисемейного взаимодействия. Кроме этого, наметился "прорыв" в семейную проблематику демографов, видимо, вследствие того, что они обладали, в отличие от социологов, хотя и небезупречным, но довольно значительным массивом статистических данных.

Отчетливо также проявилась относительность самостоятельности социологии семьи - "модная" с середины 70-х гг. проблематика "образа жизни" властно втянула "семьеведов" в свою орбиту. Сравнительный анализ тем работ, опубликованных в 1968-1975 и 1976-1983 гг. [69, с. 8-9] показывает, что большее внимание специалистов стали привлекать проблемы образа жизни семьи, эмоциональных и духовных отношений супругов, конфликтов, распределения обязанностей в семье, отношения власти и авторитета. Вместе с тем сократилось число публикаций по следующим темам: современные брачно-семейные отношения, институт семьи в современных условиях, правовые аспекты брачно-семейных отношений, репродуктивная функция семьи, процессы рождаемости. Налицо смещение фокуса внимания исследователей с анализа семьи как института (т.е. отношений "семья - общество") к изучению семьи как малой группы.

Анализ журнальных публикаций более позднего периода (1986-1992 гг.), касающийся только эмпирических работ и только социологической тематики (В.В. Солодников [109]), показал, с одной стороны, снижение внимания исследователей к семейной проблематике в конце 80-х - начале 90-х гг., с другой - позволил зафиксировать привязанность социологов семьи к определенной теоретической традиции (по своеобразному [109] индексу цитирования первое место принадлежит А.Г. Харчеву).

Необходимо сказать несколько слов о методах и технике проведения эмпирических исследований. Анализ частоты использования методов сбора первичной социологической информации в советских исследованиях по социологии семьи за 1968-1975 гг. показал, что наиболее часто используется анкетирование (33,6% упоминаний в массиве), интервьюирование (16,4%) и опрос без указания процедуры (13,7%) [69, с. 16.]. В 80-90-е гг. ситуация не изменилась [109, с. 134.]. До середины 80-х гг. обычным делом была практика опроса одного из членов семьи (чаще женщины), что, естественно, искажало отражение реальной картины семейных отношений в глазах исследователей.

Интересными индикаторами соотношения и связи специальной теории социологии семьи с эмпирическими исследованиями оказались (см. [69]) следующие факты:

- преобладание описательных работ (влияние тех или иных факторов на семейные процессы не предваряется теоретическим осмыслением);

- высокая частота несогласованности характера целей и выводов исследований (по шкалам "теоретическое - прикладное", "описательное - объяснительное");

- декларативность связей теории и практики (в 82% публикаций отдельные идеи ведущих ученых только цитируются).

Объяснение этих фактов следует искать в особенностях состояния и развития теоретической ипостаси социологии семьи.

§ 5. Теоретические концепции семьи

Как уже было отмечено, концептуальные построения этой отраслевой социологии рождались в условиях методологического и идеологического диктата исторического материализма и должны были строиться по определенному "диалектическому" методу. В середине 60-х гг. почти одновременно вышло несколько работ, каждая из которых могла претендовать на открывшуюся вакансию специальной социологической теории семьи (Н.Я. Соловьев [106]; Н.Г. Юркевич [145]; АТ. Харчев [131]; Н.Д. Шимин [142]).

Концепция А.Г. Харчева. Наиболее удачливой оказалась попытка А.Г. Харчева. Приняв определение быта как внепроизводственной сферы человеческого бытия, он тем самым зафиксировал "диалектическую связь" производственной и непроизводственной сфер жизнедеятельности. Быт понимался при этом как организация потребления в самом широком смысле, "включая потребление и материальных и духовных благ и ценностей, созданных человечеством, и субъективных человеческих ценностей (общение)" [132, с. 5]. Семья объявлялась основной формой социальной общности в сфере быта, "первоэлементом быта", включающим в себя не только материальные отношения, но и комплекс идеологических отношений, в основном нравственных и нравственно-этических. Кроме того, Харчев развил тезис Ф.Энгельса о двоякого рода производстве и воспроизводстве непосредственной жизни, прочно привязав семью к воспроизводству человека ("детопроизводству") в интересах функционирования общества.

На этих посылках утвердилось в советской социологии "двуединство" подходов к исследованию семьи: в качестве социального института и малой социальной группы. Дальнейшее укоренение концепции А.Г. Харчева было связано, как минимум, с двумя обстоятельствами: 1) со значительно большей, чем у других исследователей, тщательностью проработки связей и отношений семьи как социального явления с категориями исторического материализма, а также с очевидными в то время проблемами брачно-семейной практики; 2) с ролью и научным авторитетом самого автора: с одной стороны, активного участника общесоциологической дискуссии о предмете социологии, а с другой - руководителя структурного подразделения, занимающегося проблемами семьи в головном академическом институте, и соответствующей секции Советской социологической ассоциации.

Как бы то ни было, но концепция А.Г. Харчева стала, несомненно, крупным вкладом в отечественную социологию и открыла возможности для широкого исследования семейно-брачной проблематики, словом, оказалась этапной в своей области, довела до логического конца марксистско-ленинское понимание места и роли семьи в обществе и государстве. Сформулированные Харчевым дефиниции брака и семьи вошли во все отечественные справочные издания как общего, так и специального характера, приводятся во всех базовых отечественных учебниках социологии.

Кроме необходимости методологического обоснования специальной социологической теории семьи, связанного с обращением к истокам марксистской мысли и к официальной идеологической доктрине, существовало в середине 60-х гг. и стремление к опытному познанию социальной действительности. Причем, приемы такого познания опирались на позитивистский вариант построения плана исследования. Поэтому сложилось так, что в указанный период (да и позже) в реальной практике значительное влияние имела парадигма структурно-функционального анализа. Такому положению дел способствовали еще несколько обстоятельств: появление переводов работ Т. Парсонса и Р. Мертона; установление личных связей между советскими и американскими социологами; установление официальных отношений между социологическими ассоциациями двух стран [43].

Функционалистской оказалась и концепция А.Г. Харчева. Ее центр - вопрос о функциях семьи. Предлагая обширный перечень функций, Харчев настаивает на необходимости различения, с одной стороны, специфических, вытекающих из сущности семьи и отражающих ее особенности как социального явления (деторождение и социализация детей - "детопроизводство"), с другой - таких функций, к выполнению которых семья оказалась принужденной (или приспособленной) в определенных исторических обстоятельствах (накопление и передача по наследству частной собственности, организация производства, потребления и быта и т.д.). В качестве главного, образующего семью отношения выдвигается детопроизводство [132, с. 16-24]. Все остальные отношения, выражающиеся в других функциях семьи, опосредуются той ценностью, которую общество придает проблеме воспроизводства населения.

Кроме общественно-центрированного функционализма, концепция А.Т. Харчева обладает еще такими свойствами, которые можно было бы обозначить как некогерентность и слабая структурированность. Выражаются эти свойства, кроме прочего, еще и в том, что концепция выдерживает достаточно широкий спектр также противоречивых интерпретаций, сохраняя формальную целостность. Возможно, это было одним из обстоятельств, обеспечивших ей столь долгую жизнь.

Еще один существенный момент заключается в том, что, установив соотношение между историческим материализмом и "специальной социологической теорией семьи", Харчев не смог протянуть нить к "нижележащему" уровню социологии - конкретным социальным исследованиям. Результатом этого явились те особенности работ по социологии семьи, которые были изложены выше при анализе массива отечественных публикаций.

Самая крупная попытка закрыть указанную брешь была предпринята лидером школы совместно с М.С. Мацковским в рамках проекта "Семья как фактор воспроизводства социальной структуры социалистического общества" [130]. В основе этой попытки лежала идея о необходимости стандартизации массового применения эмпирических индикаторов при едином подходе к определению выборки.

Но даже если представить себе, что такая попытка удалась, это не смогло бы устранить основного дефекта (точнее, ограниченности) концепции - общественно-центрированного функционализма, ибо какой бы тщательной ни была разработка эмпирических индикаторов, она не в силах изменить содержание понятийных оснований.

Отмеченная несогласованность теории и практики в советской социологии семьи легко может быть обнаружена непредубежденным наблюдателем. Почти все методологические апелляции к концепции А.Г. Харчева, содержащиеся в отечественных экспериментальных работах, сводятся к ритуальному ее упоминанию в одном "обязательном" ряду с работами классиков марксизма-ленинизма и документами ближайших по времени партийных "форумов".

Несмотря на внешне неконфликтную жизнь концепции (ее достоинства и недостатки публично не обсуждались ни разу, да и критических замечаний обнаружить практически невозможно, и конечно же, очевидным преувеличением следует считать оценку ситуации в 70-80-е гг. как периода, характеризующегося "острой поляризацией теоретической мысли, научных школ относительно тенденций и перспектив изменения российской семьи" [10, с. 63]), реальное положение дел не было большим секретом.

Так, Н.Г. Юркевич еще в 1965 г. заметил распространенную логическую ошибку (idem per idem - то же самое через то же самое) в соотношении дефиниций брака и семьи, имеющуюся у А.Г. Харчева [144, с. 4-6], и попытался избежать ее, сведя брак к механизму ролевого сотрудничества супругов для удовлетворения определенной совокупности потребностей [146]. Соглашаясь с Харчевым, что главным образующим семью отношением является детопроизводство, Юркевич относит это утверждение к эволюции семьи, резервируя за процессами функционирования приоритет отношения "муж - жена". Тем самым акцент переносился на анализ внутрисемейного взаимодействия и была актуализирована проблема стабильности семьи и брака, долгие годы активно обсуждавшаяся в самых различных ракурсах. Можно сказать, что Юркевич сделал попытку хотя бы частично уйти от общественно-центрированного функционализма, "пожертвовав" истматовскому императиву прошлое и будущее семьи, желая "спасти" ее настоящее.

С начала 70-х гг. постепенно формируются, а к концу 80-х становятся очевидными две ориентации исследователей социологических проблем семьи. Одни авторы стремились максимально сохранить и укрепить общественно-функциональное понимание семьи (А.И. Антонов [6]; О.Н. Дудченко, А.В. Мытиль и их соавторы [37, 38]; Н.Д. Шимин [143]); другие, акцентируя внимание на стабильности семьи и характеристиках внутрисемейного взаимодействия, склонялись к пониманию самостоятельной ценности изучения проблем семейной общности (М.Ю. Арутюнян [11]; С.И. Голод [30]; Т.А. Гурко [35]; Г.А. Заикина [40]; Н.В. Малярова [67]).

Сказанное, однако, не означает, что отмеченная тенденция имела вид "чистой" линии, и рассмотрение семьи через ее функции у одной из групп авторов исчезает вовсе. Оно, скорее, сегментируется, растворяется в частных, злободневных проблемах, что находит свое выражение в появлении большого количества экспериментальных работ, ориентированных на решение "важных практических вопросов". Такая ситуация провоцирует исследователя как-то обобщить полученные факты в "мелкий", нерефлексируемый функционализм.

Концепция С.И. Голода. Ориентация на акцентирование имманентных закономерностей развития семьи концептуально была оформлена С.И. Голодом [28, 30].

Симптомом выхода в последние годы концепции исторических типов семейных отношений на авансцену отечественной социологии семьи может служить тот факт, что по индексу цитирования (в публикациях соответствующей тематики в "Социологических исследованиях" за 1986-1992 гг.) С.И.Голод занимает третье место после А.Т. Харчева и М.С. Мацковского [109].

Суть концепции, о которой идет речь, состоит в том, что основное внимание уделяется структуре и характеру внутрисемейных отношений, конституирующих семью, - свойства и кровного родства (порождения) - в их исторической динамике. При этом, естественно, учитывается влияние исторических тенденций общественного развития в целом, с одной стороны, и исторического развития индивидуальности - с другой.

Анализу подлежит семейная жизнедеятельность как таковая в своей тотальности, что не исключает, конечно, выделения ведущих факторов - ценностей супружества, в качестве которых выступают адаптационный синдром, интимность и автономия. В рамках концепции обосновано существование трех основных идеальных (модельных) типов семейных отношений: патриархатного (традиционного), детоцентристского (современного) и супружеского (постсовременного), распространенных в разных пропорциях и с национально-культурными модуляциями во всех обществах, относящихся преимущественно к западноевропейской культурной традиции. Принципиально важная особенность концепции Голода заключается в том, что она допускает и функциональные рассуждения, а также открыта к взаимодействию с концептуальными построениями смежных дисциплин. К сожалению, в силу разных причин, в том числе и ресурсных ограничений, развитие концепции исторических типов семейных отношений идет не столь динамично, как могло бы.

Да и в целом для социологии семьи в последние годы характерен существенный спад исследовательской активности. Отказ от методологической монополии марксизма-ленинизма в общественных науках еще больше подорвал авторитет концепции А.Г. Харчева, а иных концептуальных построений либо нет, либо они не набрали силу. Возможно, что в такой ситуации потенциального методологического плюрализма нет ничего плохого, но оценить направления и характер ее дальнейшего развития довольно сложно.

Заключение

Для исторической судьбы социологии семьи в России характерна удивительно последовательная тенденция сужения методологической базы. Многообразие социально-философских построений до Октября 1917 г. могло породить различные варианты собственно социологических исследований семьи, но в стране восторжествовала философия марксизма-ленинизма. Развернутые в 20-х - середине 30-х гг. дискуссии о нескольких вариантах трактовки темы семьи в рамках пусть даже одной социально-философской концепции были свернуты к концу 30-х гг. и свелись к достаточно голым абстракциям исторического материализма. Возобновившиеся в середине 60-х гг. попытки поливариантного построения "промежуточной" социологической теории семьи закончились утверждением (в качестве методологии такого "промежуточного" уровня) концепции, связанной с именем А.Г. Харчева, оставшейся единственной общепризнанной до 90-х гг. Современное состояние методологического разрежения может произвести впечатление полного исчезновения теоретических основ у отечественной социологии семьи.