Механизмы стабилизации социальных трансформаций

7

Обращаясь к теме анализа трансформационных процессов в современной Украине, необходимо говорить о недостаточности категории трансформации для адекватного отражения событий как в объективной сфере жизнедеятельности общества, так и в субъективной, т.е. сфере общественного сознания. Социальные процессы, происходившие в исторический отрезок, характеризуемый как трансформация, отличаются по степени интенсивности, результатам, эмоционально-психологическому восприятию в общественном сознании и прочим факторам. И если в середине 90-х годов проблема периодизации трансформации еще не была актуальна, то уже в конце 90-х - 2000 гг., когда наблюдаются тенденции сглаживания одной из основных характеристик трансформационных процессов, а именно неопределенности ситуации, непредсказуемости событий во всех сферах жизнедеятельности общества, такая периодизация необходима. В конце 90-х - начале 2000-х гг. происходит “стабилизация претензий” различных субъектов социального действия, их оценки ситуации становятся более объективными” [1, с.37]. Стабилизация работы новых социальных институтов закладывает основы рационализации социального действия. Мы принимаем определение Э. Гидденса, трактующего рационализацию действия как “способность индивидов рутинно и без особой суеты поддерживать постоянное “теоретическое понимание” оснований своей деятельности” [2, с.44]. Разумеется, что чем с более непредсказуемой и нестабильной ситуацией сталкиваются субъекты социального действия, тем более сложна задача структурирования и взаимодействия в данных условиях. И тем более в таких обстоятельствах проявляется природа человеческой рациональности, а именно тот механизм, который Г. Саймон назвал принципом “ограниченной рациональности” [3]. Согласно этому принципу, в сложных, неструктурированных обстоятельствах индивиды склонны сосредотачиваться на тех аспектах ситуации, которые допускают рациональное действие, в силу чего, с одной стороны, не может быть получено наилучшее решение проблемы, поскольку область фрустрационных компонентов реальности в большой мере затеняется сознанием, но с другой стороны, вырабатываются удовлетворительные решения, которые были бы невозможны в условиях сильных когнитивных диссонансов без действия принципа “ограниченной рациональности” [4]. Этот механизм играет важную роль в процессе адаптации и включения в активные социальные взаимодействия в ситуациях общественной трансформации. Становление новых институциональных форм требует отказа не только от привычных паттернов поведения, но и изменения общих представлений о социуме, принципах, лежащих в основании социальных взаимодействий, понятиях социальной справедливости и пр. Вместе с тем, изменение картины мира как в индивидуальном, так и общественном сознании не ограничивается суммой логических перестановок, гармонизирующих решение новых социальных задач (например, введение институтов рынка, появление института помощи безработным, изменение форм собственности и т.д.). Коренные изменения происходят при активном эмоциональном восприятии, которое влияет на формирование оценок происходящего и ожиданий в отношении будущего.

На этапе трансформации, относящемся приблизительно к 1993-1999 гг., в социальных процессах преобладает изменчивость, непредсказуемость поворота хода событий сопряженная с распространением в общественном сознании негативного восприятия и ожиданий в отношении будущего. Если говорить о первоначальном этапе социальных трансформаций, то в нем наблюдается отсутствие или незначительная распространенность негативной оценки происходящих процессов в силу того, что волна трансформации затронула социальную сферу гораздо позже экономической и политической. Активная, наиболее болезненная, трансформация социальной структуры происходит именно в промежуточный период трансформации. Этап трансформации, начавшийся в конце 90-х, отмечается не только некоторой стабилизацией работы социальных институтов, но и “повышением градуса” на термометре социального самочувствия, обычно используемом социологами для измерения общественных настроений. Например, А.Г. Здравомыслов отмечает новую тенденцию, которая проявилась в умонастроениях россиян в конце десятилетия, а именно, некоторой надежды на ближайшие перспективы. Основывая свои выводы на результатах репрезентативных опросов, он приводит следующие показатели: “С 1992 по 1998 г. индекс надежды на каждый последующий год, фиксируемый в конце уходящего года, колебался от 13 до 20%, надежда на 2000 г. подскочила до 28%. Несколько уменьшился индекс усталости и безразличия, страха, растерянности и озлобленности. Данные ВЦИОМ подтверждаются и результатами опроса, проведенного РНИСиНП. Согласно этим данным, в конце 1999 г. - с октября по декабрь - доля респондентов, испытывавших страх и отчаяние, уменьшилась более чем в 3 раза и увеличилась доля испытывавших эмоциональный подъем. Это еще не перелом настроений, а лишь некоторые признаки позитивных сдвигов, которые желательно было закрепить. Эти эмоциональные состояния представляют собой фон, который несомненно проникает в поле политики” [5, с.145].

Мы считаем, что несмотря на определенную разность в особенностях политической и экономической ситуации на Украине и в России, процессы стабилизации имеют общую природу, а следовательно, возможно говорить о некоторых аналогиях в отношении взаимосвязи функционирования новых институтов и реакции на их работу в массовом сознании. Поэтому мы не согласны с В.Тихоновичем, который считает, что “на исследуемом этапе трансформации украинского общества на социально-психологических параметрах жизнедеятельности личности, социальных и социально-демографических групп прежде всего отражается затяжной характер общественного кризиса и отсутствие сколько-нибудь заметных, ощутимых в повседневной жизни сдвигов к лучшему. Отсюда различного рода деформационные процессы, дисфункция общественных связей и дезорганизация системы в целом превращаются в постоянную константу условий жизнедеятельности, которая приобретает черты стабильности” [6, с.69]. Мы полагаем, что в обществе появляются реальные признаки улучшения ситуации, а не просто принятие нестабильности как основы существования.

С одной стороны, данные признаки улучшения можно объяснить, реализацией адаптивного потенциала, а с другой, трансформирующим воздействием глубинных базовых институтов на привнесенные в ходе реформирования новые институциональные формы. Под адаптивным потенциалом понимается диапазон возможных позитивных реакций субъекта на изменение ситуации, совокупность свойств (ресурсов), которые существуют у адаптанта в скрытом виде и задействуются в ходе адаптации. В литературе к таким ресурсам относят:

- “ценностно-нормативную структуру адаптанта,

- его социальный статус (профессия, доход, материальное положение, жилищный статус, образование,

- включенность в определенную социальную сеть,

- демографический статус (здоровье, семейный и брачный статус, миграционная биография),

- этнический статус,

- социально-психологические характеристики и пр.

Адаптивный потенциал складывается из двух векторов: способности к сопротивлению среде с последующей ее перестройкой под себя и способности к ассимиляции с последующим поглощением средой” [7, с.219].

С другой стороны, происходит развитие или отказ от некоторых новых институциональных форм. Согласно теории институциональных матриц, “процесс выработки новых форм явно или латентно соотносится с природой институциональной матрицы конкретного общества. Соответствующие ей нормы приживаются, действуют и развиваются, а не соответствующие имеют, как правило, преходящий и временной характер. В исторической перспективе скрытой внутренней пружиной развития возникающих институциональных форм и общественных норм является тенденция ко все более тщательному и адекватному отражению в них сущностных свойств институциональных матриц” [8, с.134].

В теории институциональных матриц С.Г. Кирдина разводит институциональные формы, которые являются более пластичными и могут подвергаться конструированию или целенаправленному формированию, и базовые институты, - глубинные детерминанты общественных структур. “Институциональные формы образуют конкретную институциональную среду общества, они изменчивы, постоянно обновляются, модифицируются. Базовые институты образуют институциональную матрицу общества, они постоянны, неизменны, сохраняют свое содержание. В соответствии с этим процесс институциональных изменений означает, по сути, процесс совершенствования институциональных форм преимущественно в русле эволюции, задаваемой типом институциональной матрицы общества” [9, с.130].

О том же самом феномене, но в ином преломлении пишет Е.Донченко, которая говорит о возможности и необходимости, которые предоставляет существующая социальная система социальным субъектам, участвующим в ее преобразовании. С одной стороны, существует возможность изменять и привносить новые институциональные формы или, как пишет автор, “возможность создавать отвечающие исторической ситуации конвенциональные нормы и правила, а с другой - огромный пласт уже наработанного историей, что определяет судьбу народа и выступает как необходимость для тех, кто им управляет” [10, с.56]. По мнению Е. Донченко, объединение этих двух аспектов является необходимым для того, чтобы социальная система была жизнеспособной.

Несколько иной аспект сути стабилизационного механизма предложен Э.А. Поповым, который анализирует институциональные преобразования последнего десятилетия в России в соответствии с тремя принципами теории институционализации П. Бергера и Т. Лукмана - хабитуализации, типизации и легитимации [11]. Работа новых социальных институтов прежде всего должна быть хабитуализирована (опривычнена). “Любое действие, которое часто повторяется, становится образцом, впоследствии оно может быть воспроизведено с экономией усилий и ipso facto осознано как образец его исполнителем” [12, с.87]. Другими словами, общество не только должно разработать механизмы функционирования новых социальных институтов, но и приспособиться к ним, научиться правильно реагировать на изменение деятельности институтов с максимальной экономией ресурсов. Так, переход к рыночной экономике предполагает понимание законов функционирования рыночной экономики, возможностей, которые она открывает перед обществом и индивидом, паттернов поведения, которые соответствуют или не соответствуют ей. Перестройка общественной практики и общественного сознания, которые одновременно и предшествуют, и являются частью процесса хабитуализации, требует определенного времени. Поэтому вероятность укоренения новых социальных форм зависит от того, насколько население готово к прохождению этого периода проявления, приспособления и творческого видоизменения институциональных форм.

Одним из индикаторов гармонизации институциональной и социально-групповой структуры является осознание возможностей трансформации своего положения к лучшему, т.е. принятие новых институтов и тех возможностей, которые они раскрывают. Нельзя сказать, что население Украины в полной мере восприняло или приспособилось к институциональным изменениям, но тем не менее наметилась тенденция увеличения доли людей, взаимодействующих с новыми институтами не на основе их неприятия, разрушения или страха не совладать с изменившейся ситуацией, а на основе их использования для достижения собственных целей. Во всеукраинском исследовании 2000г., проведенном группой харьковских социологов под руководством О.Д.Куценко (N=1800), на вопрос “Предпринимаете ли вы что-то для улучшения либо укрепления своего положения в обществе?” свыше 40% респондентов ответили утвердительно. При этом активно пытались укрепить, улучшить свое положение в обществе 13% опрошенных. Около 30% кое-что предпринимали, когда возникали благоприятные условия. Вместе с тем, почти каждый четвертый ничего не предпринимал, так как пока не видел для этого возможностей. А примерно каждый пятый заявил о том, что у него нет ни возможностей, ни желания что-либо предпринимать.

Отвечая на вопрос “Какими новыми возможностями, возникшими в последние годы в обществе, вы смогли воспользоваться?” 63% респондентов ответили “никакими новыми возможностями не смог воспользоваться - 37%. 25% респондентов отметили, что новых возможностей они не приобрели, а старые потеряли. Данные результаты не свидетельствуют об устойчивом благоприятном отношении к новым институтам - возможностями, предоставляемыми их работой (по меньшей мере в субъективном восприятии) смогла воспользоваться меньшая часть населения, а большая все еще живет в тени кризиса, а не на пути его преодоления.

В целом мы считаем, что критическим условием для смены адаптационного и реактивно-протестного поведения на конструктивное является социальное созревание групп. Трансформационные процессы, приводя к оформлению новых институциональных и социально-групповых структур, исчерпывают себя, при этом на смену непредсказуемости социальных процессов приходит предсказуемость работы институциональных структур (даже если их функционирование несовершенно и находится в состоянии доработки), а вместе с ней и возможность возврата к конструктивной, планируемой социальной деятельности.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛитературЫ

1. Р.Г. Громова Социальная мобильность в России: 1985-1993 годы // Социологический журнал, №1/2, 1998.

2. Э. Гидденс. Элементы теории структурации // Современная социальная теория: учебное пособие/ Под общ. ред. А.В. Лебеденеыой, Новосибирск, Издательство Новосибирского Университета, 1995.

3. См.: Simon H. Models of man. N.Y.: Wiley, 1957.

4. См.: Коллинз Р. Социология: наука или антинаука?// Теория Общества: фундаментальные проблемы / Под ред. А.Ф.Филиппова. - М., Канон-пресс-ц кучково поле. - 1999.

5. А.Г. Здравомыслов Власть и общество: кризис 90-х годов// Куда идет Россия?..Власть, Общества, Личность/ Под общ. ред. Т.И. Заславской . - М.: 2000.

6. В. Тихонович Проблема социальной солидарности в кризисном обществе// Социология: теория, методы, маркетинг, №2, 1999.

7. Л.В. Корель. Генезис и механизм адаптаций в постсоциалистической России: теоретико-методологический подход. Социальная траектория реформируемой России, Новосибирск, Наука , Сибирское предприятие РАН, 1999.

8. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. Москва, Теис 2000.

9. Кирдина С.Г. Институциональные матрицы и развитие России. Москва, Теис 2000.

10. О. Донченко Архетип психосоціальної еволюції з погляду політичного менеджменту// Соціологія: теорія, методи, маркетинг №2, 2000.

11. Попов Э.А. Институционализация Российской демократии // Социс.- №5.- 2001.

12. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: Медиум, 1995.