Традиционная религиозность в эпоху модернизации общества

Размещено на http://www.allbest.ru/

ТРАДИЦИОННАЯ РЕЛИГИОЗНОСТЬ В ЭПОХУ МОДЕРНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА

традиционализм религиозный связь социальный

Гаврилов Олег Федорович, кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры философии и общественных наук, Кемеровский государственный университет

Гаврилова Наталья Петровна, кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры истории, философии и социальных наук, Кузбасский государственный технический университет имени Т Ф. Горбачева

Исследование посвящено перспективам развития религиозного традиционализма. Показан его многомерный характер, проявляющийся в разной степени исторической обусловленности, глубине осознания его смыслов, множественности прочтения одних и тех же значений. Определено, что в некоторых трактовках специалистов и на уровне обыденного восприятия религиозный традиционализм противопоставляется современному историческому контексту. Эта позиция носит во многом упрощенный, утрированный характер, но отражает одну из основных проблем существования традиционной религиозности в современном обществе. Сегодня религиозный традиционализм столкнулся с необходимостью поиска баланса между необходимостью сохранения исторической преемственности и встраивания в систему современных социальных связей. Обосновано, что из-за несовпадения данных задач перед субъектами религиозной активности оказывается выбор, реализующий себя в трех вариантах. Первый предполагает при сохранении традиции культурную изоляцию и потерю субъектом своего социального значения. Второй связан с постепенным размыванием и, в конечном счете, утратой традиции вследствие полного подчинения особенностям социальной динамики. Сделан вывод, что культурообразующие религии в лице мировых и некоторых национальных религий выбирают третий вариант, предполагающий совмещение требования сохранения исторической преемственности с необходимостью некоторой модернизации. Но последнее опасно стиранием грани между церковью и обществом, вовлеченностью в политическую активность, в том числе и в ее радикальных формах.

Ключевые слова: традиционная религиозность, историческая преемственность, модернизация, аутентичность.

TRADITIONAL RELIGIOUSNESS IN THE ERA OF SOCIETY MODERNIZATION

Gavrilov Oleg Fedorovich, PhD in Philosophy, Associate Professor, Associate Professor of Department of Philosophy and Social Sciences, Kemerovo State University

Gavrilova Natalya Petrovna, PhD in History, Associate Professor, Associate Professor of Department of History, Philosophy and Social Sciences, Gorbachev Kuzbass State Technical University

The research is devoted to the prospects of development of religious traditionalism. Its multidimensional character which is shown in a different degree of historical conditionality, depth of awareness of its meanings, plurality of reading of the same values is shown. It is defined that in some interpretations of experts and at the level of ordinary perception a religious traditionalism is opposed to a modern historical context. This position has the simplified, exaggerated character in many respects, but reflects one of the main problems of existence of traditional religiousness in modern society. Today's religious traditionalism faces the balance search between the need of maintaining historical continuity and embedding the system of modern social communications. It is proved that because of a discrepancy of these tasks before subjects of religious activity there is a choice realizing itself in three options. The first assumes cultural isolation and loss by the subject of the social value when maintaining tradition. The second is connected with gradual washing out and, eventually, loss of tradition owing to full submission to features of social dynamics. The conclusion is drawn that the religions which are the cornerstone of traditional culture in the form of world and some national religions choose the third option assuming the combination of requirement of maintaining the historical continuity with need of some modernization. But the last is dangerous by deleting the side between church and society and involvement into political activity including its radical forms.

Keywords: traditional religiousness, historical continuity, modernization, authenticity.

Мы живем в динамично развивающемся обществе. Масштабность, глубина и быстрота его трансформаций обусловлены процессом реализации глобального проекта модернизации, который начиная с XVII века сумел проникнуть во все сферы общества, трансформируя их содержание, корректируя их ценностное наполнение. Тенденции социального развития, положенные им, актуализировали проблему противостояния традиции и новации, в том числе и в области взаимоотношений религии и общества. Религиозное сознание призвано рождать ощущение вневременности. Христианская литургия не воспоминание о событиях прошедших времен, а их живое воспроизведение здесь и сейчас. Реальность же диктует человеку понимание недолговечности, бренности всего сущего. Это противоречие было всегда, сегодня оно обострено особенно. Поэтому религиозная традиция в лице своих носителей ищет ресурсы, которые позволят найти адекватные ответы вызовам времени. Насколько потенциал традиционных религий соответствует этой задаче, мы и попытаемся рассмотреть в нашем исследовании.

Традиция механизм сохранения и передачи некоторого качественного своеобразия социального бытия. Ее компоненты разнообразны и представляют собой смыслы, аккумулированные в знаниях, текстах, символах и ритуалах. Какая-то часть этих смыслов открыта носителям традиции, какая-то имплицитно содержится в глубинах сознания, оставаясь полностью доступной только специалистам. Тем не менее в процессе своего воспроизводства традиция, пусть и не осознаваемая в полной мере, продолжает оказывать на своих носителей суггестивное воздействие, способствуя солидаризации и сохранению чувства самоидентичности. По мнению П. Бурдье, это происходит «прежде всего на телесном уровне, не доходя до уровня сознания. Прошлое приводится в движение и заново живет в теле, а действующие не знают и не понимают, что они делают, но при этом то, что они делают, обладает каким-то неведомым им смыслом» [2, с. 134].

Это в полной мере относится и к религиозному традиционализму. Его роль в современном мире обусловлена направленностью «на реконструкцию смысла, на создание мира, жизнь в котором осуществляется с учетом, а точнее, на основе религиозных ценностей» [7, с. 195]. Современный религиозный традиционализм не представляет собой целостного образования, но имеет как минимум два ярко выраженных варианта: основные мировые и национальные религии, имеющие непрерывную историю, и псевдотрадиционалистские учения, претендующие на реставрацию, а по сути, моделирование архаичной религиозной традиции. Примерами первого варианта являются мировые религии (христианство, ислам, буддизм) и иудаизм, национальные языческие религии коренных народов Сибири и Дальнего Востока, синтоизм Японии, сантерия на Кубе, вуду в африканских странах, друидические традиции в Великобритании и т. д. [3]. Примеры второго варианта представляют версии свободного религиозного творчества, неоязыческих практик, например, викка, реализующих себя в виде программ экологического образа жизни, новой национальной идеологии [5]. Используя старые культы и мифы, «религиозные виртуозы» формируют из старого материала нечто эклектичное, но претендующее на возрождение «исконной» религиозной традиции.

Современность и религиозная традиция часто не совпадают. Современность требует перемен, религиозная традиция им сопротивляется. Антиклерикальные высказывания как раз часто обусловлены опасением, что религия представляет собой препятствие на пути социальных изменений. Следствием такой установки стало достаточно широко распространенное убеждение, что чем больше современности, тем меньше религии и, напротив, чем больше религии, тем меньше современности. Как отмечает Э. Гидденс, созданные современностью формы жизни «оторвали нас от всех традиционных типов социального порядка», кардинально изменили все характеристики повседневного существования, включая наиболее интимные и глубоко личные, сделали их несовместимыми с религией. С того времени, когда происходило формирование религиозной традиции, состояние общества и самосознание людей радикально изменились. Общество стало фрагментированным и индивидуализированным, а его члены сегодня ищут не вечного спасения, а счастья и благополучия, сосредоточены на личных интересах, требуют экономического роста и социальных гарантий [8, с. 15]. В этом контексте быть современным означает ориентацию на рациональность, критичность, доверие к здравому смыслу, прагматизм и требования комфорта. Религия приоритет этих ценностей отвергает, отдавая преобладающее значение вере, стремлению к сакральному, самоограничению.

Это противоречие ставит человека в ситуацию выбора, причем выбора весьма непростого. Каковы же варианты этого выбора? Один из них продиктован духом современной эпохи, выраженной философией постмодернизма. Он предполагает отказ от приоритетных ранее бинаризма, иерархичности, метаповествований, а взамен предлагает ироничность, условность и онтологическую плюралистичность, что формирует такую ценностную шкалу, следование которой во главу угла ставит собственную мотивацию, но не обычай. Естественно, что при такой интерпретации современности «современный» человек оказывается безрелигиозным, полностью освобождённым от влияния религии и придерживающимся точки зрения религиозного агностицизма или по-настоящему «воинственного» атеизма. Для него Бог не более чем иллюзия (Р. Доккинз), поскольку он убеждён, что, как говорит Ж. Делёз, «в обществе постмодерна нет более нужды верить в Бога... теология теперь наука о несуществующих сущностях, а божественное и антибожественное, Христос и Антихрист, лишь оживляют язык» [9, с. 367].

Другой выбор обусловлен способностью религии к сопротивлению антиклерикальной атаке и, более того, переходу в наступление. Как следствие уже звучат голоса о «реванше Бога» (Ж. Капель), обоснованные констатации «деприватизации религии» (Х. Казанова). Религиозная традиция, отказывая титаническим устремлениям пионеров эпохи постомодерна, их установкам на релятивность знаний, норм и поступков, дает человеку возможность иного выбора, открывающего путь к осознанию своей причастности сакральному, приобщённости к духовным началам мира. Традиция, в том числе и религиозная, обеспечивает ощущение основательности бытия, некоторой стабильности в неустойчивом мире повседневности, возможность восприятия себя во временной ретроспективе и перспективе. Она зеркало, в котором человек видит себя, она способ самоидентификации.

Но в рамках этого выбора есть свои варианты. Один из них наиболее радикальный предполагает отказ от большинства достижений модерна, локализацию своей жизни вне исторической динамики, в промежутке премодерна (А. Дугин). Здесь сохранение традиционных ценностей видится на пути культурной изоляции. Его предлагает, в частности, Р. Дреер в нашумевшей книге «Выбор Бенедикта», написанной по мотивам биографии святого Бенедикта Нурсийского (VI в. н. э.), который призывал мирян стремиться к монастырскому идеалу жизни. Автор приходит к выводу, что консервативные христианские конфессии больше не определяют нормы в американском обществе, поэтому те, кто желает сберечь подлинную традицию, должны селиться и жить в отдельных закрытых общинах и сохранять в них христианскую культуру, противостоящую западному мейнстриму. Это и называется им «выбором Бенедикта» (см. [15, с. 242-243]).

Но есть и другой вариант отношения к современности и религиозной традиции. Многие люди, желая быть современными, вместе с тем рвать связи с религиозными смыслами не стремятся. Но чтобы синтезировать эти зачастую не совпадающие ориентиры, им необходимо совершить определенные интеллектуальные и волевые усилия, в результате которых они находят меру соответствия современности и вовлеченности в традицию; вместо «либо-либо» «и то, и другое». Последний вариант, содержащий свои плюсы и минусы, является неким компромиссом, исключающим полное «погружение» как в «современность», так и в традицию.

Требование подобного компромисса является необходимым условием и для церкви. Решая задачу по сохранению исторической преемственности, она вместе с тем должна быть в определенном отношении современной. Это вытекает из необходимости адаптации к процессам социальных трансформаций с тем, чтобы сохранить своё место в обществе, привлечь новых сторонников, особенно из числа молодежи. Но попытки модернизации церкви с целью приспособления к новым условиям предполагает отказ в той или иной мере от буквального воспроизведения всего комплекса элементов традиции, модернизацию параметров социокультурной преемственности, что, безусловно, чревато потерей аутентичности и другими угрозами.

В частности, это особенно заметно на примере освоения религиями интернет-пространства, которое стало для них новым перспективным направлением развития. Сеть существенно снижает (если не отменяет совсем) значимость пространственно-временных ограничений религиозной активности, скорость информационных потоков придает невиданный динамизм и массовость религиозным процессам. Но наряду с этим религии теряют прежние иерархичность и структурность, приобретают вид индивидуализированных сетевых сообществ. Создав условия для развития религиозного плюрализма, Интернет обусловливает и возникновение большого числа конфликтных ситуаций, многие из которых выходят за пределы сети. Происходит значительная коммерциализация религий, формируется утилитарное отношение к объекту веры. Интенсивность информационного потока подвергает значительному риску религиозную идентичность верующих, приводит к замещению реальной религиозной активности виртуальной [6, с. 346].

Хотя не надо думать, что традиция нечто застывшее, раз и навсегда данное. Она живёт и естественным образом преображается. Её компоненты тексты, знаки и символы сохраняются благодаря постоянному прочтению, в ходе которого они и отношения между ними меняются. Преображаются их смыслы, посредством актуализации или, напротив, забвения обновляется место в общем культурном контексте. Начальное значение, сформированное при рождении традиции, с течением времени получает иную интерпретацию, корректируется, искажается, в результате дробится, теряя свою цельность. Эта тенденция обнаруживает себя с самого рождения, с момента формирования канона, что, например, подтверждается появлением многочисленных ересей уже в первые века христианской истории. Причём каждая из интерпретаций традиции в полемике с другими претендует на то, что именно ей удастся обеспечить её аутентичность в процессе воспроизводства. Постоянство, ну, или, по крайней мере, консервативность ритуализированных действий совсем не означает, что исходное идейное наполнение в них сохраняется без изменений. В разных исторических условиях оно может существенно трансформироваться. Да и в одной пространственновременной локализации религиозная традиция дисперсна. По-своему ее читает, например, инок, прихожанин и «захожанин». Все они носители одной традиции, но насколько своеобразно она «прочитана» каждым из них.

И речь идет не только о множественности ликов единой традиции, ее обратной стороной оказывается множественность современности. О последней говорит Ш. Эйзенштадт. Согласно его позиции, никакой современности в единственном числе не существует: современность может принимать множественные формы, и каждый конкретный случай современного (модерного) общества накладывается на конкретные цивилизационные контексты, сформированные специфическими культурными, религиозными, историческими и прочими особенностями конкретного общества (см. [16, с. 15]). Можно сказать, что в рамках одного социального пространства конкурируют различные, в чем-то близкие, а в чем-то отличающиеся друг от друга, программы его организации. В этом пространстве есть место и Агафье Лыковой, ведущей свой отшельнический образ жизни в сибирской тайге, и иерею из Луганска Кириллу Ротову, который ведет свой канал «Дневник священника» на YouTube [10].

Предложения по модернизации религиозной традиции исходят как от представителей нецерковных кругов, так и клира. Один из примеров видится в творчестве В. С. Соловьева, который приобрел славу «пророка и мученика экуменизма». Он является автором концепции «свободной теократии», согласно которой христианская церковь должна быть необходимым фактором формирования единого общечеловеческого организма политического, культурного, религиозного. Будучи «свободной», она не должна претендовать на подавление человеческой личности и менее всего походить на замкнутую корпорацию, основанную на жёстко-иерархическом принципе. В ней должна быть значима каждая личность, и любой индивид получает право на собственный путь к Богу и встречное внимание с Его стороны (см. [4, с. 107-108]). Если внимательно присмотреться к скрытому контексту этих идей, становится ясно в предложенном варианте моделируется то, что традицию не просто корректирует, но отрицает.

Религиозная жизнь не ограничивается выдвижением абстрактных идей, рисующих контуры новых явлений в этой сфере. Накоплен немалый опыт практической модернизации религии, хотя потенциал для достижения этой цели у той или иной конфессии совершенно разный. Некоторые из них, менее скованные религиозной догматикой, чутко реагируют на социально-культурные изменения, относительно быстро отвечая корректировкой вероучения, методов воздействия на массовую аудиторию, стандартов поведения и пр. Это выражается в религиозных новациях революционного масштаба, например, в рукоположении женщин в священнический сан в англиканской и некоторых других протестантских конфессий, в проектах воплощения новой синтетической мировой религии. Частным случаем последнего является бахаизм как попытка создания новой мировой религии на основе идеи монотеизма и трансцендентности Бога в результате слияния мировых и некоторых национальных религий.

Но для культурообразующих религий путь эксперимента опасен, поскольку неизбежно ведет к постепенному размыванию религиозной традиции. Подобные практики угрожают дроблением крупных религиозных объединений, возникновением протосектанских сообществ внутри традиционных конфессий [14]. Поэтому, даже осознавая необходимость адаптации к современным реалиям, православие, католицизм, традиционные направления ислама и иудаизма, жестко скованные ортодоксальной догматикой, не торопятся приспосабливаться к социальным изменениям. Все-таки приоритетной для них задачей остаётся сохранение религиозного наследия, религиозной самобытности, консервация базовых смыслов от более поздних наслоений.

Но без встраивания в систему современных связей церковь как носитель религиозной традиции будет обречена на маргинальное положение в обществе. Поэтому она активно взаимодействует с «миром». Это касается церковных институтов и в нашей стране, они из области частной жизни снова вышли в публичную сферу, что обернулось взаимопроникновением религиозной и светской тематик и даже в некоторой степени «обмирщением» религии. Как отмечает А. Шишков, «на смену “дистилляции” религиозного сознания приходит проникновение секулярной проблематики в церковную жизнь. В результате обмирщения “духовная” повестка, безусловно, остается, но постепенное смещение фокуса в сторону “мирских” вопросов воспринимается наиболее консервативными представителями этого сознания как негативный и разрушительный процесс» [17, с. 172-173]. Опасения связаны с тем, что в случае прямого и открытого обращения к «миру» церковь может утратить сокровенное, очень важное для ее сущности, и раствориться в суетности профанного мира. Православный публицист Н. Каверин по этому поводу пишет: «Сегодня, ради достижения некоего загадочного “миссионерского прорыва” и “массовой миссии”, предлагается и некий облегченный вариант православной веры: “гламурное, комфортное православие”, православие-light, без самоограничений, без борьбы с грехом, без молитвенного подвига. В основе этого лежит специфическая вера, не требующая от человека никаких собственных усилий для возгревания ее. Такая вера может на первых порах привлечь своим нарочитым антиаскетизмом, максимальной приспособленностью к современному секулярному образу жизни» [11].

Другим следствием социальной открытости церкви является, в частности, политическая активность, попытки трансформировать общественные институты путем проникновения в государственные структуры, сферу образования и СМИ. Представители религиозного истеблишмента различных конфессий предпринимают шаги, направленные на увеличение своего влияния на государственные и даже мировые процессы. Традиционным религиям удается оставаться важной детерминантой социальной динамики, играя роль то фактора стабильности, то общественных возмущений. Можно назвать некоторые институциональные и идейные феномены религиозного традиционализма в самых разнообразных формах своего проявления, которые явно претендуют на роль фактора политических процессов. Это проект теократического государства в Иране, воплощения «шариатского государства*, «Арабского халифата» в других мусульманских странах [13], проект «галахического государства* в Израиле [1, с. 8-20], в Индии идеология хиндутвы, наконец, у нас теократический проект воссоздания «Святой Руси» [12, с. 31]. Подобная религиозная активность представляется потенциально опасной как в региональном масштабе, так и в глобальном. Она имплицитно направлена на экстремизм, агрессивное навязывание отдельным людям и обществу в целом «правильного» образа жизни, а в некоторых случаях потенциально заряжена даже угрозой терроризма.

Таким образом, перед субъектами религиозной активности, претендующими на статус носителей традиции и принимающими вызовы современной эпохи, стоит проблема, как совместить традицию и современность. Их выбор предполагает три варианта: как можно более полная изоляция от «мира»; вольное обращение с традицией с целью своей адаптации к историческим реалиям; попытки сохранить традицию в форме адекватной её началу, учитывая вместе с тем требования времени и приспосабливаясь к ним. Первый вариант, хотя и обещает наиболее полное сохранение традиции, чреват утратой для её носителя своего места в обществе и, как следствие, маргинализацией. Второй обеспечивает наименее болезненное встраивание в реалии современности, но угрожает потерей аутентичности и трансформацией в квазирелигиозные явления. Третий вариант при сохранении в целом традиции и социального значения церкви несет угрозу частичного растворения в текущей повестке дня, перерождения в инструмент активной и даже радикальной политической деятельности.

Литература

1. Бергер П. Фальсифицированная секуляризация // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 2 (30). С. 8-20.

2. Бурдье П. Практический смысл: пер. с франц. СПб.: Алетейя, 2001. 562 с.

3. В Иркутской области будут изучать шаманизм [Электронный ресурс] // Религия и общество. URL: http:// www.newsru.com/religy/28jan2011/shamanism.html (дата обращения: 31.10.2018).

4. Васечко В. Ю. Три проекта: конфессиональная самоидентификация как фактор личного религиознонравственного поиска в русской философии // Религиоведение. 2018. № 3. С. 105-110.

5. Викка [Электронный ресурс] // Библиотека Якова Кротова. URL: http://yakov.works/spravki/1_history_ temy/03_v/wicca.htm (дата обращения: 21.11.2018).

6. Гаврилов Е. О., Гаврилов О. Ф. Интернет как фактор развития сферы религиозных отношений // Мир науки, культуры, образования. 2014. № 3 (46). С. 344-346.

7. Гаврилов Е. О. Религиозный традиционализм как форма социальной новации в современном мире // Вестн. КемГУ 2015. № 1 (61), т. 4. С. 193-197.

8. Гидденс Э. Последствия современности. М.: Праксис, 2011. 352 с.

9. Делёз Ж. Логика смысла. М.: Раритет. 1998. 480 с.

10. Дневник священника [Электронный ресурс]. URL: https://www.youtube.com/channel/UCfRumDY5LdWyAazf M5o1Rbw (дата обращения: 06.06.2019).

11. Каверин Н. Путь в европравославие [Электронный ресурс] // Благодатный огонь. URL: http: https://www. blagogon.ru/digest/275/print (дата обращения: 31.10.2018).

12. Карташов А. В. Воссоздание Святой Руси. М.: Столица. 1991. 256 с.

13. Красиков В. И. Экстрим: Междисциплинарное философское исследование причин, форм и паттернов экстремистского сознания. М.: Водолей Publishers. 2006. 496 с.

14. Кураев А. Вызов экуменизма. М.: Грифон. 2008. 480 с.

15. Ситников А. Религиозная традиция в современном обществе: опыт теоретического анализа // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2017. № 4. С. 233-254.

16. Узланер Д. От секулярной современности к «множественным»: социальная теория о соотношении религии и современности // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 1 (30). С. 8-32.

17. Шишков А. Некоторые аспекты десекуляризации в постсоветской России // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 2 (30). С. 165-177.

References

1. Berger P Fal'sifitsirovannaya sekulyarizatsiya [Secularization falsified]. Gosudarstvo, religiya, tserkov' v Rossii i zarubezhom [State, religion, church in Russia and abroad], 2012, no. 2 (30), pp. 8-20. (In Russ.).

2. Burdye P. Prakticheskiy smysl [Practicalsense]. St. Petersburg, Aleteya Publ., 2001. 562 p. (In Russ.).

3. V Irkutskoy oblasti budut izuchat' shamanism [Irkutsk region will study shamanism]. Religiya i obshchestvo [Religion and society]. (In Russ.). Available at: http://www.newsru.com/religy/28jan2011/shamanism.html (accessed 31.10.2018).

4. Vasechko V.Yu. Tri proekta: konfessional'naya samoidentifikatsiya kak faktor lichnogo religiozno-nravstvennogo poiska v russkoy filosofii [Three projects: confessional self-identification as a factor of personal religious and moral search in Russian philosophy]. Religiovedenie [Religious Studies], 2018, no. 3, pp. 105-110. (In Russ.).

5. Vikka. Biblioteka Yakova Krotova [Yakov Krotov's Library]. (In Russ.). Available at: http://yakov.works/spravki/1_ history_temy/03_v/wicca.htm (accessed 21.11.2018).

6. Gavrilov E.O., Gavrilov O.F. Internet kak faktor razvitiya sfery religioznykh otnosheniy [Internet as a factor in the development of religious relations]. Mir nauki, kultury, obrazovaniya [World of science, culture, education], 2014, no. 3 (46), pp. 344-346. (In Russ.).

7. Gavrilov E.O. Religioznyy traditsionalizm kak forma sotsial'noy novatsii v sovremennom mire [Religious tradition as a form of social innovation in the modern world]. Vestnik Kemerovskogo gosudarstvennogo universiteta [Bulletin of Kemerovo State University], 2015, no. 1(61), vol. 4, pp. 193-197. (In Russ.)

8. Giddens E. Posledstviya sovremennosti [Consequences of modernity]. Moscow, Praxis Publ., 2011. 352 p. (In Russ.).

9. Delez Zh. Logika smysla [Logic of meaning]. Moscow, Raritet Publ., 1998. 480 p. (In Russ.).

10. Dnevnik svyashchennika [Priest's diary]. (In Russ.). Available at: https://www.youtube.com/channel/UCfRumDY5LdWyAazfM5o1Rbw (accessed 06.06.2019).

11. Kaverin N. Put' v evropravoslavie [The way to Euro-Orthodoxy]. Blagodatnyy ogon '[Holy fire]. (In Russ.). Available at: https://www.blagogon.ru/digest/275/print (accessed 31.10.2018).

12. Kartashov A.V Vossozdanie Svyatoy Rusi [Reconstruction of Holy Russia]. Moscow, Stolitsa Publ., 1991. 256 p. (In Russ.).

13. Krasikov V.I. Ekstrim: Mezhdisciplinarnoe filosofskoe issledovanie prichin, form i patternov ekstremistskogo soznaniya [Extreme: Interdisciplinary philosophical study of the causes, forms and patterns of extremist consciousness]. Moscow, Vodoley Publ., 2006. 496 p. (In Russ.).

14. Kuraev A. Vyzov ekumenizma [The challenge of ecumenism]. Moscow, Grifon Publ., 2008. 480 p. (In Russ.).

15. Sitnikov A. Religioznaya traditsiya v sovremennom obshchestve: opyt teoreticheskogo analiza [Religious tradition in modern society: the experience of theoretical analysis]. Gosudarstvo, religiya, tserkov' v Rossii i za rubezhom [State, religion, Church in Russia and abroad], 2017, no. 4, pp. 233-254. (In Russ.).

16. Uzlaner D. Ot sekulyarnoy sovremennosti k “mnozhestvennym”: sotsial'naya teoriya o sootnoshenii religii i sovremennosti [From secular modernity to “plural”: social theory of the relationship between religion and modernity]. Gosudarstvo, religiya, tserkov' v Rossii i za rubezhom [State, religion, Church in Russia and abroad], 2012, no. 1 (30), pp. 8-32. (In Russ.).

17. Shishkov A. Nekotorye aspekty desekulyarizatsii v postsovetskoy Rossii [Some aspects of desecularization in postSoviet Russia]. Gosudarstvo, religiya, tserkov' v Rossii i za rubezhom [State, religion, Church in Russia and abroad], 2012, no. 2 (30), pp. 165-177. (In Russ.).

Размещено на Allbest.ru