Феномен пандемии: культурно-антропологические смыслы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Феномен пандемии: культурно-антропологические смыслы

Газнюк Л.М. - д.филос.н., профессор, профессор кафедры философии и теологии, НИУ «БелГУ»

Аннотация

Раскрытие феномена пандемии предполагает рассмотрение её основ, а именно: во-первых, как воспринимается пандемия в её религиозно-мифологическом измерении и в бытии человека, то есть речь идёт о её культурно-антропологических смыслах. Выяснение религиозно-мифологических истоков феномена пандемии через бинарную оппозицию «сакральное - профанное» является одним из базовых в культурно-антропологическом постижении этого глобального явления и предполагает несколько аспектов. Первый аспект нашел отражение в исторических текстах религиозно-мифологической направленности, где можно найти свидетельства о событиях, связанных с пандемией. Второй аспект имеет генетическую природу, поскольку тексты религиозно-мифологической направленности не только повествуют о пандемии в истории определенной части человечества, но и содержат понимания истоков этих событий. Третий аспект носит мировоззренческий характер, о чём свидетельствуют примеры пандемии в религиозно-мифологических текстах, расширяющие границы дискурса этой проблемы с биологического и медицинского к социокультурному и философскому. Четвертый аспект представляется как интенциональный, раскрывающий особенности направленности феномена пандемии в горизонте сакрального и профанного миров.

Ключевые слова: пандемия, сакральное, профанное, религиозно-мифологическая направленность, первобытное мышление, естественные причины, мистическое, божественное, человеческое.

Keywords: pandemic, sacred, profane, religious and mythological orientation, primitive thinking, natural causes, mystical, divine, human.

В античной и христианской традиции яркой иллюстрацией является «Царь Эдип» Софокла, «Исход» из Пятикнижия Моисея и Откровение Иоанна Богослова. Трагедия Софокла «Царь Эдип» является свидетельством о пандемии в античном мире. Читаем в прологе, где происходит завязка сюжета, как жрец Зевса обращается к вождю Фив:

Наш город, сам ты видишь, потрясен

Ужасной бурей и главы не в силах

Из бездны волн кровавых приподнять [4, с. 65].

Ту же, но более масштабную картину встречаем и в книге «Исход» Ветхого Завета. Текст из Священного Писания даёт страшные картины: «… вся вода в реке превратилась в кровь, и вымерла рыба в ней. Стала зловонной река, и египтяне не могли уже пить воду из нее. Повсюду в Египте кровь была вместо воды» [1, с. 64]; «и вышли жабы и покрыли землю Египетскую» [1, с. 65]; 3) «… и появились мошки на людях и на скоте. Вся земная пыль превратилась в мошек по всей египетской земле» [1, с. 65]; «… налетело множество песьих мух в дом Фараонов, и в домы рабов его, и на всю землю Египетскую; земля сия погибала от песьих мух» [1, с. 66]; «… если ты не захочешь отпустить [народ Мой] и еще будешь удерживать его, то вот, рука Господня будет на скоте твоем, который в поле, на конях, на ослах, на верблюдах, на волах и овцах: будет моровая язва весьма тяжкая» [1, с. 66]; «… и сделалось воспаление с нарывами на людях и на скоте. И не могли волхвы устоять пред Моисеем по причине воспаления, потому что воспаление было на волхвах и на всех Египтянах» [1, с. 66]; «… и был град и огонь между градом, [град] весьма сильный, какого не было во всей земле Египетской со времени населения ее. И побил град по всей земле Египетской все, что было в поле, от человека до скота, и всю траву полевую побил град, и все деревья в поле поломал [1, с. 67]; «И напала саранча на всю землю Египетскую и легла по всей стране Египетской в великом множестве: прежде не бывало такой саранчи, и после сего не будет такой; она покрыла лице всей земли, так что земли не было видно, и поела всю траву земную и все плоды древесные, уцелевшие от града, и не осталось никакой зелени ни на деревах, ни на траве полевой во всей земле Египетской» [1, с. 68]; «…и была густая тьма по всей земле Египетской три дня; не видели друг друга, и никто не вставал с места своего три дня» [1, с. 68]; «В полночь Господь поразил всех первенцев в земле Египетской, от первенца фараона, сидевшего на престоле своём, до первенца узника, находившегося в темнице, и все первородное из скота. И встал фараон ночью сам и все рабы его и весь Египет; и сделался великий вопль [во всей земле] Египетской, ибо не было дома, где не было бы мертвеца» [1, с. 70].

Таким образом, определены десять событий. С точки зрения возможностей возникновения и существования пандемии все эти события делятся на три группы. Первая группа содержит три события - язва, воспаление с нарывами на людях и скоте, а также смерть египетских первенцев. Учитывая их тотальный характер, эти события подлежат определению в качестве пандемии. Вторая группа содержит пять событий - преобразования речной воды в кровь и мор рыбы в реке, поражения лягушками, мошками, собачьими мухами, наводнения саранчи. Кажется, что эти события не являются непосредственно пандемиями, но они могут быть очень серьезным толчком к возникновению пандемий. Выражаясь современным языком, эти явления можно рассматривать как некое биологическое оружие, применение которого, как правило, ведет к появлению эпидемий. Наконец, третья группа содержит только два природных события - сильный град с огнем и наведение тьмы. Представляется, что эти события имеют амбивалентный, пограничный характер. Они способны подтолкнуть к пандемии через наведение страха, отчаяния, пасование перед обстоятельствами, но в то же время, вызвать совсем другую реакцию - сопротивления, поиска выхода. В качестве примера вспомним Прометея:

«Они раньше и глядя не видели

И слухавши не слышали, в сонном бреду

Всю жизнь без просвета блуждая» [4, с. 41].

Рассмотрим второй генетический аспект религиозно-мифологического основания. В качестве истоков пандемии указывается нарушение определенного закона, установленного богом или богами. Эдип «в Дельфы к оракулу / Послал Креонта - сына Менекееви / И жена брата - расспросить, что делает / И как умолять, чтобы спасли город нам» [4, с. 66]. И Креонт, вернувшись, говорит, что язва - это кара богов за убийство предыдущего обладателя Фив Лая. Чтобы избавиться от язвы, которую наслал Арес, необходимо найти и наказать убийцу или убийц: «За это убийство ясно требует бог / На убийцах, хотя бы и кто это был, отомстить» [4, с. 68].

В случае обозначенных выше событий в «Исходе» Пятикнижия Моисея мы имеем дело с невыполнением фараоном божественной воли отпустить народ иудейский из Египта: «Я видел страдания народа Моего в Египте и услышал вопль его от представителей его, Я знаю скорби его и иду избавить его от руки египтян и вывести его из земли сей и ввести его в землю хорошую и пространства, где течет молоко и мед» [1, с. 60]. Вот эту волю Бога Авраама, Бога Исаака, Бога Якова Моисей и Аарон передали фараону. Тот, в свою очередь, отреагировал так: «Кто такой Господь, чтобы я послушался голоса Его и отпустил сынов Израиля? Я не знаю Господа и Израиля не отпущу» [1, с. 62]. Однако всемогущий Господь предусматривал такую реакцию: «Но Я знаю, что [фараон] царь Египетский не позволит вам идти, если не принудить его рукою крепкою; и протяну руку Мою и поражу Египет всеми чудесами Моими, которые сотворю среди него; и после того он отпустит вас» [1, с. 60]. Если попытаться совместить указанные события в «Царе Эдипе» Софокла и «Исходе» Пятикнижия Моисея, то пандемия возникает вследствие разрыва между планом божественного и человеческого существования. И здесь мы имеем дело не только с распространением пандемии, но со всей напряженностью религиозно-мифологической проблематики, которая разворачивается по оси «сакральное - профанное». Бинарная оппозиция «сакральное - профанное» существует как единство и борьба божественного, священного плана бытия и человеческого, светского и предусматривает пространственное и временное измерения. Например, М. Элиаде настаивает на том, что светское пространство представляет собой нейтральную, однородную, аморфную массу …, где человек движется согласно собственным житейским потребностям [5, c. 282]. В противоположность ему, сакральное пространство является точкой отсчета, которая позволяет ориентироваться в его хаотическом окружении [5, c. 260].

Сакральность, благодаря своему вторжению в светское пространство структурирует последнее определенным образом, внося в него ряд приоритетов, которыми человек способен пользоваться в своём бытии. Светскому времени присуща линейность, оно движется от прошлого к будущему через точку «здесь и сейчас», постоянно ускользает, и это движение невозможно воспроизвести снова [5, c. 284]. В противоположность этому священное время можно неоднократно повторять в ритуале [5, c. 285]. Если светское время возможно отслеживать благодаря часам, то сакральное время раскрывается путём проникновения в сущность священных текстов, или принятия участия в ритуальных событиях. Почему есть возможность для подобного положения вещей? Здесь необходимо рассмотреть особенности первобытного сознания. Феномен пандемии отражает определенные отношения между человеком и богом или богами. При этом эти отношения невозможно свести только к нарушениям человеком или народом правил или законов, установленных божественным промыслом. Скорее, эти нарушения являются частью более сложного социокультурного механизма, но для этого необходимо предоставить определенную разметку первобытного сознания. Обратимся к наработкам Л. Леви-Брюля [2; 3], который неоднократно подчеркивает то обстоятельство, что первобытное мышление не только кардинально отличается от современного, но, более того, его практически невозможно адекватно описать доступными нам средствами, поскольку оно имеет свою логику, которая является непроницаемой для наших представлений и требует разработки новой терминологии, новых подходов к изучению и пониманию [2, c. 20].

В первобытном мышлении можно выделить ряд слоев: 1) мистический; 2) коллективный; 3) пралогический; 4) сопричастный; 5) словесный. Ощущение мистического - первый фундаментальный признак первобытного мышления. В главе о мистических силах [2, c. 42-74] Л. Леви-Брюль настаивает, что всё, что окружает человека, всё, с чем он вступает в отношения в естественной и социальной среде, проникнуто атмосферой мистического и рассматривается как знамение какой-то нуминозной силы. Любой объект имеет тайные свойства, которые связывают его со сверхъестественным миром. Если современный человек способен разграничивать естественное и сверхъестественное, чудесное и обычное, то для первобытного сознания такой границы не существует. Мир здесь представляется как некое сплошное целое, сочетающее обе стороны. Присутствие мистических сил является тотальностью для первобытного мышления. Поэтому направленность первобытного мышления к мистическому измерению существует и действует вне пространства и времени и является причиной того, что оно не обращает внимания на естественные причины.

Ощущение мистического является основой понимания любой болезни. Л. Леви-Брюль отмечает, что представления о болезни вполне мистичны. Болезнь рассматривается как проявление специфического агента, которого можно наблюдать и чувствовать, но можно трактовать в зависимости от обстоятельств [3, с. 156]. Отсюда и смерть никогда не бывает естественной, это - следствие влияния определенного духа. Причина смерти имеет мистический характер. Любая смерть - это убийство, причем, убийство сознательное, которое осуществляется с помощью магических действий. Поэтому первобытный человек, как правило, живет в постоянном состоянии тревоги, потому что он не способен предусмотреть и предупредить беду. Различные мистические силы, особенно в архаических традициях, находятся в различных состояниях: дружбы, любви, и наоборот, вражды и войны, и человек не может предсказать особенности этих отношений. Если он попадет в пространство или перекресток, где между мистическими силами имеет место вражда, то человеку это может стоить жизни. Второй признак первобытного мышления - коллективный характер представлений. Он возможен по условиям биосоциального понимания человека, который не может существовать автономно, но только в пределах определенного коллективного образования как целостного организма. Если человек по каким-то обстоятельствам нравственного или правового характера, болезни и т.п. изгоняется из общины, это означает для него неминуемую смерть [2, c. 366]. Коллективные представления не имеют тех логических черт и свойств, которые характерны для современного рационального сознания. Они предполагают, что вещи могут влиять на жизнь людей, и здесь действует принцип «быть в этом - значит быть благодаря этому». Коллективным представлениям присуща целостность или полисинтетичность, когда не существует границ между фактическим и мистическим. Вот почему здесь наблюдается отождествление изображений животных и самих животных, а вещи (амулеты) имеют мистические свойства, которые способны защищать или уничтожать. Поэтому предметы, сущности, явления являются здесь же собой и одновременно чем-то другим. В коллективных представлениях такие феномены как имя, тень, духи понимаются как то, что существует реально, как определенная субстанция.

Это возможно, потому что слова и вещи в первобытном сознании тождественны, и если человек произносит слово или имя, то тем самым он вступает в определенные отношения с той сущностью, которую назвал или позвал. На этом построен механизм магии и молитвы, где происходит непосредственное общение с божественной сферой. Поэтому одна из главных заповедей в иудаизме и христианстве - не произносить имя Господа всуе. Что касается тени, то по первобытным представлениям, тень может быть одним из инструментов и каналов связи между явным и потаённым, благодаря которым человеком можно манипулировать. И наконец, в отличие от современных представлений, которые способны разделять образ объекта, эмоцию, которую он вызывает у нас, и нашу ответную моторную реакцию, коллективные представления являются слитыми с эмоционально-моторными, для них - это единый комплекс [2, c. 44]. Третий признак первобытного мышления - его пралогический характер [3, c. 258-262]. Оно не является ни алогичным, ни антологическим и имеет собственный сложный синтаксический порядок. Пралогическое мышление транслируется социальным путем благодаря мифологическому характеру языка и мифологическим понятиям. При этом оно является однообразным. Это обусловлено однообразием первобытного общества, которое еще не имеет такой дифференциации, вступающей в силу и развивающейся на последующих этапах становления. Пралогическое мышление предполагает определенную предварительную работу - наследие, которое переходит от одного поколения к другому, и поэтому здесь наблюдается фундаментальная роль памяти. Оно представляет собой скорее не психологический, а культурно-онтологический феномен. Это не столько место сохранения определенной информации, сколько возможность быть в связи с истинным бытием.

Это наглядно наблюдается в таком явлении как феноменальная топографическая память. В отличие от современного мышления, которое четко разграничивает природу и культуру, для пралогического мышления не существует такого разделения: реальность ощущается как мистическая, она описывается не законами физики, а мистическими связями. Видимый и невидимый миры для пралогического мышления едины. Пралогическое мышление имеет синтетический характер, в нём связи представлений являются данными наряду с представлениями, а сам синтез носит целостный недифференцированный характер. Как и современное мышление, пралогическое мышление способно реализовывать процедуры абстрагирования, подчинения, классификации и т.п. Но для понимания специфики этих процедур необходимо очертить еще один важный признак первобытного мышления - закон сопричастности или партиципации. Л. Леви-Брюль формулирует закон сопричастности таким образом, что между сущностями или предметами, которые ассоциируются с помощью коллективных представлений, существуют определенные сопричастности [3, c. 301-306]. Основными формами существования сопричастности является ощупь, перенос, симпатия, действие на расстоянии и тому подобное. Если вернуться к событиям «Исхода» Ветхого Завета, то ясно видно, что в первобытном мышлении процедура абстрагирования подчинена закону сопричастности. Если для современного мышления абстрагирование - это обобщение, осуществляемое путем поиска существенных черт объекта, и именно такой путь был отрефлексирован Аристотелем, то в первобытном мышлении абстрагирование - это отделение, проведение определенного предела (англ. separation), который устанавливает горизонт бинарной оппозиции «мы/они». Господь отделяет евреев от египтян, избирая их для осуществления Своей воли: «Я Господь, и выведу вас из-под ига египтян, и избавлю вас от рабства их, и спасу вас рукой протянутой и судами великими; приму вас Себе в народ и буду вам Богом, и вы узнаете, что Я Господь, Бог ваш, вывел вас [из земли Египетской] из-под ига египетского; и введу вас в ту землю, о которой Я, подняв руку Мою, клялся дать ее Аврааму, Исааку и Иакову, и дам вам её по наследству» [1, с. 63]. И здесь еврейский народ узнает о сопричастности Богу Иегове.

Что касается процедур обобщения и классификации, то они подчиняются закону сопричастности. Вернёмся к явлениям, которые поразили Египет, когда фараон отказался отпускать евреев: язва, воспаления с нарывами на людях и скоте, смерть египетских первенцев, превращение речной воды в кровь, мор рыбы в реке, поражения лягушками, мошками, собачьими мухами, наводнения саранчи, сильный град с огнем и наведение тьмы. Их следует разделять и классифицировать с точки зрения возможностей возникновения и существования пандемии, и это, действительно, разные вещи. Сильный град с огнем и наведение тьмы - это ужасные явления, но для нас они вполне естественны. Также и язву, воспаление с нарывами мы пытаемся объяснить через обычные, естественные обстоятельства. Если ежегодно в ноябре-декабре или феврале приближается эпидемия гриппа, то это обусловлено снижением температуры, холодной погодой или активизацией определенных микроорганизмов, инициирующих болезнь. Первобытное мышление видит в массовых болезнях проявление воли мистических сил. Всё многообразие данных явлений объединяет воля Бога Израилева, и первобытное мышление их обобщает и классифицирует не под углом возможности возникновения и существования пандемии, а под углом соответствия (или несоответствия) деяний и процессов в социуме воле Господа. Если эти деяния и процессы не соответствуют его воле, то мы имеем дело с определенными нарушениями, которые и вызывают определенные наказания. Любое чрезвычайное явление рассматривается первобытным сознанием как знамение или причина неприятного события, которое должно произойти, и поэтому действенность лечения, по мнению Л. Леви-Брюля, зависит целиком от ассоциаций и партиципаций духовной и магической природы [3, c. 285]. Он определяет общую схему обычаев следующим образом. Любая положительная цель (исцеление больного, поимка добычи и т.п.) осуществляется с помощью целой системы средств, среди которых есть и средства, имеющие мистический характер. Охота становится возможной, если между определенным животным и охотниками устанавливается мистическая сопричастность. Отсюда вытекает целая совокупность обычаев, способных устанавливать такую сопричастность. Болезнь является происком того или иного духа, и поэтому больничные средства имеют успех только тогда, когда «врач» - шаман - находится в общении с этим духом, способен овладеть им и заставить уйти волей или неволей и т.д. [3, с. 278].

Таким образом, если рассматривать детерминистские связи в пралогическом мышлении, то следует выделить две формы: первая форма - это коллективные представления, которые определяют предварительные ассоциации, а именно: если нарушено табу, то произойдет несчастье. Что касается второй формы, то этот свершившийся факт (язва, заболевания людей и скота, смерть первенцев и т.п.), обусловленный мистической причиной (или волей Господа). Ещё одним важным аспектом является вербальный, который с точки зрения Л. Леви-Брюля касается использования слов или языка в самом общем смысле и является одним из важнейших аспектов жизни [3, c. 387]. Дело в том, что определенная речь (особенно молитва), или рисование, или жестикуляция могут установить или уничтожить важные и страшные сопричастности. Моисей обращается к Богу с просьбой открыть Его собственное Имя: «вот, я приду к сынам Израилевым и скажу им: Бог отцов ваших послал меня к вам. А они скажут мне: как Его имя? Что сказать мне им?» [3, с. 60]. Господь, в свою очередь, открывается как Сущий: «Я есмь Сущий ... так скажи сынам Израилевым: Сущий [Иегова] послал меня к вам ... Вот имя Мое навеки, и памятование обо Мне из рода в род» [3, с. 60]. Что касается жестикуляции, то можно привести интересный пример. Господь говорит Моисею: «и жезл этот [который был превращен в змея] возьми в руку твою: им ты будешь творить знамения» [3, с. 61]. Четвертый интенциональный аспект постижения феномена пандемии в горизонте «сакральное - профанное» заключается в том, что здесь феномен пандемии анализируется в контексте содержательных взаимоотношений между сакральным и профанным мирами.

Таким образом, культурно-антропологические смыслы феномена пандемии открываются исходя из установки, что пандемия с точки зрения религиозно-мифологических истоков есть результат проявления и действия божественных сил в человеческом мире в координатах «сакральное - профанное», что можно рассматривать в четырех аспектах: как непосредственные свидетельства о пандемии («Царь Эдип» Софокла, «Исход» Ветхого Завета, Откровение Иоанна Богослова), как прямые предвестники пандемии (разнообразные животные), как косвенные (природные бедствия) и генетический аспект, где пандемия является следствием разрыва или разлада между сакральным и профанным мирами. Этот разрыв наблюдается как нарушение людьми законов, установленных богами или Богом, и мировоззренческого закона, где оценку пандемии даёт первобытное сознание в имманентных координатах, таких как мистичность и тотальность нуминозного и коллективного представлений, которые характеризуются синкретичностью, недифференцированностью, биосоциальным характером жизни человека; пралогичностью с её собственной логикой и мнемонически-символическим характером понятий; подчиненностью закону сопричастности, а не закону противоречия; субстанциальностью измерения понятий, где слова и вещи отождествляются; интенциональностью в двух направлениях: от сакрального к профанному (пандемия как наказание за совершенные грехи) и от профанного к сакральному (страдание и как следствие наказание, раскаяние, очищение). Пандемия с точки зрения её религиозно-мифологического основания является манифестацией в виде массового заболевания, катастрофической радикализацией разрыва между сакральным и профанным мирами, что со стороны сакрального является наказанием за нарушение божественных законов и напоминанием человечеству о себе, а в контексте профанного мира как страдание - раскаяние.

Список литературы

мифологический феномен пандемия

1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. - М.: Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2007. - 1403 с.

2. Леви-Брюль Л. Первобытный менталитет / Пер. с фр. Е. Кальщикова. - СПб.: Европейский Дом, 2002. - 400 с.

3. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении / Пер. с фр. Е. Кальщикова. - М.: Педагогика пресс, 1994. - 608 с.

4. Софокл. Царь Эдип / Пер. с древнегреческого. Б. Тена. - К.: Дніпро, 1981. - С. 63-118.

5. Элиаде М. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращении; Образы и символы; Священное и мирское / Пер. с фр. А. Васильевой, Ю. Стефанова, Н. Гарбовского. - М.: Ладомир, 2000. - 414 с.

Размещено на Allbest.ru