Татарская мифология

Размещено на http://allbest.ru

Казанский национальный исследовательский технологический университет

Реферат на тему:

Татарская мифология

Выполнила:

студентка 1 курса,

Опарина Надежда

Казань 2013г.

Мифология татар в своей основе мусульманская. Из домусульманских мифологических представлений сохранились некоторые образы низшей мифологии. Ряд мифологических персонажей связан с древними традициями местного, видимо, угро-финского населения, которое влилось в состав татар (например, из мифологии мари и удмуртов). Древнетюркские и иранские мифологические представления отражены слабо.

Многие персонажи низшей мифологии татар и башкир не известны большинству других тюркоязычных народов: бичура, шурале, убыр, духи хозяева жилища (ой иясе, обзар иясе, йорт иясе), дух хозяин воды су иясе, чудовищная змея юха (см. Ювха), привидение оряк, олицетворения болезней улят, чячяканасы и др.

Вообще татарские баснословные и мифические существа, кажется, удобно можно подвести под следующие два отдела:

1) существа, обитающие в воде,

2) существа, живущие на суше.

К первым относятся следующие сказочные существа: су-бабасы, су-ияси, су-анасы, юха;

а ко вторым: убыр, албасты, уряк, бичура, уй-ияси” абэар-ияси, чячяк-анасы, чячяк-ияси, шюряли, джин и диу-пэри.

Рассмотрим прежде сказочных существа, стихия которых вода.

1) Под именем су-бабасы татары разумеют живущего в воде (по собранным мною сказкам именно в озере) повелителя воды, водяного деда. Но ни в одной сказке не видно, чтобы дед этот выходил когда-либо из воды и относился к людям непосредственно; на это у него, как видно, есть родственное ему существо, вроде слуги, докладчика и исполнителя его повелений.

2) Су-ияси (то есть “водяной хозяин”). В одной из записанных мною татарских сказок, су-ияси является татарину в образе бойкого мальчишки, посредника между татарином и своим повелителем, водяным дедом и образе посредника глуповатого, трусливого, неопытного, не знающего хорошенько татарина, но более сильного, чем татарин и менее, чем медведь.

3) Су-анасы, как показывают сами слова, есть существо женского пола, ибо по-русски означает “водяную мать”. Так как у татар нет более имен водяным существам, исключая юхи, неродственной по своему происхождению описанным сейчас, и так как, по словам татар, сказанные существа родственны между собою, то я заключаю, что су-анасы есть мать су-ияси и жена су-бабасы.

Еще надобно заметить, что су-анасы бывает иногда видима нечаянно подошедшему к воле татарину в образе женщины, чешущей себе гребнем волосы видима и днем и ночью. Больше ничего не могу о ней сказать; замечу только, что в рассказах слово су-анасы татары часто и по произволу заменяют словом су-ияси. Разумеется, не могло быть этого в старину; иначе к чему два слова для одного понятия?

Впрочем, что касается до того, что, по понятиям татар, баснословные существа исполняют брачные обязанности это несомненно покажется и моими исследованиями, кои сообщу ниже, и чувашским баснословием, допускающим между богами мужей, жен, детей и проч. Чуваш потому мы должны иметь здесь в виду, что они так же, как татары, тюркского происхождения.

4) У всех известных народов змеи служили и служат предметом баснословных сказаний; так и у татар. У них баснословие о змеях является со следующими чертами: все змеи бывают черного цвета, исключая князька их (джилан-падшасы), который белого цвета. Черные змеи злобны в отношении к татарину, а белый благоволит ему, и сверх того, имеет дар предвидения и предсказывания и пользуется им во благо татарина.

Кроме того, кожа змея вообще прогоняет будто бы лихорадку. Если змей (джилан) проживет сто лет, то состарившись превращается в дракона (аждага). Сверх того, дракон живет на свете ни больше, ни меньше как тысячу лет и совершенно не водится в татарщине. Куда же девается столетний, только что превратившийся в дракона? Его подхватывает облако, несет на морской остров и здесь бросает.

Татары уверяют, будто бы в то время, когда дракон несется по воздуху, в облаках бывает даже видно, как он бьет своим хвостом и волнуется. На острове, по прошествии тысячи лет, дракон превращается в юху-девицу.

Превратившись в юху, дракон может принимать на себя различные чувственные образы и в них являться татарину, чтобы всячески вредить ему; между прочим он принимает иногда образ девицы необыкновенной красоты, которая расчесывает себе волосы, сидя на берегу озера.

Превратившись в девушку, юха может сделаться женою, может выйти замуж. При этом муж непременно пламенно полюбит свою супругу; но вместе с тем будет все более и более худеть. Вот что такое юха-кыз, юха-девица! Но вот вопрос: может ли татарин как-нибудь узнать, что вместо женщины-человека он женат на юхе-девице? Может, и вот каким образом:

1) у юхи всегда выходит самый дурной запах изо рта;

2) юха никак не может обойтись без воды;

3) у юхи не бывает пупа;

4) impossibilis est virilis pudenti erectio coiti causa corporei.

Но имеет ли татарин, женившийся на юхе, средство избавиться от юхи, притом не подвергаясь опасности быть съеденным этим чудовищем? (Конечная цель брака юхи с татарином и состоит в том, со стороны юхи, чтобы съесть татарина, если последний поддастся на обман). Не знаю, имеет ли. Впрочем, а одной из записанных мною сказок усматривается что-то подобное такому средству.

Дело такого рода: один царевич женился на юхе-девице (разумеется, по любви и неведению), и когда по всем сейчас сказанным признакам убедился, что живет с чудовищем, то построил украшенный извне и внутри, без окон и дверей, терем из одного железа; пригласил туда, после нескольких усилий, свою таинственную супругу, потом мгновенно защелкнул за ней вход в терем, и обложив его со всех сторон дровами, развел вокруг него сильный огонь и таким образом предал юху сожжению.

Царевич при этом даже слышал, как юха-девица превратившись опять в змею громадным хвостом своим била во все стороны терема, и оттого все здание ужасно тряслось. Из другой сказки видно, что юха из девицы обращается в змею еще тогда, когда тихонько от мужа, во время его сна, идет ночью на озеро пить воду, так как муж не поставил в избе на ночь воды, а озеро находилось близ дома. В сказке о царевиче и юхе-девице приводится замечание, что когда юха истлела в тереме, пепел ее начали брать люди и делать из него лекарство, под названием терьяк1.

Перейдем теперь к баснословным существам, обитающим на суше.

1) Убыр, у малороссов упырь, у чуваш вобур (в действительности вампир, животное кровожадное, водящееся в Южной Америке), по понятиям татар, есть такого рода баснословное существо, которое, хотя иногда и действует отдельно и самостоятельно, но всегдашнее виталище имеет в одном каком-либо человеке, который потому и называется убырлыкши (“вампир-человек”).

Убырами в сказках я встречал старух (убыр-карчык). Узнать убыра-человека татарин может легко потому, что у него под мышкою вовнутрь организма бывает дырка, через которую входит в человека убыр. Убыр, как у русских “домовой”, может давить татарина и даже являться ему наяву. Когда убыр давит татарина, то этот последний не может шевельнуться; но если только ему удастся как-нибудь укусить убыра. тогда то лицо, в котором давящий убыр имеет свое пребывание, будет непременно укушено в тот же член, в который давимый татарин грызнул убыра.

Убыр-старухи всегда, по сказкам, живут в глуши и вдали от татарских жилищ, куда может попасть татарин, только сбившийся с дороги когда идет или едет. Живут они в избушках, только не на курьих ножках, как в русских сказках. Впрочем, бывают случаи, когда татары, имея нужду узнать о потере чего-нибудь важного, сами стараются отыскать убыр-старуху; но это бывают счастливцы, люди достойные, силачи, хитрецы. Как же они узнают о местопребывании убыр-старухи?

А вот как: они пускаются в путь, куда глаза глядят, и после долгого странствования находят, наконец, на берегу озера женщину-красавицу, расчесывающую себе волосы гребнем; она-то и сказывает, где живет убыр. Но не подумайте, что это юха-кыз; юха татарину только вредит; а это жена диу-пэри, татарка, похищенная в детстве этим страшным и таинственным существом. Не об этом-после.

Бывают однако случаи, когда дорогу к убыр-старухе показывает татарину не жена диу-пэри, обыкновенно сочувствующая человеку, а тот, кто уже был у старухи: в этом случае посещают убыр-старуху люди недостойные, сребролюбивые и сластолюбивые. Как те, так и другие, отыскивают жилье старухи всегда во время ночи, по огоньку, видимому издалека из избушки. При входе застают старуху за едою: она ест огонь. Вошедший непременно должен приветствовать старуху обычными словами: “эс-саляму галейкюм!” (мир вам!), иначе беда: съест его старуха.

Однако же силачи, вроде тех, которые носят в дороге 40-ка-пудовую дубину, обуты в 10ти-пудовые башмаки и перебрасывают через мечеть тройку с возницей и алпаутом (“барином”, а собственно становым или капитаном-исправником, то есть людьми вообще тяжеловесными), никогда не дают салям убыр-старухе, и когда та, разъярившись, объявляет им, что она скомкает их, силачи (джигит, “молодец”) одним взмахом сабли порешают жизнь убыр-старухи.

Эти люди всегда и сами собою, без советов убыр-старухи, к которой и заходят видно более только из любопытства, совершают свои трудные предприятия.

Если посетитель убыр-старухи особа женского пола, то убыр-старуха всегда просит ее истопить для себя баню и в бане попарить ее. Но, по хитрости своей, убыр-старуха не выражает своего желания прямо, то есть вместо того, чтобы сказать: “я хочу, чтобы ты меня до бани донесла на руках”, она говорит: “дочка, я стара, сама идти не могу (врет хитрая: недаром татары проворного всегда называют убыром!), веди меня под руку, и если я не скоро буду шагать, подталкивай шибче меня в зад”. Вместо того, чтобы сказать: “попарь меня хорошенько”, убыр-старуха говорит: “ты поколоти меня хоть комельком веника”.

При этом честные и бескорыстные, или завозимые в лес на погибель, татарочки умеют угодить старухе; несут ее до бани и обратно на руках, парят листьями, а не комлем. Но корыстные волю ее исправляют дословно: пихают в зад и дуют на полке веником, что есть мочи. На пути из бани убыр-старуха делает испытание своей гостье в честности.

Это совершается так: “дочка, говорит старуха гостье, пошвыряй гребнем в голове что-то чешется”. И когда гостья открывает старухе голову о чудо! видит, что вся голова ее унизана жемчугом, камнями драгоценными, золотом, серебром.

Разумеется, честная не увлечется, по мнению татарских сказок, таким головным убором; но корыстная всегда набьет себе драгоценностями пазуху и карманы. Но то и другое не скрывается от убыр-старухи. “Дочка говорит убыр гостье, потешь меня: попляши!” Понятно, что у воровки, во время прыганья, все вылетает. Старуха со злобой обличает гостью в воровстве и отнимает свою собственность. Но этим дело не кончается; убыр-старуха делает своей гостье новый искус. “Посмотри-ка, дочь моя, в бане у меня в печи сушился солод; не высох ли он?”

Гостья отправляется, и вместо солода, находит в печи, в большом корыте, кучи драгоценностей. Честная, разумеется, опять устоит против искушения; а жадная, позабыв о первом обличении, опять ворует. В избушке опять пляска и опять обличение воровки. Я забыл еще сказать, что гостей своих, людей, убыр-старуха угощает притом и человеческою пищею. Далее следует награда за добродетель и наказание за порок.

Это происходит так: за добродетель убыр-старуха дает гостье зеленый сундук; а за порок жадной до богатства дает сундук черный. И той, и другой запрещает она смотреть в сундук прежде прибытия в свой дом в деревне.

Та и другая исполняют волю старухи. Той и другой, в родном селе, выбегают с лаем собаки навстречу, но не одно и то же выкликают. Первой выкликают: “умирать ушедшая сестра, обогатившись возвращается, вау! вау!” Второй кричат: “обогатиться пошедшая сестра, умирая возвращается, вау! вау!> И в самом деле: первая находит в зеленом сундуке драгоценности, а вторая змею, которая мгновенно выскакивает из сундука, бросается на нее, и обвившись вокруг шеи, удушает.

Если посетивший старуху-убыр сбился с дороги и обратится к ней с просьбою помочь горю, та дает ему волшебный клубок и велит покатить по земле, и потом за ним идти. Клубок всегда доведет заблудившегося куда следует.

Чуваши своему вобуру, по Сбоеву, приписывают скрадывание и поедание месяца; но не видно, чтобы татарский убыр, доходил до такой способности и смелости.

2) Албасты (от эль-“рука” и басмак “давить”: существо, давящее кого-либо рукою; или от алт “перед” и басмак “давить”: существо, давящее перед, то есть грудь). Это баснословное существо, подобно русскому домовому и татарскому убыру, наваливается на татарина и давит его во время сна, и кроме того, по поверию татар, пьет при этом из сердца кровь.

Странно однако, почему воображение татарина не отнесло кровожадность исключительно к убыру, получившему очевидно свое имя от зверя, который в самом деле нападает на людей и больших зверей, прокусывает им кожу и высасывает кровь. Правда, мы сказали выше, что убыр угрожает съесть гостя, но не по кровожадности, а по досаде, что гость не дал салям.

Следовательно, не кровь составляет пищу убыра. Кстати замечу: в переносном смысле, татары называют убыром человека работящего и проворного, а именем албасты обзывают неповоротливого и лентяя. Почему это?

3) Уряк (от урмяк, “дуть”). Так называется баснословное существо, являющееся татарину где-нибудь в лесу или на дороге над умершим насильственною смертью. Его видит прохожий татарин, по поверью, в образе человека или копны, переваливающейся и идущей вперед. Также рассказывают татары, что уряк может преобразиться в облако. Если бы прохожий татарин и не увидал сразу на пути мертвое тело, то раздирающий клик уряка непременно обратил бы его внимание на это тело. Если при этом человек захотел бы на видимого издали и кричащего уряка посмотреть вблизи, то уряк сделался бы невидимым.

Из страха увидать непонятное и таинственное существо и слышать его раздирающий душу голос татарин всячески остерегается наткнуться ночью на пути на мертвое тело. Когда татарин слишком чего испугается, он говорит: “мой уряк поднялся!” Видно, что уряк имеется у всякого татарина. Так как в настоящее время для выражения слова душа татары употребляют чужое, персидское слово джан, а как однако слово уряк татарское, может происходить от татарского же глагола урмяк дуть, то с достоверностью можно заключить, что в баснословии об уряке сохранились еще доселе некоторые домусульманские понятия татарина о человеческой душе.

4) Бичура у татар то же, что у русских простолюдинов кикимора. Она не причиняет никакого существенного вреда татарину, но сильно и на разные лады беспокоит его ночью: кричит, играет, смеется, шутит, спящего перетаскивает с места на место; вещи, положенные в одно место, прячет в другое, У татар о ней имеется поговорка: “куда делась эта вещь; не бичура ли украла?” Если закроют трубу, ночью она откроет, и вообще шалит. Как попадает в дом бичура? Татары об этом говорят вот что: она попадает в дом тогда, когда татарин долго не кладет в нем печи, а потом переходит в него на житье. Есть ли средства выгнать из дома бичуру? Одни говорят, что для этого нужно разобрать весь дом и построить его на другом месте, а другие утверждают, что довольно привести в дом медведя, и бичура убежит.

5) Уй-ияси (домохозяин, домовой). Отличается он от бичуры тем, что в доме не шалит, а занимается полезным трудом: в одном доме чеканит пенязи, в другом прядет, в третьем пишет со скрипом пера по бумаге и перелистывает книги. Однако татарин не пользуется трудом уй-ияси непосредственно; но труд его имеет для татарина предсказательное значение: где уй-ияси чеканит пенязи, там слышавший звуки: “чик! чик!” обогащается посредством торговли, если только займется ею и скует себе капитал, где уй-ияси прядет, там слышавшие нечто звучащее вроде посычки, обогатятся в таком случае или будут благоденствовать, когда займутся этим рукоделием: где, наконец, в доме кто услышит скрип пера и перелистывание книги, то тот сделается ученым. Но в последнем случае в сказках нет слова о богатстве, видно труженикам науки везде оно мало известно! Татары говорят только, что присутствие духа-покровителя и предвещателя только тогда чувствуется, когда в доме тишина и когда кто-нибудь, сидит в одиночку и естественно!

6) Абзар-ияси (хозяин хлевов). Так, называется воображаемый властелин домашнего скота, лошадей и коров по преимуществу, имеющий своею столицею конюшни и хлевы. Та скотина, которую он полюбит, всегда бывает жирна, гладка и красива, а которую возненавидит, та бывает потна и быстро худеет. Имеются такие чудаки из татар, которые заметив худобу или частую опотелость на лошади, продают ее и при этом выражаются так: “Эта лошадь мне не по цвету”, то есть не нравится абзар-иясию.

7) Чячяк-анасы и чячяк-ияси (“оспенная мать” и “оспенный хозяин”). По поверью татар, когда ребенок болит оспою, то в больших оспинах именно и присутствуют сейчас сказанные существа. Здесь следует заметить, что одни из татар допускают существование чячяк-анасы, а другие утверждают совокупное бытие того и другого баснословных существ.

8) Шюряли, баснословное существо вроде лешего у русских. Шюряли водятся в лесах и не по одному; видимы бывают татарину в человеческом образе. Все они имеют очень большие груди, из которых одну закидывают на правое плечо, а другую на левое. Если повстречается им в лесу татарин, то они приглашают его играть в щекотанье, но если тот согласится, защекочивают его до смерти. Но татарин может перехитрить шюряли; а как? Он предложит шюряли играть в щель, и тот, по глупости своей согласившись, погибает. Что же это за игра? Татарин ударом топора вдоль толстого дерева делает в дереве щель, и чтобы она была шире, забивает и нее клин, а когда шюряли засунет в щель свой палец, татарин мигом выхватывает оттуда свой клин и таким образом ущемляет шюрялия.

Шюряли завопит от боли диким голосом, чтобы сбежались подобные ему существа, и освободив его от беды, отомстили бы татарину, защекотав его насмерть. Но если раньше татарин на вопрос шюряли: “как ему имя?” догадался ответить: “имя мое былтыр” (прошлый год), то ущемив шюряли и бросившись бежать, спасается, потому что шюряли закричит тогда впопыхах: “прошлый год ущемил!”, а сбежавшиеся товарищи, не только не побегут искать хитреца, а просто расхохочутся над беднягою: “чего искать прошлый год, не найдешь!” скажут ему тогда в ответ Видно шюряли очень глупы!

Теперь остается рассказать еще о двух баснословных существах джине и диу пэри.

Замечу прежде всего, что сейчас исчисленные существа не вполне порождены беспокойным воображением татарина: они принадлежат персам и через мусульманство, принявшее их в свое миросозерцание от арабов, дошли и до ведения татар. Я, разумеется, не стал бы говорить о них, если бы в сказаниях о них не виден был оттенок чиста татарский; мусульманское здесь так незначительно, что догадливый читатель сам усмотрит, в чем оно выражается. Итак, буду продолжать.

9) Джин (чёрт) сам по себе не есть существо бесполое; но может сожительствовать татарину или татарке в образе мужа или жены.

Кроме того, джин бывает видим татарину в образе собаки, кошки, змеи, и тот татарин, который увидит джина, начинает хворать нервическою какою-нибудь болезнью, ночью будет бредить или получит водянку. Однако татарину увидать джина случается очень редко, и то нечаянно, ибо сами джины бегут от него. Но много джинов шляется на дорогах в виде слепых, хромых, и притом еще невидимо: вот если татарин заденет как-нибудь нечаянно такое существо, то такой бедняга джин непременно должен будет войти в татарина.

Татарин будет страдать, да и джину не легче, и он непременно сам захворает. Другие представляют джина каким-то неотвязчивым существом, которое не только не бегает от татарина, но даже неотвязчивость свою простирает до того, что поваживается по ночам навещать татарок, и когда они спят, ложится подле них и обращается с ними так, как можно одному только супругу. Но, по поверью татар, татарка, имеющая невольное и бессознательное отношение к джину, не может рожать детей. А равно не видно из легенд татарских и того, чтобы джин, превратившись в жену человека, мог породить ему дитя. Но от союза между собою джинны рожают детей, и это видно из тех же легенд, ибо в них есть указание на то, что джины подменивают своими детьми детей татарских в колыбели и даже во чреве матери.

Джины боятся железа (и потому опасающиеся их татары, ложась спать, кладут под постель топор или какое-либо другое железное орудие); боятся еще джины можжевельника, а почему? Я думаю потому, что татары приписывают джинам, между прочим, водянку; а можжевельник и татарами, и русскими Казанского края употребляется как врачебное средство против этой болезни.

10) Диу-пэри. Дивы являются татарину обыкновенно в лесах и в полях, и притом в различных образах: иногда копною сена, иногда в образе девицы, причем могут выйти за татарина замуж. Живут в особенных своих городах, имеют царства под землею и морем, и невидимо на земле. На нашей планете, между прочим, они живут и владеют теми местами и там, где положен клад; да и сами кладовые вещи, обыкновенно неблагоприобретенные, от продолжительного пребывания в земле порождают дивов, подобных во всем своим предкам.

О дивах нужно заметить, что они непримиримо враждебны татарину:

1) они похищают девочек; до возраста держат их у себя и тогда на них женятся;

2) дивы ругаются над татарином: например, в образе какого-либо знакомца или добряка див уводит татарина в свой город, в доме у себя угощает его; но если татарин скажет: “бисмиллю” (во имя Бога!) перед вкушением пищи, поставленной дивом, то явно будет татарину, что это не пища, а лошадиный помет;

3) див непременно постарается зазванного к себе в гости татарина свести с лица земли и обыкновенно так: прикажет жене истопить баню, поведет в нее гостя, и когда тот разденется, див предложит ему с видимым радушием услуги свои помыть, испарить, а когда татарин подставит спину, то див забьет его комлем веника до смерти и мертвого зароет под полком своей бани.

Однако див боится “бисмилли”; хотя редко, но могут его побеждать такие джигиты, о которых замечено выше в рассказе об убыре. Такие молодцы не поддаются обману в бане: они сорокапудовою дубиною, подкравшись сзади, двинут дива в потылицу и дадут ему карачун, то есть убьют его.

Впрочем, когда див по любопытству испробует еще в избе своей вес дубины, то от натуги, при подъеме ее сделает неделикатность; или же, когда увидит, что силач (в сказке, по которой говорю, десятилетний) вертит дубиною как палочкою, то и без подкрадывания сзади к нему джигита див весь в руках его.

Див чистосердечно расскажет, сколько положил под полок татар, по требованию джигита откопает их, и напоив их душевным лекарством (джан-даруы) всех воскресит. Следовательно, дивам татары приписывают силу воскрешать мертвых.

Но здесь можно сделать отступление и задать себе вопрос: как и зачем силачи попадают к диву, и откуда у них смелость и сила необычная против существ сильнейших в мире и враждебнейших?

На это сказки дают такой ответ: силачи отправляются к диву похитить из рук его девушку, сестру свою, схваченную дивом в детстве. Они странствуют куда глаза глядят, много и долго; заходят к убыр-старухе не столько с целью посоветоваться с нею о том, как найти дорогу до дома чудовища и взять волшебный клубок, сколько с целью любопытства, и непременно отрубают ей голову (может быть для того, чтобы попытать наперед удаль в убийстве).

Потом странствуют далее и наконец находят при озере сидящую женщину (сестру свою), и по указанию ее, достигают жилища дива, убивают его и освобождают пленницу.

Сила природная увеличивается у джигита тем, что он напивается воды из того озера, где встретил свою сестру, потому что это вода, дающая силу. Еще нужно заметить, что дива иногда побеждает хитрость ленивого и робкого татарина.

В чем состоит татарская хитрость, это я считаю столь занимательным для читателя, что решаюсь рассказать о ней подробнее, и чтобы дело было вернее, то есть вместо всяких отвлеченных выводов, расскажу на этот предмет татарскую сказку целиком, в которой мимоходом замечу татарин-селянин очерчен не менее точно, чем во всяких нарочитых сочинениях о татарах.

Тулпамр (башк. толпар, каз. т?лпар, кирг. и тат. тулпар) -- крылатый (или летящий) конь в кыпчакской (башкирской, казахской, татарской) мифологии. Соответствует Пегасу в древнегреческой мифологии.

В настоящее время слово встречается в названиях множества организаций и фирм, изображение -- в эмблемах.

Тулпар в башкирском народном творчествеТулпар в башкирских богатырских сказках выступает советчиком и помощником батыра, которому помогает одолеть чудовищ; переносит батыра на себе по воздуху, мечет молнии, поднимает крыльями ветер, содрогает своим ржанием землю. Ударом копыта Тулпар выбивает источник, вода которого дает вдохновение сэсэнам (певцам-сказителям).

В башкирском народном творчестве тулпар на правах протагониста выступает в эпосах Урал-батыр и Акбузат.

«Иной тип волшебных коней крылатые тулпары, больше всего действующие в богатырских сказках и легендах, имеют сравнительно небольшой рост. Они, как правило, стригунки невзрачного вида, первыми откликаются на звон уздой при выборе героями верхового коня в табуне матери или отца Как только батыры оседлают их и отправляются в путь, они превращаются в богатырских коней. Иногда тулпары выходят со дна моря или колодца или сказочные герои ловят их на берегу озер и других водоемов.

По древним представлениям башкир, никто, включая хозяина, не должен был видеть крылья тулпара, иначе он мог умереть. Тулпары могут разговаривать по-человечески, мыслить, видеть сны, возмущаться, мстить.

Они верные товарищи, надежные спутники и мудрые советчики героев. При расставании на время с батыром конь всегда велит ему выдернуть три волосинки из его гривы или хвоста; герою достаточно подпалить их тулпар явится перед ним Тулпары сказочные кони земного (реже водного) происхождения, не связаны с небесным, верхним миром. Они фигурируют в мифах как волшебные помощники и покровители сказочных героев.»

Пемри, парим, пайримка(перс. ЃС?э) -- фантастические существа в виде прекрасных девушек в персидской мифологии, позднее сохранившиеся в преданиях у многих народов: киргизов, тюркоязычных народов Малой и Средней Азии, Казахстана, Северного Кавказа, Закавказья, Поволжья и Южного Урала (ср.: Во сне этом -- пери святой красоты (эпос «Идегей»), «Дев, аждаха и пери являются ведущими антагонистическими мифологическими образами азербайджанского народа» и другие).

Предположительно само слово происходит от авест. парика -- «ведьма»:

Который был победоносным

Над всеми дэвами и людьми,

Всеми волхвами и паирика.

Который ездил верхом на Анхра-Манью Авеста, Яшт 19:29

В наиболее ранних сказаниях выступали как носители тёмных сил (Авеста и другие). Позднее пери воспринимались в качестве служительниц как добра, так и зла:

С иранской мифологией и «Авестой» связано происхождение и другого демонического образа -- пери. Представления о духах пери у юртовцев в настоящее время весьма скудны и находятся на стадии исчезновения. Известно, что пери -- это злые духи, имеющие много общего с шайтанами. Пери могут являться в виде животных или прекрасных девушек. Они могут так заколдовать человека, что он становится «бешеным», психически нездоровым, теряет память. Пери «кружат голову» человеку, парализуют его.

В более поздних представлениях пери -- прекрасные сверхъестественные существа, появляющиеся в образе женщины. Пери оказывают помощь своим земным избранникам. Посланцами и исполнителями их воли являются подчиняющиеся пери волшебные звери и птицы. Появление самих пери сопровождается необыкновенным ароматом и благоуханием. акбузат татарский дракон джин

Пери -- весьма могущественные существа, способные вступить в схватку и победить злых демонов и джиннов. Падающие с небес звёзды являются признаком такой битвы. Пери -- непременные участницы действа в мифах и сказках народов Ирана и Средней Азии: персов, афганцев, таджиков, узбеков, белуджей и др., где играют роль фей западноевропейской культурной традиции:

Был источник, известный под названием «длинного источника»; у того источника располагались пери. Вдруг среди баранов произошло смятение; пастух рассердился на передового барана, выступил вперед, увидел, что девы-пери сплелись крыльями и летают; пастух бросил на них свой плащ, поймал одну из дев-пери; почувствовав вожделение, он тотчас совокупился с ней. Среди баранов началось смятение; пастух заставил скакать (коня) впереди баранов; дева-пери, ударив крыльями, улетела. «Китаб-и дедем коркут»

Пери могут вступать в брак с полюбившимися им людьми и рожать от них детей.

В европейской культуре первые упоминания о пери связаны с крупнейшим произведением ирландского писателя Томаса Мура «Лалла-Рук», вышедшим в 1817 году: одна из четырёх составляющих его поэм называется «Рай и пери». По мотивам этой поэмы композитор Роберт Шуман в 1843 году написал ораторию «Рай и пери». А французский композитор Поль Дюка в 1911--1912 годах создал балет «Пери».

Размещено на Allbest.ru