О церковном статусе Кирика Новгородца и иных составителей "Вопрошания"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

О церковном статусе Кирика Новгородца и иных составителей «Вопрошания»

П.И. Гайденко, Т.Ю. Фомина

Как заметил ещё Е.Е. Голубинский, история русской церкви подобно истории нашего отечества с древнейших времён традиционно рассматривается с позиции истории крупных иерархов и политических деятелей. Вместе с этим прошлое русского христианства едва ли возможно и справедливо заключить в жизнеописания правящих архиереев, патриархов, князей и императоров. Активными участниками исторического процесса и его творцами являлись и менее значимые с административной точки зрения лица. При этом их вклад в становление российской государственности и русского православия нередко превосходил заслуги сильных этого мира.

Преподобный Кирик Новгородец, несомненно, одна из наиболее ярких фигур русского Раннего Средневековья. Деятельности этой выдающейся личности и его трудам посвящено несколько специальных монографий и глав в различного рода исследованиях, ряд сборников и целый комплекс статей. Вместе с этим остаются неразрешёнными многие стороны деятельности этого новгородского подвижника. Одним из таких затруднений является определение того места, которое мог занимать Кирик в церковной иерархии Великого Новгорода. Казалось бы, задача эта не имеет научного и исторического смысла, поскольку о своём возрасте, диаконском сане, монашестве, должности и месте в иерархии вполне ясно и недвусмысленно сообщает сам автор в приписке к своему «Учению им же ведати человеку числа всех лет». Такие же указания можно найти и в «Вопрошании». Задаваемые Кириком вопросы указывают на то, что к моменту составления этого сборника он был священником.

Все эти сообщения заслуживают доверия. Однако знакомство с «Вопрошанием» и «Учением» вызывает, как нам видится, несколько оправданных вопросов: во-первых, с какой целью эти произведения были созданы? Во-вторых, почему за написание этих важных с канонической точки зрения произведений взялись именно Кирик, простой иеродиакон (в последствие - иеромонах), а несколько позже городские священники Савва и Илья? Наконец, в-третьих, чем можно объяснить то, что труд этих духовников был так высоко оценен церковными властями, что само по себе вызывает почтительное недоумение? Основанием для возникающих затруднений служит содержание названных произведений. Наиболее интересным в этом отношении является «Вопрошание», авторство которого Кирик разделил с городскими, вероятнее всего, женатыми священниками Саввой, о котором практически ничего не известно, и Ильей, предположительно будущим новгородским епископом.

Для определения статуса Кирика и его совопрошателей необходимо прояснить каноническую обстановку, сложившуюся в рамках церковной иерархии данного периода. А ситуация обладала целым рядом специфических особенностей и противоречий.

Традиционно принято считать, что уже в первые десятилетия деятельности христианской церкви на Руси в местной религиозной жизни широко использовались нормы Византийского церковного права. Указание на это как будто содержатся в знаменитых Уставах Владимира и Ярослава и формах наказаний, которые применялись в отношении провинившихся клириков и монахов. Однако обращает на себя внимание то, что практически все упоминания о номоканоне в первые полвека христианства на Руси связаны исключительно с Киевом, а именно с киевской митрополичьей кафедрой и великокняжеским столом. Лишь в XII в. в качестве важнейшего источника права номоканон был упомянут в «Уставе» новгородского князя Всеволода Мстиславича. Правда, во всех перечисленных случаях авторитет Номоканона использовался только с единственной целью, для обоснования иммунитета церкви от княжеского и боярского судебного вмешательства. Что же касается сути Уставов, то в своих положениях, основанных на системе штрафов и акцентировании внимания на экономических вопросах, древнерусские нормы права нередко были очень далеки от византийских канонов, на это обратил внимание ещё Я.Н. Щапов.

Вместе с этим содержание вопросов, заданных Кириком своим собеседникам, их форма, а также возникшая структура текста заставляют пересмотреть историографический взгляд на зрелость канонического правосознания на Руси в конце X - первой трети XII в. Анализ сложившейся ситуации позволяет предположить, что сообщения Уставов о применении в это время на Руси номоканона недостоверны. Либо изначально ошибочен принцип отождествления известий о применении митрополитами норм церковного права с представлением о широком знакомстве духовенства с этими нормами.

Состояние источников позволяет заключить, что древнейшие единичные списки Номоканона появились на Руси лишь к концу XI - началу XII в. А их активное использование началось не ранее XIII-XIV столетий. При этом сам факт присутствия в молодой древнерусской церковной организации болгарских списков кормчих книг 14 титулов совершенно не означал, что этот свод имел широкое хождение и использование в церковной среде, о чём свидетельствует уже само скудное число отсылок на авторитет этого канонического сборника в ранних актовых памятниках древнерусского канонического права. В равной степени это каноническая неопределённость, смысловая размытость и двусмысленность относится и к системе церковного управления.

Н.Ф. Каптерев вполне обоснованно заметил, что содержание древнерусских и византийских источников не позволяет точно и определённо реконструировать систему церковного управления в домонгольской Руси. Следуя логике выдающегося историка, можно лишь догадываться, что эта система должна была ориентироваться на Византию и в своих основных чертах повторять иерархическую структуру греческого церковного чиновничества. Что значительно упрощает определение церковного статуса Кирика Новгородца. Но высказывались и иные мнения. Например, Н.А. Рожков предполагал, что «епархиальное управление отличалось многими чертами, общими ему с русским гражданским управлением», т. е. копировало формы княжеской администрации, насколько этот термин применим к описываемой эпохе. При этом традиционно принято считать, что аппарат епископского управления был представлен клиром соборных кафедральных храмов, «клирошанами» и «софьянами». Вероятнее всего, при опоре именно на них митрополиты и епископы властвовали в своих епархиях, киевской и новгородской соответственно. Такой же специфической формой церковного управления в первой половине XII в. стала новгородская архимандрития.

Однако помимо епископского управления и архимандритии христианская община Новгорода призвала к жизни ещё один совершенно оригинальный соборный тип городского церковного самоуправления - Семисоборную организацию. Хотя кристаллизация этой необычной формы церковного самоуправления пришлась на XV-XVI вв., однако основания для её возникновения были заложены гораздо ранее, ещё в домонгольский период. Причиной появления данного феномена, скорее всего, стала сложная религиозная ситуация в городе, требовавшая примирения различных канонических юрисдикций (княжеской, епископской и иных), пользовавшихся широкой внутренней автономией. Можно заключить, что чем сложнее и ярче была религиозная ситуация в епископии, тем более сложного, зрелого и адекватного аппарата церковного управления она требовала, порождая необычные, но эффективные институты церковной власти и пастырского попечения, распространявшихся не только на центральный город, но и иные провинциальные центры и село.

До середины XII столетия совершенно иная ситуация наблюдалась в Смоленске и в смоленском княжестве в целом. Здесь начало организованной христианской миссии было положено Владимиром Мономахом. Однако эта жизнь продолжительное время была представлена едва ли не исключительно храмами столицы княжества, церквами и монастырями её ближайших пригородов и немногочисленным священством княжеских сёл. К ним, по мнению В.В. Седова, некоторое время примыкала и церковная община небольшого городка Торопец. Археологические данные, представленные захоронениями и их содержимым, позволяют заключить, что сельское население как смоленского, так и иных княжеств на протяжении всего домонгольского периода практически не было затронуто христианской проповедью. Во всяком случае, если эта проповедь и присутствовала, то её влияние на религиозное сознание жителей села оказалось малорезультативно, а интересы церкви в этих поселениях ограничивались сугубо материальной стороной дела. В таких условиях епископ Смоленска вполне мог самостоятельно справляться со всем комплексом возлагавшихся на него обязанностей и едва ли нуждался в развитом церковном аппарате управления, подобном тому, который присутствовал в Новгороде или Киеве. Трудно исключить, что подобная ситуация могла присутствовать на определённых этапах и в других церковных центрах, например, в Ростове, в период легендарного святительства по крайней мере трёх первых епископов этого города.

В Новгороде положение дел было иным. Здесь епископы были не только собирателями дани с храмов и монастырей, но иерархами, которые хоть временами, но выезжали за пределы кафедрального города и, более того, делали вклады в местные обители. Подтверждением этого может служить сказание об Антонии Римлянине, который отказывался принимать от знати, в том числе и от епископа, какую-либо материальную помощь. Данное замечание древнего источника даёт основание предположить наличие у местных владык деятельной позиции, не ограничивавшейся одним лишь сбором доходов и предусматривавшей осуществление вкладов в монастыри. Скорее всего, такое поведение определялось не одним лишь христианским бескорыстием, но и прагматичным расчётом и предоставляло архиерею возможность заявить о себе как о ктиторе. На этом основании епископ приобретал неограниченное право на вмешательство во внутреннюю жизнь монастыря, против чего и выступил преподобный Антоний. Ещё одним примером личного владычнего участия в организации обителей служит сообщение 1170 г. о создании «боголюбивым» архиепископом Ильёй и его братом храма и монастыря в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Новгородское летописание содержит множество подобных известий «на радость христианам». В итоге из изложенного можно заключить, что древнерусское епископальное (епархиальное) управление на местах было неустойчивым, лишено единообразия и различалось в зависимости от состояния кафедры и зрелости христианской жизни княжеств.

Что же касается того, как митрополит контролировал формально подчинённые ему кафедральные центры, если контролировал вообще, то механизм реализации митрополичьей власти не вполне ясен и лишён желаемой для исследователей конкретности. Ясно лишь то, что власть митрополита распространялась на территории подконтрольные великому князю, либо на кафедры, патроны которых позволяли митрополиту вмешиваться в их жизнь.

В итоге, не давая ясных ответов на вопросы об административной стороне деятельности епископского и митрополичьего управления у восточных славян, источники всё же позволяют хоть сколько-нибудь судить о состоянии церковной иерархии. Правда, это можно сделать не столько руководствуясь прямыми указаниями письменных памятников, сколько опираясь на результаты и последствия деятельности духовенства, отражённые главных образом в летописных и актовых свидетельствах церковного прошлого. Именно эти косвенные указания и позволяют, как нам видится, определить вероятную должность Кирика и иных совопрошателей.

Традиционно принято считать, что Кирик - «простой» монашествующий клирик, предположительно, воспитанный братией Антониева монастыря, наделённый значительными дарованиями, позволившими ему занять должности доместика (регента) и, вероятно, эконома при архиерейском доме. При этом большинство исследователей не исключают, что на формирование мировоззрения Кирика оказали влияние идеи, привнесённые учениками преп. Антония Римлянина, имевшими прямую связь с западноевропейским, ирландским, монашеством, хорошо знакомым с кирилло-мофодиевской традицией. Однако насколько верно видеть в Кирике простого иеродиакона или иеромонаха?

Действительно, в наши дни диаконский и иеромонашеский чины занимают не самое высокое место в церковной иерархии, представляя собой низшие ступени монашествующего священства. Однако иной была ситуация в древности и эпоху Раннего Средневековья. Следуя традиции, патриаршая кафедра продолжительное время позволяла себе иметь только 7 диаконов, чиновный статус которых, несмотря на их низшую степень священства, был крайне высок. В известной степени наличие диакона было признаком высокого положения кафедры и её предсто- ятеля. Во всяком случае, имя Кирика и его сан оказались сохранёнными в древнерусской литературе. Впрочем, на то, что Кирик едва ли был незаметной личностью или, как бы это сказали сейчас, рядовым клириком, указывают и его произведения.

Первым произведением Кирика стало его «Учение». В своём исследовании В. В. Мильков вполне убедительно обосновал, что появление этого оригинального трактата было обусловлено церковно-политическими переменами в Новгороде и помимо практических целей, связанных с исчислениями времени Пасхи, решало вопросы мировоззренческого, религиозно-философского свойства.

Но в данном случае более интересно содержание текста «Вопрошания». Комплекс собранных в нём вопросов и данных на них ответов, как нам видится, позволяет восполнить некоторые недостающие черты канонического устройства новгородской епископии. Свод включил в себя собрание практических советов для духовников епархии при решении бытовых и богослужебных затруднений мирян, монахов и священнослужителей. Однако многое в этом произведении до сих пор вызывает удивление и требует множества пояснений.

Если многочисленные вопросы Кирика, Ильи и Саввы о сексуальных, бытовых и пищевых нарушениях мирян вписывались в круг интересов и забот обычного исповедника, то оставшаяся весьма значительная группа вопросов и рекомендованных прещений в отношении священства вызывает некоторое недоумение, поскольку связана с комплексом прав, полномочий и забот правящего архиерея, либо лица, имевшего право говорить и действовать от его имени.

Все эти вопросы и интересы вопрошателей можно классифицировать и объединить в три более или менее объёмные группы. Во-первых, значительная часть вопросов и данных на них рекомендаций связана с порядком наказания священнослужителей. Причём это были не обычные епитимьи в виде поста, молитвы, поклонов, а более существенные меры воздействия: отстранение от служения и даже запрет. Во-вторых, ревностных пастырей интересовал порядок выбора кандидатов для рукоположения, процедурой их подготовки к священству и значительный круг проблем, связанных с моральным обликом ставленников. В-третьих, клириков волновали вопросы организации и совершения богослужений и, прежде всего, различных литургий.

Уже как первый вопрос Кирика, посвящённый нарушениям прожорливыми пастырями евхаристических норм, так и полученный ответ, предполагают для провинившихся в обжорстве и пьянстве священнослужителей применение не только епитимьи в виде «воздержания» [следует полгать наложение строгого поста], но и более существенные наказания: «Аще попъ, да такоже 40 днии, и не слоужить». Казалось бы, этот ответ можно было бы принять в качестве угрозы для назидания всякому готовящемуся к службе попу. Однако ситуация сложней, поскольку далее владыка определяет: «аще по ноужи, яко некого нарядить слоужити за ся, да не слоужить съ неделю, и пакы начнетъ слоужити, опити- мью держа от медоу, от мяса, от молока». По сути, указав на строгость кары, архиерей здесь же оговорил условия смягчения суровости церковного наказания или ухода от него. То есть составленный свод был не сборником назидательных правил, а практическим руководством для его собирателей. Такая же двойственность и строгость присутствует и при определении мер воздействия в отношении иных случаев, связанных главным образом с сексуальными проступками пастырей и дьяконов [Кирик: 27, 28, 29, 77, 78, 81, 82, 84; Сава: 16]. Впрочем, круг казусов, требовавших регламентации применения епитимий, был шире, касаясь даже пищи и одежды (облачения) священника [Савва: 6, 15] и иных сторон жизни клириков.

Но всякий ли духовник имел право применять эти меры? Очевидно, что нет. Удовлетворяя вопрос Кирика о том, может ли священник-духовник запрещать в служении другого священника, находящегося в духовном сыновстве, епископ однозначным ответил отказом, объяснив: «всякъ попъ братъ есть по- поу». А далее добавил: «повежь мне», - т. е. оставил право расправы за собой.

Но в этом случае возникает вопрос: почему, в то время как обычные священники- духовники лишались права на применение строгих запретов и были обязаны передавать трудные дела на рассмотрение архиерея, Кирик и его совопрошатели получали конкретные рекомендации о применении наказаний? Наиболее вероятно, причина была одна - Кирик, Савва и Илья имели право совершать церковный суд самостоятельно, но от имени владыки.

Не менее примечательны вопросы Кирика, Саввы и Ильи в отношении выбора кандидатов для занятия церковных должностей. Церковная традиция достаточно ясно определяет качества, какими должен обладать претендент. Однако правила не имеют ясного указания о порядке его выбора. Каждая эпоха вносила в эту процедуру свои коррективы: от апостольского избрания до всенародного волеизъявления христианской общины, и, наконец, от этой архаической традиции до архиерейского волеизъявления, опиравшегося на рекомендации иных пастырей епархии. Однако всякий раз воля архиерея была определяющей. Рассуждая о недостойных служителях, ап. Павел считал ответственным за ошибку не рукоположенного клирика, а рукоположившего его епископа: «рук не возлагай поспешно» [1 Тим. 5: 22]. Во всяком случае, лишь архиерею принадлежит право совершения хиротессий и хиротоний. Таким образом, можно заключить, что как Кирик, так и его совопрошатели были каким-то образом причастны и ответственны за подбор кандидатов для рукоположения и входили в близкий к архиерею круг должностных лиц, пользовавшихся высоким доверием. Иначе очень сложно объяснить их придирчивость к различным нюансам при оценке личностных качеств и поступков кандидатов для рукоположения в диаконский или пресвитерский сан соответственно [Кирик: 79, 80, 81, 83].

Третий определённый нами круг проблем связан с регламентацией служб. Это одна из самых замечательных и вместе с этим практически не изученных сторон «Вопрошания». Объём статьи и сформулированные цели не позволяют рассмотреть эту проблему досконально. Тем не менее, даже самая краткая систематизация интересов Кирика и других авторов сборника заставляет задаться вопросом: чем можно объяснить такой большой круг спорных и недоуменных случаев в организации служб?

Следуя тексту «Вопрошания», можно выделить следующие группы интересов, касающихся организации различных церковных служб:

- подготовка и организация крещения или принятие в православие [Кирик: 10, 40, 47, 60; Савва: 16; Илья: 28];

- совершение отпеваний, поминок и сорокоустов [Кирик: 3, 38, 51, 52, 53, 54, 55, 101; Савва: 1, 3, 19];

- исповедь священника и его жены [Ки- рик: 19, 66; Илья: 20];

- определение способности и права священника совершать службу или участвовать в ней [Кирик: 1, 27, 28, 29, 32, 66, 77, 78, 80, 81, 84; Савва: 6, 8, 9, 10, 11];

- причащение мирян, детей и жен священников [Кирик: 18, 20, 30, 31, 48, 50, 56, 57, 58, 61, 68, 71, 72; Савва: 2, 14, 23; Илья: 6, 9, 10. 11, 21];

- приготовление веществ для совершения евхаристии [Кирик: 14, 98, 99, 100; Савва: 7, 12; Илья: 12];

- порядок совершения различных служб и литургий и правильность молитвенных последований [Кирик: 14, 21, 22, 41, 44, 47; Савва: 12, 13, 16; Илья: 6];

- различные стороны жизни (в т. ч. пост) монашества или готовящихся к принятию иночества [Кирик: 5, 6, 7, 8].

Вероятнее всего, что к появлению последней сложной группы вопросов привел комплекс причин:

1) отсутствие единых служебников;

2) наличие в границах новгородской епископии нескольких канонических юрисдикций, которым соответствовали свои литургические практики;

3) малообразованность священства, имевшего смутные представления о своих обязанностях.

Что же касается составителей свода, то, не исключено, что они были ответственны и следили за делами церковного благочиния. Что, собственно, и позволяло им вмешиваться в богослужебную практику приходов, выправляя пастырские ошибки и приводя местные службы к единообразию.

В целом, «Вопрошание» - первый опыт кодификации канонического права применительно к условиям древнерусской новгородской действительности. И в этом отношении усилия Кирика и его последователей хорошо вписывались в тенденции эпохи, современники которой вполне отчетливо осознавали несоответствие реалий вчерашних варварских государств, вошедших в семью христианских народов, с церковными установлениями, пришедшими из эпохи древнего Рима и отражавшими действительность византийской империи с её зрелым правосознанием и развитыми религиозными институтами. Трудно исключить, что задуманный и составленный Кириком свод должен был регламентировать практику церковных судов и вытеснить из обращения «худые номоканонцы» и иные сомнительные канонические практики в границах новгородской епископии.

Очевидно, что вовлечению Кирика в эти заботы могла способствовать его должность доместика, ключевая в организации богослужения, значение которой в системе архиерейского чинопоследования переоценить сложно. О важности литургии, которая является средоточием церковной жизни, свидетельствует «Окружное послание» патр. Фо- тия. Рассказывая об успехах безымянного епископа, посланного в земли Руси, глава константинопольской церкви акцентировал внимание на тяге варваров к богослужению. Примечательно, что и соглядатаи Владимира были поражены в Византии не достоинствами христианского учения, а красотой патриаршей литургии. Однако при этом не следует упускать из вида и то обстоятельство, что в условиях всё еще языческой Руси нередко единственной функцией, которую наиболее качественно был способен исполнять иерарх, оставалась храмовая служба, что в свою очередь возвышало положение доместика в церковной среде.

Способности и знания Кирика в области канонического права и литургики позволяют, в том числе, приоткрыть тайну причины его присутствия при еп. Нифонте в Киеве во время споров о законности избрания Климента Смолятича собором русских епископов, и предоставляют возможность объяснить свободное обращение новгородского клирика с митрополитом. Вероятнее всего, Кирик выступал в качестве своего рода юридического консультанта при своем владыке и представлял его интересы в развернувшихся спорах о правах Климента и свободах новгородской кафедры.

Впрочем, в «Вопрошании» не всё ясно. Например, чем можно объяснить то, почему те или иные вопросы задавались разным адресатам. Очевидно, что это объяснялось не только компетентностью архиереев, но и какими-то иными обстоятельствами. Возможно, в силу каких-то неведомых нам причин далеко не всё Кирик мог себе позволить спросить у Нифонта. Кроме этого, возникает вопрос: связан ли факт появления «Вопрошания» с претензиями Новгорода на каноническую независимость от Киева? Насколько верно рассматривать «Вопрошание» в качестве декларации на выстраивание церковной жизни Новгорода в соответствии с Византийским правом?

В этих условиях положение Кирика должно было соответствовать некой должности в системе епископского управления в Византии. И вероятнее всего это была должность хартофилакса (хартофиАя), своего рода секретаря правящего епископа, человека, наделённого огромными полномочиями по управлению епархией при своём архиерее. Эта должность объединяла собой обязанности архидиакона, архиерейского эконома, нотария, отправителя суда, лица, ответственного за поддержание дисциплины среди клира, разрешение и запрещение браков, подбор кандидатов на священнические должности, надзор за архивом и богослужением. Харто- филакс был высшим «органом епископа» по делам внутреннего управления. Продолжительное время эта должность доставалась иеродиаконам или, в крайнем случае, иеромонахам или даже архимандритам. Однако в середине XII в. на должность хартофилаксов стали претендовать и женатые священнослужители. В итоге, при патриархе Михаиле III Анхиале (1169-1174 гг.) она окончательно была отобрана у монашествующих и передана лицам из числа «мирского духовенства».

Весь круг проблем, прозвучавших в «Вопрошании», вполне соответствовал интересам, правам и обязанностям хартофилакса. Если предположить, что должность Кирика в Новгороде соответствовала названной должности, то это объясняет, почему при занятии этого важнейшего места в системе епископского управления выбор пал именно на монашествующего Кирика и почему преемниками этого талантливого иеромонаха стали женатые священники. Возникновение в середине XII столетия развитой епископской администрации в Новгороде, соответствовавшей каноническим нормам Византии, вероятно, помимо всего отражало процесс автономи- зации новгородской епархии в период святительства Нифонта, деятельность которого по сохранению единства Руси и Константинополя современники рассматривали в агиографической плоскости. Примечательно, что уже в записи по случаю завершения работы над «Учением» Кирик уже поставил имя Нифонта сразу после имен византийского императора Иоанна и князя Святослава. Оказавшись под омофором константинопольской патриаршей кафедры, архиепископ, очевидно, стремился выстроить жизнь своей епархии в соответствии с греческими канонами. В создавшихся условиях труды Кирика, Саввы и Ильи приобретали необычайно высокую ценность и значимость, а их положение в иерархии Новгорода достигало вершин административного и пастырского влияния.

кирик новгородец вопрошание статус

Примечания

1 Голубинский, Е.Е. История русской Церкви. Т. 1. Период первый, Киевский или домонгольский. Ч. 1. М., 1901. С. IX.

2 Смирнов, С.И. Древнерусский духовник: (Исследование по истории церковного быта). М., 1913. С. 104-132; Симонов, Р.А.: 1) Кирик Новгородец - ученый XII века. М., 1980; 2) Математическая и календарно-астрономическая мысль Древней Руси. М., 2007 и др.

3 Семикопова, Т.В. Истоки учености Кирика Новгородца - монаха, ученого и мыслителя XII века // Православие и русская литература : сб. ст. / под ред. Г.А. Пучковой. Арзамас, 2009. С. 49-54; Мильков, В. В. Первый учёный Руси: жизнь, творчество, идейное своеобразие воззрений. К 900-летию Кирика Новгородца // Россия XXI в. 2010. № 6. С. 90-125 и др.

4 Щапов, Я.Н. Княжеские уставы и церковь в древней Руси XI-XIV вв. М., 1972. С. 308-310.

5 Каптерев, Н.Ф. Светские архиерейские чиновники в древней Руси. М., 1874. С. 1-8.

6 Рожков, Н.А. Обзор русской истории с социологической точки зрения : Киевская Русь (с VI до конца XII века). М., 2011. С. 100.

7 Хорошев, А.С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980; Кузьмина, О. Республика Святой Софии. М., 2008.

8 Мусин, А.Е. Церковь и горожане средневекового Пскова : историкоархеологическое исследование. СПб., 2010. С. 111-138.

9 Гайденко, П.И. Становление высшего церковного управления в Киевской Руси : авто- реф. дис. . д-ра ист. наук. Екатеринбург, 2011.С. 34-36.

10 Семикопова, Т.В. Истоки учености Кирика Новгородца С. 49-51;

11 Мильков, В.В. Первый учёный Руси : жизнь, творчество, идейное своеобразие воззрений. К 900-летию Кирика Новгородца. С. 92-94, 121-123; С. 49-53.

12 Заозерский, Н. О церковной власти. Сергиев Посад, 1894. С. 95, 148-149.

13 Мильков, В.В. Первый учёный Руси : жизнь, творчество, идейное своеобразие воззрений. К 900-летию Кирика Новгородца. С. 94-107.

14 Митрофанов, А.Ю. Церковное право и его кодификация в период Раннего Средневековья (IV-XI вв.). М., 2010;

15 Митрофанов, А.Ю. Кодификация канонического права в период Раннего Средневековья (IV-XI вв.) : авторе. дис. ... д-ра ист. наук. СПб., 2011.

16 Заозерский, Н. О церковной власти. С. 145164.

Размещено на Allbest.ru