Книга о табу

Эта проблема возникла потому, что мы задали вопрос неправильно. Мы исходили из предположения, что вещество - это одно, а пространство, или пустота, - другое. Затем оказалось, что пространство - это не просто отсутствие вещей, потому что вещи вообще не могут существовать без него. Таким образом, наша ошибка в самом начале состояла в том, что мы начали представлять себе вещество и пространство как две различные сущности, вместо того, чтобы думать о них как о двух аспектах одного и того же. Смысл в том, что они отличаются друг от друга, но не отделимы, как голова и хвост кошки. Раздели их, и кошка погибнет. Устрани гребень волны и подошвы тоже не останется.

Аналогично можно подойти и к древней задаче о причине и следствии. Мы верим в то, что каждая вещь и каждое событие должны иметь причину - то есть другие вещи и события, которые в свою очередь являются следствиями чего-то иного. Но как причина приводит к следствию? Положение осложняется еще и тем, что если предположить, что все мои действия представляют собой последовательность обусловленных событий, тогда их причина теряется где-то в неизмеримом прошлом. Если это все в действительности так и есть, я не могу ничего изменить, потому что все мои поступки обусловлены прошлым. Я просто являюсь марионеткой, которую дергают за веревочки, уходящие далеко в те времена, о которых я не имею ни малейшего представления.

И снова, как и в предыдущий раз, проблема возникает в результате того, что мы неправильно задали вопрос. Предположим, что есть где-то человек, который никогда в своей жизни не видел кошки. Но вот он получил возможность понаблюдать через щелочку в заборе, как она проходит по другую сторону от забора. Вначале он видит голову, затем не так отчетливо очерченное туловище и наконец хвост. Поразительно! Кошка поворачивается и проходит мимо щелочки снова, и опять наблюдатель видит вначале голову, а затем хвост. В результате своих наблюдений он приходит к выводу, что событие, называемое "голова", является неизменной и обязательной причиной события, называемого "хвостом", которое таким образом оказывается следствием "головы". Это бессмысленное и запутанное описание появляется тогда, когда мы не видим, что голова и хвост существуют вместе и составляют вместе с туловищем одну целую кошку.

Кошка не появилась на свет в виде головы, которая впоследствии стала причиной своего хвоста. Она родилась вся одновременно в виде одного животного с головой и хвостом. Наш наблюдатель испытал затруднение при описании кошки, потому что он рассматривал ее через узенькую щелочку, ширина которой не дает возможности видеть все животное сразу.

Эта щелочка в заборе очень напоминает то, как мы обозреваем мир с помощью сознательного внимания, потому что когда мы сосредоточиваемся на чем-то одном, мы игнорируем все остальное. Внимание - это ограничение диапазона восприятия. Это способ рассмотрения жизни по кусочкам, используя при этом память для того, чтобы соединить эти кусочки вместе. Изучение мира с помощью сознательного внимания похоже на то, как темную комнату обследуют при помощи фонарика с очень узким лучом света. Восприятие, ограниченное таким образом, имеет одно преимущество: оно ярко и точно фокусируется. Но за это приходится платить тем, что оно может обозревать мир только по частям, переходя последовательно от одной детали к другой. А там, где не оказывается никаких деталей - в пустом пространстве на гладкой поверхности - оно почему-то начинает скучать и искать какие-то примечательные особенности. Следовательно, внимание представляет собой нечто подобное сканирующему механизму радара или развертке на телеэкране. Исследования Норберта Винера и его коллег дают некоторые подтверждения того, что мозг действительно опирается в своей работе на похожие процессы.

Сканирующий метод наблюдения мира по частям убеждает того, кто им пользуется, в том, что мир является огромной коллекцией отдельных объектов, которые называют вещами или событиями. Мы часто говорим, что человек может мыслить только об одном предмете в каждый конкретный момент времени. Дело в том, что, глядя на мир по кусочкам, мы привыкли считать, что он состоит из отдельных объектов. Тем самым мы поставили себя перед необходимостью решать задачу о том, как эти объекты связаны друг с другом и каковы между ними причинно-следственные отношения. Но эта проблема не возникла бы вообще, если бы с самого начала помнили, что разделение мира на независимые части, вещи и события, причины и следствия - это просто способ его описания. Мы не видим мир целостно, как кошку, которая обладает одновременно и хвостом и головой.

Мы говорим также о внимании как о выделении. Выделить означает заметить и начать рассматривать какой-то один аспект восприятия или какую-то одну черту мира, как что-то более примечательное и важное, чем все остальное. Эти аспекты восприятия и черты мира приковывают к себе наше внимание, а все остальное мы игнорируем - вот почему сознательное внимание является не-видением (то есть неведением), хотя оно и дает нам ясную картину того, к чему мы решили обратиться. Физически мы видим, слышим, обоняем, пробуем на вкус и осязаем множество деталей, которые никогда не замечаем. Ты можешь проехать в автомобиле тридцать миль, разговаривая все это время с другом. При этом ты замечал и запоминал только содержание вашей беседы, но каким-то образом тебе все это время удавалось реагировать на окружающую обстановку: обгонять другие машины, останавливаться на светофорах и делать много других действий, не замечая их, или, другими словами, не фиксируя на них луч своего сознательного внимания. Подобно этому ты можешь поговорить с кем-нибудь на вечеринке и совсем не запомнить, во что он или она были одеты, потому что этот человек ничем не заинтересовал тебя и не показался тебе важной персоной. Однако не вызывает сомнений тот факт, что твои глаза и нервы реагировали как-то на его внешний вид. Ты смотрел, но фактически не видел.

Создается впечатление, что мы замечаем что-то только тогда, когда одновременно проявляются два фактора, одним из которых является требование, чтобы деталь была интересной и важной. Второй фактор, который должен присутствовать параллельно с первым, состоит в том, что объект, на который мы обращаем внимание, должен обладать названием. Название дается с помощью системы характеристик - слов, чисел, знаков, простых образов (таких как квадратики и треугольнички), музыкальных нот, букв, иероглифов (как в китайском языке) и других наборов отличительных особенностей - таких, например, как палитра цветов и оттенков. Все эти символы дают нам возможность классифицировать наши отдельные частички восприятия. Это ярлычки на тех полочках, где все эти вещи хранятся в нашей памяти. Вот почему очень трудно бывает заметить то, для чего у нас нет обозначения. У эскимосов есть пять слов для обозначения различных типов снега, потому что они живут в той местности, где эти различия заметны и важны. Но в языке ацтеков для снега, дождя и града используется лишь одно слово.

Так что же управляет нашим выбором замечать или не замечать какую-то деталь? Во-первых, ее значимость для выживания, благоприятность для социального статуса и выгодность для наших личных интересов (о чем у нас будет возможность поговорить позже). И, во-вторых, необходимо еще присутствие этой детали в описательной структуре и логической системе представления, которую мы унаследовали от людей нашего общества и культурной среды. Ведь очень трудно заметить что-то такое, для чего в нашем языке нет какого-нибудь обозначения - словесного, математического или музыкального. Вот почему мы заимствуем слова из других языков. В английском языке, например, нет обозначения для переживания, которое японцы называют югэн. Поэтому понять то, что они описывают этим словом, мы сможем только тогда, когда сами откроемся для подобных переживаний.

Таким образом, есть все основания полагать, что существует бесчисленное множество аспектов и измерений мира, на которые наши органы чувств реагируют без привлечения сознательного внимания. Кроме того, в природе существуют вибрации (подобные космическим лучам), длины волн которых таковы, что органы чувств человека вообще не могут их воспринять. Если бы кто-то осознал все эти вибрации сразу же, он бы оказался в сущем аду. Ведь это было бы подобно такой игре на фортепиано, при которой музыкант постоянно стучит по всем клавишам сразу. Однако можно выделить два фактора, которые нам совсем не помешало бы осознать. Ведь подверженность иллюзии коренится именно в том, что мы игнорируем эти факторы. Речь здесь идет об иллюзии это, о неспособности видеть, что каждый из нас представляет собой замаскированное Я.

Первый фактор, который ускользает от нашего сознания, состоит в том, что так называемые противоположности - свет и тьма, звучание и тишина, объекты и пространство, наличие и отсутствие, внешнее и внутреннее, появление и исчезновение, причина и следствие - суть взаимосвязанные полюса или аспекты одного и того же. Однако для обозначения этой Сущности у нас нет более подходящего слова, чем такие туманные понятия, как Существование, Бытие, Бог или Первооснова Бытия. По большей части все эти концепции остаются расплывчатыми идеями, которые не соответствуют у человека никаким ярким переживаниям.

Вторым фактором, который тесно связан с первым, является то, что мы настолько поглощены сознательным вниманием и так убеждены в реальности наблюдаемого, что этот поверхностный тип восприятия кажется нам единственным реальным способом наблюдения мира. При этом у нас возникает настолько удивительное представление о себе как о сознательном существе, что мы оказываемся полностью загипнотизированными этим нецелостным видением Вселенной. Мы действительно считаем, что этот мир представляет собой скопление отдельных вещей, которые каким-то непонятным образом оказались собранными вместе или, возможно, когда-то составляли нечто целое, развалившееся затем на куски. И при этом мы верим, что сами представляем один из таких объектов. Мы смотрим на каждую деталь мира в отрыве от всех остальных - как он сам по себе рождается и умирает. Поэтому мы в лучшем случае видим в нем лишь фрагмент чего-то целого или заменимую деталь какой-то большой машины. Крайне редко мы ясно видим, что так называемые вещи и события "идут вместе", как голова и хвост кошки, как отдельные звуки и интонации - нарастающие и угасающие, высокие и низкие - одного поющего голоса.

Другими словами, мы не играем в Игру в Черное-и-Белое - великую вселенскую игру в верх-и-низ, наличие-и-отсутствие, объекты-и-пространство, каждый-и-все. В противоположность этому мы играем в Игру Черное-против-Белого, или как чаще бывает, в Игру Белое-против-Черного. Ведь когда скорость чередования противоположностей незначительна, как бывает в случае дня и ночи или жизни и смерти, у нас создается впечатление, что темный или отрицательный аспект мира нам навязывается вопреки нашей воле. А затем, не понимая того, что положительный полюс и отрицательный полюс взаимосвязаны, мы начинаем опасаться, что Черное может победить в Игре. Однако Игра Белое-должно-победить - это уже не игра. Это борьба, которой сопутствует чувство хронического разочарования, потому что в ходе борьбы мы стараемся сделать что-то столь же бессмысленное, как попытки сохранить горы, но избавиться от долин.

Основная форма этой борьбы называется Жизнь-против-Смерти. Это так называемая борьба за выживание, которая, как предполагается, является реальной, серьезной задачей всех живых существ. В данном случае иллюзия держится на том, что (а) эта борьба временно успешна (мы продолжаем жить до тех пор, пока не умрем) и что (б) жизнь требует, от живущих усилий и изобретательности. Последнее, впрочем, верно и в отношении игр, которые не подразумевают серьезной борьбы. Насколько мы знаем, животные не одержимы постоянным беспокойством о болезнях и смерти так, как мы, потому что они живут настоящим. Тем не менее, они вступают в борьбу, когда ощущают голод или подвергаются нападению. Однако мы должны быть внимательными, когда говорим о животных в качестве модели "совершенно естественного" поведения. Ведь если "естественным" называть "доброе" или "мудрое", несомненно, что люди могут проявлять себя лучше, чем животные, хотя так случается далеко не всегда.

Люди относятся к смерти как к большому пугалу, и особенно это характерно для представителей Западного мира. Причина этого, вероятно, кроется в том, что не так давно повсеместно было распространено христианское поверье, согласно которому за смертью последует ужасный Страшный Суд, на котором будут решать, куда приписать грешника - на временные муки в Чистилище или па вечную агонию в Ад. Сегодня же более популярно мнение о том, что после смерти мы попадаем в вечную пустоту. Пытаясь вообразить себе это своеобразное переживание, мы, прежде всего, думаем о человеке, которого заживо похоронили и держат под землей вечно. Нет больше друзей, солнечного света и пения птиц - только тьма и тьма без конца.

Не уходи по своей воле в эту ночь, что тьмою манит...

До последнего борись за свою жизнь и света танец.

С помощью воображения невозможно представить себе абсолютную пустоту, и потому этот пробел заполняют наши фантазии. Нечто подобное происходит в экспериментах по изоляции органов чувств (experiments with sensory deprivation), участников которых погружают в воду в звуко- и светонепроницаемых помещениях. Поэтому когда смерть рассматривается как окончательная победа Черного над Белым в чрезвычайно серьезной Игре Белое-должно-победить, фантазии, которые заполняют этот пробел, становятся довольно неприятными. Даже популярные образы Небес у нас довольно суровы, потому что Бога, как правило, воображают себе в виде очень серьезного и грозного Дедушки, восседающего на троне в громадной церкви - а в церкви, как известно, человек может благопристойно "возрадоваться", но не может от души, раскатисто рассмеяться.

О как велика их радость и слава,

Вечное счастье блаженных в Раю!

Кто желает, чтобы его нарядили в стихарь и навсегда заперли в церкви, где ничего нельзя делать, а можно только петь "Аллилуйя!"? Эти образы, разумеется, являются исключительно символическими, но ведь все мы знаем, как дети относятся к Божьей Доброй Книге в черном переплете и с совершенно непонятным шрифтом, а также к традиционным протестантским праздникам. Мыслящие христиане перерастают эти ужасные образы, но в детстве страх уходит глубоко в подсознание и оттуда продолжает определять наше отношение к смерти.

Есть все основания полагать, что представления о смерти человек получает в ходе воспитания в обществе, потому что на сегодняшний день наука не дает убедительных доказательств в пользу того, что существуют какие-то врожденные природные эмоции, связанные с умиранием. В качестве примера представлений, формируемых у человека обществом, можно привести широко распространенное мнение о том, что рождение ребенка должно быть болезненным. Христианство утверждает, что страдания в данном случае являются наказанием за Первородный Грех или массу приятных переживаний при его "зачатии. Ведь Бог сказал Еве и всем ее дочерям: "В болезни будешь рожать детей" (Быт. 3 - 16). Итак, все верили, что давая жизнь ребенку, женщина обязательно должна мучиться, и они выполняли этот долг, а многие продолжают это делать и по сей день. В то же время мы были немало удивлены, когда обнаружили, что в "первобытных" обществах женщины рожают детей, работая в поле. Они просто приседают, производят дитё на свет, перекусывают пуповину, кормят ребенка, пеленают его и продолжают работу. Дело не в том, что эти женщины так разительно отличаются от наших, - у них просто другое отношение к родам. И вот наши гинекологи недавно обнаружили, что многих женщин не так уж трудно подготовить к естественным и легким родам. "Родовые муки" для этого переименовывают в "напряжения", после чего будущие матери регулярно проделывают ряд подготовительных упражнений, смысл которых в том, чтобы научиться расслабляться под это напряжение и содействовать ему. Роды - это не болезнь, говорят им. Женщину забирают в роддом только для перестраховки на тот случай, если что-то пойдет не так как нужно. А в последнее время становится все более популярной традиция принимать роды на дому.

Понятно, что преждевременная смерть может наступить в результате болезни, но - как и рождение - смерть как таковая совсем не является болезнью. Это естественный и необходимый конец человеческой жизни - такой же естественный, как опадание желтых листьев осенью. (Неопадающие листья, как известно, делают из пластика, и поэтому не будет ничего удивительного, если когда-нибудь хирурги смогут заменить все наши органы пластиковыми устройствами, в результате чего человек станет бессмертным, превратившись в пластиковую модель себя.) Поэтому врачам следует рассмотреть возможность подготовки человека к смерти и связанными с ней переживаниями по аналогии с тем, как они готовят беременных женщин к родам.

Ведь по большому счету смерть - это великое событие. До тех пор пока она не довлеет над нами, мы привязываемся к себе и всему, что окружает нас в жизни, проводя день за днем в привычном безысходном беспокойстве. При этом все, что связано со смертью, мы сознательно отодвигаем в самые отдаленные уголки ума. Но наступает время, когда мы узнаем, что наши дни сочтены. В этой ситуации у нас появляются идеальные условия для того, чтобы полностью отпустить себя (to let go of oneself). Если это происходит, человек оказывается освобожденным из тюрьмы своего эго. Поэтому вполне естественно, что смерть представляет собой уникальную возможность пробудиться к знанию своего подлинного Я, которое исполняет на космической сцене нашу Вселенную. А значит, смерть может быть поводом для большей радости. Однако в наши дни распространен обычай, который требует от врачей, медсестер и родственников умирающего, чтобы они обманывали его. Все эти люди должны ходить вокруг него с улыбками на лицах и уверять его, что он все-таки выздоровеет, что через неделю он вернется домой и тогда вся семья поедет отдыхать на море. Хуже всего то, что врачей никогда не учат, как нужно вести себя с безнадежно больными. В этом отношении католический священник находится в гораздо более выгодном положении: как правило, он знает, что нужно делать в присутствии умирающего. Поэтому он действует без слез, неловкости и невнятного бормотания. Однако врач должен, согласно всеобщему мнению, стараться любой ценой продлить жизнь - для этого он вправе распоряжаться всеми сбережениями больного и его семьи.

Ананда Кумарасвами однажды сказал мне, что предпочел бы умереть на десять лет раньше, но не на десять минут позже - когда старость или отравление лекарствами не дадут ему отпустить себя, "лечь в могилу по своей доброй воле". "Я молюсь, - часто говорил он, - чтобы смерть не застала меня врасплох и я успел выйти из игры". Речь идет о том, чтобы успеть отпустить себя. Вот почему Г.И.Гурджиев, этот восхитительный плут-мудрец, писал в книге "Все и вся" ("All and Everything"):

В настоящее время единственная возможность спасти жителей планеты Земля состоит в том, чтобы внедрить в их сознание новый механизм... Его свойства должны быть таковы, чтобы каждый из этих несчастных в своей жизни постоянно осознавал и чувствовал неизбежность своей смерти, равно как и смерти каждого, на ком останавливается его взгляд или внимание. Только такое осознание и такое чувство смогут в наши дни уничтожить эгоизм, который кристаллизовался в людях.

Принимая во внимание наши сегодняшние воззрения относительно смерти, слова Гурджиева выглядят как рекомендация жить в кошмарном сне. Однако постоянное осознание смерти до неузнаваемости преображает мир в глазах человека. Он начинает видеть его медленно проплывающим мимо и почти прозрачным, подобным тонкой струйке голубого дыма, растворяющейся в воздухе. И при этом ему становится очевидно, что не за что цепляться, да и некому. Это наводит грусть только до тех пор, пока остается хотя бы малейшая надежда на то, что существует какой-то выход из сложившегося положения - что мы можем еще ненадолго продлить жизнь или что существует какая-то призрачная душа, с помощью которой наше эго выживет после смерти тела. (Этим я не хочу сказать, что не существует никакой жизни личности после смерти, - я говорю только, что вера в эту жизнь продолжает держать нас в рабстве).

Сказанное вовсе не означает, что мы не должны бояться смерти. Мы уже встречались с похожей ситуацией, когда я говорил о том, что нам вовсе не следует стремиться не быть эгоистичными. Подавление страха смерти еще больше усиливает его. Весь смысл здесь в том, чтобы знать - вне всяких сомнений - что "я" и все другие "вещи" и "личности", которые сегодня присутствуют, рано или поздно исчезнут. В конце концов это знание заставит тебя отпустить их, - но для этого ты должен чувствовать быстротечность жизни уже сейчас и так же ясно, как было бы в том случае, если бы ты только что свалился с обрыва в Большой Каньон. В действительности ты сорвался в пропасть еще тогда, когда родился, и поэтому цепляться за камни и людей, которые падают вместе с тобой, - совершенно бессмысленное занятие. Итак, если ты боишься смерти - бойся ее. Идея в том, чтобы отождествиться с этим страхом, дать возможность всему одержать верх - ужасам, привидениям, страданиям, мимолетности, разрушению. И тут ты открываешь нечто удивительное и до сих пор невообразимое: ты никогда не умрешь, потому что ты никогда не рождался. Ты просто забыл, кто ты.

Присутствие друзей может помочь случиться всему этому. Когда мьГбыли детьми, наши другие "я" - родные, знакомые и учителя - сделали все, что от них зависело, для того, чтобы мы поверили в иллюзию собственной независимости. Они помогли нам стать искусными притворщиками, ведь именно в этом смысл высказывания: "Нужно быть настоящей личностью". Обратим внимание на то, что английское слово person (личность) происходит от латинского слова persona, которое вначале означало маску с рупором у рта. Такими масками пользовались актеры, выступавшие на сценах открытых амфитеатров в Древней Греции и Риме. Это были маски, через (per) которые до зрителей доходил звук (sonus). Смерть отрывает нас от persona точно так же, как актеры снимают маски и костюмы в гримерной, которая находится за сценой. И подобно тому как друзья актеров идут за сцену для того, чтобы поблагодарить их за хорошее представление, друзья умирающего должны собраться для того, чтобы помочь ему выйти из своей смертной роли. Им следует отдать ему должное за участие в представлении и, даже более того, отметить с шампанским или с помощью каких-то других ритуалов (которые умирающий выбирает по своему вкусу) великое пробуждение смерти.

Можно привести много других примеров того, как Игра в Черное-и-Белое переходит в Игру Белое-должно-победить. Подобно представлению о борьбе за выживание, этот переход основывается на несознательности, не принятии во внимание взаимозависимости обеих сторон. Любопытно отметить, что это неведение является неотъемлемой часть самой Игры в Черное-и-Белое, потому что забывание или неосознавание взаимосвязи противоположностей являются "прятанием" в Игре в Прятки. Но ведь Игра в Прятки - это в свою очередь Игра в Черное-и-Белое!

В качестве иллюстрации мы можем предпринять экскурс в сферу научной фантастики, которая очень быстро становится нашей действительностью. Прикладная наука может рассматриваться как Игра в Порядок-против-Хаоса (или Игра в Порядок-против-Случайности). Это особенно справедливо в области кибернетики - науки об автоматическом управлении. С помощью научных предсказаний и технических приспособлений мы пытаемся в максимальной степени подчинить себе окружающую среду и наши собственные организмы. В медицине, информатике, производстве, транспорте, финансах, коммерции, строительстве, образовании, психиатрии, криминалистике и юриспруденции мы создаем всевозможные системы "защиты от дурака" для того, чтобы исключить появление случайных ошибок. Чем более мощной становится технология, тем больше мы нуждаемся в средствах контроля. В качестве примеров можно привести системы гарантии безопасности на реактивных авиалайнерах и, конечно же, верхом такого подхода являются устройства, которые разрабатывают специалисты по ядерному оружию для того, чтобы исключить возможность несанкционированного нажатия кнопки. Использование могущественных средств, которые могут изменять организм человека и его окружение, требуют соблюдения многих законов, получения официальных разрешений и учета большого числа разнообразных мнений, что приводит к необходимости создавать псе более сложные процедуры получения и хранения информации. В больших университетах, например, есть должности вице-ректоров, в обязанности которых входит работа по поддержанию связи с правительством и целыми армиями секретарей, переворачивающими тонны бумаги. По временам создается впечатление, что сами эти бумаги и необходимость поддерживать их в порядке намного более важны нежели то, что в них написано. Документы с данными о студентах зачастую хранятся в огромных административных помещениях в сейфах, тогда как с книгами в библиотеках обращаются далеко не так бережно - если, конечно, они не крайне редки и опасны. Таким образом, административное здание становится самым большим и впечатляющим строением во всем студгородке, а преподавателям кафедр все чаще приходится проводить время на длительных служебных совещаниях. Вместо того чтобы проводить научную работу и обучать студентов, они вынуждены заполнять бланки и писать отчеты, без которых работа современного учебного заведения просто немыслима.

По той же причине становится все труднее заниматься независимой трудовой деятельностью. Ведь при этом очень много времени и усилий уходит на то, чтобы подавать во все инстанции финансовые и юридические документы. Без этого нынче не может обойтись ни одно даже самое скромное начинание. Повсеместное распространение средств передачи информации - таких как телевидение, радиовещание, книги и периодические издания - дает возможность одному краснобаю высказываться перед миллионной аудиторией. В то же время с помощью телефона и почты практически каждый житель страны может выразить выступившему свои мнения, среди которых бывают очень лестные и приятные. Однако нет никакой возможности давать миллионам отозвавшихся индивидуальные ответы - особенно в том случае, когда человек просит посоветовать ему лично либо когда речь идет об очень специфических проблемах. Только президент, премьер-министр или директор крупной корпорации может позволить себе содержать достаточно большое количество служащих для того, чтобы справляться со всей этой лавиной информации,

Скорость и объем перевозки пассажиров на далекие расстояния по автомагистралям и по воздуху достигли таких масштабов, что человек не может больше путешествовать по собственному маршруту. С каждым днем все труднее найти место для обычной прогулки, если, конечно, не принимать во внимание существования специальных "резерваций для отдыхающих", называемых государственными парками. Но ближайший к моему дому парк обнесен оградой, а у входных ворот на заборе висит длинный ряд плакатов. Они гласят: ЖЕЧЬ КОСТРЫ ЗАПРЕЩЕНО! ВЫГУЛИВАТЬ СОБАК ЗАПРЕЩЕНО! ОХОТИТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО! СТАВИТЬ ПАЛАТКИ ЗАПРЕЩЕНО! КУРИТЬ НА ТЕРРИТОРИИ ПАРКА ЗАПРЕЩЕНО! ЕЗДИТЬ НА ЛОШАДЯХ ЗАПРЕЩЕНО! КУПАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО! МОЙКА ЗАПРЕЩЕНА! (я никогда не мог понять, что означает эта последняя надпись) ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ НА ПИКНИК ТОЛЬКО В ОТВЕДЕHЫХ ДЛЯ ЭТОГО МЕСТАХ! Целые мили побережья океана, которое когда-то было зоной свободного отдыха, теперь превратились в государственные парки, закрывающиеся в шесть часов вечера. Поэтому никто больше не может устроить здесь пиршество при лунном свете. Никто теперь не имеет права заплывать дальше положенной стоярдовой зоны, которая охраняется спасателями. Все это потому, что "меры безопасности должны соблюдаться прежде всего", а жизнь в наши дни "защищена от дураков" практически во всех отношениях.

Попробуй только прогуляться после наступления сумерек по американскому пригороду. Если тебе удастся проникнуть через заборы из сеток на ухоженную зеленую полосу, тянущуюся вдоль шоссе, через несколько минут возле тебя, так и знай, остановится полицейская машина. "Что вы здесь делаете?" Бесцельное гуляние кажется странным и подозрительным. Ты, наверное, "без определенного места жительства" или вор. Ты даже не выгуливаешь собаку! "Сколько у вас с собой денег?" Ты выглядишь еще более подозрительным, если у тебя их достаточно для того, чтобы оплатить проезд в автобусе. А если у тебя их нет или очень мало, тогда и подавно ясно, что ты бродяга и нарушитель общественного порядка. Посему любой опытный взломщик выезжает "на дело" в "Кадиллаке".

Правильное путешествие в наше время означает перемещение с максимальной скоростью по безопасному шоссе из одного пункта в другой. Но в самых доступных местах с каждым годом собираются все большие толпы туристов, занимая все свободное место автомобилями, так что скоро начинаешь чувствовать, что здесь не на что смотреть. По той же причине становится все более неудобно вести дела в центрах больших городов. Ведь подлинное путешествие должно включать в себя максимум незапланированного странствия, потому что иначе невозможно открывать для себя чудеса и неожиданности - одни только они, как мне кажется, могут быть поводом для того, чтобы не оставаться дома. Как уже говорилось, возможность быстрого перемещения из одного места в другое делает все эти места одним местом. В наши дни Вайкики-Бич является всего лишь смесью Атлантик-Сити, Брайтона и Майами.

Несмотря на то, что дома происходит больше неожиданностей, чем в других местах, повышение эффективности коммуникаций и уровня контроля человеческого поведения могут не оправдать возлагаемых на них надежд. Вместо того чтобы сделать нас свободными как птицы в воздухе, может случиться, что мы окажемся прикованными к земле, как грибы. Вся информация будет поступать к нам по сверх реалистическому телевидению и другим электронным приспособлениям, одни из которых уже сейчас разрабатываются, тогда как другие пока еще никому и не снились. С одной стороны это даст человеку возможность пребывать где угодно, не перемещая никуда своего тела. Вероятно, тогда каждый сможет посетить самые отдаленные уголки пространства. Но это уже будет другой тип индивида - существо с колоссальной нервной системой, которая простирается далеко-далеко в бесконечность. Более того, эта электронная нервная система будет такой разветвленной, что все подключенные к ней люди будут разделять одни и те же мысли, чувства и переживания. Возможно, тогда будут существовать какие-то особые типы людей, чем-то напоминающие разные виды клеток и органов, которые составляют наши тела. Ведь при этом будет наблюдаться тенденция всех индивидов образовывать в совокупности одно биоэлектронное тело.

Давай рассмотрим удивительные технические средства, которые в наши дни используются для незаметного сбора информации. Речь идет об устройствах слежения, которые уже сейчас широко используются в государственных учреждениях, на фабриках и в крупных магазинах, а также на различных линиях передачи сообщений, таких как, почта и телефон. Изобретение транзисторов и дальнейшие успехи в миниатюризации технических средств дают возможность сделать эти устройства с каждым годом все более незаметными и чувствительными ко всем более слабым электрическим сигналам. Все это рано или поздно приведет к тому, что индивид ничего не сможет держать в тайне от других. Вполне может быть и так, что он не сможет даже скрывать свои мысли. В конце концов, ни у кого не останется собственного ума - будет существовать лишь один огромный и сверхсложный ум общества. Не исключено, что этот коллективный разум будет наделен такими фантастическими средствами контроля и предвидения будущего, что сможет предсказывать свою судьбу на многие годы вперед.

Однако чем точнее и полнее ты знаешь свое будущее, тем больше у тебя оснований считать, что ты его уже прожил. Когда исход игры становится ясен, мы утрачиваем к ней интерес и начинаем новую партию. Вот почему многие люди не желают, чтобы им предсказывали судьбу: дело не в том, что, по их мнению, все это предрассудки, и не в том, что они боятся, как бы им не напророчили нечто ужасное. Все просто сводится к тому, что чем более определено наше будущее, тем меньше в нем неожиданностей и тем скучнее в нем жить.

Пофантазируем еще в том же духе. Технология должна будет поддерживать равновесие между численностью населения и наличными продовольственными ресурсами. А это повлечет за собой с одной стороны строгий контроль рождаемости, а с другой - поиски новых видов пищи, источником которых будет не только почва, океан и воздух, но и химические процессы получения питательных веществ из экскрементов и других отходов. Однако в любой замкнутой системе такого рода наблюдается постепенная потеря энергии. По мере исчерпания ресурсов численность населения должна будет сокращаться пропорционально их убыванию. Если к этому, времени цивилизация уже будет чувствовать себя как единая система ум-тело, этот супер-индивид увидит, что с течением времени он становится все меньше и меньше. Так будет продолжаться до тех пор, пока последний рот не съест последний кусочек еды. Однако может случиться и так, что задолго до этого люди научатся производить себе подобных из пластика, а им не нужна будет пища. Но разве это не будет равносильно вымиранию всех представителей цивилизации? Ведь в таком случае от последних останутся лишь их пустые пластиковые эхо, продолжающие звучать и дальше во времени.

Для большинства ныне живущих людей эти фантазии кажутся очень зловещими. Подумать только, тогда не будет никакой уединенности и свободы личности, мы не сможем путешествовать, куда захотим, а наша плоть и кость, дерево и камень, фрукты и рыба - все это будет постепенно превращаться в пластик, синтетику и электронные приспособления. При этом художник и музыкант рано или поздно окажутся без дела, потому что компьютеры научатся так хорошо им подражать, что никто не сможет отличить произведение человека от творения компьютера. Теперь напрашивается вопрос о том, сменится ли когда-нибудь биологическое воспроизведение человека с помощью слияния клеток и полового акта каким-то другим типом технологического воспроизведения. Короче говоря, не будет ли следующим шагом эволюции преображение человека в электронную структуру?

Все эти перспективы могут казаться столь отдаленными, что многие не захотят тратить времени на их обсуждение. Заметим, однако, что новые веяния уже вошли в нашу жизнь в очень многих отношениях, и поэтому их нельзя просто так сбросить со счетов. К тому же, как мы видели, скорость технологических и социальных изменений возрастает даже быстрее, чем нам бы этого хотелось. Популярность научной фантастики также свидетельствует об очень глубоком интересе к подобным вопросам. Ведь большая часть произведений этого жанра являются в действительности комментарием к тому, что уже существует. Бывает, что для лучшего понимания происходящего достаточно просто представить себе его будущие последствия. В чем различие между тем, что реально существует сейчас, с одной стороны, и направлением развития с другой? Ведь если я лечу из Лондона в Нью-Йорк, мое движение на запад уже началось, даже если мой самолет еще не вылетел за пределы Британских островов.

Научная фантастика, которой мы здесь развлекались, приводит нас к двум важным выводам. Первый из них состоит в том, что если Игра в Порядок-против-Хаоса будет продолжаться как игра, порядок не должен победить. Ведь по мере того как предвидение дает нам возможность все лучше знать будущее, а средства контроля становятся все более совершенными, игра перестает стоить свеч. Другими словами, мы оказываемся в ситуации, когда нам снова нужно спрятаться, возможно, на этот раз как-то по-другому, чтобы появилась необходимость искать себя каким-то иным способом. Ведь прятание и поиск вместе образуют один удивительный танец бытия. Аналогично можно сказать, что хаос не должен - и скорее всего не может - победить, потому что полярность порядок/хаос так же характерна для мироздания, как и полярность наличие/отсутствие или верх/низ. Некоторые астрономы считают, что наша Вселенная начала свое существование со взрыва, который разметал галактики в пространстве. Опираясь на физический факт возрастания энтропии Вселенной, они заключают, что когда-то в ней останется лишь равномерное излучение. Но я не могу мыслить подобным образом. Наверное, это моя основная метафизическая аксиома, мой "скачок веры": то, что однажды случилось, может повториться. Это не означает, что до взрыва или после взрыва время существовало или будет существовать в его обычном смысле. Скорее речь идет о том, что время (как и пространство) обладает кривизной и может образовывать циклы.

Это предположение прозвучит еще более убедительно, если мы сформулируем второй вывод, который можно сделать на основе наших фантазий. Для этой цели нам пригодится французская пословица plus ca change, plus c'est la meme chose - чем больше что-то меняется, тем больше оно становится тем же самым. Изменение - это в каком-то смысле иллюзия, потому что мы всегда находимся в ситуации, когда любое будущее может подхватить нас! Если случится так, что человечество разовьет у себя новую электронную нервную систему, которая будет простираться далеко за пределы тел индивидов, и при этом все получат возможность пользоваться этими общими электронными умом и телом, то это будет почти в точности то же, что произошло с клетками, которые теперь составляют наши тела. Это нам уже знакомо.

Более того, клетки наших тел и их микроскопические элементы появляются и исчезают во многом подобно тому, как в пространстве распространяются световые волны, или подобно тому, как люди живут от рождения до смерти. Тело человека напоминает вихрь: он характеризуется определенными более или менее постоянными очертаниями, но вихрь этот кружится лишь до тех пор, пока в нем есть вода. Даже сами молекулы и атомы, из которых состоит вода, также являются "вихрями" - структурами движения, в которых нет постоянного и ни к чему не сводимого вещества. Каждый человек - это форма, которую принимает поток, чудесным образом объединяющий в себе молоко, воду, хлеб, бифштексы, фрукты, овощи, воздух, свет, тепло. Хотя все это в свою очередь тоже представляет собой потоки. Так же точно обстоит дело и с учреждениями. Нечто постоянное, называемое нами Калифорнийским университетом, в действительности не содержит в себе ни одного неизменного элемента: студенты, преподаватели, администраторы и даже здания приходят и уходят. Поэтому сам университет по сути представляет собой продолжающийся процесс, структуру поведения людей и вещей.

О способностях предсказания и контроля тоже можно сказать, что они не новы. Ведь у нас есть все основания утверждать, что каждый человеческий организм уже развил их в себе в такой степени, которая бы, несомненно, удивила отдельные нейроны тогда, когда они только начинали образовывать между собой отдельные связи. Поэтому если нам удастся воспроизвести себя в виде механических, пластиковых и электронных структур, это на самом деле случится не впервые. Представители любого эволюционирующего вида, должно быть, смотрят с опаской на тех своих собратьев, у которых появляются первые признаки чего-то нового. Все нормальные существа, конечно, будут считать этих выскочек опасными или сумасшедшими. Более того, этот новый и неожиданный вид воспроизведения является, вообще говоря, таким же диковинным, как и многие другие методы размножения, уже существующие на сегодняшний день в биологическом мире. Мы знаем об удивительном преображении гусеницы в бабочку, о симбиозе пчел и цветов и о необычайно сложном - хотя и малоприятном для нас - процессе размножения малярийного комара.

Если все это закончится тем, что человечество оставит после себя во Вселенной не что иное, как систему электронных структур, почему это должно нас беспокоить? Ведь сейчас мы уже существуем в точности в таком виде! Органическое вещество и пластик, разум и механизм, нервные волокна и провода, биология и физика - все это, как мы теперь знаем, представляет собой один и тот же сказочный танец элементарных частиц. Наблюдая за ним на макроскопическом уровне, мы не видим этих частиц, но зато замечаем целую гамму форм и "субстанций".

Основная проблема кибернетики, из-за которой эта наука переживает бесконечную последовательность удач/неудач, состоит в необходимости управлять самим процессом управления. Власть - еще не обязательно мудрость. Я могу достичь почти абсолютного всемогущества в управлении своим телом и окружающей средой, но как мне научиться так управлять собой, чтобы исключить возможность их нерационального и неправильного использования? Генетики и нейрофизиологи скоро, наверное, научатся воспроизводить людей с любым нужным типом характера. Но откуда же они смогут узнать, какие типы характеров будут нам тогда нужнее всего? Бурно развивающейся культуре требуются настойчивые и агрессивные индивиды, тогда как урбанистически-индустриальная культура нуждается, прежде всего, в общительных и трудолюбивых коллективистах. Принимая во внимание возрастание скорости социальных изменений, следует задаться вопросом, как смогут генетики предвидеть развитие вкусов, темпераментов и мотивов поведения вперед на двадцать-тридцать лет? Кроме того, нельзя забывать, что любое вмешательство в естественное развитие изменяет жизнь самым непредсказуемым образом. Человеческий организм, подвергшийся воздействию антибиотиков, - это уже не тот организм, который был прежде, потому что поведение микроорганизмов в нем после этого вмешательства существенно изменяется. И чем больше человек вмешивается в природу, тем детальнее он должен анализировать постоянно возрастающий объем информации о последствиях своего вмешательства. Ведь мы живем в мире, бесконечное число аспектов которого переплетено между собой невообразимо сложно. Уже в наши дни количество подобной информации даже в наиболее систематизированных отраслях научных знаний так огромно, что ни один человек в течение всей своей жизни не может полностью ознакомиться с ней - не говоря уже о том, чтобы переработать ее.

Решая одни проблемы, технология порождает другие, и мы убеждаемся, что находимся в положении, о котором Красная Королева из "Алисы в Зазеркалье" говорит, что мы должны бежать все быстрее и быстрее лишь для того, чтобы оставаться на месте. Таким образом, ты вправе поставить вопрос о том, дает ли технический прогресс возможность "куда-нибудь прийти" в смысле улучшения жизни и достижения живущими счастья. Несомненно, что в момент появления чего-то нового нас охватывает восторг, и мы чувствуем некоторое облегчение. Так было тогда, когда впервые появились телефон, радио, телевидение, реактивные самолеты, волшебные лекарства и вычислительные машины. Но слишком уж скоро эти новые приспособления становятся привычными, и мы сталкиваемся с проблемами, которые приходят в нашу жизнь вместе с ними. Один преуспевающий ректор университета как-то пожаловался мне: "Я так загружен работой, что вынужден буду скоро приобрести вертолет!" "Что ж, - ответил я ему, - в таком случае ты будешь на коне только до тех пор, пока другие ректоры тоже не обзаведутся вертолетами. Но лучше не покупай вертолет. Ведь тогда каждый будет ожидать от тебя еще большего".

Технический прогресс больше всего впечатляет тогда, когда сравнивают отдельные достижения наших дней с тем, что было когда-то. Один пожилой человек, сэр Седрик Хардвик, сказал в середине 60-ых, что он сожалеет о том, что ему не пришлось пожить в эпоху королевы Виктории - но с пенициллином. Мне тоже очень приятно, что сейчас я не должен пользоваться услугами медицины и зубоврачевания времен моего детства. Однако я понимаю, что достижения в одной области тесно связаны с изменениями, происходящими во всех остальных. Поэтому я не могу пользоваться пенициллином или современными средствами анестезии без того, чтобы в моем мире не было авиации, электроники, средств массовой информации, скоростных автострад и индустриализованного сельского хозяйства - не говоря уже об атомных бомбах и биологическом оружии.

Поэтому если мы взглянем на происходящее с более общей и последовательной точки зрения, весь проект покорения природы покажется довольно иллюзорным. С помощью технических средств мы просто увеличили темп жизни, не изменив своего отношения к ней - все случилось как раз так, как говорила Красная Королева. Однако постоянное увеличение скорости топтания на месте вследствие технического развития обусловлено иллюзией - мы верим, что человек и природа, организм и его окружение, управляющий и объект управления принципиально различны. Мы "покорили" бы внешнюю природу, если бы вначале - или наряду с этим - покорили свою собственную природу. Однако мы не видим природу человека и "внешнего" мира целостно. Подобно этому мы не чувствуем, что "я" как знающий и управляющий - это тот же самый парень, которого я считаю "собой", когда говорю, что знаю нечто о себе или контролирую себя. Осознающий себя механизм обратной связи, появляющийся у человека в результате эволюции коры головного мозга, позволяет нам пребывать под впечатлением, что каждый из нас - это две души в одном теле. Мы считаем себя одновременно рациональным существом и животным, наездником и лошадью, хорошим парнем с полезными инстинктами и утонченными переживаниями и в то же время - негодяем со всевозможными ненасытными желаниями и неуправляемыми эмоциями. Отсюда все изощренные уловки лицемерия: чувство вины и раскаяния, ужасы наказаний и пыток, гонка вооружений и даже благородное стремление творить добро и бороться со злом. Но чем больше человек отождествляется со своей доброй душей, тем яснее проступает в нем неотъемлемая тень этой души, и чем больше человек отгораживается от этой тени, тем более зловещей она становится.

Таким образом, в течение тысячелетий история человечества является удивительно бессмысленным конфликтом. Ведь как бы люди ни старались, их жизнь остается великолепно поставленной драмой, в которой триумфы чередуются с поражениями. И все это потому, что здравый смысл упорно отказывается признать, что Черное не может существовать без Белого. Возможно, никогда еще в истории мира ничто не шло в никуда с таким обилием восхитительной суеты. Как и в том случае, когда Труляля и Траляля согласились соперничать друг с другом, существенной деталью Игры в Черное-и-Белое остается тщательно скрываемый заговор между противоположностями, согласно которому они прячут свое единство и стараются выглядеть как можно более различными. Это напоминает настолько хорошую постановку поединка на сцене, что зрители невольно начинают верить в то, что видят реальную схватку. За кажущимися различиями всегда сокрыто их глубинное единство, которое Веданта называет Абсолют - которому-нет-равных. В этом учении Высшая Реальность является одновременно тем, что есть, и всем, что есть. Более того - Она спряталась в тебе так, что ты ее пока не видишь. Но если это фундаментальное единство индивидуального "я" и всего мира человека и Вселенной реально, как могло случиться, что наше поверхностное сознание даже не догадывается об этом?

Глава III

КАК БЫТЬ ИСКУСНЫМ ПРИТВОРЩИКОМ

Итак, кот уже выпущен из мешка. Тайные сведения оглашены во всеуслышание, и ты теперь знаешь, что тебя разыграли. Тебе сказали, что ты "пришел в этот мир" для того, чтобы некоторое время пожить в нем в мешке из кожи. И ты настолько поверил в эту мистификацию, что до сих пор притворяешься "всего лишь маленьким я". Но в действительности ни одна из вещей во Вселенной и ни одно из событий, происходящих в ней, неотделимы от всего сущего. Таким образом, единственно реальные Ты и Я - это Целое. По этой причине оставшаяся часть книги будет попыткой сделать это столь очевидным, что ты не просто поймешь это на словах, но и почувствуешь, что так оно и есть. Первым шагом к такому осознанию является как можно более ясное понимание того, как вся эта мистификация началась.

Прежде всего, мы должны разобраться с особенностями и характером самого розыгрыша. Я уже не один год пытаюсь выяснить, как люди чувствуют и осознают существование своей личности - какие конкретные переживания они ассоциируют со своим "я".

Лишь некоторые люди, по-видимому, пользуются этим словом для обозначения своего физического организма. Высказывание "Я обладаю этим телом" распространено гораздо шире, нежели высказывание "Я являюсь этим телом". Мы говорим о "своих" ногах точно так же, как и о "своей" одежде, ведь мы убеждены, что "я" не претерпевает никаких изменений даже в том случае, когда ноги приходится ампутировать. Мы говорим: "Я разговариваю, я иду, я думаю и (даже!) я дышу". Но мы не говорим: "Я формирую свой скелет, я отращиваю ногти или я обращаю кровь". Мы склонны использовать слово "я" для обозначения чего-то внутри тела, но, по существу, к телу не относящегося. Ведь большая часть процессов, протекающих в теле, происходит так же независимо от "я", как и внешние события. Таким образом, получается, что слово "я" мы используем для обозначения центра волевого поведения и сознательного внимания, хотя при этом мы не всегда последовательны. Дыхание, например, лишь отчасти подчинено нашей воле. Кроме того, мы говорим: "Я болел, я видел сон и я уснул" так, будто в этих случаях речь идет о наших собственных действиях. Однако никто не сомневается в том, что все это в действительности случается с нами непроизвольно.

И в то же время "я" обычно связывают с каким-то местом в теле, хотя разные люди говорят при этом о разных местах. В некоторых культурах принято считать, что "я" локализовано в области солнечного сплетения. Среди китайцев, например, распространено мнение, что син - ум-сердце или душа - находятся в центре груди. Но большинство людей Запада склонны считать, что их эго живет в голове, тогда как все другие члены тела болтаются в пространстве вокруг этого центра. Им кажется, что эго пребывает внутри головы сразу же за глазами и где-то между ушами. Это можно себе представить следующим образом: под сводом черепа сидит оператор в наушниках и наблюдает за телеэкранами, которые подключены к глазам. Перед ним находится огромная панель с приборами и переключателями, с помощью которых можно приводить в действие различные части тела. Информация со всего тела поступает на эту панель управления. Глядя на нее, оператор судит о том, ведет ли тело себя так, как он хочет.