Духовная борьба в раннем христианстве

Арий энергично вел пропаганду и рекламу своей доктрины. Он сочинил много песен и выпустил популярный сборник «Талейа» (Пир). Сборник предназначался для простолюдинов, расположение которых он умел приобретать. Здесь в легкой, общедоступной, полустихотворной форме Арий излагал свое еретическое учение о Сыне Божием, дабы укоренить его и сделать известным. Арий сочинял также песни для мельников, матросов и путешественников. Его движение проникло глубоко в общество.

Церковная смута, поднятая ересью, разрасталась все более и более, так что сам император Константин обратил на нее свое внимание. Чтобы прекратить споры, раздиравшие Церковь, он по совету некоторых епископов, главным образом Евсевия Кесарийского, имевшего на него особенное влияние, обратился с письмом, адресованным епископам Александру и Арию, в котором призывал обоих к миру и единению. С этим письмом императора в Александрию был отправлен Осия Кордубский, один из старейших и наиболее уважаемых епископов. Несогласия в Церкви осмеивались уже в языческих театрах, а в некоторых местах, охваченных смутой, даже наносились оскорбления статуям императора. Решено было созвать Вселенский собор, чтобы восстановить нарушенный мир, церковный и общественный, а также решить недавно возобновившийся спор о времени празднования Пасхи. Важно, что такая возможность появлялась впервые - с объединением Востока и Запада под властью одного христианского императора.

Собор решили провести в главном приморском и богатом городе Вифинской области Никее (теперь это бедное селение Исник). Здесь находился дворец императора, где с удобством могли расположиться участники Собора. Причем император издал особые распоряжения, которыми облегчалось прибытие созываемых епископов: содержание их на время соборных заседаний он приказал отнести на счет государства. Историки приводят неодинаковое число членов собора. Однако принято число 318, даваемое св. Афанасием в одном послании Африканской Церкви, по преданию, по таинственному соотношению с числом слуг Авраама (Быт. 14, 14) и потому еще, что греческое начертание его напоминает крест Иисуса Христа.

Прибывших с епископами пресвитеров и диаконов было более 2000 человек. Даже некоторые языческие философы являлись на Собор и вели беседы по спорным вопросам с епископами. У церковного историка (V в.) Созомена есть рассказ, как один малокнижный епископ обратил философа только прочтением ему Символа веры; он же передает о Византийском епископе Александре, который лишил дара речи препиравшегося с ним философа, сказав ему: «Во имя Иисуса Христа повелеваю тебе не говорить!» Собор начался в июне 325 года; первые заседания его происходили в храме. Через две недели после открытия Собора в Никею прибыл сам император Константин, который держал себя не как руководитель, а как наблюдатель. Во время своего первого появления на Соборе, выслушав приветственные речи, Константин Великий обратился к отцам Собора с речью, умоляя их прекратить «междоусобную брань в Церкви Христовой!» Собор сосредоточил усиленное внимание на вызвавшем эти междоусобные раздоры учении Ария.

Интересное происшествие, связанное с участником Собора св. епископом Николаем Мирликийском (Чудотворцем), описывается иноком Студийского монастыря Иоанном. Когда Арий излагал свое еретическое учение, многие затыкали уши, чтобы его не слышать; присутствовавший при этом святитель Николай, одушевленный ревностью по Боге, подобной ревности пророка Илии, не вынес хулений и ударил ересеучителя по щеке. Отцы Собора, негодуя на подобный поступок святителя, решили лишить его архиерейского сана. Но это решение они должны были отменить после одного чудесного видения, бывшего некоторым из них: они видели, что с одной стороны святителя Николая стоит Господь Иисус Христос с Евангелием, а с другой - Пресвятая Богородица с омофором. Они вручают ему знаки епископского сана, коих он был лишен. Вразумленные свыше отцы Собора перестали упрекать святителя Николая и воздали ему честь, как великому угоднику Божию».

После долгих обсуждений и диспутов был зачитан получившийся вариант символа веры. После прочтения наступило молчание, истолкованное Евсевием Кесарийским как одобрение. Молчание это первым нарушил император Константин. Он предложил для определения отношения Сына Божия к Богу-Отцу внести в символ слово единосущный. Это слово с желанною для православных членов Собора силою и определенностью, не допускающей перетолкований, выражало нужную мысль о равенстве Божества Сына Божия с Божеством Отца. Сдерживаемые авторитетом императора, арианствующие вынуждены были, следуя императору, согласиться на принятие разрушавшего их ересеучение слова. Затем члены Собора внесли в символ и другие поправки и изменения, благодаря которым символ принял следующий чуждый всякой двусмысленности вид:

«Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого; - и во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рожденного от Отца (из сущности Отца), Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, через Которого (Сына) все произошло как на небе, так и на земле; - ради нас человеков и ради нашего спасения снисшедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, страдавшего и воскресшего в третий день, восшедшего на небеса, и грядущего судить живых и мертвых; - и в Духа Святого».

Таков был первоначальный вариант Символа Веры, принятый на Первом Вселенском Соборе. Позднее, на последующих Соборах, в него будут вноситься поправки и дополнения, пока он не приобретет свой окончательный вид, хорошо знакомый ныне каждому православному христианину.

Чтобы исключить любую возможность неправильных толкований символа, отцы Собора присоединили к нему такое анафематствование арианской ереси: «Говорящих же, что было (время), когда не было (Сына), что Он не существовал до рождения и произошел из не сущего, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие от иного существа или сущности, или что Он создан, или преложим, или изменяем, предает анафеме Кафолическая Церковь».

Собором, по решении главного догматического вопроса, установлено было двадцать канонов по вопросам церковного управления и дисциплины; улажен был и пасхальный вопрос: собор постановил, чтобы Пасха праздновалась христианами непременно отдельно от иудеев и непременно в первый воскресный день, прилучившийся в день весеннего равноденствия, или непосредственно после него. Собор завершился празднованием 20-летия царствования императора Константина, во время которого он устроил в честь епископов великолепное пиршество.

Никейский символ, вселенское определение веры, раскрывший православное учение о Божестве Второго Лица Пресвятой Троицы - Господа Иисуса Христа, был принят почти единодушно. Но последующая история арианских движений показала, что многие и очень многие епископы «подписались под символом только рукой, а не душою», чтобы избежать отлучения и не потерять кафедр, в душе оставаясь такими же, как и прежде, еретиками. Вскоре они сумели привлечь государственную власть на свою сторону и, поддерживаемые ею, вступили в ожесточенную борьбу с защитниками правой веры.

В середине IV в. они одержали почти полную внешнюю победу над своими противниками, объединившимися под священной хоругвью Никейского Символа Веры. Хоругвь эту твердо и самоотверженно держал вначале св. Афанасий Великий, а потом, в связи с кончиной престарелого Александрийского епископа, она перешла в не менее мужественные и самоотверженные руки Великого Кесарийского епископа св. Василия. Около этих двух выдающихся святителей Православной Церкви описываемого времени объединялись и прочие оставшиеся ей верными епископы.

В ходе истории арианство неоднократно возвращалось и обретало угрожающий перевес в Церкви. Но православие восторжествовало.

Второй собор - I Константинопольский (381). Осудил македониан, отрицавших божественность Святого Духа. Подтвердил и дополнил вероопределение, принятое на I Никейском соборе.

Таким образом, противостояние ариан и православных на Первом Вселенском Соборе завершилось принятием Символа Веры, в который, с течением истории Церкви, были внесены дополнения, отсекающие новые ереси. Эти ереси связаны с именами Аполлинария и Македония.

Интересно, что одна из них была результатом чрезмерного усердия отдельных епископов, в частности Аполлинария, в борьбе с Арианством. Не ограничившись отрицанием арианских положений в учении о Сыне Божием, Аполлинарий стремился утвердить положения, им противоречащие; это стремление и привело его к ереси. Если ариане делали акцент на человеческой природе Сына Божьего, то Аполлинарий, наоборот, попытался эту человеческую личность унизить. С психологической точки зрения ему казалось невероятным учение Никейского символа, что во Христе соединились совершенное Божество и совершенное человечество. Он думал, что две сущности с сохранением всех своих свойств никогда не смогут соединиться в одну.

Тем временем ариане вносят свои изменения в учение о Третьем Лице Пресвятой Троицы - Святом Духе. Здесь очевидно стремление, в полном соответствии с еретическим учением о Сыне Божием, описать Святаго Духа как ипостась, разделенную, «отчужденную, разобщенную» от Отца и Сына».

Вообще, как у православных, так и у ариан IV века в учении о Святом Духе была крайняя разобщенность мнений, которую Св. Григорий Богослов описывает так: «Что касается мудрецов нашего века, то одни считают Его действованием, другие - тварью, иные - Богом, а иные, не решаясь о Нём сказать ни того и ни другого, из уважения, как они говорят, к Писанию, которое будто бы ничего не выразило о сём ясного, почему они чтут и не лишают чести Духа, оставаясь к нему в каком-то среднем, вернее уже сказать, весьма жалком расположении». На фоне такой разобщенности мнений среди полуариан оформляется особая партия Македониан, получившая название от Константинопольского епископа Македония (359). Партия эта, почитая Святого Духа Третьим Лицом Пресвятой Троицы, только из чести отличала его по существу от первых двух Лиц, признавая творением, а не Богом. Ереси Аполлинария и Македония возбудили новые проблемы догматического свойства. Таким образом, перед сознанием Вселенской Церкви снова был поставлен ряд вопросов. Два важнейших из них: о Богочеловечестве Христа и о Святом Духе, третьей ипостаси Святой Троицы. Ответ на эти вопросы дал II Вселенский собор.

Итак, в 381 году в Константинополе с целью «утверждения во всей империи никейского учения против всех ересей» император Феодосий собирает Вселенский собор. На этом соборе присутствуют только восточные епископы, среди которых - великие святители того времени: Милетий Антиохийский, Григорий Нисский, Кирилл Иерусалимский, Григорий Богослов. Св. Григорий Богослов в это время, по желанию императора и народа, избирается на свободную константинопольскую кафедру. Вскоре Милетий скончался, и председателем собора, естественно, стал вновь избранный епископ столицы.

Догматическая деятельность II Вселенского собора выразилась в составлении символа, известного в истории Церкви под именем Никео-Цареградского. Этот символ принят без изменений всей Православной Церковью, и до сих пор его знает каждый православный христианин. Символ II Вселенского собора представляет собой Никейский символ, дополненный отцами ввиду возникновения ересей. Таким образом, в учении о сущности Сына Божьего после слов «от Отца рожденного» появляется дополнение «прежде всех веков», которое с исчерпывающей определенностью указывает на предвечное рождение и Божество Иисуса Христа. В дальнейшее же учение о Сыне Божьем, содержащееся в Никейском символе веры, были вставлены дополнения с целью выразить православное учение о плотском естестве Богочеловека: «…нас ради человек и нашего ради спасения сошедшего с небес и воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы и вочеловечшегося, распятого за нас при Понтийском Пилате, и страдавшего и погребенного и воскресшего в третий день по писаниям, и восшешего на небеса, и сидящего одесную Отца, и паки грядущего со славою судить живых и мертвых, Которого Царству не будет конца».

Также вносятся дополнения в учения о Святом Духе, о Церкви, крещении, о воскресении мертвых и жизни будущего века; изложение учения об этих истинах веры составляет содержание с восьмого по двенадцатый член Никео-Цареградского символа веры. Важно также отметить, что первым отцы собора установили правило про Никейский символ: «Да не отменяется символ веры трехсот осминадцати отцов, но да прибывает оный непреложен». Таким образом, видно, что деятельность отцов II Вселенского собора не изменила по существу Никейского символа, но более полно и определенно раскрыла сущность православного учения.

Третий собор - Эфесский (431). Осудил несторианство, отрицавшее ипостасное единство (единство божественной и человеческих природ) в воплотившемся Слове - Христе. Признал правомерность именования «Богородица» применительно к Деве Марии.

Ариане в подтверждение своих еретических воззрений ссылались на те изречения из Священного Писания Нового Завета, которые указывают на уничижительное состояние Иисуса Христа в дни Его спасительного мессианского служения людям: в этих изречениях ариане видели доказательство справедливости своего богохульного утверждения, что «Сын Божий ниже Отца» и подчинен Ему. Защитники православного учения указывали еретикам, что, по Священному Писанию, уничижительное состояние Гопода Иисуса относится не к Божественной, а исключительно к человеческой природе Христа Спасителя. Однако этот справедливый по существу ответ не исключал возможности и такого недоуменного вопроса: «Если Христос одно говорил и совершал как Бог, а другое как человек, то не должно ли отсюда заключать, что естества во Христе были разделены, что в едином лице Его действовали две сущности и две раздельные воли?» Разъяснение, что Божеская и человеческая природы во Христе Спасителе не разъединены, но находятся в соединении, вызывало новое недоумение: если Христос есть Богочеловек, т. е. полный Бог и полный человек, то как же понимать те места святого Евангелия, в которых Сам Господь говорил о Себе уничижительно?» Блаженный Феодорит, приводя изречение Спасителя, что Он не знает о дне и часе Своего второго-пришествия - «...о дни же том и часе ииктоже весть, ни ангелы небеснии, токмо Отец Мой един» (Мф., 4,36), сопровождает это изречение следующим вопросом, показывающим необходимость полного выяснения учения об отношениях двух естеств во Христе, которое бы устраняло всякие возражения и недоумения; «Почему Слово носит имя премудрости, как скоро подвержено немощи неведения?» - спрашивает блаженный отец.

Таким образом, арианство привело к новым недоумениям о лице Иисуса Христа, которые и вызвали несторианские споры. Правда, для решения их многое заключалось в писаниях святых отцов Церкви IV река, и ими бы можно вполне удовлетвориться. Но кичливый ум не хотел смириться пред великой тайной воплощения Сына Божия; не без основания утверждают, что едва ли бы в Церкви возникли новые прения, если бы на поприще церковно-исторической жизни не явился Несторий.

Родина Нестория - сирийский город Кесария Германикийская на реке Евфрате; год рождения и родители его неизвестны. Св. Кирилл Александрийский свидетельствует только, что Несторий «вышел из грязи» и происхождение его «было постыдно». Несколько лет молодости он провел в одном монастыре близ Антиохии, затем, уже по принятии священства, выдвинулся как хороший проповедник. Историки Церкви, Сократ и Маркелл, современники Нестория, отмечают красноречие последнего, причем первый говорит о нём как о человеке талантливом, но малообразованном. Жизнь Несторий вел строго монашескую и в то же время как свидетельствует Сократ, был «тщеславен, вспыльчив и легкомыслен». Без сомнения, Несторий был человек гордый и самолюбивый, не желавший ни перед кем преклоняться. Такая гордость и стремление к известности, по мнению некоторых, и заставляли Нестория прибегать к показной святости в жизни и высокопарному слогу в проповеди. В 428 году, как человек с ораторским талантом, Несторий был избран императором Феодосием II (403-450 гг.) в константинопольские патриархи. При вступлении на кафедру Несторий проявил крайнюю нетерпимость, которая прозвучала, в частности, во всенародном обращении к императору: «Дай мне, о царь, вселенную, очищенную от ересей, а я дам тебе небесное царствие; поборай мне против еретиков, а я буду поборать тебе против персов» (в это время шла война Византии с персами).

В начальные годы патриаршества Нестория благодаря именно ему было поднято жестокое гонение на различных сектантов, доселе пользовавшихся в Константинополе некоторой терпимостью. Теперь же их стали заключать в тюрьмы, подвергать изгнанию, закрывать и разрушать их молитвенные дома.

Через некоторое время Константинопольский патриарх оказался заподозрен в ереси и, в конце концов, низложен III Вселенским собором в Ефесе (431 г.) после того, как он отказался именовать Деву Марию «Богородицей». Точнее, он не вовсе отрицал возможность такого наименования - уже бывшего слишком привычным для его столичной паствы, - но только буквального истолкования этого слова. Согласно Несторию, в собственном смысле Деву Марию можно было бы именовать «Христородица», потому что Она родила Христа, но не «Богородица», так как Бог нерожден. Спор патриарха с его паствой оказался христологическим, и в него очень скоро оказались вовлечены предстоятели Антиохийской и Александрийской кафедр. Антиохийский епископ Иоанн увидел у Нестория не более чем продолжение традиционной христологии Антиохийской школы, а потому всецело поддержал его позицию. Александрийский епископ св. Кирилл усмотрел у Нестория крайне опасную ересь, против которой составил 12 анафематизмов. Кроме того, он более подробно изложил православное учение. 12 анафематизмов св. Кирилла, не отражавшие подробностей его собственного христологического учения, но только обличавшие неправоту Нестория, были затем изданы от имени Собора в Ефесе. Это вызвало раскол с Антиохией, который, впрочем, вскоре был уврачеван (в результате собеседования между Иоанном Антиохийским и Кириллом Александрийским в 433 г.). Соборные соглашения не затронули отцов Антиохийского богословия - богословов IV в. Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуетского, - хотя св. Кирилл и все александрийцы были уверены, что они еретики, - но безусловно осудили Нестория. Иоанн Антиохийский, в конечном итоге, согласился с таким решением. Относительно Феодора церковное осуждение было все-таки издано, но гораздо позднее: он был осужден как еретик на V Вселенском соборе (553 г.). Решения III Вселенского собора, особенно в их «восточной» интерпретации, подразумевали, что Несторий зашел в своей христологии дальше, чем Феодор Мопсуетский, хотя они и двигались в одинаковом направлении. Правда ли это? Действительно, у Нестория, обнаруживается оригинальное христологическое учение, которого еще не было у Феодора. В то же время нужно дать и отрицательный ответ на поставленный выше вопрос: те положения, которые определил как «несторианство» III Вселенский собор, у Феодора уже содержались. (Вполне могло быть, что Несторий развивал свои оригинальные богословские идеи уже после Ефесского собора).

Только в последние десятилетия в нашем распоряжении оказываются источники, по которым мы можем пытаться судить о подробностях богословия как Феодора, так и Нестория. Это всегда сирийские версии утраченных греческих оригиналов, сохранявшиеся у несториан. Переводы обычно делались точные (этот вывод был сделан на основании тех случаев, когда был доступен и перевод, и оригинал), и термины передавались таким образом, что мы почти всегда можем, исходя из сирийского текста, реконструировать греческую терминологию оригинала.

Феодор Мопсуетский был прославленным обличителем ереси Аполлинария. Во многих отношениях его учеником был св. Иоанн Златоуст, начинавший свою церковную деятельность в качестве пресвитера в Антиохии. Многое из писаний Феодора сохранилось даже на греческом языке, и эти писания не содержат ничего специфически еретического. Естественно, что и большинство христологических утверждений Феодора - тем более высказанных против Аполлинария - также не содержат ничего еретического. Так, поставленные под подозрение св. Кириллом Александрийским формулировки Антиохийской школы о человечестве Христа как «храме» Его Божества, равно как и о «соприкосновении» во Христе Божества и человечества - все традиционны и никак не могут интерпретироваться как специально «несторианские». Например, последнее выражение Несторий заимствовал у Великих Каппадокийцев, которые выражали с его помощью единство ипостасей Св. Троицы.

Из дошедших до нас (только по-сирийски) писаний Феодора наиболее прямо формулировку «несторианской» христологии содержит фрагмент из сочинения «Против Евномия»: «Лицо говорится двояко: ибо оно либо обозначает ипостась <...>, или же оно относится к чести, величию и поклонению. <...>». Далее объясняется, что в первом смысле «ипостась» говорится о каждом из людей, а во втором -- о Христе (его «лице единения»).

Итак, очевидно, что Феодор отрицал в единстве Христа единство реальности. Как ни понимать значение термина «ипостась» в его богословской терминологии, ясно, что оно должно было означать какую-то самостоятельную реальность, и именно такого рода реальность отрицалась во Христе. Вместо этого Божество и человечество во Христе рассматривались как две реальности и два самостоятельных субъекта - на сегодняшнем языке мы бы сказали, как два самостоятельных «Я».

В этом и состоит суть несторианского учения, хотя подобные же утверждения будут еще часто возникать среди тех, кто, по-видимому, анафематствовал Нестория. (Достаточно сказать, что та же тема станет главной на V Вселенском соборе и при осуждении латинской ереси в XI в.).

Четвертый собор - Халкидонский (451). Осудил монофизитство, или евтихианство, постановив, что Христос обладал двумя природами и был истинным Богом и истинным человеком.

Вселенский собор в Ефесе так и не положил конца спорам о Лице Богочеловека, не примирил православных и несторианствующих. Однако уже в 30-е годы V-го века это примирение достигается посредством унии, т. е. единения, почти прекратившего церковное разделение. IV Вселенский собор был созван в 451 императором Маркианом (450-457) по соглашению с папой св. Львом I Великим для рассмотрения дела монаха Евтихия. Последний был осужден в 448 году Флавианом, патриархом Константинопольским, и оправдан в 449 году так называемым Разбойничьим Эфесским собором, незаконно созванным Диоскором, патриархом Александрийским.

Евтихий из неумеренной ревности против душепагубной ереси Нестория впал в другую крайность и начал утверждать, что в Иисусе Христе человеческое естество при ипостасном соединении было совершенно поглощено Божеским, вследствие чего утратило все, свойственное человеческой природе, кроме лишь видимого образа, так что после соединения в Иисусе Христе осталось только одно естество (Божеское), которое в видимом телесном образе жило на земле, страдало, умерло и воскресло.

В это время шло нашествие гуннов на Европу, и папа считал невозможным покинуть Рим в минуту опасности. Сам император Маркиан срочно должен был отправиться в поход к северным границы, чтобы загородить гуннам вторжение в империю. Это косвенно способствовало завлечению гуннов на глубокий Запад, где они в том же 451 г., когда собирался IV Вселенский собор, потерпели жестокое поражение на Каталаунских полях, в нынешней Франции. Задержанный фронтовыми заботами, но поставивший себе задачей обязательно лично присутствовать на соборе, император приказал провести собор как можно ближе к своей столичной резиденции. В Халкидоне, в огромной базилике мученицы Евфимии, было удобное место для заседания большого собрания, насчитывавшего свыше 500 человек. Правительство Маркиана, наученное горьким опытом двух предшествующих, анархически прошедших вселенских соборов (III Вселенского в Ефесе в 431 г. и «Разбойничьего» там же в 449 г.), решило взять на себя ответственность за внешний порядок. Вся техника председательствования, предоставления голосов ораторам, голосований, сбора подписей и пр. поручена была президиальной комиссии из 18 человек - старейших чиновников и сенаторов. Эти фактические председатели сели во главе собрания спиной к балюстраде, отделяющей алтарную абсиду. Перпендикулярно к их столу, следуя форме прямоугольника базилики, длинными рядами тянулись кресла и скамьи для членов собора, разделенные на правую и левую стороны, со свободным проходом посредине. Впервые установлено было такое распределение мест, ставшее потом традиционно-образцовым для будущих соборов и зафиксированное на иконах того времени.

Властные председатели, соблюдая принцип иерархического старшинства, рассадили, однако, членов собора вместе с тем и по «партийной» принадлежности, предвосхищая до некоторой степени нынешние парламентские порядки. Во главе правого ряда (по ориентации храма, и слева, если смотреть от лица сенаторского президиума) посажены были легаты римского папы, за ними рядом Анатолий Константинопольский, согласно 3-му канону II Вселенского собора, за ним Максим Антиохийский, далее Фалассий, епископ Кесарии Каппадокийской, и Стефан Ефесский. Левый ряд (т. е. справа от председателей) возглавляется многогрешным александрийским папой Диоскором. Рядом - его правая рука по проведению «Разбойничьего» собора, Ювеналий Иерусалимский. За ним - заместитель Фессалоникского епископа. Далее - епископы Египта, Палестины и Иллирии. Собор открылся 8 октября.

На встречу в Халкидоне собралось от 500 до 600 епископов (в большинстве своем представителей восточных церквей), осудивших как еретическое учение Евтихия о том, что Иисус Христос обладает лишь «одной природой после соединения» его божественности и его человечества. Собор торжественно провозгласил, что в Иисусе Христе две природы, божественная и человеческая, каждая - совершенная и особенная, соединены в одной ипостаси Слова, второго Лица Троицы; тем самым собор опровергал несторианскую ересь, признававшую два Лица в Иисусе Христе. Собор объявил учение об ипостасном единстве, изложенное в Томосе, догматическом послании папы Льва Великого к Флавиану (449 г.), учением отцов церкви, и постановил, что надлежит исповедовать Иисуса Христа «Совершенным по Божеству и... Совершенным по человечеству... познаваемым в двух природах неслитно, непревращенно, неразделимо, неразлучимо». Собор не обеспечил духовного согласия на Востоке, однако его вероопределение на протяжении веков оставалось основой восточного православия.

Ко времени Халкидонского собора Римским епископом был Лев I Великий (440-461 гг.). Он хронологически первый, кого римо-католическая церковь именует «magister ecclesiae» - учитель церкви. Этот титул означает, что и жизнь, и учение его обладателя достойны подражания, так как точно излагают вселенское христианское вероучение.

IV Вселенский собор с одной стороны являет собой как бы вершину влияния Льва Великого на дела всей Церкви, а с другой стороны - именно на IV Вселенском соборе была обоснована историко-каноническая природа прав и преимуществ тех или иных кафедр. После осуждения Евтихия речь зашла о полномочиях Константинопольского епископа, и преобладающим оказалось не мнение папских легатов, а позиция тех отцов, которые опирались на уже имевшееся 3-е правило II Вселенского собора, которое гласило следующее: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что город этот есть Новый Рим». Это правило II Вселенского собора, который на Западе еще не признавался Вселенским, и правила его не признавались. Но на Халкидонском соборе легаты Льва I протестовали против принятия этого правила. В результате это правило было принято в следующей редакции: «мы определяем и постановляем о преимуществах святейшей Церкви Константинополя - Нового Рима, ибо и престолу древнего Рима отцы, как и подобало, дали преимущество, потому что он был царствующим городом. Следуя тому же побуждению, 150 епископов предоставили такие же преимущества святейшему престолу Нового Рима, справедливо рассудив, чтобы город, получивший честь быть городом царя и сената, был бы в соответствии с этим возвеличен и в церковных делах, и стал бы вторым после древнего Рима».

Для Востока этот стиль был характерной комплиментарностью для сохранения мира. Таков был и стиль обращений митрополитов к Константинопольскому епископу - то есть это было выражением элементарной культуры обращения. На Западе же позже ссылались на это послание патриарха, говоря, что Восток раньше признавал папу. И все-таки папа Лев I этого правила не признал и был убежден, что и Восток от этого отказался (поскольку патриарх просил утверждения правила папой) на основе дальнейшей переписки. В итоге на Востоке это правило стало каноническим, а на Западе его не было.

Мнение же, что Римские епископы утверждали решения соборов, сложилось из практики отсутствия пап на соборах и посылки своих легатов, которые привозили акты соборов папе на подпись. Таким образом, в формировании папства есть и доля вины восточной иерархии. Не признавая правило преимущества Константинополя по букве, Запад фактически должен был с ним смириться, то есть вернуться к состоянию церквей после I Вселенского собора. Но это уже стало невозможным. (Правда, на Лионском и Ферраро-Флорентийском униатских соборах Константинопольская патриархия была поставлена на второе место).

Всего заседаний Собора было 16. Святые отцы единодушно произнесли проклятие на ересь Евтихия. На основании посланий святителя Кирилла Александрийского и папы Льва Великого отцы Собора решили: «Последуя святым отцам, все согласно поучаем исповедовать одного и Того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в Божестве и совершенного в человечестве, истинно Бога, истинно Человека, Того же из разумной души и тела, Единосущного Отцу по Божеству и Того же единосущного нам по человечеству, во всем подобного нам, кроме греха, рожденного прежде веков от Отца по Божеству, а в последние дни ради нас и ради нашего спасения от Марии Девы Богородицы по человечеству, одного и Того же Христа, Сына Господа, Единородного, в двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого, так что соединением нисколько не нарушается различие двух естеств, тем более сохраняется свойство каждого естества и соединяется в одно Лицо и одну Ипостась, - не на два лица рассекаемого или разделяемого, но одного и Того же Сына, Единородного, Бога Слова, Господа Иисуса Христа, как в древности пророки учили о Нем и как Сам Господь Иисус Христос научил нас, и как предал нам Символ отцов». В двух последних заседаниях Собор изложил 30 канонов относительно церковной иерархии и дисциплины. Сверх того, Собор утвердил постановления не только трех предшествовавших Вселенских Соборов, но и поместных: Анкирского, Неокесарийского, Гангрского, Антиохийского и Лаодикийского, бывших в IV веке. После Халкидонского собора мир между Востоком и Западом в течение некоторого времени еще сохранялся.

Пятый собор - II Константинопольский (553). Осудил за уклонение в несторианство нескольких епископов и богословов, прежде всего - Феодора Мопсуестийского, Феодорита Киррского и Ивы Эдесского.

Случай, по которому созван этот собор, между прочим, учит нас, как опасно доверять во всем тем писателям, которые не приняты и не одобрены Церковью. Слепое доверие некоторых иноков в Палестине к знаменитому учителю Оригену было причиною новой ереси - оригенизма, которым допускалось существование душ человеческих прежде соединения их с телами и отвергалась вечность будущих мучений для грешников и для самих демонов. Отсюда произошли споры между верующими, вражда и даже гонение оригенистов против правоверных.

Другой камень преткновения были сочинения Феодора Мопсуетского, учителя Несториева, Феодорита Кирского, писавшего против св. Кирилла, и письмо Ивы Эдесского к Марию Персу. Писания эти были благоприятны несторианам, но не были отвергнуты собором Халкидонским, и потому давали еретикам повод отвергать этот собор Вселенский. Для прекращения этих-то смятений в Церкви и для большего подтверждения собора Халкидонского созван был 5-й Вселенский собор, на котором 165 епископов рассмотрели упомянутые писания, доказали их неправославие, и, наконец, произнесли осуждение как на прежние ереси - несториан и евтихиан, так и на новую ересь - оригенистов.

Председатель этого собора, св. Евтихий, Патриарх Цареградский, представляет собою пример твердости православного исповедания. На соборе, защищая истину, он действовал согласно с императором Юстинианом, осуждавшим еретические писания; но когда сам император стал защищать неправое мнение, будто плоть Иисуса Христа и прежде смерти не подлежала повреждению (а следовательно и страданию), и требовал от пастырей согласия на это мнение, ревнитель истины отверг учение, противное истине, и за то потерпел 12-летнее заточение в стране Амасийской. Сам Бог засвидетельствовал там святость исповедника, прославив его многими чудесами, а потом вразумил и самого императора, который пред кончиною своею познал собственное заблуждение и поручил племяннику своему Иустину возвратить святого пастыря из заточения.

Император Юстиниан был религиозно образованным человеком, знал хорошо Священное Писание, любил лично участвовать в религиозных спорах и являлся автором церковных песнопений. Для Юстиниана религиозные несогласия, как вносившие смуту в государство, казались опасными и с политической точки зрения: они угрожали единству империи.

Мы уже знаем, что два последних предшественника Юстина и Юстиниана, Зенон и Анастасий, вступили на путь примирения с восточной монофизитской церковью и тем самым порвали отношения с римской церковью. Юстин и Юстиниан определенно встали на сторону последней и возобновили с ней общение. Это обстоятельство должно было снова оттолкнуть от Юстиниана восточные провинции, что совершенно не входило в планы императора, желавшего установить единую веру в своем обширном государстве. Осуществить же религиозное соединение Востока с Западом, Александрии и Антиохии с Римом, было невозможно. «Правительство Юстиниана, - пишет один историка, - в церковной политике представляло собой двуликого Януса, одно лицо которого было обращено на Запад, спрашивало директив у Рима, а другое на Восток, искало истины у сирийского и египетского монашества». Поставив в начале своего правления в основу церковной политики сближение с Римом, Юстиниан должен был выступать защитником Халкидонского собора, против которого были непримиримо настроены восточные провинции. Римский престол пользовался при нем наивысшим церковным авторитетом. В своих письмах к римскому епископу Юстиниан называл его «папой», «папой римским», «апостольским отцом», «папой и патриархом» и т.д., причем титул «папа» прилагался исключительно к римскому епископу. В одном послании император называет папу «главой всех святых церквей» (caput omnium sanctarum ecclesiarum) и в одной из своих новелл определенно говорит, что «блаженнейший архиепископ Константинополя, Нового Рима, занимает второе место после святейшего апостольского престола Старого Рима».

Юстиниану пришлось столкнуться с иудеями, язычниками и еретиками; к числу последних он причислял манихеев, несториан, монофизитов, ариан и других представителей менее значительных религиозных учений. Арианство было распространено на западе среди германских народов. Остатки язычества существовали в различных частях империи и имели главным своим центром философскую школу в Афинах. Иудеи же и представители других еретических учений находились, главным образом, в восточных провинциях. Наибольшим влиянием, конечно, пользовались монофизиты. Борьба с арианами выразилась в форме военных предприятий Юстиниана на западе, окончившихся уже известным нам подчинением, полным или частичным, германских государств.

При убеждении Юстиниана в необходимости иметь в государстве единую веру не могло быть и речи о терпимом отношении к представителям других религий и еретических учений, которые подвергались при нем суровым преследованиям военными и гражданскими властями.

Важнее всего, конечно, было отношение Юстиниана к монофизитам. Во-первых, отношение к ним имело государственное значение: здесь был затронут вопрос о в высшей степени важных для государства восточных провинциях - Египте и Сирии с Палестиной; во-вторых, на стороне монофизитов была супруга Юстиниана Феодора, имевшая на него сильное влияние. Один современный ей монофизитский писатель называет ее «правоверной, исполненной ревности», «христолюбивой царицей, поставленной Богом в трудные времена для поддержки гонимых».

По совету Феодоры Юстиниан в отношении к монофизитам уже в начале своего правления вступил на путь примирения. Изгнанные при Юстине монофизитские епископы получили право вернуться из ссылки. Многие монофизиты были приглашены в столицу на религиозное примирительное совещание, на котором император, по словам очевидца, убеждал их «с кротостью Давида, терпением Моисея и снисходительностью апостольской». Пятьсот поселенных в одном из столичных дворцов монофизитских монахов, по выражению современника, превратили дворец в «великую и дивную пустыню отшельников». В 535 г. Север, глава и «истинный законоучитель монофизитов», прибыл в Константинополь и оставался там год. Столица империи в начале 535 года приобрела в известном отношении облик, как в царствование Анастасия. На константинопольскую патриаршую кафедру был возведен епископ Трапезундский Анфим, известный своей примирительной политикой в отношении к монофизитам. По-видимому, монофизиты торжествовали. Ситуация, однако, очень скоро изменилась. Приехавший в Константинополь папа Агапит и партия акимитов (строго православных) подняли такой шум против религиозной уступчивости Анфима, что Юстиниан, конечно, с внутренним сожалением, вынужден был уступить: Анфим был смещен, и на его место назначен убежденный православный пресвитер Мина. Источник сообщает нам о такой беседе между императором и папой: «Я или заставлю тебя согласиться с нами, или отправлю в ссылку», - сказал Юстиниан. На что Агапит ответил: «Я желал прийти к христианнейшему императору Юстиниану, а нашел теперь Диоклетиана; однако твоих угроз я не боюсь». Очень вероятно, что уступка императора папе была вызвана отчасти тем, что в это время началась остготская война в Италии, и Юстиниану было необходимо сочувствие Запада.

Но, сделав вышеуказанную уступку, Юстиниан не отказался от дальнейших примирительных попыток относительно монофизитов. На этот раз император поднял известный вопрос о трех главах. Дело шло о трех церковных писателях V века, Феодоре Мопсуестийском, Феодорите Киррском и Иве Эдесском, относительно которых монофизиты ставили в упрек Халкидонскому собору то, что вышеназванные писатели, несмотря на свой несторианский образ мыслей, не были на нем осуждены. Юстиниан, раздраженный противодействием папы и акимитов, признал, что в данном случае монофизиты правы и что православные должны им сделать уступку. Поэтому в начале сороковых годов он издал указ, в котором подвергал анафеме сочинения этих трех писателей и грозил анафемой всем тем лицам, которые станут защищать или одобрять данные сочинения.

Запад был смущен тем, что согласие подписать императорский указ будет обозначать собой посягательство на авторитет Халкидонского собора. Говорили, что, «если подвергаются укоризнам определения Халкидонского собора, то как бы не подвергся подобной опасности и собор Никейский. Затем поднимался вопрос, можно ли осуждать умерших, ведь все три писателя умерли еще в предыдущем столетии. Наконец, некоторые представители Запада держались того мнения, что император своим указом совершает насилие над совестью членов церкви. Последнее сомнение почти не существовало в восточной церкви, где вмешательство императорской власти в решение догматических споров закреплено было долговременной практикой. Вопрос же об осуждении умерших был обоснован ссылкой на ветхозаветного царя Иосию, не только заклавшего живых жрецов идольских, но и раскопавшего гробы тех, которые задолго до того времени умерли (IV Книга Царств, 23, 16). Таким образом, в то время как восточная церковь соглашалась признать указ и осудить три главы, западная церковь высказалась против этого. Указ Юстиниана общецерковного значения не получил.

Для того чтобы привлечь западную церковь на свою сторону, надо было прежде всего убедить одобрить указ римского папу. Тогдашний папа Вигилий был вызван в Константинополь, где и прожил более семи лет. Явившись туда, папа открыто восстал против указа Юстиниана и отлучил от церкви константинопольского патриарха Мину. Но мало-помалу, в силу различных влияний, Вигилий уступил Юстиниану и Феодоре и в 548 году издал осуждение трех глав, так называемый ludicatum, и таким образом присоединил свой голос к голосу четырех восточных патриархов. Это было последним торжеством Феодоры, уверенной в наступлении окончательной победы монофизитства. В том же году она умерла. По распоряжению Вигилия священники в Западной Европе должны были начать непрерывные молитвы за «наимилостивейших государей Юстиниана и Феодору».

Однако западная церковь не одобрила уступки Вигилия. Африканские епископы, собрав собор, даже отлучили его от церковного общения. Под влиянием западной церкви папа начал колебаться в своем решении и взял обратно ludicatum. В таких обстоятельствах Юстиниан решил прибегнуть к созыву Вселенского собора, который и собрался в Константинополе в 553 году. Задача этого пятого Вселенского собора была гораздо уже задач предшествовавших соборов. На нем не было борьбы с какой-либо новой ересью; задачей его являлось урегулировать некоторые вопросы, связанные с деятельностью третьего и четвертого соборов и касавшиеся несторианства и главным образом монофизитства. Император хотел, чтобы на соборе присутствовал папа, проживавший в то время в Константинополе. Но папа под разными предлогами уклонялся от этого, так что все заседания собора состоялись без него. Собор, разобрав сочинения вышеназванных трех писателей и согласившись с мнением императора, осудил и предал анафеме «нечестивого Феодора, который был епископом Мопсуестийским, вместе с нечестивыми его сочинениями, и все, что нечестиво написал Феодорит, и нечестивое послание, приписываемое Иве, и тех, которые пишут или писали в защиту их (ad defensionern eorum)». Постановление собора получило обязательную силу, и Юстиниан стал преследовать и подвергать ссылке епископов, не согласившихся на осуждение трех глав. Папа Вигилий был сослан на один из островов Мраморного моря. Согласившись, в конце концов, подписать осуждение, он получил разрешение возвратиться в Рим, но, не доехав, умер в Сиракузах. Запад до конца VI века не признавал решений собора 553 года, и только при папе Григории I Великом (590-604), объявившем, что «на соборе, на котором дело шло о трех главах, ничего не было нарушено в деле веры или каким-нибудь образом изменено», собор 553 года был признан на всем Западе Вселенским собором, наравне с первыми четырьмя соборами.

Напряженная религиозная борьба, которую вел Юстиниан и которая должна была, как он ожидал, примирить монофизитов с православными, не оправдала его надежд. Монофизиты спокойно относились к развертывавшимся событиям и не казались удовлетворенными сделанными уступками. В последние годы своей жизни Юстиниан все решительнее склонялся на сторону монофизитов. Несогласные с ним епископы отправлялись в ссылку. Монофизитство могло сделаться государственной религией, обязательной для всех, что повлекло бы за собой новые крупные осложнения. Но в это время престарелого императора не стало, и с его смертью императорская религиозная политика изменилась.

Если, подводя итог всему сказанному в области церковно-религиозной политики Юстиниана, предложить вопрос, достиг ли он установления единой церкви в империи, то ответ, конечно, придется дать отрицательный. Примирение православия с монофизитством не состоялось; несторианство, манихейство, иудейство и, в отдельных случаях, язычество продолжали существовать. Религиозного единства не было, и вся политика Юстиниана установить таковое должна быть признана неудавшейся.

Но, говоря о религиозной политике Юстиниана, нельзя забывать о миссионерской деятельности в его время. Он, как император христианский, считал своим долгом насаждать христианскую веру и за пределами государства. До нас дошли известия о принятии христианства герулами на Дунае, некоторыми кавказскими народами, туземными племенами Северной Африки и Среднего Нила.

Шестой собор - III Константинопольский (680-681). Осудил монофелитов и постановил, что Христос обладал двумя волями - божественной и человеческой

Монофелитство и моноэнергетизм - течения в христианстве; согласно монофелитской доктрине, в Христе пребывает одна единая богочеловеческая воля, согласно моноэнергизму - одна единая богочеловеческая энергия. Возникли в Византийской империи в первой половине VII в.