Насущные задачи в сфере суицидальной превенции в связи с пандемией COVID-19

Размещено на http://www.allbest.ru/

Насущные задачи в сфере суицидальной превенции в связи с пандемией COVID-19

В.А. Розанов, ФГБОУ ВО «Санкт-Петербургский государственный университет

Пандемия COVID-19 заставила обратить пристальное внимание на психическое здоровье и суицидальное поведение среди населения. Для оценки того, в какой мере кризис, вызванный пандемией, сказался на уровне суицидов, нужны серьезные систематические исследования. Сегодня опасения в основном подпитываются негативными ожиданиями в связи с возможным ухудшением психического здоровья больших контингентов населения, обострениями психических расстройств и неблагоприятной экономической ситуацией, перспективы улучшения которой туманны из-за того, что кризис приобретает глобальный характер.

В современном информационном обществе всевозможные депрессивные и тревожно-фобические послания, а также сообщения о происходящих самоубийствах распространяются беспрецедентными темпами, что заставляет тревожиться еще больше. В этих условиях возрастает значение осмысленных действий, направленных на предупреждение нарушений психического здоровья и суицидального поведения. Кризис в этом смысле является окном возможностей для привлечения внимания профессионального сообщества и всего общества в целом к этим проблемам, что может дать толчок развитию суицидологии как междисциплинарной сферы знаний и как области практической деятельности. Анализ мирового опыта превентивных стратегий, эффективность которых подтверждена в соответствии с принципами доказательной медицины, позволяет обсуждать перспективы их адаптации и использования в наших культурных условиях во время и после окончания пандемии.

Ключевые слова: суицидология, самоубийство, пандемия COVID-19, стратегии превенции

Abstract

Current tasks in the field of suicidal prevention in connection with the COVID-19 Pandemic

V.A. Rozanov Saint-Petersburg State University

The COVID-19 pandemic has forced close attention to mental health and suicidal behavior among the population. Serious systematic studies are needed to assess the extent to which the crisis caused by the pandemic affected suicides. Today, fears are largely fueled by negative expectations about the possible deterioration of the mental health of large populations, exacerbation of mental disorders and an unfavorable economic situation, the prospects for improvement of which are vague due to the global nature of the crisis. In a modern information society, all kinds of depressive and anxiety-phobic messages, as well as messages about ongoing suicides, are spreading at an unprecedented pace, which makes us even more worried. Under these conditions, the meaning of knowledgeable actions aimed at preventing mental health disorders and suicidal behavior is increasing. The crisis in this sense is a window of opportunity for attracting the attention of the professional community and society as a whole to these problems, which can give impetus to the development of suicidology as an interdisciplinary field of knowledge and as a field of practical activity. An analysis of the world experience of preventive strategies, the effectiveness of which is confirmed in accordance with the principles of evidence-based medicine, allows us to discuss the prospects for their adaptation and use in our cultural conditions during and after the pandemic.

Keywords: suicide, suicide, COVID-19 pandemic, prevention strategies

Пандемия COVID-19 заставила правительства многих стран принять беспрецедентные меры изоляции населения для предупреждения массивного распространения инфекции и перегрузки системы здравоохранения, прежде всего реанимационных отделений инфекционных больниц. Однако уже с первых дней борьбы с эпидемией стало понятно, что смертность и появление пациентов с различными остаточными явлениями после перенесённого заболевания коснутся лишь очень незначительной части населения. Неизмеримо большие контингенты оказались в ситуации неопределённости относительно продолжительности изоляции и дальнейшего развития событий, тревоги относительно своего будущего и страха перед возможностью заболеть, то есть психосоциального стресса, который, как известно, является ведущим фактором нарушений психического здоровья и суицидального поведения [1-4].

Всё это происходит на фоне мощного информационного потока новостей тревожащего свойства. Это влияет на общество в целом, но основными группами риска в таких условиях становятся врачи, испытывающие огромные психологические перегрузки и психотравмы, связанные с большим количеством смертей своих пациентов, члены их семей, беспокоящиеся о здоровье своих близких, лица с уже имеющимися уязвимостями, например, с психическими расстройствами, пожилые люди, страдающие различными соматическими заболеваниями, осознающие свой повышенный риск, лица с ограниченными возможностями и пациенты домов престарелых, а также дети и подростки, исключённые из привычного академического процесса, испытывающие гиподинамию и всё больше привыкающие к виртуальному общению. В конечном итоге всё население испытывает повышенный уровень психосоциального стресса.

Ожидаемые проблемы в сфере психического здоровья, связанные с таким развитием событий, включают в себя аффективные и тревожные расстройства, дистресс-синдром, посттравматические состояния, обострения зависимостей, поведенческих девиаций, агрессии и аутоагрессии, суицидальные мысли и действия, то есть весь спектр существующих в популяции психических расстройств и нарушений. Ведущими факторами этих проблем выступают страх, тревога, социальная изоляция, одиночество и стигматизация [5].

Все эти проблемы достаточно очевидны и понятны даже непрофессионалам, кроме того, они известны из более ранних публикаций. Так, исследования, проведённые сразу после более ранних пандемий (SARS и Эбола) объективно подтвердили ухудшение психического здоровья, как в общей популяции, так и среди определённых групп, в том числе, среди врачей и пожилых людей [6-8]. Как ответ на новые вызовы всё врачебное сообщество продемонстрировало быструю и активную реакцию: ВОЗ опубликовала методический материал (предварительный бриф от 17 марта) в котором сформулированы основные принципы действий на разных уровнях (глобальный, региональный, местный) по охране психического здоровья и психосоциальной поддержке наиболее уязвимых групп [9].

На сайте РОП размещена большая подборка материалов, касающихся рекомендаций по организации психиатрической помощи и лечению психических расстройств в период пандемии, рекомендации по совладанию со стрессом и психо-профилактике, методические материалы из различных отечественных и зарубежных источников, интервью ведущих ученых. Во многих из них поднимается тема возможного повышения частоты проявлений суицидального поведения.

В данной публикации мы посчитали необходимым дать по возможности объективную оценку риска активизации суицидального поведения в текущей ситуации и сформулировать основные меры превенции, которые могли бы быть предприняты на различных уровнях - от общегосударственного или регионального, до уровня отдельных сообществ, коллективов и семей.

Краткий обзор данных о риске суицида при эпидемиях

Несмотря на очевидные причины повышения риска суицида в условиях пандемий, в литературе не так много публикаций на эту тему. Большинство авторов цитируют одни и те же работы, чаще всего упоминается исследование, проведённое американским суицидологом А. Вассерманом, в котором он попытался оценить влияние Первой Мировой Войны (1914-1918 гг.), пандемии «испанки» (1918-1920 гг.) и введение «сухого закона» (1920-1933 гг.) на смертность от суицидов в США. Используя модель временных рядов, автор показал, что война не оказала никакого влияния на частоту самоубийств, пандемия привела к повышению индексов, а ограничение продаж алкоголя - к снижению [10]. Другая работа, которая напрямую связывает индексы суицидов и эпидемическую ситуацию, из Гонконга, посвящена тяжёлому респираторному синдрому SARS [11]. В этом исследовании авторы, анализируя с использованием регрессионных моделей консолидированную статистику суицидов в Гонконге (где эпидемия нанесла значительный ущерб) за период с 1993 по 2004 г., обнаружили достоверное повышение индексов суицидов среди пожилых людей в течение двух месяцев в 2003 г. [11].

Выявление эффектов неких катастрофических событий, которые сами по себе сопровождаются смертностью, на параллельную, или появляющуюся в ответ на событие, смертность от самоубийств представляет собой сложную задачу. Можно провести аналогию с влиянием войн: в разных источниках приводятся в основном косвенные подтверждения того, что во времена военных действий и в течение некоторого времени после их окончания самоубийства снижаются как в воюющих, так и в не вовлечённых напрямую странах [12]. В качестве объяснения обычно выдвигают теорию Э. Дюркгейма о роли социальной интеграции в период опасности, в то же время альтернативной гипотезой является снижение безработицы в период войн и после их окончания, то есть влияние экономического фактора [12]. Однако в случае «невидимого врага» человечество может испытывать более высокий уровень тревожных опасений, и консолидация может быть выражена в меньшей степени. При этом вынужденная изоляция ослабляет возможности социальной поддержки. Более того, после эпидемии вполне обоснованно ожидается ухудшение экономической ситуации или крайне медленный рост, в отличие от послевоенного периода, когда экономика начинает расти быстро и возникает эффект социального оптимизма и надежд на будущее.

В случае пандемии COVID-19 на фоне негативных ожиданий сходятся воедино несколько факторов: ухудшение психического здоровья, обострение психических расстройств и усиление психосоциального стресса. Это влияет на очень широкий круг людей, включая тех, кто по долгу своей деятельности осуществляет информирование общества о происходящем - представителей СМИ. Наблюдение за сетевыми источниками в настоящее время свидетельствует о том, что информирование о случаях суицида явно активизировалось. Сведения об отдельных случаях появляются и в научной печати, особенно в контексте имеющихся рисков, например, стигматизации заболевших. В частности, мужчина в Пакистане, будучи убеждён, что заразился и, опасаясь преследований со стороны других жителей деревни, покончил с собой. Ряд случаев на почве «коронафобии» задокументирован в Индии [13, 14]. В российских медиа прозвучали несколько случаев смертей среди ответственных работников здравоохранения и отдельных медработников, не выдержавших психологической нагрузки. Аналогичные сведения поступают из Италии. Все они нуждаются в проверке. Однако появившись в сетевых источниках, они уже получили публичность и «живут своей жизнью», подкрепляя негативные ожидания и, возможно, подсказывая модели поведения другим уязвимым личностям.

Эти случаи не стали бы столь известны при других обстоятельствах или не вызвали бы большого общественного резонанса, но сейчас, в контексте эпидемии, они, несомненно, работают по принципу «самосбыва- ющегося пророчества». При этом нужно учитывать, что роль сообщений СМИ о суицидах в провоцировании новых самоубийств изучалась в специальных исследованиях и нашла подтверждение. Не только самоубийства известных личностей, информация о которых оказывает самый сильный эффект, но и увеличение числа сообщений о покончивших с собой безвестных индивидуумов оказывает влияние (каждое дополнительное сообщение в СМИ увеличивает общий уровень самоубийств на определённый процент) [15].

В последнее время приводится всё больше фактов в пользу того, что СМИ вносят значительный вклад в психологическую травматизацию общества. Повторное многократное отражение в СМИ каких-либо общественных кризисов и катастроф (включая ранее произошедшие эпидемии SARS и H1N1), а также другие коллективных травмирующих событий, например, террористических актов, приводит к повышению тревожности и повышенной реактивности к воздействию иных стрессоров. Всё это в конечном итоге влечёт за собой ипохондрическое реагирование и увеличение потока обращений в учреждения здравоохранения и другие структуры, занимающиеся психическим здоровьем [16]. В свою очередь риск усиливают и социальные сети, распространяя тревожащие новости, в том числе, непроверенную, а иногда и заведомо ложную информацию [17, 18].

Таким образом, на данном этапе рост суицидов скорее является ожидаемым осложнением в связи ухудшением психического здоровья больших контингентов населения. Эти ожидания подкрепляются сообщениями СМИ, и в конечном итоге могут стать реальностью. В то же время реальные изменения станут видны через 2-3 года после опубликования региональной и федеральной статистики смертности, причём для установления связи с пандемией должны быть применены объективные статистические приёмы доказательств. На данном этапе для экспресс - оценки можно предложить помесячный мониторинг смертности по данным судебно-медицинских бюро с сопоставлением числа случаев в апреле - июне с числом случае за этот же период в предшествующие годы, например, за последние 5 лет. Если будет выявлено достоверное повышение по сравнению с усреднёнными данными за 5 предшествующих лет, можно осторожно говорить о том, что негативные прогнозы сбываются. При этом нужно иметь в виду обычную сезонность (весеннее - летний подъём) и «плавающие» пики в этом периоде в зависимости от контрастности температур, быстроты перехода от зимы к лету в каждом конкретном году и в каждом географическом регионе [19]. Тот же подход может быть применён в отношении суицидальных попыток. В данном случае источником информации может послужить статистика стационаров скорой медицинской помощи и специализированных отделений психиатрической и психосоциальной помощи больниц или медицинских центров.

Основные направления снижения риска суицида в связи с эпидемической обстановкой

Превенция суицидов обычно рассматривается на трёх уровнях: первичная, включающая меры, направленные на самые широкие контингенты населения, вторичная, направленная в основном на группы риска (лица с психическими расстройствами, зависимостями, девиантным поведением и т.д.), и третичная, направленная на лиц, переживших суицидальный кризис и так называемых «выживших» - родственников покончивших с собой. По другой схеме превенция может рассматриваться как результат двух подходов: широкого, направленного на повышение уровня общественного здоровья (public health approach), и сфокусированного подхода, направленного на повышение эффективности системы здравоохранения (health care approach).

В первом случае мишенями являются СМИ, система образования, производственные коллективы, армия, полиция, общество в целом, а непосредственные меры включают повышение уровня знаний и осознания проблемы в обществе, преодоление стигматизации, психосоциальные программы в учебных заведениях, контроль доступности средств, повышение ответственности журналистского сообщества, деятельность горячих линий, в том числе в интернет-пространстве. Во втором случае мишенями выступают руководители медицинских учреждений, врачи, медицинский персонал, пациенты и их родственники, а непосредственные меры включают раннюю диагностику психических расстройств, улучшение навыков выявления суицидальности в системе первичного звена, формирование осознанного отношения работников здравоохранения к проблеме, налаживание системы последовательных мер (маршрутизации), эффективное лечение психических расстройств, особенно депрессии [3, 20].

Еще один подход, близкий к перечисленным выше, был сформулирован Комитетом по превенции психических расстройств Института медицины в Вашингтоне, согласно этой схеме, превенция применительно к конкретной популяции слагается из универсальных, селективных и индикативных мероприятий [21]. Бенефициарами этих мер становятся соответственно всё общество, группы, потенциально более уязвимые с точки зрения демографических, социальных и медико-биологических особенностей, но клинически не идентифицированные (например, молодёжь, мужчины, представители определённых профессий), и группы с клинически идентифицированным повышенным риском (пациенты с психическими и соматическими нарушениями, подростки с поведенческими нарушениямии т.д.) [21].

Основываясь на систематическом анализе мер и программ суицидальной превенции и объективных данных об их эффективности [22] в недавней консенсус - публикации рабочей группы Евросоюза по программам суицидальной превенции, основанных на доказательствах [23], были сформулированы общие принципы превенции суицидов. Авторы этой публикации призывают к тому, чтобы на государственном уровне были разработаны, утверждены правительствами, приняты к исполнению и поддержаны финансово национальные программы превенции суицидов, которые были бы самостоятельными, но, в то же время, скоординированными с более общими планами и программами по психическому здоровью. Структура и план действий, которые могли бы войти в такие программы, и эффективность которых оценена в соответствии с принципами медицины, основанной на доказательствах, представлен на рис. 1.

Как видно из этой схемы, рабочая группа из лучших специалистов в сфере психического здоровья и суицидальной превенции считает наиболее доказательными такие практики как своевременное выявление и эффективное лечение аффективных расстройств при активном участии врачей первичного звена, а также ограничение доступа к средствам суицида и профилактические программы на уровне школ.

Рис. 1. Стратегии суицидальной превенции, основанные на доказательствах (по данным Zalsman G. et al., 2017 [23], с разрешения авторов и издательства)

Следует, однако, иметь в виду, что такая стратегия как ограничение доступа к летальных средствам, в основном подразумевает контроль за огнестрельным оружием, что может иметь значение для США, где самострелы являются ведущим методом самоубийства.

Ряд научных изданий психиатрического профиля уже опубликовали конкретные предложения и очертили возможный круг мер, направленных на снижение риска применительно к сегодняшней ситуации. Они касаются мер укрепления психического здоровья больших контингентов населения, а также поддержки групп повышенного риска (прежде всего врачей, членов их семей, родственников пациентов с COVID-19, пожилых людей) и включают такие стратегии, как повышение осознанного отношения кпсихическому здоровью в обществе, продвижение междисциплинарного подхода к проблеме психического здоровья, повышение эффективности психиатрической и психологической помощи, широкое использование онлайновых платформ для целей психологического консультирования и разработку специализированных реабилитационных программ для наиболее уязвимых групп [24-26]. Обсуждаются также основные направления объективных исследований для выявления степени выраженности проблем и оценки эффективности превентивных стратегий и их финансирование [27].

Развернутый план действий предложила группа суицидологов от лица COVID-19 Suicide Prevention Research Collaboration [28]. Основываясь на вышеупомянутой концепции селективных, индикативных и универсальных мер, авторы формулируют ближайшие и отдаленные задачи различных структур, способных их реализовать. В отношении лиц с имеющимися психическими расстройствами и групп повышенного риска (включая врачей «на передовой») предлагается активизация всех видов социальной поддержки, использование различных модальностей при организации помощи, в частности, усиление роли онлайновых технологий, разработка специальных мер и расширение возможностей получения помощи медицинским персоналом, обеспечение более активной оценки суицидального риска, повышение квалификации ответственных лиц.

Упор делается на широкое использование дистанционных методов, активизацию волонтерских организаций и движений, поддержку лиц, занятых в системе кризисных линий и центров. Субъектами этой деятельности, согласно разработанному плану, выступают институции, обеспечивающие помощь в сфере психического здоровья (центры психиатрической и психосоциальной помощи) и индивидуальные консультанты. Роль государства в данном случае сводится к обеспечению адекватных ресурсов для реализации всех перечисленных вмешательств.

Что касается универсальных мер, то здесь авторы рассматривают следующие сферы, требующие внимания и осознанных действий: финансовые стрессоры, домашнее насилие, потребление алкоголя, психологические последствия изоляции и потерь (ощущение «пребывания в западне», одиночество, горе, сопровождающее тяжелую утрату), доступ к средствам самоубийства и безответственное поведение СМИ [28]. Для каждой из перечисленных сфер предлагаются стратегии, ответственными за которые являются либо государственные структуры (финансовые стрессоры, домашнее насилие и потребление алкоголя), либо более широкий круг агентств и акторов, включая семьи, коллективы, профессиональные ассоциации и т.д. По всем видам деятельности красной строкой проходят призывы к повышенной готовности, осознанию проблемы и более активной социальной поддержки уязвимых групп и лиц всеми имеющимися средствами [28].

Все эти наработки должны быть использованы с учётом культурных и организационных особенностей, присущих конкретной стране, региону и социуму. Так, например, в работе [22] группа авторов проанализировала 1797 англоязычных публикаций по итогам оценки эффективности стратегий превенции суицидов, включая 23 систематических обзора, 12 мета-анализов, 40 рандомизированных контролируемых исследования (РКИ), 67 когортных исследований и 22 экологических или популяционных исследований, отобрав для дальнейшего анализа 164 работы, соответствующие Оксфордским критериям доказательной медицины [29]. Естественно, все выводы строятся на работах, выполненных в культурных условиях тех стран, где проводятся такие исследования, поэтому знание психологического и организационного контекста является важным условием для того, чтобы использовать ту или иную стратегию в других условиях.

Насущные задачи и перспективы в сфере превенции суицидов во время и после эпидемии

Применительно к текущему моменту можно, опираясь на международно признанные наработки, предложить ряд конкретных мер по предупреждению суицидального поведения среди широких слоев населения Российской Федерации и среди представителей наиболее уязвимых групп. Основными направлениями являются (в порядке срочности) активизация образовательных стратегий в области укрепления психического здоровья, активизация научных исследований и профессиональной среды и активизация организационной деятельности в сфере суицидальной превенции.

В рамках первого направления можно предлагать активное проведение онлайн-вебинаров ведущих суицидологов, которые были бы доступными для различных контингентов - для широких слоёв населения, для врачей общей практики, для других медицинских специальностей, так или иначе сталкивающихся с суицидентами - реаниматологов, травматологов, токсикологов, наркологов. Тематикой таких вебинаров могли бы стать общие вопросы суицидологии - факторы риска, признаки приближающейся угрозы, мифы и факты о самоубийстве, помощь в кризисной ситуации. Вторым актуальным направлением могло бы стать широкое информирование об объективных факторах психического здоровья, признаках депрессии и тревоги, причинах зависимостей, о роли стресса как фактора этих нарушений и о путях и методах совладания со стрессом. Информирование и предоставление помощи, равно как и обучение врачей общей практики и медицинского персонала, как свидетельствуют исследования, во многих случаях выступает в качестве эффективной стратегии превенции [29].

Ранее высказывались предложения расширить преподавание суицидологии в медицинских ВУЗах как самостоятельного междисциплинарного спецкурса, а не только в виде нескольких часов в рамках курса психиатрии, в настоящее время это предложение становится всё более актуальным [30]. Сегодня во многих классических университетах суицидология преподается на факультетах психологии. Представляется целесообразным увеличение доли часов по проблемам психического здоровья и суицидологии на факультетах педагогических ВУЗов, там, где обучаются психологии педагогического направления. Это долгосрочные планы, в то время как в краткосрочной перспективе были бы уместны профессиональные вебинары для психологов педагогического направления, социальных психологов, врачей-педиатров, школьных учителей. Темы могли бы касаться раннего выявления депрессии, рискового, са- моповреждающего и суицидального поведения среди подростков и молодежи, особенностей психического здоровья подростков, роли стрессовых ситуаций, путей и методов их преодоления применительно к молодежи.

Согласно исследованиям, ответственное отношение СМИ к информированию о суицидах является превентивной стратегией [30]. Проведение профессиональных вебинаров для представителей СМИ, взаимодействие с факультетами журналистики ВУЗов с целью улучшения контактов журналистского сообщества с профессионалами в сфере психического здоровья и суицидальной превенции могло бы улучшить положение.

В современном информационном обществе зачастую отдельные популярные в сети личности формируют общественное мнение и могут оказывать влияние на большие аудитории своих подписчиков. В связи с этим знания о психическом здоровье и факторах риска суицида должны быть доступно каждому. Опыт массовой суицидальной превенции путём создания краткосрочной системы образования имеется - это короткие семинары для представителей государственных и частных компаний, предприятий, организаций, производственных коллективов, отдельных заинтересованных граждан по проблемам психического здоровья, по выявлению признаков депрессии и посттравматического стрессового расстройства, признаков суицидальной угрозы, по развенчиванию мифов и изложению объективных фактов о самоубийстве. Такие проекты реализованы в Швеции, Австралии и ряде других стран в виде системы Mental Health First Aid (MHFA) - франчайзинговой программы подготовки тренеров в сфере психического здоровья, в последнее время реализуемой в виде онлайн вебинаров [31]. Эффективность этой программы оценена в рандомизированных контролируемых исследованиях, причём показано, что онлайн обучение столь же эффективно, как и очное, как в виде самостоятельного курса, так и в комплексе с другими программами по оказанию первой помощи [32, 33].

Ещё одним направлением могло бы стать более активное взаимодействие с волонтерскими движениями, налаживание контактов с формальными и неформальными структурами, объединяющих лиц разного возраста и с разными интересами, предоставление им возможностей по повышению квалификации в сфере детерминант психического здоровья и кризисной помощи, обучение основным принципам идентификации лиц с депрессией и суицидальными тенденциями, оценки риска, способов оказания помощи и т.д. В этом могли бы помочь социальные сети, в связи с чем нужно приветствовать создание групп, возглавляемых профессионалами или подготовленными волонтерами, которые бы распространяли научно-обоснованную и выверенную информацию относительно стратегий укрепления психического здоровья, об имеющихся ресурсах помощи при психологическом дискомфорте, тревоге, ощущении стресса, беспокойстве относительно будущего. Необходимо стремиться шире привлекать волонтеров и лиц с активной жизненной позицией в такие группы.

Социальные сети в основном обсуждаются с той точки зрения, что они могут нанести вред, распространяя депрессивные и суицидальные послания, однако они же обладают и большим антисуицидальным потенциалом, который ещё полностью не раскрыт, не изучен и не использован в полной мере [34]. Это же касается мобильных приложений, направленных на поддержание психического здоровья и превенцию депрессии, тревоги и суицидального поведения, можно ожидать взрывного роста таких приложений в ближайшее время [35].

Нам представляется, что многие из перечисленных выше задач решались бы более эффективно, если бы суицидологическое направление было каким-то образом институционализировано, например, в форме междисциплинарной секции суицидологии в рамках РОП, по аналогии с соответствующими секциями ЕРА и WPA [36, 37]. Придание такой секции прав и возможностей создавать свои веб-ресурсы, принимать в свои ряды новых членов (в том числе, из числа клинических и медицинских психологов), проводить заседания, принимать решения и продвигать свои цели и задачи, издавать бюллетень и т.д. могло бы существенно усилить позиции суицидологии в России. Одновременно это привело бы к появлению горизонтальной сети суицидологов в стране, объединяющих не только врачей-психиатров, но и психологов, социологов, представителей других специальностей, интересующихся суицидологией. Это означало бы появление суицидологии как междисциплинарного направления в рамках психиатрии, но с известной долей самобытности и самостоятельности, что естественно и рационально.

Было бы также целесообразно проводить узкотематические суицидологические научные форумы и конференции под эгидой секции суицидологии РОП, но не только в контексте психиатрических съездов / конференций, а как самостоятельных форумов, причём на систематической основе (например, раз в два года), как в столицах, так и в регионах. Недавно состоявшаяся Сибирская школа превентивной суицидологии (февраль 2020 г., г. Тюмень) является в этом отношении подходящей моделью. Если говорить о международном опыте, то моделью может выступать Европейский симпозиум по суицидологии и суицидальному поведению, который проводится раз в два года, причём всегда имеет место конкуренция между предполагаемыми городами-хозяевами очередного форума.

Можно надеяться, что кризис, вызванный COVID- 19 и обеспокоенность, возникшая в отношении ухудшения психического здоровья и увеличения числа самоубийств, подтолкнёт также к разработке новых исследовательских проектов в сфере суицидальной превенции в России. В этом плане насущной потребностью является планирование специфических научных проектов по суицидологии интегрирующего характера (с охватом нескольких сопоставимых по населённости исследуемых территорий, но в регионах с различными культурно-религиозными, географическими и климатическими особенностями) с применением стандартизованных протоколов и рандомизации, в которых оценивалась бы эффективность вмешательств превентивного характера в конкретных культурных условиях. Появление таких проектов выведет отечественную суицидологию на международный уровень.

В России, как в столицах, так и в регионах, реализуются ряд инициатив в сфере суицидальной превенции, многие из которых находят своё отражение на страницах журнала «Суицидология». Вероятно, назрела необходимость анализа и обобщения этих инициатив в виде обзорной публикации и создание компендиума региональных стратегий, опыта межведомственного взаимодействия при их подготовке, и самое главное - оценки их эффективности. Наконец, назрела необходимость разработки основных положений государственной рамочной междисциплинарной программы суицидальной превенции, лоббирование её утверждения Правительством, оценка её эффективности по данным смертности от самоубийств с периодической корректировкой и уточнением основных приоритетов. Имеющиеся наработки и международный опыт предоставляют нам такие возможности, необходимо активизировать усилия на этом направлении. Это будет важным шагом, в том числе на пути к предупреждению возможных последствий пандемии.

Заключение

Коронавирусный кризис обострил множество проблем в обществе и привлёк дополнительное внимание к проблеме самоубийств. Это является вызовом для отечественной суицидологии, но одновременно и шансом для системных изменений. Нам представляется, что все меры, направленные на предупреждение подъёма суицидов, можно условно разделить на краткосрочные и долгосрочные. На данном этапе основные усилия следует сконцентрировать на образовательном направлении, активизировав все виды деятельности, которые бы повышали уровень осознания проблемы в обществе и создавали бы возможности по предупреждению нарушений психического здоровья уже сейчас.

В отдалённой перспективе возможен более широкий спектр действий, среди которых наиболее перспективными выглядят инициативы, направленные на повышение значимости суицидологии как междисциплинарной сферы знаний и практической деятельности. Одной из насущных задач является разработка и признание на государственном уровне рамочной Программы суицидальной превенции. Появление такой программы будет способствовать дальнейшему объединению всех суицидологов в стране, появлению целенаправленных финансируемых научных проектов, активизации этого профессионального сообщества и повышению эффективности мер превенции в государственном масштабе.

суицид поведение пандемия превенция

Литература

1. Stress and mental health: contemporary issues and prospects for the future / Ed. W.R. Avisen, I.H. Gotlib, NY.: PlenumPress, 1994. 340 p.

2. Стресс и постстрессовые расстройства: личность и общество / С.Г. Сукиасян, А.С. Тадевосян, С.С. Чшмаритян, Н.Г. Манасян. Ереван: Асогик, 2003. 348 с. (In Russ)

3. Wasserman D. (Ed.) Suicide. An unnecessary death. Martin Dunitz, London, 2001. 287 p.

4. Розанов В.А. Стресс и психическое здоровье (нейробиологические аспекты). Социальная и клиническая психиатрия. 2013; 23 (1): 79-88. (In Russ)

5. Rцhr S., Mьller F., Jung F. et al. Psychosocial Impact of Quarantine Measures During Serious Coronavirus Outbreaks: A Rapid Review. Psychiatr Prax. 2020; 47 (4): 179-189. DOI: 10.1055/a- 1159-5562.

6. Lee T.M.C., Chi I. Chung L.W.M, Chou K.-L. Ageing and psychological response during the post-SARS period. Aging & Mental Health. 2006; 10 (3): 303-311

7. Yeung D.Y., Fung H.H. Age differences in coping and emotional responses toward SARS: a longitudinalstudy of Hong Kong Chinese. Aging Ment Health. 2007; 11 (5): 579-587. DOI: 10.1080/13607860601086355

8. Brooks S.K., Dunn R., Amlцt R., Rubin G.J., Greenberg N.A. Systematic, thematic review of social and occupational factors associated with psychological outcomes in healthcare employees during an infectious disease outbreak. J Occup Environ Med. 2018; 60 (3): 248-257.

9. Психическое здоровье и психосоциальные аспекты в условиях вспышки COVID-19. Версия 1.5 17 марта 2020 г. Рабочая группа Межведомственного постоянного комитета по психическому здоровью и психосоциальной поддержке в условиях чрезвычайной ситуации, ВОЗ, 2020: 16

10. Wasserman I.M. The impact of epidemic, war, prohibition and media on suicide: United States, 1910-1920. Suicide Life Threat Behav. 1992; 22: 240-254.

11. Cheung Y.T., Chau P.H., Yip P.S. A revisit on older adults' suicides and severe acute respiratory syndrome (SARS) epidemic in Hong Kong. Int J Geriatr Psychiatry. 2008; 23: 1231-1238.

12. Lester D. Suicide during war and genocide. In: D. Wasserman, С. Wasserman (eds). Oxford Textbook on Suicidology and Suicide Prevention. NY: Oxford University Press, 2009, pp. 215-218.

13. Mamun M.A., Griffiths M.D. First COVID-19 suicide case in Bangladesh due to fear of COVID-19 and xenophobia: Possible suicide prevention strategies. Asian Journal of Psychiatry. 2020. 51. 102073

14. Naguy A., Moodliar-Rensburg S., Alamiri B. Coronaphobia and chronophobia - A psychiatric perspective. Asian Journal of Psychiatry. 2020. 51. 102050

15. Niederkrotenthaler T., Braun M., Pirkis J. Association between suicide reporting in the media and suicide: systematic review and meta-analysis. BMJ. 2020; 368: m575.

16. Garfin D.R., Silver R.C., Holman E.A. The novel coronavirus (COVID-2019) outbreak: amplification of public health consequences by media exposure. Health Psychol. 2020

17. Wang Y., McKee M., Torbica A., Stuckler D. Systematic literature review on the spread of health-related misinformation on social media. Soc Sci Med. 2019; 240: 112552.81

18. Ng Y.J., Yang Z.J., Vishwanath A. To fear or not to fear? Applying the social amplification of risk framework on two environmental health risks in Singapore. J Risk Res. 2018; 21: 14871501.

19. Розанов В.А., Григорьев П.Е., Захаров С.Е., Кривда Г.Ф. Анализ сезонности завершённых суицидов с учётом таких факторов внешней среды как температура и длина светового дня. Суицидология. 2018; 9 (3): 71-79. [Rozanov V.A., Grigoriev P.E., Zakharov S.E., Kryvda G.F. Analysis of completed suicides seasonality in relation to such external factors as length of the day and ambient temperature. Suicidology. 2018; 9 (3): 71-79.] (In Russ)

20. Wasserman D., Durkey T. Strategies in suicide prevention. In: D. Wasserman, C. Wasserman (eds). Oxford Textbook on Sui- cidology and Suicide Prevention. NY: Oxford University Press, 2009, pp.381-384.

21. Mrazek P.J., Haggerty R.J. (eds). Reducing risk from mental disorders: Frontiers for preventive intervention research. Washington: National Academy Press, 1994.

22. Zalsman G., Hawton K., Wasserman D. et al. Suicide prevention strategies revisited: 10 years systematic review. Lancet Psychia- try. 2016; 3 (7): 649-659.

23. Zalsman G., Hawton K., Wasserman D. et al. Evidence-based national suicide prevention taskforce in Europe: A consensus position paper. European Neuropsychopharmacology (2017)

24. Rajkumar R.P. COVID-19 and mental health: A review of the existing literature. Asian Journal of Psychiatry. 2020; 51. 102066.

25. Roy D., Tripathy S., Kar S.K., Sharma N., Verma S.K., Kaushal V. Study of knowledge, attitude, anxiety & perceived mental healthcare need in Indian population during COVID-19 pandemic. Asian Journal of Psychiatry. 2020; 51. 102083

26. Zandifar A., Badrfam R. Iranian mental health during the COVID-19 epidemic. Asian Journal of Psychiatry. 2020; 51. 101990.

27. Holmes E.A., O'Connor R.C., Perry V.H. et al.Multidisciplinary research priorities for the COVID-19pandemic: a call for action for mental health science. Published online April 15, 2020.

28. Gunnell D., Appleby L., Arensman E., Hawton K., John A., Kapur N., Khan M., O'Connor R.C., Pirkis J, COVID-19 Suicide Prevention Research Collaboration. Suicide risk and prevention during the COVID-19 pandemic. Published online April 21, 2020

29. Oxford Centre for Evidence-based Medicine - Levels of Evidence (March 2009).

23. Зотов П.Б., Любов Е.Б., Розанов В.А., Севастьянов А.А. Суицидология в подготовке медицинского профессионала: междисциплинарный подход. Суицидология. 2019; 10 (3): 93101. (In Russ)

24. Mental Health First Aid Australia. Learn the skills to make a difference.

25. Morgan A.J., Ross A., Reavley N.J. Systematic review and metaanalysis of Mental Health First Aid training: Effects on knowledge, stigma, and helping behaviour. PLoS One. 2018; 13 (5): e0197102.

26. Reavley N.J., Morgan A.M., Fischer J.-A. et al. Effectiveness of eLearning and blended modes of delivery of Mental Health First Aid training in the workplace: randomised controlled trial. BMC Psychiatry. 2018; 18: 312.

27. Robinson J., Cox G., Bailey E. et al. Social media and suicide prevention: a systematic review. Early Interv Psychiatry. 2016 Apr; 10 (2): 103-121.

28. East M.L., Havard B.C. Mental health mobile apps: from infusion to diffusion in the mental health social system. JMIR Ment Health. 2015; 2 (1): e10.

29. EPA Section on Suicidolgy and Suicide Prevention.

30. WPA Section on Suicidology.

Размещено на Allbest.ru