Психология и духовность – две вещи несовместные?

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Психология и духовность - две вещи несовместные?

Б.С. Братусь

В статье рассмотрены место и роль духовности в построении психологического знания. Обычно эта тема не вызывает энтузиазма у современных психологов, которые целиком относят ее к областям религии и философии, не имеющим, по их мнению, прямого касательства к конкретным психологическим проблемам. Автор показывает, что речь идет о двух пересекающихся плоскостях: горизонтальной («как?», «для чего?») и вертикальной («ради чего?», «в чем смысл?»). Автор предлагает постулировать это взаимодействие как изначально присутствующее в деятельности человека. По сути, говорится о двух формах бытия - протяженной и не протяженной, материальной и духовной. Материальное при этом ждет одухотворения, а духовное - материализации. В обыденном сознании эта двойственность бытия много веков отражена в понятии души, в котором переплетены как сугубо чувственные моменты (душа страдает, ликует, гневается и др.), так и духовные воспарения, переходы в историю, культуру, религию. Психология как наука сосредоточена на горизонтальном измерении и исходит из него как главной и единственной предпосылки развития. Между тем психология имеет выраженный общегуманитарный компонент, а значит, согласно немецкой научной традиции, может быть отнесена к наукам о духе (Geisteswissenschaft). Речь, таким образом, идет об общем для формирования науки процессе - аксиоматизации того, что нельзя доказать, но из чего приходится исходить, чтобы построить предметную область. Психология вне аксиоматического признания двойственности бытия останется эпифеноменом, а не сущностным условием понимания развития и становления феномена человека.

Статья посвящена теме духовности как возможному тренду современной психологии. Продолжать ли нам жить и безбедно здравствовать в психологии без понятий «душа» и «дух» или впустить этих бедных, изгнанных 150 лет назад родственников на пиршество психологической науки и практики? Эта тема обычно не вызывает никакого энтузиазма у коллег. Более того, как только в разговоре заходит речь о «нравственности», «духовности», «душе», обычно

меняется даже выражение лиц собеседников. Оно становится вежливо-скучным или скорбно-отчужденным, как на официальных похоронах, или кислым, словно речь идет о чем-то набившем оскомину. Случается и так, что с меня начинают требовать ответа за костры инквизиции, за промахи современной церковной администрации и т.п.

В любом случае на пути к обсуждению лежат застарелые бревна и сучья недоумений и отчуждения - как и зачем говорить о давно отринутых вещах? Моя скромная задача сейчас, не вдаваясь в подробности, хоть немного отодвинуть некоторые из этих сучьев и бревен, чтобы пусть не сегодня, а в дальнейшем приоткрыть путь к действительному обсуждению предмета, а не его многочисленных теней и ассоциаций. Предварительно это нужно сделать хотя бы в общих чертах, иллюстративно.

Начну с картинки. Представим военный парад, скажем, на Красной площади. Чеканным шагом идут колонны представителей всех родов войск, танки, артиллерия, ракеты. И я подумал по аналогии, почему бы нам не приурочить к нашему Петербургскому саммиту психологов еще и парад наличных психологических подразделений и техники. Представьте, что перед вашим величественным собранием прямо сейчас появляется колонна краснознаменного, медалей Л.С. Выготского и С.Л. Рубинштейна культурно-деятельностного подхода. Во главе колонны - Александр Григорьевич Асмолов. Вслед с портретами Б.Г. Ананьева, В.Н. Мясищего, Б.Д. Карвасарского, Л.М. Веккера движется колонна Санкт-Петербургского университета. Отдельный колонной идут представители психологии сознания во главе с Виктором Михайловичем Аллахвердовым и Виктором Федоровичем Петренко. В свете отраженной субъектности надситуативно пролетает эскадрилья во главе с Вадимом Артуровичем Петровским. На площадь ступает колонна психоаналитиков, которую ведет Михаил Михайлович Решетников. На подходе гештальтисты, бихевиористы, службы психологической помощи населению, представители позитивной психологии с неотразимыми улыбками, нестройными рядами приближаются благостные гуманистические психологи и др. А вот и техника: на открытых платформах с надписью ИМАТОН везут новейшие пособия, кресла и кушетки. Гвоздь парада - многомилионное психофизиологическое оборудование, установки залповой виртуальной имитации, идентичной натуральной. Парад завершит, наверное, колонна странноватых субъектов в потертых костюмах и сношенных башмаках. Это теоретики и методологи, продолжающие по ходу движения спорить и ссориться друг с другом…

Но вот закончился такой парад. Отгремели здравицы и аплодисменты. Но куда двинется это сборище? Какой общий тренд можем мы предложить им? Если вернуться к повестке данной дискуссии («Духовность. Сексуальность. Цифра. Куда уводят тренды?»), то надо поставить камень у распутья: направо пойдешь - оцифрован будешь; налево пойдешь - в многообразие чувственности попадешь; прямо пойдешь - духовность обретешь.

Но если вернуться к нашей картинке, образу, то, скорее всего, колонны минуют этот камень на распутье, зазывал на трибунах и страницах статей и разбредутся каждая по своим, оставленным на время домикам и хуторкам,

зорко и ревностно поглядывая на других. Если представить себе некую местность, куда они все утекают, некое поселение этих хуторков под названием «Психология», то это поселение будет похоже на блоковский квартал поэтов: За городом вырос пустынный квартал На почве болотной и зыбкой.

Там жили поэты, - и каждый встречал Другого надменной улыбкой.

Одно к одному. Надо лишь заменить слово «поэты» на слово «психологи» и картина будет вполне узнаваемой, вплоть до деталей - надменной улыбки в отношении других направлений и крайней зыбкости почвы наших построений.

И что же здесь способно объединить, какое общее направление можно предложить или выявить среди этих всех заборчиков, палисадничков, уязвленных самолюбий и погоней за грантами?

Но последуем за Александром Блоком. Словно бы отвечая на наш вопрос, весьма нелицеприятно описав до этого поэтов с их пьянством, увлечениями девичьми косами и облаками, Блок заключает следующее:

Нет, мой милый читатель, мой критик слепой!

Объединение всей этой разномастности, действительное, а не искусственное, может быть осуществлено тем самым не по горизонтали, углам и нюансам движения, которых бесконечное количество в ту или иную сторону, а по вертикали, в подъеме на какой-то объединяющий и преобразующий всех уровень и высоту. Если хотите, это не направление хода развития, а направление взгляда на развитие.

Скажем, парад, смотр войск - это в конечном итоге демонстрация убойной силы и агрессии, кулак, поднесенный к носу врага, гордость, что мы можем разнести весь мир в щепу и посыпать сверху радиоактивной пылью. Парад психологического воинства оправдан в конечном итоге другим - интересом к человеку, его внутреннему миру, желанием помочь ему в перипетиях психической жизни. В идеале, в пределе - осуществить, явить деятельную любовь к этому предмету.

Можно соглашаться или не соглашаться с этим, но суть такой формы объединения, думаю, понятна. Оно не в привычной плоскости горизонтали, дорожных карт, временных и временных перспектив, планов и пятилеток, а в плоскости вертикали, которая пронизывает каждый момент вне зависимости от того, имеет ли он продолжение в будущем или нет¹.

Так вот, когда мы начинаем говорить о «духовности», это должно означать только то, не больше и не меньше, что мы переходим в иную, вертикальную плоскость, пронизывающую горизонталь. Пронизывающую явно или чаще неявно.

Если хотите, это связано в пределе с десантированием вечности на плоскость времени. Помните у Б. Пастернака: «Ты времени заложник у вечности в плену». С другой стороны, мы, поднимая глаза вверх, невольно сами изнутри ищем вечности, предуготованной нам, размечаем место для ее посадки в нашем внутреннем пространстве. 250 лет всем понятны и всех трогают слова Иммануила Канта: «Две вещи неизменно наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» (Кант, 1965, с. 499).

Нравственный закон изнутри подразумевает небо, а небо ищет воплощения и своего отражения во внутреннем нравственном законе. Вспомним хай - деггеровский экзистенциал «зова», который локализуется одновременно извне и внутри (Хайдеггер, 1996). Нужен тот, кто уже ждет и слышит. Поэтому, сместившись на полюс субъекта, не точнее ли говорить «Отзыв»: мы отзываемся на то, что нас отзывает, что распознается в нас, как «зов» (Братусь, 2019). Сама пеленгация сквозь все шумы, помехи, расстояния возможна потому, что посланная частота (волна послания) хоть в чем-то совпадает с уже имеющимся эталоном (диапазоном приемника, его настройкой), и в этом плане «отзыв» как готовность и предчувствие возникает едва ли не раньше самого «зова».

Итак, духовность не рядоположна поискам оцифровки, исследованиям сексуальности, психофизиологическим мозгокопаниям, когнитивистским построениям, поскольку относима к другой плоскости и модальности: не горизонтальной, а вертикальной, не движения, а присутствия или свидетельствования.

Давно ли человек являет собой это присутствие или свидетельство? Можно ответить достаточно твердо - изначала. Процитирую старого психолога: «Философия в своем развитии свято сохранила это первое открытие первобытного человека, его мысль о двойном бытии: материальном и духовном, тела и духа. Эта мысль и родила все многочисленные разновидности материализма и спиритуализма» (Рубинштейн, 2008, с. 296).

О том же, по сути, писал и Л.С. Выготский: идея души явилась «первой научной гипотезой древнего человека, огромным завоеванием мысли, которому мы сейчас обязаны существованием и рождением нашей науки» (Выготский, 1982, с. 429).

Страницу и огонь, зерно и жернова, секиры острие и усеченный волос - Бог сохраняет все; особенно - слова прощенья и любви, как собственный свой голос.

Иосиф Бродский

Последнее, однако, можно оспорить. Наша психологическая наука началась как раз с отвержения души и духа. Основной удар здесь пришелся, конечно, по понятию души, как связующего опосредствующего звена между материальным и духовным. Об этом писал И. Кант, и ту же мысль поэтически выразил Федор Тютчева: «О вещая душа моя, / О сердце, полное тревоги, - / О, как ты бьешься на пороге / Как бы двойного бытия… // Так ты - жилица двух миров…».

Душа как жилица, страдалица, свидетельница этой изначальной двумерности была в конце XIX в. сдана как входной билет в сферу научного знания, где, согласно еще предписанию Галилея, измеряемое надо измерить, а неизмеряемое сделать измеряемым. Но один из миров, в котором обитает эта жилица, состоит из прямо неизмеряемого. Воспользуемся иллюстрацией, на этот раз из Николая Гумилева:

Прекрасно в нас влюбленное вино И добрый хлеб, что в печь для нас садится,

И женщина, которою дано,

Сперва измучившись, нам насладиться.

Но что нам делать с розовой зарей Над холодеющими небесами,

Где тишина и неземной покой,

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать…

Психология, вынув, потеряв душу, развела две сферы, и человек, по словам И. Бергмана (Бергман, 1969), обнаружил себя на теплой и грязной земле под пустым холодным небом. Туда же, в небеса, была закинута и душа, лишившись теплоты и земной печали, чтобы ничто не напоминало, не соединяло нас здесь, на земле, с горним миром.

Недавно на семинаре я спросил студентов третьего курса факультета психологии МГУ, какие у них возникают ассоциации с понятием «душа». После долгой и недоуменной паузы они сказали: «Это что-то связанное с религией», «Это не научное представление о психике», «Это что-то таинственное, непонятное» и т.п.

Как же мы обработали их нашим современным психологическим образованием, чтобы успеть за три года обучения вытеснить, затушевать весь тысячелетний опыт жизни души как постоянно ощущаемой повседневной реальности, с которой соотносимы наши мысли, чувства и дела!

Ведь сколько существует эпитетов и оттенков, понятных, казалось бы, любому и обращенных отнюдь не к религии и к горнему миру. Начнем с международного вопля о спасении жизни - «Спасите наши души!». Или призыв к состраданию и разделению боли, которому две тысячи лет: «Душа моя скорбит смертельно, - побудьте здесь, пободрствуйте со мной». А сколько разбросано параметров и оттенков: душа болит, страдает, помнит, забывает, ликует, поет, плачет, восстает, спит, просыпается, обретает покой или не находит покоя, съеживается, расправляется, негодует, рвется на части, уходит внутрь (иногда даже указывается куда: как ни странно, в пятки). Она может быть сытой, довольной, мягкой, твердой, железной, каменной, высокой, надменной, низкой, гордой, смиренной, серой, жестокой, яркой и т.д. и т.п. Ею можно любоваться, ее можно отвергать, раскрывать, ее можно разбить, разорить, в нее можно плюнуть, влезть (вовсе плохо, когда грязными руками, да и когда кошки скребут - мало приятного).

Подумайте только, какое обширное, яркое, объемное поле, столько многообразных феноменов, оттенков, которые коммуницируют друг с другом, составляют некую целостность, непосредственную отнесенность к тому живому и трепетному образованию, которое веками обозначалось как душа. Ведь именно «душа», а не психика с радости воспаряет, а со страха холодеет и уходит в пятки. И люди живут вместе, если им очень повезет, «душа в душу», а не «психика в психику». И мечтают они о душевной, а вовсе не о психической атмосфере у себя дома и на работе.

Поэтому если говорить о возможном общем тренде или направлении, то это возвращение в оборот психологии понятий «душа» и «дух» как изначально присутствующих и действующих, без которых мы, по остроумному выражению В.И. Слободчикова, продолжим изучение «психологии психики», но не «психологии человека» (Слободчиков, Исаев, 2013).

Важно отметить при этом, что духовность не обязательно сводится только к религиозному аспекту. Речь, как мы видели, об области предельных смыслов или смыслов, соотносящихся с предельными, нематериальными основами бытия-то, что «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать». В этом плане человек неизменен. И нынешняя погоня за адаптацией к изменяющемуся миру опасна в своей посылке, ибо не человек для бесконечного приспособления к миру, а мир для служения человеку. Но в любом варианте - и светском, и религиозном - духовное через душу соединено с психическим, определяя судьбу и драму человеческой жизни, ее наполненность, свершенность или пустоту, промах мимо себя.

У наших академических учителей-немцев есть по этому поводу два отдельных понятия, определяющих духовность. У нас только одно, что порождает недоразумения. В немецком языке geistig обозначает светское, интеллектуальное или, по Канту, умопостигаемое понимание духовности. И geistlich - духовность в религиозном плане. В обоих случаях корень geist - дух, ум. И, что тоже крайне важно, гуманитарные науки обозначены как Geisteswissenschaften, т.е. науки о духе. И это глубоко верно: история, например, не просто про деятельность царей и генеральных секретарей, не про одну политику, опрокинутую в прошлое, но, в конечном устремлении, про смысл и дух истории. Но давайте тогда дерзнем и обозначим и психологию не просто как науку о явлениях, законах, корреляциях, манипуляциях, а о смысле и роли психики - восприятия, памяти, сознания, личности - всего, что мы изучаем, в становлении человека, его мира, назначения и судьбы.

Итак, поиск предельных ответов на вопросы «в чем смысл?», «ради чего?» присущ каждому человеку, составляя вертикаль и духовное измерение его развития. Научная психология стремится ответить на вопросы «как?» и «для чего?», что составляет по преимуществу «горизонталь». Их сопряжение (при всей реальной сложности) более чем необходимо - оно неизбежно, ибо реальное движение жизни подразумевает, изнутри требует, жаждет осознания ее смысла, а смысл подразумевает реализацию, т.е. осуществление в конкретном времени и пространстве. Психологу это надо знать отнюдь не из морализаторских соображений, а потому что это главная характеристика и задача личности, показатель ее цельности или, напротив, раскола, трещины, ущерба (Братусь, 2019). Собственно, любая психотерапия, шире - психологическая помощь направлена на ликвидацию какого-то вида раскола, могущего возникнуть на самых разных уровнях, начиная с обыденного и житейского. А.Н. Леонтьев в своих лекциях не раз повторял слова, сказанные ему сельским конюхом в Великую Отечественную войну: «Если лошадь устала, не нахлестывай ее, а подними ей повыше морду, чтобы она увидела деревню вдалеке и заспешила к дому» (Леонтьев, 1977). Вопрос в том, к какому дому, к какому граду мы поднимаем «психологическую морду». Остальное, не умаляя значимости профессионального образования и мастерства, - приложится.

Литература

психология двойственность бытие духовность

1. Бергман, И. (1969). Статьи, рецензии, сценарии, интервью. М.: Искусство.

2. Братусь, Б.С. (2019). Аномалии личности. Психологический подход (2-е изд.). М.: Наука. Выготский, Л.С. (1982). Вопросы теории и истории психологии. В кн. Л.С. Выготский, Собрание сочинений (т. 1). М.: Педагогика.

3. Кант, И. (1965). Сочинения (т. 4). М.: Мысль.

4. Леонтьев, А.Н. (1977). Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат.

5. Рубинштейн, М.М. (2008). О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу (т. 1). М.: Территория будущего.

6. Слободчиков, В.И., Исаев, Е.И. (2013). Психология человека. Введение в психологию субъективности (2-е изд.). М.: Изд-во Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Хайдеггер, М. (1996). Бытие и время. М.: Республика.

Размещено на Allbest.ru