Личность и феномен материнства в феминистском дискурсе постмодерна

Размещено на http://www.allbest.ru/

Личность и феномен материнства в феминистском дискурсе постмодерна

Юлия Макешина

Теоретики фемінізму, що аналізують феномен материнства, репрезентують три етапи філософської думки: «зречення» від материнства (С.де Бовуар, С. Файерстоун, Б.Фрідан), «відновлення материнства» (Е.Річ, Н. Чодороу, С. Раддік, Ю. Крістева та ін.) і «розгортання» нових наративів материнства Дж.Батлер, Е. Єремія, М.Чендлер), що включають усвідомлення материнської суб'єктивності як різноманітною в своїй перформативности, багатосторонній і мінливою. материнство поведение женщина

Ключові слова: материнство, суб'єктивність, ідентичність, есенціалізм, конструктивізм, перформативні практики.

Теоретики феминизма, анализирующие феномен материнства, репрезентуют три этапа философской мысли: «отречение» от материнства (С.де Бовуар, С. Файерстоун, Б.Фридан), «восстановление материнства» (Э.Рич, Н. Чодороу, С. Раддик, Ю. Кристева и др.) и «развертывание» новых нарративов материнства (Дж.Батлер, Э. Иеремия, М.Чендлер), включающие осознание материнской субъективности как разнообразной в своей перформативности, многосторонней и переменчивой.

Ключевые слова: материнство, субъективность, идентичность, эссенциализм, конструктивизм, перформативные практики.

Key words: maternity, subjectivity, identity, essentialism, constructivism, performative practices.

Одна из главных целей (пост)современных исследований гендера в целом и материнства, в частности, заключается, на наш взгляд, в определении гендерной идентичности и субъективности матери. Дискуссии вокруг дихотомии «полгендер», напрямую связанные с биологической основой материнства и/или его духовным наполнением, относятся, в основном, к тому периоду феминистской теории, в котором гендерное поведение рассматривалось как культурально сконструированное. Философы-феминисты 70-80-х годов отделили гендер от пола, который стал биологическим «фактом» того, что есть мужчина или женщина. Эмфаза на культуральном конструктивизме гендера была так важна для теоретиков-феминистов, потому что именно таким образом происходила денатурализация стереотипов маскулинного и фемининного поведения. Исследовательницы доказывали: гендерное поведение возникает не в качестве эффекта биологического пола, но культурального конструирования гендера. Однако они не бросили вызов концепту биологического пола как «tabula rasa», на которой затем пишется культурный текст [2, с.27].

В последующем эта задача была успешно - на наш взгляд - решена многими философами-феминистами, прежде всего, Дж. Батлер, но это «в последующем»; в 7080-е годы именно французская феминистская теория совершила прорыв, определивший во многом развитие феминистской философии. Французская теория (Ю. Кристева, Л. Иригарэ, М. Виттиг, Э. Сиксу, С. Кофман) - это то направление феминистской философии, которое подвергает рефлексии теорию в терминах оппозиции «феминизм различий VS. феминизм равноправия». Инструментарий, использованный французскими теоретиками, был предоставлен им атакой Ж. Деррида на логоцентризм, идеями М. Фуко о дисциплинарной власти и предельной маргинализацией женщин, представленной в теориях Ж. Лакана.

Исследовательницы-постмодернистки доказывают: «мужские» теории сексуальности - З.Фрейда или Ж.Лакана - в буквальном смысле не могут рассматривать женщин иначе как негативно воображаемое, незавершенное и пустое означающее: «матка без зародыша» (в результате подобных взглядов Иригарэ, например, была исключена из Лакановской психоаналитической школы).

Кристева соглашается с Иригарэ, опровергая концепты идентичности Лакана и Фуко, которые помещают фемининное вне процесса создания «Я». Значение, по Кристевой, не является прорывом «раз и навсегда» из подсознания, происходящим, когда означающий субъект входит в символический порядок. Хотя его нельзя «проговорить», подсознание биологически предваряет значение, которое всегда остается присутствующим как сила, способная разорвать значение. Последнее приводит Кристеву к выводу: женщины не выброшены «за борт» значения, они являются самим местом и самой возможностью репрезентации значения [3].

Исследование фигуры матери у Кристевой, - безусловно, междисциплинарное, - происходит в рамках лингвистики и поэтики, психоанализа и семиотики, эпистемологии и метафизики, антропологии и истории. Проблема материнства и тема матери развивается Кристевой на разных этапах ее теоретических изысканий. Начиная с «Сил ужаса» (1980), изучение Кристевой материнской фигуры наиболее ярко представлено в текстах «Материнство согласно Джованни Белини» (1980) и «Stabat Mater» (1986).

Междисциплинарный характер теоретического дискурса Кристевой зиждется на ее идеях «семанализа». Кристева постулирует существование особого «семиотического ритма» и отождествляет его с платоновским понятием хоры (chora) из «Тимея». Термином «хора» обозначают те понятия, которые находятся «вне именования», постигаемые исключительно через «трудное суждение»: дать имя тому, что же поддается наименованию, значит утратить это (как нечто, не поддающееся наименованию), но говорить об этом, не давая ему имени, невозможно. Отсюда парадокс, связанный с хорой: как только ее называют, она оказывается утраченной, а без называния ее не существуют [1, с.63]. Необходимо заметить: большая часть полемики, посвященной трактовке Кристевой материнской проблематики, сосредоточена на вопрос о хоре. Подкрепляя свое определение хоры цитатами из «Тимея», Кристева описывает ее как динамическое пространство за репрезентацией, нестабильное, неопределенное и полное смятения, а также - в последующем анализе - неназываемое. Некоторые исследователи (например, Ж. Роуз) приходят к заключению, что платоновское низведение материнства к пассивной восприимчивости является частью кристевской концепции как хоры, так и женского в целом [6, с. 154].

Двусмысленный у самого Платона, этот термин претерпевает множество трансформаций в работах Кристевой. Первое различение, по мнению ученых, заключается в том, что платоновский термин изымается из космологического контекста и соотносится с нарративом о говорящем существе [4, с.27]. По Кристевой, в начале была Любовь, порождающая хора. У Кристевой хора становится динамическим принципом, компенсирующим «бессилие» символического (т. е. Логоса) перед архаической мощью материнского «Вместилища».«Неуверенность» в вечности и превосходстве Логоса черпается в основополагающем доверии к материнскому, которое его поддерживает [5].

«Страх перед архаической матерью, в сущности, представляет собой страх перед ее производящей силой. Бремя борьбы с этой ужасной силой и несет на себе патрилинейное родство», - пишет Кристева [7, с.77]. Власть фаллоса, символическая власть, «способная преодолеть проблемы, связанные с функционированием пениса, возникает как результат присвоения архаической материнской власти», - утверждает исследовательница [8, с.63]. И еще одна очень важная мысль: фаллическая идеализация построена на пьедестале предания смерти женского тела. Это «убийство» женского тела - его извлечение из фаллического порядка - и есть, по Кристевой, первопричина женской «асимволии», определяющей существование женщины по отношению ксимволическому, которое функционирует через исключение женского. В этих условиях женское реализуется через мистерию и не имеет никакого доступа к символическому. Перед женщиной открываются два пути: либо обрести собственное своеобразие в «асимволической единичности», либо вести тайную жизнь, притворяясь, будто она соблюдает закон, не замечающий и никак не означивающий ее [9].

Исследовательница задает вопрос, который звучит особенно остро в наши дни: нам кажется понятным, что представляет собой «архаическая» мать, но что значит современная мать? Где она располагается в пространстве среди ролей любовницы, работающей матери, активиста борьбы за свободу женщин и т. д.? Или же, напротив, она возвращается под защиту ценностей традиционной семьи? Проблема материнской страсти и ее значения «сегодня» - в центре внимания последних работ Кристевой. Во многом благодаря тому, что «загадка» беременности есть «загадка», придающая женщине особую власть, «власть фаллоса» не забывает сразу же забрать ее у женщин. И все же фертильность женщин, их беременность не только продолжают занимать наше «коллективное воображение», но также служат «святилищем для священного».

Сегодня, утверждает Кристева, материнство насыщено тем, что осталось от «религиозного чувства». В то же самое время трудность управления экономическими и личными «затратами» при рождении и воспитании детей вызывает широкие дискуссии с определенной солидарностью женщин по той очевидной причине, что человеческое дитя рождается «незавершенным», неспособным на автономию. Помимо традиционных в либеральном государстве вопросов о субсидиях, отпуске для обоих родителей по уходу за детьми и т. д., материнство сегодня сталкивается с проблемой глобализации, с неспособностью общества «политически» разрешить основополагающий вопрос человеческой прокреации. Обращая все свое внимание на биологические и социальные аспекты материнства наряду с сексуальной свободой и равенством, мы стали первой цивилизацией, пишет Кристева, у которой отсутствует «дискурс о сложности материнства». Пытаясь исправить это упущение, Ю. Кристева уверенно оттачивает наше понимание материнской страсти, креативности и особой женской сублимации [10].

Знаменитый философ-психоаналитик Л. Иригарэ рассматривает идею материнства, отталкиваясь от тезиса о том, что идентичность всех женщин на протяжении всей истории определяется ролью матери и идеей материнства. В основе данного подхода к женщине, по Иригарэ, лежит дихотомия «культура-природа» и, соответственно, отождествление женщин с последней. Принимая точку зрения универсальности, объективности и униформности, философская традиция, по сути, отражает неполный взгляд на мир; взгляд, сформированный теми, кто отвечает за «письмо», - мужчинами. Без материальной, материнской, «вскармливающей» функции женщин мужчины не обладали бы свободой для размышлений и временем для написания философии, которая сформировала нашу культуру.

Как таковые женщины «непостижимы», фемининность - это неисследованная область философии. Развивая этот тезис, Л. Иригарэ полагает, что сексуальные и гендерные различия не существуют, поскольку сексуальное различие потребовало бы достижение мужчиной и женщиной одной и той же субъективности в западной культуре. Исследовательница утверждает, что женская сексуальность остается «темным континентом», непостижимым и недосягаемым, и потому природа женщины будет всегда ошибочно интерпретироваться теми, кто продолжает определять женщин в маскулинных терминах.

За последние десятилетия феминистский философский подход к материнству стал концептуально богаче и значительно сложнее. В своем развитии феминистская мысль претерпела ключевой «сдвиг» - от эссенциализма к постструктурализму. В то же время исследователи-феминисты осознают: гендер по своей природе есть конструкт. Именно это понимание поддерживает и подпитывает современные дебаты о материнстве. Сегодня ученые уже меньше говорят о «материнстве» (motherhood), но больше о «материнской заботе» (mothering), поскольку материнство не рассматривается более как зафиксированное статичное состояние, но скорее, как набор непостоянных идей, представлений и модусов поведения, рассматриваемых в определенном контексте. Анализировать «материнскую заботу» - значит высвечивать активную природу материнства. Последнее является важным изменением, поскольку традиционный взгляд на материнство в западной культуре всегда связывался с пассивностью и отсутствием власти. Именно такие подходы проложили путь пониманию материнского поведения как перформативного и потенциально разрушительного. Ученые подчеркивают, что понятие материнской перформативности (о чем подробнее несколько позже) является и продуктивным, и проблематичным, в любом случае - требующим акцента на этических вопросах [11].

Материнское поведение, рассматриваемое в таком русле, несомненно, содержит потенциальный подрыв доминирующих дискурсов материнства. Такое понимание материнства открывает пространство для идеи о материнской «деятельности», «свободе воли» («agency»). По Батлер, последнее означает вариации повтора практик, составляющих гендер, который конституирует «agency», то есть варьировать повтор материнских практик означает влиять на материнскую деятельность.

То, что идентичность является эффектом, означает, по Дж. Батлер, что она не является «фатально» определенной или полностью искусственной. То, что конструируемый статус идентичности понимается неверно в этих конфликтующих направлениях, указывает на те пути, в которых феминистский дискурс оказался в ловушке ненужного бинаризма свободной воли и детерминизма. Конструктивизм не противостоит деятельности, он является необходимой сценой деятельности, теми терминами, которые артикулируют деятельность и которые делают ее культурно интеллигибильной.

Если идентичности более не являются неизменными, а политики более не понимаются как набор практик, извлеченных из предполагаемых интересов, принадлежащих набору «готовых» субъектов, новые конфигурации политик несомненно будут возникать на руинах старых дискурсивных практик.

Література

1. Николчина М. Значение и матереубийство [Текст] / Милена Николчина. Значение и матереубийство. - М.: Идея - Пресс, 2003. - 180 с.

2. Deutscher P.Yielding Gender [Text] / Penelope Lisa Deutscher // - London and NewYork: Routledge, 2004. - 223 p.

3. Kristeva J. Oscillation between Power and Denial [Text] / Julia Kristeva // New French Feminism. - Eds. - E. Marks, I. de Courtivron. - New York: Schoken Books, 1981. - P. 165-167.

4. Kristeva J. Revolution in Poetic Language [Text] / Julia Kristeva // - NewYork: Columbia Univ. Press, 1984. - 645 p.

5. Kristeva J. Tales of Love [Text] / Julia Kristeva //

- NewYork: Columbia Univ. Press, 1987. - 414 p.

6. Rose J. Sexuality in the Field of Vision [Text] / Jacqueline Rose // - London: Verso NLB, 2005. - 256 р.

7. Kristeva J. Powers of Horror: An Essay on Abjection [Text] / Julia

Kristeva // - NewYork: Columbia Univ. Press, 1982.

- 247 p.

8. Kristeva J. In the Beginning Was Love. Psychoanalysis and Faith [Text]. Julia Kristeva // - NewYork: ColumbiaUniv. Press, 1988. - 63 p.

9. Kristeva J.Poly logue [Text] / Julia Kristeva // - Paris: Seuil, 1977. - 541 p.

10. Официальный сайт Кристевой Юлии [Электронный ресурс]. - Режим доступа: www.kristeva.fr / motherhood.html.

11. Jeremiah E. Motherhood to Mothering and Beyond [Text] / Emily Jeremiah // Journal of the Association for Research on Mothering. - Vol. 8, Number 1,2, 2006. - P. 21-33.

Размещено на Allbest.ru