В коллективной монографии "Психолингвистика двадцать первого века: четыре краеугольных камня", обобщая достижения этой сравнительно молодой еще науки, редактор Э. Катлер (2005) определяет психолингвистику как "науку об отношениях", и среди четырех основных плоскостей, в которых проходят современные психолингвистические исследования, называет проблему взаимоотношения процессов производства и понимания речи [Cutler 2005]. Отмечается значительное преобладание исследований в области понимания речи на ранних этапах становления психолингвистики. Причина тому достаточно очевидна: будучи наукой экспериментальной, психолингвистика ставит жестким условием обеспечение контроля стимула. Несомненно, обеспечить контроль стимула в эксперименте на понимание, достаточно просто, в то время как контролировать процесс производства спонтанной речи, на первый взгляд, представляется невозможным. И, несмотря на то, что некоторые процедуры (такие как именование картинок или завершение предложений) позволяют пролить свет на некоторые стадии этого процесса, в целом исследование производства речи опирается на косвенные данные (оговорки или речевые расстройства при афазии).

Пионерская работа В. Левельта (1989) положила начало широкомасштабному экспериментальному исследованию процессов производства речи (слов, фраз, предложений), и что более важно - интерпретации экспериментальных данных в терминах влиятельных теорий [Levelt 1989]. К настоящему времени, можно говорить о восстановлении равновесия среди исследований процессов производства и понимания речи и, по мнению Эн Катлер, открывает дорогу для новых моделей, интегрирующих процессы производства и понимания речи. С этим трудно не согласиться: антропологическая парадигма в лингвистике создала для этого все предпосылки, когнитивная психология дает необходимый инструментарий, а отечественная методология может послужить хорошей интерпретационной базой. Несмотря на ряд ограничений, накладываемых на такие модели различной ролью говорящего и слушающего, существует вероятность того, что на определенных этапах речепорождения и речепроизводства задействованы схожие единицы.

Разнообразные знания, убеждения и представления человека о мире должны быть определенным образом упорядочены в его сознании для осуществления быстрого доступа к значениям в процессе восприятия и интерпретации сообщения. Вопросы процедур доступа к этой информации и использования в процессе восприятия речевого сообщения/текста, а именно процессы получения выводного знания и вычисления коммуникативных намерений автора на основе заданных контекстом предпосылок остаются по-прежнему актуальными. Любой акт интерпретации предполагает соотнесение языковой информации текста со схемами знаний, убеждений и т.д., т.е. мы может говорить о наличии внутреннего (ментального) контекста, который служит базой как для порождения высказывания, так и для его понимания [Сазонова 1998].

А.А. Залевская рассматривает внутренний контекст как продукт "многогранной деятельности индивида, протекающей на уровне неосознаваемых процессов при постоянном взаимодействии перцептивного и когнитивного, когнитивного и аффективного, вербального и невербального, континуального и дискретного, как и многих других аспектов психической жизни активного и пристрастного субъекта" [Залевская 1992: 89].

В русле когнитивной психологии внутренний контекст рассматривает Р. Стернберг [Sternberg 1996]. Когнитивный внутренний контекст индивида влияет на процессы кодирования, хранения и извлечения информации. Автор полагает, что наряду со схемами знаний, внутренний контекст будет также определяться эмоциями, модальностями разных видов, состояниями сознания и внешним контекстом как усвоения знаний, так и их воспроизведения. Все указанные характеристики внутреннего когнитивного контекста так или иначе будут определять процесс идентификации слова. Рассматривая роль языка в таком внутреннем когнитивном контексте, Р. Стернберг [Sternberg 1996] отмечает, что слова являются наиболее экономичным способом оперирования информацией. Вокруг слова, к которому имеется доступ, легко организовать новую информацию, увязываемую с ним носителем языка при встрече с новым словом или в результате овладения новым опытом.

В когнитивной лингвистике также признается важным трактовать контекст как ментальное явление.Ф. Унгерер и Г.Й. Шмит [Ungerer, Schmid 1996] предлагают использовать термин “контекст" для обозначения когнитивной репрезентации взаимодействия между ментальными концептами или когнитивными категориями. Такая когнитивная репрезентация, или контекст, формируясь в процессе взаимодействия человека с реальным миром, немедленно вступает в связь со знаниями индивида, хранящимися в долговременной памяти. Таким образом, когнитивные категории зависят не только от текущего контекста употребления, но и от целого комплекса ассоциирующихся с ними внутренних когнитивных контекстов. В случае взаимодействия с совершенно новыми объектами или ситуациями, для которых индивид не имеет когнитивных репрезентаций, он опирается на ближайшие контексты, используя все доступные для идентификации признаки, и при этом немедленно формируется новая когнитивная модель. Из этого следует, что процесс идентификации никогда не происходит в “деконтекстуализованном вакууме”.

Перспективные исследования в этой области нацелены на поиск концептуальных образований, представляющих знания, эмоции и чувства в виде единого репрезентативного пространства, а также отражающие взаимодействие процессов обработки языка и единиц, участвующих в этом процессе. Одной из возможностей, реализующих данный подход, является лингво-когнитивное моделирование эффекта обманутого ожидания.

Считается, что теория "обманутого ожидания" впервые возникла в контексте проблемы комического и является объектом внимания философов и психологов (Т. Гоббс, И. Кант, Т. Липпс и др.) уже на протяжении двухсот лет. В то же время, ситуация "обманутого ожидания" часто встречается в разных условиях общения, когда суть высказывания оказывается совершенно неожиданной и весьма далекой от прогнозируемого. Экспектации и антиципации относительно "правильного" развития дискурса, обнаруживающие себя в ситуациях "обманутого ожидания", возникают на базе двух психолингвистических явлений - предсказуемости и непредсказуемости.

Под обманутым ожиданием И.В. Воскресенский понимает вариативность развития ситуации, а именно возможность развития нескольких сценариев продолжения ситуации. Для автора ситуация - некая схема, служащая для описания ментальных репрезентаций. Согласно данной модели, языковая личность, имеющая дело с некоторой ситуацией, моделирует встречную ситуацию, обеспечивающую разрешение неоднозначности, а также прогнозирование дальнейшего развития ситуации. Такую ситуацию И.В. Воскресенский называет "контрситуацией" [Воскресенский 2001].

Проблема преодоления текстовой неоднозначности стала предметом исследования и И.Ф. Бревдо, изучавшей проблему на материале текста шутки [Бревдо 1998, 1999]. Отправной точкой данной работы была идея о том, что понимание текста основывается на определенных формах хранения и функционирования социально значимых знаний. Представляется правомерной мысль о том, что первоначально многозначное слово воспринимается в контекстном значении, которое на первый взгляд кажется единственным, и лишь развязка, активизирующая какое-либо иное значение слова, раскрывает его неоднозначность, обнаруживая возможности развития совершенно иного сценария.

По И.Ф. Бревдо необходимым условием корректного распознания неоднозначного элемента является наличие когнитивного усилия. Выбор одного из значений многозначного слова происходит под влиянием высокой частотности употребления слова в данном конкретном значении, а также прайминг-эффекта (эффекта предшествования).

В рамках когнитивной психологии понятие прайминг-эффекта (от англ. priming) трактуется как непрямая оценка влияния прошлого опыта на успешность проведения тех или иных операций и относится к эффектам имплицитной (бессознательной) памяти. Любопытен факт того, что прайминг часто представляется более стабильным показателем памяти, чем сознательное воспроизведение, дольше сохраняется и устойчив к изменению условий кодирования, радикально влияющих на уровень воспроизведения [Величковский 2006: 362].

Факт влияния эффекта предшествования при понимании текста подтвердился и в экспериментах Р. Граймз и М. Кеан [Grimes, Keane 2004], изучавших когнитивную природу феномена удивления при понимании текста-повествования. По мнению ученых, отношения между ожиданиями, или экспектациями и удивлением не так просты, как кажутся. Результаты проведенных экспериментов показали, что репрезентации текста, сконструированные реципиентами при понимании предыдущих отрывков текста, оказывают непосредственное влияние на восприятие последующих событий.

В связи с этим В. Мэйер, Р. Райзензайн и А. Шутсволь [Meyer, Reisenzein, Schьtzwohl 1997] говорят о "гипотезе обманутого ожидания" (The Expectancy-Disconfirmation Hypothesis), согласно которой феномен удивления возникает в результате того, что ожидания, основанные на ранее сконструированных схемах, остаются неоправданными.

В центре многих исследований, посвященных пониманию дискурса, фигурирует понятие механизма догадки (построения гипотезы), работа которого обеспечивается связью текстовых репрезентаций и фоновых знаний, которая упрощает процесс понимания и позволяет предсказывать возможный исход ситуации. По Р. Шэнку и Р. Абельсону [Schank, Abelson 1977] возможность прогнозирования основывается на припоминании типичных фиксированных сценарных схем.

Способность к вероятностному прогнозированию кроется в определенной организации памяти, сохраняющей информацию о событиях в прошлом опыте данного индивида, о последовательности этих событий, о том, как часто имела место та или иная цепь событий в прошлом опыте. Если бы мы жили в среде, где последовательность событий была бы четко детерминирована, то прогнозирование не требовало бы особых усилий, и было бы более или менее точным. В вероятностно организованной среде, коей является наша действительность, память может обеспечить только вероятностное прогнозирование предстоящих событий. Так, способность вероятностного прогнозирования предполагает наличие определенной интуиции в выборе из числа альтернативных сообщений наиболее подходящего для данного контекста [Сазонова 1998: 86]. С психолингвистической точки зрения контекст "находится в голове слушающего", ведь акт интерпретации невозможен без соотнесения языковой информации текста со схемами наличных знаний и убеждений, образующих ряд ассоциирующихся внутренних контекстов.

Участие вероятностного механизма в процессе восприятия (порождения) речи предполагает конструирование ментальных моделей воспринимаемых объектов в соответствии со спецификой концептуальной сферы реципиента, а так же объемом и качеством его наличных фоновых знаний.

Мы полагаем, что лингво-когнитивное моделирование процессов, которые приводят к эффекту обманутого ожидания, будет способствовать дальнейшему развитию интегративной теории речемыслительной деятельности человека.

обманутое ожидание психолингвистика моделирование когнитивное

Литература