Направления изучения трудноразрешимого межгруппового конфликта

Размещено на http://www.allbest.ru/

НАПРАВЛЕНИЯ ИЗУЧЕНИЯ ТРУДНОРАЗРЕШИМОГО МЕЖГРУППОВОГО КОНФЛИКТА

А.М.Потанина, Т.Г.Стефаненко

МГУ имени М.В.Ломоносова, г. Москва

Аннотация

В статье рассматривается проблематика изучения трудноразрешимого конфликта. Приводятся характеристики и определение объекта. Последовательно анализируются основные направления в исследовании трудноразрешимого межгруппового конфликта: американское и израильское. В рамках американского направления рассматриваются пять подходов-”парадигм” изучения и работы с трудноразрешимыми конфликтами: реалистический, подход “человеческих отношений”, патологический, конструкционистский (постмодернистский), системный. Израильское направление анализируется через выделяемые представителями подхода области исследования феномена: изучение этоса конфликта, коллективной памяти о конфликте, коллективных эмоций. В заключении подводится итог анализа направлений и делается вывод о перспективе дальнейших исследований феномена.

Ключевые слова: трудноразрешимый конфликт, коллективная память, коллективные эмоции, этос конфликта, образ конфликта.

межгрупповой конфликт коллективный память

Abstract

The article is devoted to issues of intractable conflict research. Definition and characteristics of an object are presented. The article consistently analyses main approaches to intractable conflict research: American and Israeli. Analysis of the American approach considers five research “paradigms”: the realist, the human relations, the pathology, the postmodern and the system. The Israeli approach is viewed through phenomena studied within: conflict ethos, collective memory and collective emotions. Finally, the article discusses present state of the studies and perspective of further research.

Keywords: intractable conflict, collective memory, collective emotions, conflict ethos, image of conflict.

Психология конфликта является одной из активно развивающихся областей современной социальной психологии (Гришина, 2008). Данная проблематика разрабатывалась и разрабатывается и сотрудниками кафедры социальной психологии МГУ (Голынчик, 2015; Голынчик, 2017; Донцов, Полозова 1980; Стефаненко, 2014). И, прежде всего, нужно назвать концептуальную статью “О понятийной схеме социально-психологического анализа конфликта” Л.А. Петровской, опубликованную в 1977 году, переизданную в 2007 году и до сего дня не утратившую своего значения (Петровская, 2007).

Одним из трендов исследований последних лет в данной области стало изучение трудноразрешимых конфликтов и сопровождающей их психологической феноменологии (Голынчик, 2015; Стефаненко, 2014; Coleman, 2014). На данный момент не существует общепринятого определения трудноразрешимого конфликта, поэтому чаще всего исследователи определяют его через характеристики, предложенные израильским исследователем Дэниэлем Бар-Талем. Бар-Таль выделяет ряд таких характеристик: трудноразрешимый конфликт сопровождается физическим насилием; требует значительных материальных и психологических ресурсов; является длительным, затяжным; занимает центральное положение в общественных дискуссиях и медиа-дискурсе; воспринимается как затрагивающий основные потребности и ценности групп-оппонентов; воспринимается ими, что очень важно, как неразрешимый (Bar-Tal, 2007).

В рамках традиции изучения трудноразрешимых конфликтов можно выделить два подхода: американский и израильский. Американские психологи в большей степени методологически ориентированы и предлагают осмысление феномена трудноразрешимого конфликта через выделение пяти так называемых “парадигм исследования”: реалистической, “человеческих отношений”, патологической, конструкционистской и системной (Coleman, 2014; Fisher, 2014). Каждая из этих парадигм рассматривает трудноразрешимый конфликт через призму определенной метафоры.

Реалистический подход, основывающийся на метафоре борьбы, определяет трудноразрешимый конфликт как реальный конфликт интересов. По мнению представителей данного подхода, конфликт между группами возникает под воздействием ситуации, при наличии несовместимых целей и нехватки ресурсов для их достижения (Кэмпбелл, 2001; Coleman, 2014). Подход “человеческих отношений” основывается на метафоре переговоров и рассматривает в трудноразрешимом конфликте процессы восприятия и социального взаимодействия. В рамках данного подхода особое внимание уделяется таким способам разрешения конфликта как переговоры, медиация, конструктивные дискуссии, построение альтернативных моделей урегулирования разногласий (Coleman, 2014; Kelman, 2001; Varshney, 2003).

Патологический подход использует метафору болезни и рассматривает конфликт как патологию общества, нуждающуюся в лечении. Этот подход менее популярен, чем вышеупомянутые реалистический и подход “человеческих отношений”, однако он используется различными неправительственными организациями, работающими в условиях затяжного конфликта. В качестве преимуществ моделей, включенных в описываемую парадигму, выделяются возможности быстрой диагностики и сдерживания таких проявлений конфликта, как высокие уровни напряженности и насилия, неосознанные деструктивные мотивы, возможность перенаправлять в другое русло негативные разрушительные эмоции (Coleman, 2014; Volkan, 1998).

Конструкционистский (постмодернистский) подход рассматривает трудноразрешимый конфликт через метафору истории. Конфликт видится исследователями как некоторый нарратив, существующий в общественном дискурсе и задающий контекст интерпретации событий, а также конструирования значений, ценностей и смыслов (Coleman, 2014). В рамках данной парадигмы наиболее известными и применяемыми на данный момент моделями являются нарративный подход к конфликту, теория позиционирования Р. Харре и критическая дискурсивная теория. Нарративный подход к конфликту опирается на положения социального конструкционизма о субъективности знания, человеческой природе как продукте социальных процессов и о языке как форме социального действия (Уинслед, Монк, 2009). Конфликт рассматривается как результат различия разнообразных точек зрения на реальность, разных культурных позиций. Наибольшее внимание в нарративном подходе уделяется проблеме медиации в конфликте (Там же). Теория позиционирования опирается на идею активного взаимодействия человека с миром, в ходе которого он формирует позицию по отношению к себе, другим участникам взаимодействия и реальности в целом, путем приписывания прав и обязанностей себе и другим в соответствии с так называемым “моральным порядком” (Moghaddam, Harre, Lee, 2008). В ситуации межгруппового конфликта теория позиционирования делает акцент на то, каким образом конструируются позиции участников, на их действия (так называемые “акты”) и на истории конфликта (Louis, 2008). Критическая дискурсивная теория не рассматривает конфликт как таковой, а фокусируется на идее злоупотребления властью в дискурсе, акцентируя внимание на изучении манипуляции в дискурсе, в особенности в дискурсе средств массовой информации (ван Дейк, 2014). В связи с акцентом данного подхода на власти и манипуляции, конфликт здесь изучается через обращение к анализу дискурсов о конкретной конфликтной ситуации с целью обнаружения фактов манипуляции и злоупотребления властью, а также анализа средств, с помощью которых они осуществляются.

Системный подход определяет трудноразрешимый конфликт через метафору живой клетки и рассматривает данный феномен как сущность, состоящую из взаимосвязанных элементов. Конфликт понимается как деструктивная модель социальной системы, порождаемая взаимовлиянием на разных уровнях множества враждебных по отношению друг к другу элементов. Изменения такой системы, по мнению сторонников данного подхода, возможны только при трансформациях глубинных уровней, затрагивающих саму структуру системы (Coleman, 2014; Ricigliano, 2012).

Израильские исследователи осмысливают трудноразрешимый конфликт как сложный феномен, определяющий возникновение целого ряда психологических явлений. Наибольшее внимание в подходе уделено изучению так называемой социально-психологической инфраструктуры, определяющей восприятие и переживание конфликтной ситуации (Голынчик, 2015). Инфраструктура с точки зрения израильских исследователей является продуктом устойчивого конфликтного контекста, сопровождающего и определяющего жизнь участников конфликта (Bar-Tal, 2007). Этот контекст вызывает необходимость удовлетворения потребностей в безопасности и в знании, в чувствах уверенности и власти над ситуацией, в позитивной идентичности и во многом другом. Кроме того, возникает необходимость поиска успешных стратегий совладения со стрессом, страхом и прочими психологическими переживаниями, сопровождающими трудноразрешимые конфликты. Наконец, данный контекст вызывает необходимость создать условия, которые если не позволят победить в конфликте, то, по крайней мере, позволят избежать проигрыша(Bar-Tal, 2007; Halperin, 2014). Социально-психологическая инфраструктура является ответом на эти требования конфликтной ситуации. Инфраструктура включает в себя этос конфликта, коллективную память о конфликте и коллективные эмоции (Bar-Tal, 2000; Bar-Tal, 2007).

Этос конфликта является наименее разработанным и противоречивым концептом данной модели. Он может быть определен как некая доминирующая ориентация общества, вовлеченного в конфликт; как конфигурация социальных убеждений о конфликтной ситуации; как мета-идеология, задающая рамку социальных дискуссий; наконец, как некоторые элементы образа конфликта, в частности образы сторон конфликта, являющиеся “зеркальными” (Bar-Tal, 2007; Bar-Tal et al., 2012; Cohrs et al., 2015; Oren et al., 2004). Наиболее разработанным и операционализированным является понимание этоса конфликта как социальных убеждений о настоящем и будущем конфликта (Bar-Tal et al., 2012). Данная модель была предложена Д. Бар-Талем. Он предлагает определять этос через восемь социальных убеждений - когнитивных структур, отражающих различные аспекты жизни общества и разделяемых всеми его членами. Это социальные убеждения, легитимизирующие и оправдывающие групповые цели; социальные убеждения о безопасности; социальные убеждения о положительном образе своей группы; социальные убеждения о виктимизации своей группы; социальные убеждения, делегитимизирующие группу-оппонента; социальные убеждения о патриотизме, о единстве и о мире (Bar-Tal, 2007; Bar-Tal et al., 2012). Для исследования этоса конфликта была разработана шкала, позволяющая измерять их наличие и степень выраженности в продуктах культуры и дискуссиях при одновременном учете активной трансляции членам общества. Однако нельзя не отметить, что данная модель критикуется за отсутствие четко определенного критерия выделения именно этих восьми убеждений в качестве определяющих этос (Cohrs et al., 2015). Представляется также, что недостатком модели является то, что в ней не затрагивается вопрос о взаимодействии этоса и образа конфликта, этоса и общественного дискурса.

Коллективная память о конфликте определяется как нарратив о прошлом конфликта, доминирующий в общественном дискурсе и закрепляющий определенное видение прошлых событий (Bar-Tal, 2007; Paez, Liu, 2015). В коллективной памяти о конфликте выделяется несколько основополагающих характеристик. Во-первых, она отражает не объективную историю конфликта, а основанную на потребностях общества, что делает ее предвзятой и искаженной. Некоторые факты опускаются, другие добавляются, меняется порядок изложения событий, а их интерпретация начинает зависеть от целей группы. Во-вторых, она разделяется всеми членами общества и часто становится доминирующим нарративом в медийном и общественном дискурсе, на официальном уровне закрепляя определенное видение событий прошлого. В-третьих, важной характеристикой коллективной памяти является избирательное включение отдельных фрагментов одних и тех же исторических событий группами-оппонентами. Кроме того, коллективная память играет важную роль в формировании этоса конфликта, выполняя четыре функции: она оправдывает начало конфликта и его дальнейшее развитие; позволяет поддерживать позитивный образ своей группы; делегитимизирует противоборствующую сторону, что препятствует возможному урегулированию конфликта; позволяет представить собственную группу как “жертву” (Paez, Liu, 2015).

Коллективные эмоции в рамках трудноразрешимого конфликта выражаются в ориентации на преувеличение определенной эмоции (Halperin, 2014). Классификация коллективных эмоциональных ориентаций в трудноразрешимом конфликте опирается на классификацию преобладающих в конфликте эмоций, предложенную Э. Линднер. Исследовательница утверждает, что в любом конфликте могут преобладать такие эмоции, какстрах, гнев и ненависть, чувства унижения, виныинадежды (вернее, ее отсутствия) (Lindner, 2014).

Линднер предложила данную классификацию для изучения и работы с эмоциями, возникающими при межличностных конфликтах. Израильский исследователь Э. Гальперин перенес эту классификацию на уровень больших социальных групп и анализирует не просто эмоции, а эмоциональные ориентации (Halperin, 2014; Halperin, 2015). Согласно Гальперину, эмоциональная ориентация в конфликте приводится в действие доминирующими нарративами и социальными убеждениями, связанными с конфликтом (коллективной памятью и этосом конфликта). Так, убеждение в том, что конфликт неразрешим, воплощается в эмоциональном климате безысходности, а убеждения, делегитимизирующие чужую группу, определяют эмоциональную ориентацию ненависти. Важно отметить, что определенная эмоциональная ориентация закрепляется в процессе социализации и становится доминирующей эмоциональной культурой (Halperin, 2014).

В качестве самых распространенных коллективных эмоций в конфликте Гальперин называет ненависть, страх и отчаяние (или чувство безысходности). Ненависть приводится в действие оценкой поведения чужой группы как вытекающего из глубоко укоренившегося (устойчивого) злого характера. Ключевым аспектом ненависти является вера в невозможность позитивных изменений чужой группы и отношений между своей и чужой группой. Кроме того, было показано, что длительное доминирование ненависти определяет агрессивные ответы на действия группы-оппонента (Halperin, Gross, 2010). Что касается страха, то он обычно связан с оценкой ситуации как нестабильной и неконтролируемой. Страх является формой осторожности, мешающей принимать риски в ходе конфликта и вызывающей сопротивление любому компромиссу, который может потенциально их увеличить. Важно также отметить, что такие эмоции, как гнев и страх, могут определять отношение к насилию по отношению к чужим группам, а именно, его легитимизировать (Kamas et al., 2014). Отчаяние или безысходность связаны с чувством надежды и определяются как полное ее отсутствие. Если надежда поддерживает стремление к позитивной цели, облегчает принятие рисков, веру в мирное разрешение конфликта, видение ситуации как динамичной и изменяемой, то отчаяние приводит, напротив, к статичному восприятию конфликта. Подобное восприятие управляется несколькими типами убеждений: в том, что чужая группа никогда не изменит свое поведение, позиции, цели и ценности; в том, что конфликт в реальности никогда не будет разрешен; в том, что собственная группа никогда не изменит своего поведения, позиций, целей и ценностей (Halperin, 2014). Таким образом, коллективные эмоции начинают выступать в роли социально-психологических барьеров, управляющих процессом оценки и переоценки конфликтной ситуации и ведущих к искажению восприятия конфликта (Porat et al., 2015; Wohl, et al., 2016).

Подводя итог анализа исследований трудноразрешимого конфликта в США и Израиле, необходимо отметить, что оба подхода являются достаточно разработанными и представляются перспективными в качестве отправной точки для проведения дальнейших исследований данного феномена (в том числе и на кафедре социальной психологии факультета психологии МГУ), поскольку предоставляют обширную методологическую и эмпирическую базу. Несмотря на различия в логике построения, оба направления могут лечь в основу эмпирических исследований, где одно позволит точно выстроить методологию исследования, а второе - операционализировать все используемые концепты. Тем не менее, эти подходы не пришли к ответу на вопрос относительно природы самого феномена трудноразрешимого конфликта. Поэтому, на наш взгляд, перспектива изучения данной проблематики состоит в рассмотрении трудноразрешимости как социального конструкта, существующего в общественном дискурсе и определяющегося через психологическую феноменологию инфраструктуры конфликта.

Литература

Ван Дейк Т. Дискурс и власть: Репрезентация доминирования в языке и коммуникации.- М.: Книжный дом “ЛИБРОКОМ”, 2014. - 344 с.

Гришина Н.В. Психология конфликта. - 2-е изд., перераб. и доп.- СПб.: Питер, 2008. - 544 с.

Голынчик Е.О. Коллективные переживания трудноразрешимых социальных конфликтов/ Коллективные переживания социальных проблем// под ред. Т.Г. Стефаненко, С.А. Липатова - М.:Смысл, 2015 - с.117-149.

Голынчик Е. О., Батхина А. А. Стратегии поведения в межличностном конфликте у студентов: кросс-культурное сравнение / Психологические исследования (электронный журнал), 2017 -- Т. 10, № 53 -- c. 12.

Донцов А. И., Полозова Т. А. Проблема конфликта в западной социальной психологии / Психологический журнал, 1980 -- Т. 1

Кэмпбелл, Д. Реалистическая теория конфликта/ Хрестоматия по психологии конфликта. Сост. и общая редакция Н. В. Гришиной. - СПб.: Питер, 2001. -- 448 с.

Петровская Л. А. Общение - компетентность - тренинг: Избранные труды/ Ред.-сост. и автор предисловия О.В.Соловьева. -- М.: Смысл, 2007. -- 687 c.

Стефаненко, Т.Г. Этнопсихология: Учебник для вузов. - 5-е изд., испр. и доп. - М.: Аспект Пресс, 2014. - 352 с.

Уинслед Д., Монк Дж. Нарративная медиация: новый подход к разрешению конфликтов - М.:МОО Центр “Судебно-правовая реформа”, 2009. - 356 с.

Размещено на Allbest.ru