Особенности коммуникативной смысловой модели контртрансферентных реакций специалиста в процессе психологической помощи в экстремальной ситуации

Размещено на http://www.allbest.ru/

О.Г. Квасова,

МГУ имени М.В. Ломоносова, г. Москва

Аннотация

ОСОБЕННОСТИ КОММУНИКАТИВНОЙ СМЫСЛОВОЙ МОДЕЛИ КОНТРТРАНСФЕРЕНТНЫХ РЕАКЦИЙ СПЕЦИАЛИСТА В ПРОЦЕССЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ПОМОЩИ В ЭКСТРЕМАЛЬНОЙ СИТУАЦИИ

Содержание статьи

Взаимодействие между людьми в процессе консультирования, психотерапии, психологической помощи, как правило трактуется как "центрированное на клиенте" в широком смысле (Введение в практическую социальную психологию, 1999). Психологическая работа идет над проблемой клиента в условиях, способствующих этой работе без включения в ситуацию помощи собственных проблем, установок психолога. При этом вовлеченность в ситуацию общения с человеком, который оказался в ситуации бедствия, страдания, предельного существования в экстремальной ситуации, включает опыт прошлого, как со стороны клиента, так и со стороны специалиста, оказывающего помощь. Трактовка этого феномена как переноса такого опыта в настоящую ситуацию взаимодействия предполагает ответную реакцию психолога в виде актуализации прошлого опыта, который традиционно трактуется как контртрансферентные отношения. Анализируя опыт проведения практической работы, которая проводилась на базе научно-исследовательской работы "Личность в экстремальной, стрессовой жизненной ситуации" и кафедры экстремальной психологии и психологической помощи, мы обозначаем этот перенос как смысловой перенос, в ходе которого от одного человека к другому трансформируется его отношение и к самому опыту. Проверяя данное предположение в рамках трактовки конструктивной, темпоральной, связующей работы личности, мы опираемся на объяснительный аппарат смысловой концепции травмы (Магомед-Эминов и др., 1990, 1996, 2007, 2013, Magomed-Eminov, 1997). Согласно этой модели, неассимилированный опыт психолога актуализируется в коммуникативной ситуации активно контролируемой психологической работы клиента, рекурсивно актуализирующей неассимилированный опыт, трактуемый не как аномальный феномен, создающей аномалии клиента, а как ретроспективная темпорально-смысловая работа. По сути, речь здесь идет не об оживлении бессознательного динамического конфликта у аналитика, вмешивающегося в понимание терапевтом пациента (Freud, 1909, 1910, 1915), а о неассимилированных структурах личности, гетерогенных смысловых образованиях.

Термин "контртрансференция", введенный Фрейдом, развивался в расширительных и более узких трактовках этого феномена (Abend, 1989; Brenner, 1982, 1985), делал попытки обозначить явление контртрансферентного невроза (Arlow, 1995). Современные узкие трактовки представлены Райхом, Абендом, Швабером и др. (Abend, 1989; Reich, 1951; Schwaber, 1992, 1998), а широкие трактовки берут свое начало в работах Heiman P. Есть попытки (Gabbard, 1995) соединить и выявить тенденцию сближения двух направлений, идущих, с одной стороны, от бессознательного конфликта аналитика; с другой стороны, отражающих внутренние проблемы пациента в рассмотрении контртрансференции как "совместного творения" терапевта и клиента. Так гендерные установки могут ставить женщину-аналитика в ожидание шовинистического отношения со стороны пациента-мужчины и невозможности продолжения анализа с ним. Возможна актуализация национальной установки: "с таким горячим мужчиной опасно оставаться наедине во время сеанса".

Современная практика работы с экстремальными, травматическими событиями в эпоху катастроф, разломов, кризисов подготовила почву для трактовки контртрансферентных реакций терапевта как выходящих за пределы аналитического сеанса и шагнувших в сферу психотерапии и психологической помощи в целом, и травмотерапии, в частности. В смысловой работе контртрансференция определяется смысловой структурой идентичности. И от той позиции, которую личность занимает к отчужденному опыту, будет определяться характер взаимоотношений с клиентом. Контртрансферентная позиция травмотерапевта может варьироваться от позитивной части спектра, когда психолог становится товарищем по несчастью, помогающим, утешающим в тревогах, спасателем до резко негативных проявлений: как мучителя, враждебного судьи и т.д. Специалисты указывают на наличие обеих позиций (Parson, 1981; Danieli, 1984; Wilson, Lindy, 1994, Davies, Frawly, 1994) и роль контртрансференции как выражения защитных чувств и их отыгрывания. Отдельные негативные проявления контртрансферентных реакций у специалиста обозначены термином "травматическая контртрансференция", а некоторые авторы травматическую контртрансференцию обозначают викариозной травмой (буквально означающей факт "заражения" терапевта болезненными процессами клиента) как реакцию терапевта на рассказы о насилии и злоупотреблениях (Неrman, 2000; Lister, 1982). Он испытывает, хотя и в меньшей степени, тот же ужас, ярость, отчаяние, временами он переполнен эмоциями, они захлестывают его, он может начать видеть кошмары пациентов. Такая контртрансференция - это переживания не только ужаса, но и беспомощности. Они характеризуются сильными и глубокими проявлениями, провоцирующими контртрансферентные реакции у терапевта. Он может, как считает О. Кернберг, фантазировать о спасении пациента и, испытывая глубокую симпатию к детской пограничной личности, на первой стадии демонстрирует чрезмерное сочувствие (как к несчастному, требующему любви), либо ведет себя чрезмерно строго и осуждающе, считая его требования манипулирующими и требующими ограничения (Kernberg, 1981; Мак Bильямс, 2017). Клиент наделяет терапевта специфической и имеющей отношение к травме ролью - спасателя, мучителя, человека, оказывающего поддержку и т.д. Терапевт в ответ на это может чувствовать, что входит в роль, являющуюся частью контртрансферентного процесса.

В работах, опубликованных ранее (Магомед-Эминов, 1989), обнаруживается ясное указание на аналогичный эффект "индукции травмы" на терапевта, семью, окружение. Индукция травмы раскрывается как интериоризация смыслов опыта небытия, смерти, конституирующейся в форме D (Death)-смыслов, которые и создают в личности отчужденные части структуры, которые не подвергаются ассимиляции в структуры жизненных смыслов. контртрансферентная экстремальное травма психолог

Основные типы реакций, которые требуют специального контроля, наблюдения, отслеживания и систематического обучения можно было бы отнести: 1) к наблюдению за реакциями на травматические истории участников, 2) к собственным реакциям на членов группы и группу в целом, 3) к групповой динамике, 4) наконец, на ко-терапевта, если таковой имеется: что продемонстрировано в работе с безнадежными больными (Benioff, Vinogradoff, 1993; Bernstein, Klein, 1995), вьетнамскими ветеранами (Walker, Nash, 1981; Parson, 1984), жертвами концлагерей (Danieli, 1988). В качестве защиты против беспомощности у специалиста может возникнуть желание спасать, лишая уцелевшего возможности самостоятельно решать собственную судьбу; с другой стороны, гнев перенаправляется на жертву, которая не может противостоять, на коллег, которые не могут понять, на общество в целом, не способное защитить.

В процессе групповой работы с травмой мы выделяем страх окунуться в боль и насилие, реакции противостоять, оспорить попытку участников группы перенести на ведущего роль обидчика и мучителя, не желающего понять человеческое страдание, реакции на обвинение участников травматического события в том, что терапевт никогда не испытывал подобного, "потому не может их понять". Он должен быть устойчив и уметь контейнировать негативную проекцию, болезненные аффекты, сдерживать групповую тревогу, обеспечивать стабильную среду для высвобождения членами группы мучительного для них прошлого. Специалист нуждается в том, чтобы формировать нейтральное наблюдающее Эго, свидетельствующее без осуждения, оценки либо действия. Терапевт зачастую должен занять этическую позицию, хотя осознание социальной несправедливости может порождать чувства бессилия, отчаяния и страха.

Основные последствия контртрансферентных реакций у специалистов, оказывающих помощь уцелевшим, можно разделить на две группы: 1) сверхидентификация и 2) избегание (Wilson, Lindy, 1994; Courtois, 1988; Danieli, 1988). Терапевт, который находится в позиции сверхидентификации, рискует впасть в эмпатическую ошибку, ведущую к потере границ, сверхвовлеченности, взаимной зависимости. В группе сверхидентификация ведет к неадекватному самораскрытию, размыванию линии движения группового процесса, неравномерному назначению индивидуальной терапии в промежутках между групповыми встречами (Магомед-Эминов, 2004). В то же время сверхидентификация может затормозить более глубокое исследование опыта, уцелевшего из страха стимулировать дополнительные болезненные процессы. Избегание может выразиться в том, что терапевт, по умолчанию, совместно с клиентом может защищаться от обсуждения тяжелых проблем смерти, потери, злости и т.п. В групповой работе на стадии интеграции группы может наблюдаться, что роль терапевта естественным образом снижается в групповых процессах, и он может начать чувствовать себя выключенным, незначительным.

В исследованиях контртрансферентных реакций у специалистов, оказывающих помощь (Магомед-Эминов, 2004, 2005), было обнаружено, что у специалистов проявляются следующие характерные реакции:

1) защита, выражающаяся в отрицании (неверие в то, что рассказывает уцелевший), избегании (нежелание слышать тяжелые истории клиентов); вместо вопросов "Что с Вами произошло?" проявляется стремление задавать вопросы "Как Вы спаслись?", дистанцировании (усталость от рассказов, сокрытие за профессиональной ролью, интеллектуализация). По нашим данным, полученным при работе с ветеранами локальных войн в рамках Психологической службы Союза ветеранов Афганистана, других военных конфликтов (Магомед-Эминов, 2002), интеллектуализация была особенно свойственна специалистам, склонным к рассуждениям и теоретизированию о процессах, которые обычно происходят с людьми, нежели тем, кто находился в полном присутствии в ситуации, реагируя на происходящее с человеком в данный момент, его чувства;

2) вина (выраженная и невыраженная) перед клиентами: чрезмерная опека, желание спасать, чувство вину за использование их как испытуемых. Аналогичные наблюдения, проведенные нами за психологами, студентами факультета психологии, социальными помощниками, показали, что вокруг ветеранов создавались целые группы женщин-психологов, которые хотели помогать, спасать этих людей, окружить их заботой, вниманием, любовью. Подобные выражались даже в том, что специалисты вступали в брак со своими подопечными, оправдывая свою роль заботливых и опекающих. На самом деле, браки оказывались недолговечными. Другая обнаруженная тенденция - разговоры об этике: этично или неэтично проводить исследования на страдающих людях;

3) гнев, агрессия, направленные на пациентов ("как я могу злиться на них, ведь я же не фашист"); может быть выражена идентификация с агрессором, садизм, взгляд на пациента как на родителя. В наших работах с ветеранами обнаружилось, что специалист может начинать копаться в переживаниях пациента, получая бессознательное удовольствие от страданий, которые воспринимаются и трактуются им как позитивный процесс искомого самораскрытия;

4) стыд, который может отразиться в жалости, отвращении, презрении, которое направлено на покорную жертву, не оказывавшую сопротивления мучителю. Нами были обнаружены контртрансферентные реакции у специалистов, проводивших работу с ветеранами-инвалидами. Так, незрячие инвалиды воспринимались, как зрячие и, к тому же, "оценивающие специалиста своим проницательным взором", что могло свидетельствовать о проявлении защитных установок, проективной идентификация и сверхэмпатия, искажающие процесс реального восприятия реального человека в его реальной жизненной ситуации;

5) восприятие жертвы как героя: анализ самоотчетов специалистов, проводивших работу, показал, что пациенты воспринимались как особенные супер-люди, имеющие, несмотря на свой возраст, "героическое прошлое", что выражалось в особо восторженных высказываниях, касающихся описания личности и истории клиента;

6) моральная оценка травматического события: была выделена тенденция не только у широкой общественности, но и среди специалистов, давать политическую оценку войны, катастрофы, аварии, теракта: осудить или оправдать, в отличие от тенденции понять личность, не оценивая участника данных событий.

Специфическими для работы с травматическим опытом реакциями психолога, активирующими его собственный опыт, является феномен смысловой работы личности, направленной на работу с прошлым темпоральным опытом на пути создания континуальной протяженности единства личности.

Литература

1. Введение в практическую социальную психологию / Под ред. Ю.М. Жукова, Л.А. Петровской, О.В. Соловьевой. М.: Смысл, 1999.

2. Магомед-Эминов М.Ш. и др. Новые аспекты психотерапии посттравматического стресса. Харьков, 1990.

3. Магомед-Эминов М.Ш. Личность и экстремальная жизненная ситуация // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1996. № 4. С. 26-35.

4. Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М., 1998.

5. Магомед-Эминов М.Ш. Феномен посттравматического роста. М.: ПАРФ, 2004.

6. Магомед-Эминов М.Ш. Психология уцелевшего // Моск. ун-та. Сер. 14. Психология, 2005, №3.

7. Магомед-Эминов М.Ш. Экстремальная психология. Т.2. М., 2006.

8. Магомед-Эминов М.Ш. Позитивная психология человека. М.: Наука, 2007.

9. Мак Bильямс Н. Психоаналитическая диагностика. Понимание структуры личности в клиническом процессе. М.: Класс, 2017.

10. Петровская Л.А Общение, компетентность, тренинг. Избранные труды. М.: Смысл, 2007.

11. Arlow J.A. Some technical problems of countertransference. Psychoanalytic Quarterly 65. 1985. P 164-174.

12. Bernstein G. & Klein R. Countertransference issues in group psychotherapy with HIV-positive and AIDS patients. International Journal of Group Psychotherapy. 1995. P. 155-220.

13. Brenner C. Countertransference as compromise fоrmation. Psychoanalytic Quarterly 65. N.Y., 1985. P. 155-163.

14. Courtois C. Healing the incest wound: adult survivors in therapy. N.Y., Norton, 1988.

15. Danieli Y. Confronting the unimaginable: psychotherapist`s reactions to victims of the Nazi Holocaust. In J. Wilson, Z. Harel, & B. Kahana (Eds.) Human adaptation to extreme stress. N.Y., 1988. P. 219-238.

16. Figley C. Compassion fatigue: coping with secondary stress disorder in those who treat the traumatized. N.Y., 1995.

17. Freud S. June 7 letter to C.G. Young: in Strachey ed. / Standard edition of the Complete Psychological works of S. Freud. 24 vol. London, (originally published in 1909).

18. Freud S. Observations on transference-love, C.P. St. vol. XVIII. London, (originally published 1915).

19. Gabbard G.O. Countertransference: the emerging common ground. International Journal of Psychoanalysis. 1995. 76. P. 475-485.

20. Herman J. Trauma and recovery. N.Y., 1997.

21. Kernberg O. Boardeline conditions and Pathological narcissism. N.Y., Aronson, 1975.

22. Reich A. On Countertransference. International Journal of Psychoanalysis. 32. 1951. P. 23-31.

23. Schwaber E.A. Countertransference: the analyst`s retreat from the patients vantage point. International Journal of Psychoanalysis. 1992, 1998.

24. Smith H..F The analyst's fantasy of the ideal patient.: Psychoanal Q 2004 Jul;73(3):627-58.

25. Stefana A. History of Countertransference. From Freud to the British Object Relations School, Routledge, 2017.

26. West M. Trauma and the transference-countertransference: working with the bad object and the wounded self. J Anal Psychol 2013 Feb;58(1):73-98.

27. Wilson J. & Lindy J. (Eds.) Countertransference in the treatment of PTSD. N.Y., Guilford press, 1994.

Размещено на Allbest.ru