Чему учит сказка

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ЧЕМУ УЧИТ СКАЗКА?

(О российской ментальности)

Н.В. Латова, аспирантка ИС РАН

Закрытая до недавнего времени тема «национальной ментальности» в последние годы приобрела не только самую широкую популярность, но и особое звучание для России, ищущей свое место и свой путь развития. Среди огромного количества публикаций, относящихся в лучшем случае ко всякого рода околонаучной публицистике, а в худшем - написанных в жанре «как бог на душу положит», все большую роль начинают играть серьезные академические исследования, связанные с созданием отечественной традиции изучения национальной ментальности. Необходимость и своевременность такой работы сама по себе не вызывает никаких сомнений, вопрос стоит о конкретной форме и содержании этого процесса.

Методологическая прелюдия. Первый необходимый шаг при разработке любой целостной концепции - выбор угла зрения. Таким углом зрения нам кажется принятое в современной этнопсихологии противопоставление двух подходов - emic- и etic-подходов. Различия между ними заключаются в той роли, которая отводится культурному многообразию.

В emic-подходе особое внимание уделяется «нам», а «они» существуют в первую очередь для того, чтобы оттенить уникальность и неповторимость «нас». Можно сказать, что «они» - это «оправа» для оттенения красоты «алмаза» нашей самобытности. Все это вовсе не означает, будто собственная культура не сравнивается с другими, но такие сравнения делаются лишь после досконального изучения этнокультурных переменных на уровне той этнической общности, к которой принадлежит сам исследователь.

В etic-подходе «они» существуют для того, чтобы определить «наше» с «ними» соотношение, «нашу» вписанность в «их» ареал. Речь может идти о том, насколько красота нашего «алмаза» соответствует окружающей «оправе». Предметом изучения при etic-подходе являются сходство и различие психологических переменных в различных культурах и этнических общностях.

Возвращаясь к проблемам национальной ментальности, отметим, что чем больше такое исследование направлено на сопоставимость данных в международном контексте, тем больше в нем будет от etic-подхода. И наоборот, чем больше нас будет волновать детальное изучение специфики той или иной конкретной национальной ментальности, тем больше будет от emic-подхода.

Вторым шагом будет являться выбор методики, посредством которой предполагается изучать выбранный объект исследования. В начальный период изучения национального характера использовались только качественные подходы (особой популярностью на первых порах пользовались путевые заметки и впечатления иностранцев, посещавших другие страны). Начиная со второй половины XX века, науки об обществе становятся точными науками, опирающимися на количественные данные конкретных исследований.

Emic-подход и etic-подход, с одной стороны, и применение качественных или количественных методик, с другой стороны, дают нам четыре возможных варианта развития отечественной традиции изучения ментальности.

Каждый из этих четырех вариантов может представлять собой использование наработок, позаимствованных за рубежом (это более простой и проторенный путь) или самостоятельно созданных российских ученых (см. Таблицу 1).

Таблица 1 Типология методов изучения национальной ментальности

Полученная нами таблица (матрица методов этноментальных исследований) показательна в двух отношениях. Во-первых, очень хорошо видны «белые пятна» в области сравнительных исследований (etic-подходов). Выходя на международную арену, Россия пока больше озабочена свой собственной неповторимостью (с одной стороны, это попытки восстановить потерянное на мировом уровне влияние, а с другой, - не дающий нам спокойно спать мессианизм), чем вписанностью в окружающий мир. Причем, хотя используемые методики и не являются калькой с зарубежных аналогов (использование основ контент-анализа и семантического дифференциала мы не рассматриваем как заимствование), но и ничего специфически оригинального в этой области тоже пока не создано. Во-вторых, бросается в глаза малое количество совместных исследований (именно они могли бы существенно пополнить содержание квадратов «зарубежных методик»), что, к сожалению, свидетельствует о периферийности отечественной науки.

Частично ситуация могла бы измениться, если бы больше внимания уделялось поиску своих собственных корней не в плане концентрации на самобытности России, а в плане использования оригинальных отечественных методологических наработок. Речь идет о трудах русских философов конца XIX - начала XX веков, когда широкое развитие получило литературно-полемичное направление в изучении российской национальной ментальности. Именно они первыми в истории отечественной мысли дали целостное философско-социологическое, культурно-историческое и национально-психологическое осмысление феномена российской межэтнической общности. Необходимо, конечно, оговорить, что работа, проделанная ими [Н. А. Бердяев. 1990, 1992, 1999; Н. О. Лосский. 1957; С. Н. Булгаков. 1993, 1997; Б. П. Вышеславцев. 1995; И. А. Ильин. 1993; Г. Г. Шпет. 1996.], больше напоминает скрупулезное (с присущим русским людям самокопанием и самобичеванием) изучение скорее самих себя как типичных представителей русской интеллигенции «серебряного века», чем окружающей их социальной действительности. К самому факту развития русской этнопсихологии как саморефлексии российской философствующей интеллигенции можно относиться по разному, но абсолютно бесспорно, что эти российские мыслители с точки зрения методологии во многом обогнали свое время. Они не были практиками хотя бы потому, что массовые исследования в то время были просто невозможны, но зато были гениальными теоретиками, чисто интуитивно во многом предвосхитившими будущие методы этнопсихологии (изучение стереотипов, контент-анализ и даже кросс-культурные исследования).

Среди тех, кто закладывал основы методологии и подходы к изучаемому феномену, нас привлекли идеи двух философов - С. Н. Булгакова и Б. П. Вышеславцева - идеи, органично взаимодополняющие друг друга и предлагающие методику, вполне приемлемую и в современных условиях.

Говоря об отражении русского национального характера в работах философов «серебряного века», сразу хотелось бы отметить, что поставленные проблемы получали зачастую сходное решение у разных авторов. Вся разница заключалась, как правило, не в содержании материала, а в его подаче. Несколько более оригинальным, чем у других философов, являются замечания о национальном характере русских, сделанные Б. П. Вышеславцевым (1877 - 1954). Русский человек безволен, боится труда, постоянно стремится куда-то «за тридевять земель», но скромен и самокритичен. Такая нестандартность стереотипов объясняется тем, что, в отличие от большинства своих современников, он использует не метод саморефлексии, а идет через изучение «снов народа», через сказки, которые, по его мнению, выражают глубинные пласты психики нации, отображая свойства национального характера, создавшего их народа. Герои сказок - это своего рода типические представители нации, воплощающие в себе ее достоинства и недостатки.

Одна из интереснейших мыслей С. Н. Булгакова - присутствие национального колорита в трактовках одних и тех же сюжетов у разных народов. Правда, в подтверждение этого он приводит чисто религиозные сюжеты [Булгаков С.Н. 1993. С. 452 - 453.]. По его мнению, даже то, что по содержанию интернационально, общечеловечно, все равно имеет национальную форму. «Единое благовестие каждый слышит по-своему, в переводе на язык своей национальной души, и отзывается на него тоже по-своему» [Булгаков С.Н. 1993. С. 456.].

Итак, Б. Вышеславцев берет для изучения только народные сказки, но нам представляется, что методика изучения национального характера будет настолько же плодотворна и при работе со сказками авторскими, да и вообще с национальной художественной литературой. А соединение подхода Б. Вышеславцева с идеей С. Булгакова о разном прочтении одного и того же сюжета у разных народов дает нам метод сравнительно-сопоставительного анализа книг на один и тот же сюжет у разных народов. Этот метод мог бы восполнить пробел в квадрате на пересечении Etic- подхода и качественных методик.

Две книги - один сюжет - две системы ценностей. Выбор пары произведений для сравнительно-сопоставительного анализа напрашивается сам собой. Кто не помнит с детства любимых героев Александра Волкова - Страшилу, Железного Дровосека, Элли и Трусливого Льва? Вряд ли сейчас для кого-либо является тайной, что такие милые, родные всем нам герои вовсе не были придуманы самим Волковым, а были им творчески позаимствованы у американца Френсиса Баума. Таким образом речь в данном случае пойдет об американском цикле о стране Оз, написанной Л.Ф. Баумом, и его свободном пересказе (а во всех остальных книгах, кроме первой, - о независимом продолжении), сделанном нашим соотечественником А. Волковым. При этом методе содержание текста определяется как совокупность имеющихся в нем сведений, оценок, объединенных в некую целостность единой концепцией, замыслом. Такой анализ документов имеет дело с текстом, но ориентирован он, прежде всего, на изучение реальности, стоящей за текстом. Особо подчеркнем, что внетекстовой реальностью являются не только события, факты, человеческие отношения, отраженные в тексте, но и принципы отбора материалов при подготовке текстов. Другими словами, для исследователя может быть в равной степени важно и то, что вошло в содержание текста, и то, что оказалось вне его рамок.

Итак, Александр Мелентьевич Волков, будучи высо-кообразованным человеком и уже имея два высших образования, в 1936 году начинает изучать английский язык. Среди английских книг ему попалась и книга Ф. Баума «The Wonderful Wizard of Oz». Пересказ был вы-полнен А. Волковым необычайно быстро -- чуть более чем за две недели. Книга получила название «Волшебник Изумрудного города». Волков ввел новые главы: «Элли в плену у Людоеда», «Наводнение». Главы «Встреча с воинственными деревьями» и «Очарователь-ная фарфоровая страна» были Волковым вы-брошены. Многим героям Волков дал имена (Дин Гиор, Кагги-Карр), вставил новые эпизо-ды (подготовка восстания у Бастинды), а не-которые старые убрал (например, рассказ Короля летучих обезьян об истории Золотой шапки).

За первой книгой (1939 год) последовало еще пять, последняя из которых вышла в 1985 году. У сериала А. Волкова (как и у «озов-ского» цикла Баума) нет сюжетного финала. Смерть автора не позволила читателям узнать окончания понравившейся сказки.

Каково же содержание этих двух циклов?

Главные персонажи Баума -- Страшила (в некоторых переводах -- Болваша), Же-лезный Дровосек и Трусливый Лев. У каждого из них было свое заветное желание, осущест-вление которого сделало бы их, как они думали, личностями, достойными уважения. Страшиле не хватало ума, Железному Дрово-секу -- сердца, а Трусливому Льву -- храб-рости. В финале «Волшебника страны Оз» каждый из них получает от Великого Обман-щика желаемое, но в мнимой форме: Гудвин не может совершать настоящие чудеса и пото-му он набивает голову Страшилы иголками, вкладывает в грудь Дровосека тряпичный ме-шочек и угощает Льва валерьянкой. Но жела-ния друзей на самом деле исполняются -- происходит «обыкновенное чудо», не требую-щее вмешательства сверхъестественных сил.

В книге Баума есть примечательный эпизод, который у Волкова выпал. После ухода довер-чивых друзей Волшебник думает: «Разве обой-дешься без обмана, если просят о заведомо невыполнимом?.. Несложно было сделать их счастливыми -- они, поверив, что я всемогущ, дали волю собственному воображению». На весь сюжет сказки бросается новый свет -- читатель догадывается, что главную победу герои одерживают не над своими врагами (злы-ми волшебниками и т.д.), а над самими собой, над своими собственными страхами (над сво-ими комплексами, как подумал бы взрослый читатель). Различные опасности и приключе-ния становятся, таким образом, оселком, о который обтачиваются их характе-ры. Мы приходим к выводу, что главным идей-ным содержанием «Волшебника страны Оз» является тема нравственного совершенствова-ния -- одна из главных тем в мировой детской литературе.

Рассмотрим теперь идейное содержание книг Волкова. «Волшебник Изумрудного города» отличается от «Волшебника страны Оз» в минимальной (в сравнении с другими книгами серии) степени. Часто Волков сбивается даже не на пересказ, а на перевод. Главное идейное содержание этих книг поэтому не может не совпадать (хотя, убрав приведенное выше за-мечание Гудвина, Волков несколько ослабил основную идею книги). Важно, однако, ука-зать, что уже в первой сказочной повести Волкова можно найти много относительно мелких деталей, которые в своей совокупнос-ти дают книге определенную идейную направ-ленность, вовсе не совпадающую с исходными иде-ями Баума.

Отличия начинаются с самой первой главы. У Баума Канзас описан как иссушенная солн-цем серая безрадостная равнина (контрастом которой становится многокрасочная страна Оз); Волков подчеркивает, что Канзас -- ро-дина Элли и поэтому не может ей казаться унылой. В сюжете Волкова заметно меньше случайностей: домик Элли убивает Гингему благодаря «целенаправленному контрколдовству» Виллины; следуя пророчеству волшеб-ной книги, Элли сознательно берет с собой в дорогу три существа, которым она должна помочь; и т. д.

Компания Элли отличается заметно более высоким чувством товарищества, чем компа-ния Дороти. После катастрофической пере-правы через реку Дороти вместе с Дровосеком и Львом возвращаются к потерянной дороге и лишь случайно вновь находят потерянного посреди реки Болвашу. В свою очередь, в сцене на краю макового поля, когда друзья встречают королеву мышей, Болваша лишь после отчаянных размышлений догадывается попросить ее спасти уснувшего Льва (у Дро-восека и Дороти в этой сцене мышление ока-залось, похоже, еще более медленным). У ге-роев Волкова, напротив, взаимовыручка дей-ствует как автоматический рефлекс. Едва они пристают на плоту к берегу, как тут же спе-шат на помощь Страшиле; соответственно, и Страшила, встретив мышей, быстро просит их спасти Льва.

Наконец, если у Баума сюжет движется исключительно благодаря индивидуальным поступкам его главных героев, то у Волкова становятся заметными (правда, пока достаточ-но слабо) действия «народных масс». Это можно наблюдать в эпизодах, где действие происходит в царстве Бастинды. Попав в плен к злой колдунье, Дороти и Лев лишь строят планы побега; если бы Дороти случайно не облила колдунью водой, то они могли строить эти планы весьма долго. У Волкова Элли дей-ствует гораздо энергичнее и с помощью кухарки Фрегозы организует восстание слуг Бастинды. «Восстание назрело, -- пишет Волков, -- но тут непредвиденный случай привел к быстрой и неожиданной развязке». У читателя нет сомнений, что не подвернись Элли под руку пресловутое ведро воды, Бастинда все равно бы не сносила головы.

Не менее интересным для нас является и содержательное расхождение на уровне глав. Сразу заметно, что новые, введенные Волковым главы не просто разнообразят сюжет, а несут важную смысловую нагрузку. По сути, новая глава Волкова «Элли в плену у Людоеда» - это своего рода увертюра: уже здесь мы можем увидеть в миниатюре все будущие сюжеты. Здесь появляется первая «страшилка» (Людоед), и только что завязавшиеся дружеские отношения проходят проверку на прочность. Эту главу можно по праву считать отправной точкой для всего будущего цикла А. Волкова: она закладывает в его основу понятие «самоотверженность» («когда человек не жалеет себя для других», по словам Дровосека), причем без каких-либо раздумий или сомнений. Хотя, с другой стороны, здесь же появляется и понимание того, что ради коллектива можно пожертвовать не только собой, но и другим (убийство пусть и злого, «вражески настроенного» Людоеда все же остается убийством - так и напрашивается сравнение «хороший враг - мертвый враг»). Культурную антитезу русской «самоотверженности» - готовность идти напролом, как слон в посудной лавке, - мы можем найти в выпавшей у Волкова главе «Очаровательная фарфоровая страна», в которой Баум выразил мысль о необходимости обязательно достигать своих целей, пусть даже причиняя при этом ущерб окружающим (хотя бы и минимально возможный).

Новая глава «Наводнение» не добавляет к общей идее А. Волкова ничего нового. Ее концептуальный смысл можно понять только при сравнении с книгой Л. Баума, так как именно эта глава заменяет собой главы «Встреча с воинственными деревьями» и «Очарователь-ная фарфоровая страна», убранные Волковым вообще. В целом впечатление от этой замены следующее: все, что не работает на идею сюжета, вполне может быть опущено или заменено на что-нибудь более подходящее. Эти замены отображают общую ориентацию книги А. Волкова на количество («повторение - мать учения») и книги Л. Баума на качество (чем больше необычного, тем лучше). Здесь прослеживается антитеза «идейная монолитность - идейная плюралистичность».

Наконец, при сравнительном сопоставлении текстов Л. Баума и А. Волкова привлекает внимание вполне самоценная история Летучих Обезьян. То, что эта история у Волкова выпала, не было бы странным (это своего рода «сказка в сказке»), если бы не тот факт, что никакие другие подобные эпизоды у Волкова не пропадали. Сама собой приходит мысль, что в этой истории должно быть нечто такое, что не укладывается в мировоззрение русского человека. И на самом деле, история примечательна тем, что рассказывает о наказании, которое понесли Летучие Обезьяны, решив однажды пошутить над прекрасным юношей - избранником могущественной принцессы. Юношу бросили посредине реки, вынудив его добираться до берега вплавь, в результате чего его одежда была безнадежно испорчена. Именно за это принцесса и приговорила Летучих Обезьян из рода в род выполнять желания владельцев Золотой Шапки. Вся эта история кажется красивой сказкой до тех пор, пока мы не задаемся вопросом: почему у Баума никто не замечает, что наказание Обезьян вопиюще несправедливо? Вот уже в течение по крайней мере трех поколений они постоянно выполняют по три желания очередных владельцев Золотой Шапки. Как ни парадоксально, но все это напоминает наказание за нанесенный материальный ущерб - какая-то прямо-таки «буржуйская мелочность», с русской точки зрения. По всей видимости, считая, что такой утилитаризм вряд ли придется по сердцу в России, А. Волков пошел по пути полного отказа от этой истории, так и не объяснив, почему вдруг Летучие Обезьяны обречены выполнять прихоти «шапковладельцев».

Таким образом, хотя основным содержани-ем книги Волкова остается (как и у Баума) тема нравственного самосовершенствования, способность творить настоящие чудеса, в ней заметно сильнее звучит тема дружбы и товари-щества, а также возникают и темы совершен-но новые -- тема любви к родине, тема кол-лективной борьбы за свободу, и др. (см. Таблицу 2).

Когда Волков решил продолжить «Волшебника Изумрудно-го города», то идейные отличия его произве-дений от книг Баума стали еще сильнее.

Таблица 2. Коннатоционные различия в текстах А.Волкова и Л.Баума

национальный ментальность этнопсихология emic

Два сериала - два мира. Так как книга Волкова все-таки не является самобытным произведением, то удостовериться в правильности наших выводов поможет сравнение продолжений первой книги, предложенных и Баумом, и Волковым. Ценность данного сравнения в том, что эти тексты уже никак не связаны между собой (кроме наличия одних и тех же действующих лиц), что даст нам возможность не только проверить правильность предыдущих выводов, но и углубить сам анализ, не боясь того, что какие-то из выделенных характеристик могут являться заимствованием. Для этого мы 1) возьмем те же самые смысловые единицы, что и в первых книгах, и посмотрим на их наличие в продолжениях, а также 2) рассмотрим идейное содержание продолжений, которое в принципе присутствовало в «скрытом» виде еще в первых книгах, но получило развитие только в последующих.

Достоинства идейного содержания сериаль-ных изданий связаны с длительностью сериа-ла, как правило, обратной зависимостью. Когда Баум стал «придворным историком стра-ны Оз», то каких-либо новых идей в его кни-гах не появилось, да и старые не получили особого развития. Блистая сюжетным разно-образием, его книги заметно потеряли в идей-ном содержании.

При этом мотив борьбы добра со злом при-сутствует во всех сказках Баума, но не стоит в цен-тре сюжета. Враги героев Баума выглядят до-статочно устрашающе. Это -- и колдунья Момби, и Король Гномов. Но эти злодеи страш-ны только на первый взгляд, а при ближайшем с ними знакомстве оказывается, что «не так страшен черт, как его малюют». Во второй книге Баума справиться с врагом помогает добрая волшебница Глинда. В дальнейшем положительные герои со своими врагами справляются сами, а при случае они могут помочь и своим друзьям. Отличает книги Ба-ума и то, что способ борьбы с врагами не надо специально искать, он как бы сам объявляется в нужный момент. И сделать это можно, на-пример, при помощи самого простого курино-го яйца.

Проблемы каждого героя, что важно, не становятся достоянием «широких масс». Каж-дый привык справляться с ними самостоятель-но. Попавшему в затруднительное положение герою друзья могут помочь, но отнюдь не сде-лать работу за него. Именно такова основная идея предпоследней книги Баума «Волшебст-во страны Оз». Дороти здесь мучается от того, что не может придумать подарка для Озмы. Глинда дает ей совет, но о подробностях от-вечает: «Если я скажу тебе, это уже будет не твой, а мой подарок Озме». Свои проблемы каждый привык решать сам. Пожалуй, книги Баума можно назвать историями о развитии свободного индивидуума -- «равного среди равных».

В книгах Волкова можно разглядеть другую тенденцию. При относитель-ном постоянстве сюжета у него происходит варьирование некоторых повторяющихся моти-вов. Действительно, почти все его книги ис-пользуют одну и ту же сюжетную схему: Волшебной стране грозит опасность (анти-правительственные мятежи Урфина Джюса, козни злой волшебницы Арахны, нашествие захватчиков-инопланетян) -- из Канзаса на помощь приходит Элли (или Энни) с кем-то из своих друзей (Чарли Блеком, Тимом О'Келли, Фредом Каннингом) -- враг разбит, в Изумрудной стране вновь воцаряется мир и спокойствие. Единственным (и весьма удач-ным) исключением стала книга третья -- «Семь подземных королей», где не Элли спасает жителей страны, а, наоборот, жители Волшеб-ной страны спасают ее. Такое повторение могло б производить впечатление монотоннос-ти, если бы не прекрасный стиль автора.

Рассмотрим теперь сложившийся у Волкова стандартный набор идей, которые он вклады-вает в эту устоявшуюся сюжетную схему. Наи-более общей его идеей -- общей для всех книг Волкова, роднящей их с сериалом Баума, -- остается идея «обыкновенного чуда». Хотя действие происходит в Волшебной стране, но из опасных ситуаций герои спасаются благо-даря, в первую очередь, сообразительности и смекалке, своим знаниям, своей дружбе и взаимовыручке. Победу над дуболомами при-носит сконструированная Чарли Блеком пуш-ка, пересохший источник в Стране рудокопов «ремонтируют» с помощью механического бура, решающий бой с воинственными марранами выигран благодаря матчу в баскетбол, злую волшебницу Арахну одолевает создан-ный Чарли Блеком суперробот Тилли-Вилли.

При сходстве с Баумом здесь бросаются в глаза и существенные различия. У Баума спа-сение приносит обыкновенное куриное яйцо (а чаще всего его персонажи прекрасно обхо-дятся лишь хитростью и смекалкой). У Волко-ва же «обыкновенные чудеса» носят явный отпечаток машинерии (одна из глав «Семи подземных королей» так и называется -- «Механическое волшебство»). Лишь в послед-нем романе Волков отступает от этого прин-ципа -- победа над инопланетянами одержана при помощи комбинированного воздействия волшебной усыпительной воды и изумрудов, которые тоже обладают, как выясняется, вол-шебными свойствами.

Если тема «обыкновенных чудес» до извест-ной степени роднит книги Волкова с озовским сериалом, то все прочие компоненты идейного содержания этих книг весьма специ-фичны, На наш взгляд, основными элементами цикла о Волшебной стране, которые отлича-ют его от книг Баума, выступают, во-первых, идея постоянной борьбы с врагами, во-вто-рых, идея коллективизма, безотказной дружес-кой взаимопомощи, и в-третьих, патриотичес-кая идея.

Прекрасная Волшебная страна у Волкова постоянно осаждена внутренними и внешни-ми врагами. Создается впечатление, что жите-ли этой страны только и делают, что отражают происки различных врагов -- ни на что другое у них времени просто не остается (по крайней мере, о других их занятиях Волков сообщает очень скупо). Сами же враги от книги к книге становятся все более и более ужасными: сна-чала -- туповатые дуболомы, в «Огненном боге марранов» -- воинственные марраны, затем -- злая волшебница Арахна и, наконец, -- завоеватели-инопланетяне. Можно даже вывес-ти некоторую закономерность в появлении этих злодеев: нелюди-дуболомы -- люди-марраны -- сверхъестественная сила Земли -- пришельцы из Космоса. В этой цепочке каж-дый новый персонаж сильнее и ужаснее предыдущего не просто количественно, но и качественно. Можно сделать вывод, что Вол-ков волей-неволей должен был остановиться на шестом романе, ибо трудно придумать что-то более страшное и опасное, чем инопла-нетяне.

Единственная книга, которая выпадает из этого ряда, -- «Семь подземных королей», где хотя и есть отрицательные персонажи (раз-вращенные бездельем короли, Руф Билан), но нет врага в прямом смысле слова. Кроме того, если в других книгах отрицательные персона-жи нападают, а положительные герои вынуж-дены защищаться, то в этой книге ситуация обратная: короли подземного мира пытаются (хотя и безуспешно) сохранить традиционный уклад своей жизни, в то время как положи-тельные персонажи насаждают (конечно, со всеобщего одобрения) присущие им представ-ления о социальной справедливости.

Книги Волкова вообще весьма обильно на-сыщены определенными социальными моти-вами. Борьба за власть между Страшилой, Дровосеком и Урфином Джюсом рисуется не просто как противоборство законных прави-телей и узурпатора-захватчика, но как схватка «просвещенной монархии» (при которой пра-витель отличается от подданных лишь пыш-ным титулом) и злобной тирании. Едва лишь Урфин Джюс захватывает власть, как начина-ет обирать местных жителей, организует вез-десущую полицию и накладывает на дальние страны дань (в обмен на обещание защищать их от несуществующих врагов). Точно такие же требования о выплате дани предъявляет и Арахна (хотя к чему волшебнице жалкие пло-ды человеческих рук?). Эта тенденция дости-гает апогея в шестой книге, где захватчики-менвиты собираются обратить землян в рабов. У Баума в принципе не могло возникнуть ни такого разнообразия вражьей силы, ни соци-альной окраски борьбы добрых и злых героев -- он писал в ином ключе.

Совершенно иначе изображает Волков и методы борьбы со злом. У Баума, как мы выяснили, каждый старается справиться с возникшими проблемами самостоятельно. В Волшебной стране происходит иначе: опас-ности здесь -- одни на всех (каждый из врагов стремится покорить всю страну от края до края, и никак не меньше), соответственно, и борьбу с ними ведут не «герои-одиночки», а «мудрые вожди во главе широких народных масс». Если сравнить между собой все книги Волкова, то выясняется, что атмосфера посто-янных вооруженных конфликтов серьезно изменила даже характер жителей Волшебной страны. В первых книгах многократно под-черкивается огромное миролюбие ее обитате-лей (единственные исключения -- отсталые марраны и оторванные от мира рудокопы). Во время первого похода Урфина Джюса на Изум-рудный город оборону держат лишь три чело-века (Страшила, Дин Гиор и Фарамант), после падения столицы окраинные страны без со-противления признают власть узурпатора. Когда Урфин Джюс осаждает столицу во вто-рой раз, то город обороняют (хотя и безус-пешно) едва ли не все его жители поголовно, в стране Мигунов гарнизон марранов оказался быстро разбит (причем без всякой помощи извне), в стране Жевунов «экспедиционный корпус» захватчиков также потерпел пораже-ние (рудокопы хотя и стали цивилизованны-ми, но не потеряли воинских навыков). Нако-нец, ни Арахна, ни менвиты вообще не смогли захватить ни одного района, ибо везде получили сильный и дружный отпор. Двигателем сюжета неизменно выступает приезд девочки из Канзаса (сначала Элли, потом Энни), несу-щей жителям Волшебной страны счастье и освобождение. Однако чем дальше, тем в боль-шей степени Волшебная страна, ставшая едва ли не единым военным лагерем, в борьбе со своими врагами опирается -- и успешно -- на свои собственные коллективные силы.

В заключение отметим, что в книгах Волко-ва звучит и идея любви к родине, которую в принципе нельзя обнаружить у Баума. Мы помним, что Дороти вместе со своей семьей, в конце концов, переселяется в страну Оз, где жить, конечно, гораздо легче и приятнее, чем в уныло-сером Канзасе. Элли-Энни, при всей ее любви к Волшебной стране, не допускает и мысли, чтобы навсегда остаться там. Выпол-нив свою «освободительную миссию», «ограниченный контингент» из Канзаса неизменно возвращается в родной край.

По нашему мнению, различия между «Вол-шебником страны Оз» и «Волшебником Изум-рудного города» (вернее, между этими сериа-лами) вовсе не являются случайными и коренятся прежде всего в различии куль-турных традиций американца рубежа XIX--XX веков и русского человека советской эпохи. Чтобы объяснить нашу точку зрения, сформу-лируем на основе проведенного нами анализа те комплексы культурных стереотипов и цен-ностей, которые выражены в книгах Баума и Волкова.

Таблица 3. Культурные стереотипы в книгах А. Волкова и Л. Баума

Книги, в которых отражается культура, и культуры, которые отражаются в книгах. Часто используемое средство проверки надежности, достоверности содержащейся в документах информации и одновременно анализа их содержания -- "внешнее" исследование документов. Внешний анализ -- это изучение обстоятельств возникновения документа, его исторического, социального контекста. Так, зная истинное положение дел в соответствующей сфере жизни общества, конкретных областях, в районах страны, исследователь легко обнаружит тенденциозность в освещении отдельных проблем, поднимаемых некоторыми авторами документов. Таким же образом поступим и мы, объясняя сюжетные различия особенностями культуры, в которой жил каждый из авторов и которая определяет на бессознательном (ментальном) уровне то, что потом отражается в их творчестве.

Когда мы приступаем к анализу принципи-альных различий, противоположностей цен-ностных стереотипов в творчестве Баума и Волкова, то мы оказываемся перед крайне сложной проблемой: какие из них следует объяснять социальными причинами, а какие -- различиями культурно-этническими? Куль-турная компаративистика как наука пока еще не «научилась» уверенно и четко отличать этническое от социального. Поэтому мы со-знательно отказываемся от попытки развести эти элементы и в дальнейшем будем вести речь о едином -- этно-социальном -- комплексе различий мировоззрения Баума и Волкова.

Высокая оценка принципа «опоры на соб-ственные силы» относится, очевидно, к са-мым общим культурным ценностям человечес-кой цивилизации. Более того, можно отметить, что этот культурный стереотип выражен тем сильнее, чем более развито общество. По сво-ему содержанию он явно или потенциально атеистичен («на бога надейся, а сам не плошай!») и выражает осознание человечеством себя как единственной в этом мире творчес-кой силы.

Конечно, в разные исторические эпохи вера в «обыкновенные чудеса» получила и разные формы выражения. У Баума -- это вера в на-ходчивость и сноровку человеческого ума как такового, у Волкова -- убежденность во все-могуществе созданной человеком техники. Можно отметить, что прославление «механи-ческих чудес» более ограничено, чем вера в творческие способности человека в целом. Однако позиция Волкова вполне объяснима тем, что он создавал свои книги в таком об-ществе, где индустриализм был возведен едва ли не в абсолют («догоним и перегоним США по выплавке стали», забывая, что техника в принципе не может заменить творческую силу человеческого разума). Баум же жил в обще-стве хотя и индустриальном, но как бы стыдив-шемся этой индустриальности (символом Аме-рики тогда был, а отчасти остается и сейчас, не рабочий, а фермер). Таким образом, хотя принцип «опоры на собственные силы» имеет общечеловеческое значение, у Баума и у Вол-кова он трактуется несколько по-разному, что объясняется общественными различиями.

Одним из важнейших проявлений этого раз-личия выступают принципиально разные под-ходы к проблеме источника развития. У Баума это -- нравственное совершенствование, бой человека с самим собой; у Волкова -- борьба с внешними врагами, которые постоянно зло-козненно стремятся разрушить сказочную гар-монию. Самое поверхностное сравнение оте-чественных и зарубежных авторских сказок говорит о том, что это не просто индивидуаль-ные взгляды писателей, а именно этно-социальные традиции. Достаточно хотя бы вспом-нить «Золотой ключик», «Трех толстяков», с одной стороны, и «Приключения Пиноккио», «Малыша и Карлсона», с другой.

Сравнение позволяет сформулировать следующий вывод. «Бороться с врагами», причем с врагами социальными, российская литература любит, как и следовало ожидать, в гораздо большей степени, чем литература зарубежная. Поэтому мы можем считать доказанным, что «врагомания» А. М. Волкова есть отражение общего стереотипа нашей культуры.

Следующая пара культурных противополож-ностей, которую мы видим, сравнивая твор-чество Баума и Волкова, -- это «индивидуа-лизм -- коллективизм». Нет сомнений, что здесь мы имеем дело именно с различием этно-социальных культурных ценностей Америки и России. В качестве доказательства сошлемся на культурологические исследования профес-сора Токийского университета Нисибэ Сусуму [Нисибэ Сусуму. 1990.]. В его работах русская культура характе-ризуется как сочетание «взаимообусловленно-го индивидуализма» и «строгого коллективиз-ма», американская -- как сочетание «атомис-тического индивидуализма» и «гибкого (откры-того) коллективизма». Иными словами, в Рос-сии индивидуальное волеизъявление ограни-ченно, индивид ориентируется на коллектив; напротив, американец ведет себя оригинально и независимо, склонен следовать скорее лич-ным побуждениям, чем воле коллектива. Кон-цепция Нисибэ Сусуму отлично объясняет многие характерные особенности книг Баума и Волкова. Сошлемся лишь в качестве одного из примеров на характерное высказывание Страшилы (Болваши) из «Страны Оз»: «По моему убеждению, -- заявляет он, -- никто так не заслуживает внимания, как оригиналь-ная личность. А тот, кто зауряден, ...живет и умирает незаметно, что лист на дереве». В нашей культурной традиции такая тяга к обособлению из общего строя не поощря-ется, поэтому герои цикла о Волшебной стра-не так любят принимать коллективные ре-шения.

Итак, сравнительно-сопоставительный анализ дает возможность выделить основные характеристики менталитета русского человека в сравнении с американским, а сказки о стране Оз и о Волшебной стране -- это воистину волшеб-ные зеркала, в которых отразились культур-ные ценности Америки и России; пристально глядя в них, мы лучше узнаем друг друга... и самих себя.

ЛИТЕРАТУРА

Агеев В. С. Межгрупповое взаимодействие: социально-психологические проблемы. М.: Изд-во Московского университета, 1990.

Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.

Бердяев Н. А. Русская идея // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов. СПб., 1992.

Бердяев Н. А. Судьба России: Сочинения. М.: ЭКСМО - Пресс; Харьков: Изд-во Фолио, 1999.

Булгаков С. Н. Нация и человечество // Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2.

Булгаков С. Н. Расизм и христианство // С. Н. Булгаков. Труды по социологии и теологии. В 2-х т. Т. 2. Статьи и работы разных лет. 1902 - 1942. М.: Наука, 1997.

Булгаков С. Н. Человечество против человекобожия // С. Н. Булгаков. Труды по социологии и теологии. В 2-х т. Т. 2. Статьи и работы разных лет. 1902 - 1942. М.: Наука, 1997.

Булгаков С. Н. Размышления о национальности // Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2.

Вышеславцев Б. П. Русский национальный характер // Вопросы философии. 1995. № 6.

Грачев М. Менеджмент в «международной системе координат» // Экономические стратегии. 1999. № 2.

Ильин И. А. Основы христианской культуры // Собр. соч.: В 10 т. М., 1993. Т. 1.

Ильин И. А. Путь духовного обновления // Собр. соч.: В 10 т. М., 1993. Т.1.

Лосский Н. О. Характер русского народа. Посев, 1957.

Наумов А. Хофстидово измерение России (влияние национальной культуры на управление бизнесом) // Менеджмент. 1996. № 3.

Нисибэ Сусуму о культурной компаративистике // Япония в сравнительных социокультурных исследованиях. Часть 2. М.: ИНИОН, 1990. С. 8 - 18.

Россия на рубеже веков. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), Российский независимый институт социальных и национальных проблем (РНИСиНП), 2000.

Сикевич З.В. Национальное самосознание русских (социологический очерк). Учебное пособие. М.: Механик, 1996.

Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. Под ред. Ю.А. Левады. М.: «Наука», 1993.

Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию. СПб., 1996.

Размещено на Allbest.ru