Современная психология и теоретические трудности определения специфики психических явлений

Размещено на http://www.allbest.ru/

Современная психология и теоретические трудности определения специфики психических явлений

Дубровский Давид Израилевич

психический физиологический информационный

Пытаясь в предыдущей главе очертить круг физиологических явлений, мы исходили из общепринятых характеристик физиологии. Было бы вполне естественным таким же образом подойти и к рассмотрению специфики психических явлений, поскольку они составляют предмет психологии. Однако общепринятого определения психологии, к сожалению, не существует. Это равнозначно отсутствию общепринятого понимания психических явлений. Термин «психическое» -- один из самых широко употребляемых в современном научном обиходе -- влечет за собой пестрый шлейф, сотканный из различных значений и смыслов. И в таком виде он фигурирует в качестве краеугольного камня психологии, отображая ее теоретическую несобранность.

Создается впечатление, что в последнее время эта теоретическая несобранность менее остро переживается психологами по сравнению с первой четвертью нашего века, когда общетеоретические вопросы постоянно ставились в центр внимания и горячо дискутировались. Сейчас весьма редко встречаются основательные теоретические работы, в которых бы предпринималась попытка обозрения и систематизации всего психологического «хозяйства» и ставилась задача анализа общих теоретических проблем. Эта задача, кстати, все более усложняется по мере бурного развития экспериментальной и прикладной психологии, наблюдаемого в последние десятилетия, по мере возникновения новых отраслей психологических исследований и их срастания с кибернетикой, нейрофизиологией, медициной, социологическими дисциплинами, по мере неудержимого роста эмпирического материала, частных обобщений и концепций.

Чем объяснить это разительно бьющее в глаза отставание в разработке общетеоретических вопросов (оттеняемое еще сильнее успехами частных и прикладных исследований)? Тем, что с ним прочно свыклись, убедившись к тому же, что оно не лишает психологию прогрессивного развития? Сознанием того, что до сих пор подобная работа была малоэффективной, и подозрением, что для нее вообще не созрели условия? Пугающими сложностями анализа гигантского материала? Или тем, что психологи устремились в погоню за реальными, конкретными, практически осязаемыми частными результатами и у них уже не остается возможностей для углубленных теоретических исследований и размышлений? По-видимому, все перечисленные факторы (и, наверное, целый ряд других обстоятельств как субъективного, так и объективного плана) могут быть привлечены для объяснения причин слабой разработки теоретических вопросов психологии. Но как бы там ни было, факт серьезного отставания теории в данном случае допустимо поставить в прямую связь с недостаточными усилиями современной психологической мысли в ее разработке.

Это проявилось, на наш взгляд, и в работе XVIII Международного психологического конгресса. Отмечая «трудности теоретического осмысления накопленных фактов, трудности построения системы психологической науки» (А. Н. Леонтьев, 1966а, стр. 48), А. Н. Леонтьев в своей содержательной президентской речи подчеркивает важную роль для построения общей теории психологии понятия отражения в его диалектико-материалистическом истолковании, глубоко и вместе с тем лаконично освещает ряд узловых вопросов построения этой теории, но, к сожалению, нигде не дает определения психологии, ее предмета и специфических для нее познавательных задач.

Не найдем мы попыток определения предмета психологии и в обширном сообщении Ж. Пиаже, сделанном на конгрессе по теме «Психология, междисциплинарные связи и система наук». Ж. Пиаже показывает усиливающиеся взаимосвязи психологии с математикой, физикой, биологией, общественными науками; он приходит к выводу, что «психология занимает ключевую позицию в системе наук» (Ж. Пиаже, 1966, стр. 73). Однако его анализ серьезно проигрывает из-за того, что понятие психологии берется как нечто само собой разумеющееся; поскольку же совершенно отсутствует предварительное описание специфических черт психологии, взаимосвязи последней с остальными науками не могут быть выражены удовлетворительно. К тому же Ж. Пиаже оставляет в тени вопрос о соотношении психологии и нейрофизиологии, хотя именно этот пункт анализа приобретает сейчас особенную теоретическую актуальность. Подобный уход от разработки вопроса о сущности психических явлений и специфичности предмета психологии мог бы быть проиллюстрирован и на материалах последнего международного психологического конгресса.

В равной мере недостаточное внимание общетеоретическим проблемам уделяет, на наш взгляд, журнал «Вопросы психологии», в котором за последние годы опубликованы лишь две небольшие статьи, посвященные рассмотрению системы психологических понятий (Н. А. Соколов, 1964; Б. Ц. Бадмаев, 1965).

В статье Н. А. Соколова отмечается, в частности, что предпринимавшиеся в двадцатых годах попытки перевести советскую психологию на реактологические основы (К. Н. Корнилов, П. П. Блонский и другие) не завершились успехом и в настоящее время принятая в советской психологии система понятий мало чем отличается от той, которая господствовала в эмпирической и экспериментальной психологии конца XIX в. Эта система понятий, по словам Н. А. Соколова, сковывает развитие психологии, так как не отображает новейшей проблематики и некоторых давно уже поставленных вопросов. К тому же она содержит «принципиальные неясности», касающиеся прежде всего содержания таких исходных понятий, как психика и сознание. Н. А. Соколов вполне справедливо указывает на «необходимость пересмотра системы психологических понятий» (Н. А. Соколов, 1964, стр. 170).

Но отсюда не вытекает, конечно, что обобщения старой эмпирической психологии должны игнорироваться (речь идет прежде всего о таких понятиях, как ощущение, восприятие, память, характер и т. п.). По нашему убеждению, они недостаточны сами по себе, однако отображают реальные фрагменты и свойства целостной психической деятельности и при соответствующей интерпретации могут использоваться в новейших теоретических построениях.

Понятие о психическом всегда находилось под сильным влиянием философии, причем это естественное и неустранимое влияние иногда было настолько сильным, что стиралась психологическая специфичность указанного понятия и значительно обеднялось его содержание. Часто встречающееся отождествление понятия о психических явлениях с философской категорией сознания неправомерно и создает дополнительные трудности в анализе сущности психического. Следует согласиться с болгарским философом Д. Василевым (1965), который выступает против подмены психологических понятий философскими (это относится, прежде всего, к категории психического).

Подлинный масштаб трудностей, связанных с анализом категории психического, вырисовывается в полном объеме, когда предпринимается попытка обозреть все отрасли и направления современной психологии, все то множество частных обобщений

и концепций, которые выросли в последние десятилетия на основе бурного развития экспериментальных и прикладных исследований, включавших широкое использование идей и методов, почерпнутых из других дисциплин (математики, кибернетики, лингвистики, социологии и т. д.). Психология проявила за последние десятилетия еще большую «всеядность», чем физиология -- в смысле использования для своих целей всевозможных средств, взятых из математических, технических, естественных и социальных дисциплин. В результате ассимиляции этих средств и успехов, достигнутых в их использовании, психология необыкновенно расширила свои взаимосвязи с другими дисциплинами, но тем самым усилила размыв, аморфность своих границ, что также значительно усложняет задачу выявления общих и специфических признаков психических явлений.

Все дело в том, что категория психического не может рассматриваться отдельно от современной психологии со всеми ее отраслями и разделами. Категория психического есть основное понятие психологии, и в качестве такового оно должно отображать общее и в то же время специфическое для всех психологических исследований (точнее говоря, для всего многообразия целей и результатов психологических исследований). Категория психического оформляется и развивается на базе психологических исследований и вне связи с последними утрачивает смысл.

Всякое понятие приобретает определенное содержание (как это хорошо показал в последнее время П. Ф. Йолон, 1967) лишь постольку, поскольку оно входит в определенную систему знания. Вне системной принадлежности понятия его содержание не может быть раскрыто. Это в полной мере относится и к категории психического, которая должна рассматриваться прежде всего в системе психологических понятий.

Категория психического по своему происхождению, содержанию и логическим функциям есть психологическое понятие и поэтому может быть осмыслена и определена только посредством выявления специфики психологических исследований. Но приняв это положение, мы сразу же сталкиваемся с первой теоретической трудностью дальнейшего анализа: необходимостью определения специфики всякого психологического исследования, т. е. предмета психологии. Систематическое и всестороннее обсуждение этого вопроса представляет собой чрезвычайно сложную задачу, которая не может быть решена в рамках данной работы. Поэтому мы попытаемся затронуть вопрос о предмете психологии в самых общих чертах.

Современная психология может быть разбита на два раздела: психологию животных и психологию человека. Оба этих раздела имеют, разумеется, ряд общих для них проблем и средством выявления специфики психологических исследований. Но приняв это положение, мы сразу же сталкиваемся с первой теоретической трудностью дальнейшего анализа: необходимостью определения специфики всякого психологического исследования, т. е. предмета психологии. Систематическое и всестороннее обсуждение этого вопроса представляет собой чрезвычайно сложную задачу, которая не может быть решена в рамках данной работы. Поэтому мы попытаемся затронуть вопрос о предмете психологии в самых общих чертах.

Современная психология может быть разбита на два раздела: психологию животных и психологию человека. Оба этих раздела имеют, разумеется, ряд общих для них проблем и опираются на ряд общих для них теоретических принципов. Однако социальная природа человека и первостепенная научная заинтересованность в познании человека делают второй раздел качественно своеобразным как по его проблематике и методам исследования, так и по актуальности возникающих здесь теоретических и практических задач. Мы ограничимся в дальнейшем только психологией человека, прибегая лишь в самых необходимых случаях к материалам из области психологии животных.

Если просуммировать цели всех существующих отраслей современной психологии, цели всех разнонаправленных психологических исследований, то довольно отчетливо вырисовывается общая результирующая цель -- личность. Именно человек как личность образует главную цель психологии и ее специфический предмет исследования (то обстоятельство, что та или иная из отраслей психологии -- например, социальная психология -- выдвигается за пределы категории личности, исследует некоторые аспекты межличностных отношений, вряд ли способно опровергнуть это положение, ибо ни один предмет исследования не является жестко ограниченным; личность органически связана с коллективом, и эта связь в абстрактном виде необходимо включена в понятие личности как таковой, хотя бы через определение ее социальной природы; тот сдвиг плоскости исследования, который наблюдается в пограничной области каждой дисциплины, существенно не меняет ядро ее предмета). Предмет психологии нельзя представить в виде некоторого монолита, ибо он многообразно расчленен внутренне, и именно из объединения всех устойчивых и преобразующихся аналитических продуктов воссоздается то динамическое целое, которое охватывается понятием личности.

Предмет психологии включает весь комплекс вопросов, связанных с формированием и развитием личности, ее различными аналитически вычленяемыми и соотносимыми друг с другом свойствами (причем под свойствами, понимаемыми в данном случае в широком смысле, имеются в виду не только характер, темперамент, способности и т. п., но и мышление, эмоциональное состояние, волевое усилие, действие, процесс чувственного восприятия, т. е. все выделяемые на различных уровнях и в различных плоскостях психологического исследования качества и операции). Понятие личности является той «системой отсчета», которая определяет специфику психологического исследования и которая призвана выполнять функцию упорядочения, соотнесения всевозможных аналитических результатов как традиционных, так и новейших направлений психологических исследований.

Любые аналитические исследования в психологии так или иначе тяготеют к этой «системе отсчета», от которой нельзя безнаказанно полностью абстрагироваться. Даже те самые узкие направления, которые нацелены на изучение, скажем, зрительного восприятия или слуховых ощущений, с необходимостью должны учитывать личностные факторы, обозначаемые терминами «мотивация», «установка», «интеллектуальный уровень», «интересы» и т. п. Более того, развитие психологии все более убедительно показывает, что без учета такого рода факторов невозможно осмыслить закономерности формирования и протекания отдельных психических процессов (ощущений, восприятий, памяти и др.). В свою очередь, результаты аналитических исследований постепенно обогащают и заметно преобразуют понятие личности, что оказывает обратное воздействие на ход аналитических исследований, придавая им новые направления, открывая новые ракурсы связывания частностей и объяснения отдельных свойств и операций в их взаимозависимостях (с последующим включением этих динамичных «блоков» в целостный контекст представлений о личности). Другими словами, структура предмета психологии не является статичной; будучи диалектически противоречивой, она внутренне динамизирована, воплощает постоянное взаимодействие целого и частного, переменную интенсификацию процессов дифференциации и синтеза в своих различных локальных областях; и именно в таком виде представляет углубляющуюся теоретическую картину личности, Поэтому неоправданно чрезмерное обособление учения о личности как особой отрасли психологии, от тех ее отраслей, которые держат в фокусе исследовательской работы отдельные свойства или стороны целого.

Если согласиться, что предметом психологии является личность, то тогда посредством понятия личности можно очертить в первом приближении весь круг психических явлений. Тогда все множество психических явлений допустимо рассматривать как все множество предикатов личности. Иначе говоря, всякое психическое явление есть то, что обозначается как предикат личности. Этим дается и наиболее абстрактное определение категории психического.

Попытаемся теперь конкретнее рассмотреть категорию психического, имея в виду то обстоятельство, что она обнимает собой не только все известные психические явления, но также и неизвестные (эта особенность, присущая всякой категории, уже отмечалась в § 7). В указанных целях проанализируем наиболее распространенные общие определения психического, представленные в современной научной литературе.

Можно выделить четыре разных определения, сравнительно четко выступающих у многих авторов (эти определения не всегда противопоставляются друг другу как альтернативные; но нас пока интересует вопрос о логической правомерности каждого из них в отдельности).

Как уже отмечалось в § 5, многие физиологи, психологи и философы определяют психическое, как нервный процесс, как высшую нервную деятельность. По мнению П. С. Купалова, «психическое явление представляет собой сложный нервный процесс» (П. С. Купалов, 1963, стр. 146). Таково первое определение. Защищается оно иногда весьма решительно и при помощи философских аргументов, образцом чего служит следующее высказывание: «Материалистический подход не может делать различий между понятиями психической деятельности и высшей нервной деятельностью» (J. Lata, J. Madlafousek, 1960, s. 49). Однако с этим нельзя согласиться, так как отождествление понятий психического и высшей нервной деятельности обязательно только с позиций вульгарного материализма и по существу ведет к ликвидации специфики психических явлений, к устранению психологии, правда, мнимому.

Посмотрим, насколько правомерно в логическом отношении определение, данное П. С. Купаловым. Содержащийся в этом определении рациональный момент заключается в указании на необходимую связь психического явления со сложным нервным процессом. Этим подчеркивается существенная общая черта всех психических явлений, но отнюдь не их специфическая черта. Ибо не всякий сложный нервный процесс есть психическое явление (т. е. необходимо связан с психическим явлением), а главное, само по себе понятие нервного процесса совершенно не схватывает, упускает такие свойства психических явлений, как субъективность и предметная содержательность. Возьмем какое-либо простое психическое явление, скажем, ощущение синего цвета. Достаточно ли будет для определения оригинальности этого явления сказать, что оно есть нервный процесс? Когда мы испытываем ощущение синего, то разве ответственный за это субъективное состояние нервный процесс тоже синего цвета? Даже если мы во всех деталях выясним, что происходит в нашем головном мозгу, когда мы испытываем ощущение синего, то и в этом случае утверждение, что ощущение синего есть нервный процесс, окажется неправомерным, ибо мы получим нейродинамический эквивалент, а не само субъективное отображение свойства внешнего объекта, непосредственно данное личности. Определение психического явления в качестве сложного нервного процесса обходит именно оригинальное в психическом явлении и постольку не может считаться удовлетворительным.

Проанализируем второе определение. Оно состоит в том, что психическое характеризуется как действие или поведенческий акт. Такое определение психического, весьма широко распространенное в современной психологии и смежных с нею дисциплинах, употребляется с разным теоретическим акцентом и в разных смыслах. У бихевиористов оно всегда рассматривалось как единственно приемлемое; у представителей других психологических направлений такое определение используется лишь в качестве характеристики одного из аспектов психического и соотносится с иными определениями.

При этом близкие друг другу термины «действие», «деятельность», «поведение» наполняются зачастую неодинаковым содержанием. Так, бихевиористы и тяготеющие к этому направлению исследователи, определяя психическое как поведение, понимают под последним, по словам Д. О. Хебба, «внешне наблюдаемую деятельность мышц и желез внешней секреции, которая проявляется в форме движения частей тела или в форме появления слез, пота, слюны и т. д.» (D. Hebb, 1958, р. 2). Подобное узкое понимание поведенческого аспекта не улавливает специфики психических явлений как внутренних субъективных состояний личности. Действительно, большинство психических явлений непосредственно связаны с внешне наблюдаемыми эффектами в тех или иных системах организма. Однако экстеродвигательные акты или внешние секреторные изменения весьма бедно характеризуют психические явления. К тому же не всякий внешний акт указанного рода непосредственно связан с психическими явлениями (он может осуществляться на допсихическом уровне) и в свою очередь не всякое психическое явление непосредственно связано с внешним двигательным или секреторным изменением. В последнем случае психическое явление непосредственно связано с комплексом эффекторных изменений иного рода (внутренними соматическими сдвигами, идеомоторными актами и т. п.); те специализированные центральные процессы, которые ответственны за субъективные состояния личности, по-видимому, в какой-то мере всегда «затекают», по выражению А. Н. Леонтьева, на моторные пути, создавая слабые эффекты в мышечных группах речевого аппарата и других органов, вовлечение которых в деятельность становится высоко вероятным в зависимости. от содержания субъективных состояний данного интервала. Эти слабые эффекты, входящие в состав вероятностного механизма предуготовления, преднастройки исполнительных органов, следует отличать от внешних двигательных и внешних секреторных актов. Но даже если расширить понятие поведения в смысле Д. Хебба за счет включения в него указанных слабых эффектов и прибавить еще к нему понятие внутренних соматических сдвигов, то и с такими средствами нельзя будет в достаточной мере определить специфику психических явлений, ибо эти средства неадекватны для описания психических явлений с их содержательной стороны.

Существует, однако, другая концепция поведения, выходящая за пределы чисто биологического описания и оперирующая гораздо более крупными единицами (в которых отдельные внешние акты, фиксируемые в соответствующих органах, содержатся в «снятом» виде). Здесь поведение мыслится как взаимодействие личности с внешними объектами, направляемое целями и задачами личности. Согласно А. Н. Леонтьеву, структурными единицами поведения выступают отдельные предметные действия (образующие в итоге сложный вид деятельности) и операции, т. е. способы выполнения действий. Преимущество такого понимания поведения заключается в том, что оно стремится охватить не только внешний план деятельности личности, но и внутренний, субъективный план ее деятельности.

На этой основе ряд советских психологов разрабатывают концепцию умственных действий, подчеркивающую принципиальное единство внешней и внутренней деятельности (А. Н. Леонтьев, 1959; П. Я. Гальперин, 1959; А, Н. Леонтьев и П. Я. Гальперин, 1964, и другие). Согласно этой концепции, базирующейся на большом экспериментальном материале, внутренние умственные действия и операции происходят из внешних. Перенесение последних во внутренний план осуществляется процессом интериоризации, в результате которого внешние действия и операции претерпевают некоторые преобразования («свертываются», редуцируются, обобщаются). В дальнейшем умственные действия переводятся во внешний план, экстериоризуются, что представляет собой процесс практической деятельности личности в собственном смысле слова. Таким образом, понятие деятельности, поведения, воплощает в себе единство внутреннего и внешнего.

Взятое в этом смысле, понятие деятельности становится способным описывать психические явления с их содержательной стороны. Но здесь возникает вопрос: в состоянии ли оно быть (определителем всякого психического явления? Справедливо ли ; утверждать, что всякое психическое явление, протекающее во внутреннем плане, есть (и с содержательной и с оперативной стороны) интериоризованное внешнее действие? В отношении большого класса психических явлений, протекающих во внутреннем плане, это не вызывает сомнений. Однако этот класс психических явлений скорее всего включает только сравнительно простые по своей структуре процессы; сюда относятся все шаблонные и логически упорядоченные операции, весь поверхностный слой движения мысли (в широком понимании этого термина), те аналитические и синтетические акты, которые имеют свои чувственные аналоги в практических действиях личности.

Но существуют такие действия во внутреннем плане, для которых внешние чувственные аналоги вряд ли могут быть подысканы. Достаточно указать па тот разряд психических явлений, который представлен областью подсознательного, на явления интуитивного решения задачи, антиципации, формирования волевого усилия и т. д. Конечно, и в этих случаях можно найти крайне общие оперативные аналогии с внешними действиями (расчленение и соединение, симультанность и сукцессивность действий и т. п.), но такого рода аналогии будут выражать слишком общие преобразования и под них без труда можно подвести любые процессы, в том числе типичные и для неживой природы.

Некоторые психические явления не могут быть определены как интериоризованные внешние действия по той причине, что внутренний план действий богаче и динамичнее по сравнению с внешним. Это естественно, так как внутреннее моделирование на уровне головного мозга не воспроизводится внешне во всех своих звеньях и нюансах. Мы имеем здесь, по существу, два различных класса динамических систем. Внешние действия и их комплексы, образующие сложные формы поведения, программируются головным мозгом, но психические процессы далеко не исчерпываются формированием и реализацией программ внешних действий, а внутренние действия далеко не всегда могут быть сведены к тому, что подлежит последующей экстериоризации и что в принципе способно быть экстериоризовано. Поскольку всякое внешнее действие всегда внутренне опосредовано, т. е. формулируется, запускается и корригируется на уровне головного мозга (эти процессы, кстати, носят отчетливо выраженный вероятностный характер), то имеются основания выводить внешние действия из внутренних, а не наоборот.

Мы не претендуем, разумеется, на полный анализ этого сложного и слабо исследованного вопроса и ограничились лишь несколькими соображениями относительно степени общности концепции умственных действий, которая представляет большой теоретический интерес, так как стремится разрешить фундаментальную проблему соотнесения поведенческого аспекта психических явлений с их содержательно-субъективным аспектом. Однако используемый в ней принцип выведения структуры внутренних действий из структуры внешних действий, как нам кажется, распространим главным образом лишь на проблему обучения, что придает ей частный характер. Но основная идея этой концепции о единстве внешних и внутренних действий является очень глубокой, хотя следует признать, что в настоящее время она еще недостаточно основательно разработана.

Поэтому, несмотря на чрезвычайно существенный характер связи субъективных явлений и поведения (как внешне фиксируемых действий и их сложных образований), несмотря на то, что во многих случаях они фактически неразделимы, понятие поведения не может использоваться для определения всякого психического явления, ибо некоторые психические явления нельзя описать с их содержательной и оперативной стороны посредством содержательных и оперативных свойств поведенческого акта; это, по-видимому, можно рассматривать как следствие того, что некоторые психические явления протекают автономно по отношению к поведенческим актам, выявляясь объективно во внешних органах лишь слабыми эффектами, не достигающими ранга деятельности.

Рассмотрим кратко третье определение, характерное для марксистской философской и психологической литературы. Мы имеем в виду определение психического как идеального. В отличие от понятий сложного нервного процесса или поведения (в узком смысле), которые могут характеризовать не только психические явления, понятие идеального выражает специфическую черту только психических явлений. За пределами психического идеальное не существует (но за пределами психического, т. е. на допсихическом уровне, осуществляются и нервные процессы, и моторные акты).

Идеальность есть исключительное свойство психических явлений. Но присуще ли это свойство всем психическим явлениям? Можно ли утверждать, что понятие идеального охватывает все психические явления? На эти вопросы следует ответить отрицательно, так как нельзя приписать свойство идеальности, например, подсознательным психическим явлениям; кроме того, понятие идеального непосредственно, неприложимо к таким свойствам личности, как память, темперамент, одаренность, характер и т. п.

Указание на то, что данное явление обладает признаком идеальности, достаточно для того, чтобы отнести данное явление к категории психических. Наоборот, указание на то, что данное явление не обладает признаком идеальности, еще не является достаточным основанием для исключения его из этой категории. А постольку понятие идеального само по себе также не способно раскрыть специфику всех психических явлений.

Наконец, широко распространено еще одно определение, претендующее на краткое описание специфики психических явлений. Речь идет об определении психического как субъективного (субъективного состояния, субъективного действия, субъективного образа и т. п.). Термин «субъективное» используется, как известно, в разных значениях, которые к тому же весьма слабо очерчены (в § 12 мы попытаемся подробно проанализировать понятие субъективного в его взаимоотношениях с понятиями идеального и психического). Отметим, что понятие субъективного обычно служит для обозначения явлений, составляющих внутренний план личности и качеств личности вообще; оно приложимо (в отличие от понятия идеального) не только к сознаваемым, но также и к несознаваемым психическим явлениям.

В этом отношении определение психического как субъективного имеет преимущества перед рассмотренными нами тремя предыдущими определениями. Однако для того чтобы принять понятие субъективного в качестве общего и специфического определения всего класса психических явлений, оно должно быть вначале соответствующим образом интерпретировано и ограничено.

Трудности анализа категории психического заключаются в том, что все те понятия, которые обычно используются для характеристики психического, сами являются недостаточно определенными и нуждаются в предварительном анализе, связанном с неменьшими трудностями. И нужно признать, что способ оперирования всеми этими понятиями при обсуждении теоретических вопросов психологии очень сильно напоминает тот метод хождения по зыбучим пескам, о котором остроумно говорил, правда, по несколько иному поводу. Г. Цопф (1966). Этот метод, разработанный туземцами острова Мон-Сен-Мишель, состоит в том, чтобы ступать легко и быстро, не допуская, чтобы полный вес долго приходился на одну точку. До тех пор пока мы бегло употребляем все эти понятия в обычных контекстах и для обычных целей, не задерживаясь специально на каждом из них, они исполняют свои служебные функции. Однако стоит только остановиться на каком-либо из них, чтобы попытаться его определить и основательно проанализировать, как мы сразу же начинаем увязать в зыбучей среде множества расплывающихся связей и отношений.

И все же мы должны добиваться того, чтобы под ногами у нас была твердая почва или хотя бы несколько надежных точек опоры. Создание таких точек опоры путем аксиоматизации сейчас, как правило, исключается, во всяком случае в сфере общетеоретических вопросов психологии. Остается путь анализа существующих частных обобщений экспериментальных данных, соотнесения с ними основных понятий и ограничения на этой основе содержания последних такими признаками, которые бы поддавались логическому контролю.

Говоря о наиболее принятой в советской психологии классификации психических явлений, К. К. Платонов выделяет следующие три их группы: 1) психические процессы (ощущения, восприятия, память, мышление и т. д.), 2) психические состояния (бодрость, усталость, раздражительность, настроения и т. д.), 3) психические свойства личности (способности, характер и т. д.). По мнению К. К. Платонова, «все без исключения психические явления, свойственные человеку, могут быть отнесены к той или иной из этих категорий» (К. К. Платонов, 1966, стр. 188).

Если принять в качестве первого приближения приведенную классификацию (поведенческий аспект содержится в ней лишь в «снятом» виде), то из нее следует, что всякое психическое явление есть явление субъективное.

Деятельность личности есть субъективно опосредованная деятельность. Постольку деятельность личности также включена в предмет психологических исследований. Поведение личности и поведение организма--это качественно различные вещи. Поведение личности не может быть адекватно описано и изучено в полном отвлечении от субъективного, как это пытались делать радикальные бихевиористы. Задача подлинно научного исследования деятельности (поведения) личности заключается вовсе не в том, чтобы совершенно обойтись без самонаблюдения и целиком отвлечься от субъективных побуждений, целей, интересов, образов, состояний и т. п. Это принципиально невозможно, если объектом нашего исследования является поведение личности, а не поведение организма или машины. Даже самые крайние бихевиористы, как справедливо замечают Дж. Миллер, Е. Галантер и К. Прибрам (называвшие себя в этой связи «субъективными бихевиористами»), обязательно протаскивают контрабандой в свою систему субъективные факторы. «Так делает каждый по той простой причине, что без этого нельзя понять смысл поведения» (Дж. Миллер, Е. Галантер, К. Прибрам, 1965, стр. 235). Задача научного исследования деятельности личности предполагает неизбежное соотнесение результатов экспериментального наблюдения с результатами самонаблюдения; такое соотнесение как непременное условие научного объяснения деятельности личности требуется не только в районе, так сказать, чистой, центральной психологии, но и в тех ее периферических областях, которые граничат, с одной стороны, с нейрофизиологией, фармакологией, клинической медициной, а с другой -- с техническими и социальными дисциплинами.

Мы уже не раз подчеркивали, что территория психологии не знает строгих межевых камней, за которыми сразу же начинаются иные владения; так называемые периферические области психологии прорастают, плавно переходят в другие научные дисциплины. Но везде и всюду и до тех пор, где еще прослеживается дух психологии, где в предмет исследования вкраплены или слабо проступают психические явления, -- там обязательно обнаруживается более или менее явный учет субъективного фактора. Именно по этому фактору можно обнаружить слабо выраженные водоразделы между психологией и смежными с ней дисциплинами, что в полной мере относится к особенно интересующему нас водоразделу между психологией и физиологией.

Конечно, если взять для сопоставления психологию и физиологию пищеварения, то здесь различия будут достаточно яркими. Но если сопоставить между собой, например, физиологию зрительной системы и психологию зрительного восприятия или же те отрасли психологии, которые нацелены на изучение деятельности личности вообще (или отдельных видов ее деятельности, скажем, того вида, который исследуется инженерной психологией) с современной интегративной нейрофизиологией, оперирующей понятиями цели, двигательной задачи, мотивации, афферентного синтеза, акцептора действия и т. п., то картина станет совершенно иной. Провести здесь водораздел чрезвычайно трудно, так как объекты сопоставления не рядоположны, а многообразно, многопланово, интерферируют друг в друга. По-видимому, единственным критерием различения в данном случае (если предварительно рафинировать, например, физиологию зрительной системы от неизбежных психологических включений) будет абстрагирование от субъективных явлений. Чисто физиологический подход характеризуется абстрагированием от субъективных факторов, описанием функции в терминах объективных процессов, протекающих в элементах и частях системы и составляющих в итоге функцию системы в целом, объяснение же целесообразности описываемой таким образом функции вовсе не требует обязательного обращения к субъективным факторам. Общность многих терминов, которыми пользуются и психология и интегративная нейрофизиология, не должна заслонять различий их смыслового содержания (например, «цель» и «мотивация» в смысле интегративной нейрофизиологии ив смысле психологии -- это не одно и то же). Что же касается того, зачастую неконтролируемого, смешения, слияния психологического и физиологического языков, которое наблюдается сейчас в ряде областей нейрофизиологии и психологии, не говоря уже о явно пограничных зонах, то оно представляет собой типичную для современного уровня научного знания форму интеграции разных плоскостей исследования: мы бы сказали -- начальную и стихийную форму интеграции, имеющую определенное прогрессивное значение, но свидетельствующую все-таки о недостаточной теоретической зрелости как интегративной нейрофизиологии, так и психологии. Тот синтез физиологического и психологического языков, к которому явно стремится современное научное познание деятельности мозга, привлекая для этой цели кибернетическую терминологию, может стать основательным только при условии их предварительного размежевания, достижения большей степени точности каждого из них.

К обсуждению этого, на наш взгляд, очень важного методологического вопроса мы еще вернемся в следующей главе. Он был затронут здесь, чтобы обратить внимание на то, что понятие субъективного отображает общий и специфический признак психических явлений, и постольку должно играть существенную роль при выяснении особенностей психологического языка.

Разумеется, понятие субъективного, как уже отмечалось, нуждается в тщательном анализе и ограничении. Это понятие само по себе весьма односторонне характеризует психические явления, отличающиеся исключительным многообразием свойств и отношений. Поэтому для дальнейшего анализа категории психического следует привлечь целый ряд других понятий. Это относится прежде всего к таким понятиям, как отражение, сознание, идеальное, информация.

Размещено на Allbest.ru