Размещено на http://www.allbest.ru/

114

© Московский городской психолого-педагогический университет

Размещено на http://www.allbest.ru/

Проявление психологической травмы в автобиографических рассказах

Анализ речевой продукции - один из основных исследовательских методов в изучении психотерапевтической, психолого-консультативной и психиатрической практики. Содержание речевой продукции исследуется на материале психотерапевтических сессий (начиная с Laswell, 1935; например, см.: Люборски, 1996, Хоровитц, 1996 и др.), рассказов по картинкам ТАТ (начиная с Murray, 1943 и др.) и иным стимульным материалам подобного рода (например, см.: Winter, 1973), автобиографических рассказов (Gottschalk, Gleser, 1969; Додонова 1988; Ласко, Резвицкая, 1975 и др.).

Со времен Фрейда известно, что очень часто психологическая травма оказывается «вытесненной» из сознания. Связанные с травмой стрессирующие переживания не тематизируются в речи напрямую, однако могут находить свое выражение косвенно, через более частое упоминание некоторых тем. Травма потери зрения является одной из самых тяжелых, которые только могут произойти в жизни человека. В отличие от психологических травм раннего детства, наличие и характер которых весьма трудно установить объективно, травма потери зрения несомненна, ее последствия сопровождают человека всю жизнь.

Стресс от этой травмы также является одним из самых сильных, и справиться с ним, преодолеть его последствия и адаптироваться к жизни в новых условиях - одна из самых трудных для человека задач. Соответственно, систематическое изучение речевой продукции лиц, переживших эту травму, совладающих со стрессом и адаптирующихся к новой жизни, может иметь существенное значение для понимания процессов сенсибилизации личности травмой, совладания со стрессом и адаптации вообще. Иначе говоря, те особенности автобиографических рассказов, систематические проявления которых будут обнаружены в исследованиях группы незрячих, могут быть характерны и для других лиц, в той или иной степени подвергшихся стрессирующему воздействию сильных травм и пытающихся адаптироваться к изменившимся условиям жизни.

Другой важной проблемой психодиагностики является соотношение результатов контент-аналитических и опросниковых текстов. Как было выяснено в ходе эмпирического исследования, их результаты зачастую не соотносятся напрямую, хотя и находятся в очевидной связи (Малкова, Алмаев, 2006). Весьма вероятно, что на различных группах характер связей между результатами опросниковых и контент-аналитических методик будет различным и, возможно, выборка незрячих поможет прояснить общие принципы, которым подчиняются эти связи.

Наконец, отдельной задачей является усовершенствование методов контент-анализа, которое позволило бы эффективно изучать структуру рассказа, измерять психологическое содержание текста надежно и независимо от таких побочных факторов, как, например, величина сообщения. Эти вопросы при их, казалось бы, «техническом» характере имеют первостепенное значение.

Выборка состояла из 102 инвалидов по зрению - 45 женщин и 57 мужчин. Средний возраст женщин составлял 43,1 года, средний возраст мужчин - 40,5 лет. При этом зрение без остатка утрачено у 31 женщины, у 16 из них с рождения, и у 28 мужчин, у 12 из них с рождения. Формулировка «с рождения» относится к наличию заболевания, но не означает, что человек всегда был тотально слепым. Формулировка «без остатка» относится к состоянию на момент обследования. У остальных 14 женщин и 29 мужчин сохранялось остаточное зрение, при этом 4 женщины и 8 мужчин имели заболевание с рождения.

На основании предварительного изучения нескольких десятков автобиографических текстов инвалидов по зрению была разработана система контент-аналитических категорий, по которым проводился анализ текстов тех, кто подвергся этой (или схожей по силе воздействия) психологической травме, и их отличий от текстов контрольной выборки.

1) Упоминания о травме (УТ): любые референции к потери зрения субъектом - «после того, как я ослеп» и т.п.

2) Обстоятельства потери зрения (ООПЗ): описания обстоятельств потери зрения - «мне сделали операцию, она оказалась неудачной» и т.п.; кодировка ставится после каждого предложения в описании.

3) Негативные эмоции (НЭ): ужас, кошмар, несчастье, безнадежность и т.п.

4) Позитивные эмоции (ПЭ): «все хорошо», счастье и т.п.

5) Поглощающие состояния (ПС): упоминания или описания деятельности или пассивного состояния, захватывающих человека целиком или в максимальной степени. Сюда относятся: а) освоение новых умений, знаний, навыков - активные ПС; б) поглощающий контакт с природой, музыкой, собственными фантазиями - пассивные ПС. ПС не относятся к описаниям травмы и к описаниям потери зрения; кодировка ставится после каждого законченного предложения.

6) Самоподбадривание (Сп): «нужно дальше жить», «жизнь не кончена» и подобные суждения.

7) Близкий человек - позитив (БЧП): продуктивно развивающиеся отношения с близким человеком - супружество, рождение ребенка, упоминания счастливой жизни и т.п.

8) Близкий человек - негатив (БЧН): разрыв, скандалы, тяжелые проблемы с близким человеком, но не смерть близкого человека. Смерть близкого человека кодифицируется как «иная травма, утрата» (У).

9) Аффилиация (Аф): упоминание о проявлении внимания, заботы от другого человека.

10) Отсутствие ожидаемой аффилиации (АфН): упоминание о том, что другие люди не обращают на субъекта внимания, ведут себя бесчувственно, не проявляют заботу и т.п.

11) Стресс (С): упоминание о том, что было для человека стрессом, но обошлось без необратимых последствий.

12) Описание стресса (ОС): описание стресса; кодировка ставится после каждого предложения в описании.

13) Иная травма (У): утраты, потери чего-либо ценного, но не зрения - близких людей, питомцев, дорогих в любом отношении вещей, каких-либо способностей.

14) Описания иной травмы (ОИТ): описания обстоятельств утраты, смерти близкого человека и т.п.; кодировка ставится после каждого предложения в описании.

Все инвалиды по зрению получили инструкцию описать самое запомнившееся в жизни событие (инструкция Готтшалка). Далее выборка текстов, полученная по данной инструкции, будет обозначаться как «взрослые тексты». 82 человека получили также дополнительную инструкцию описать самые ранние детские воспоминания (инструкция Адлера) - далее «детские тексты» - и ответить на вопросы, что их радует и что печалит в жизни.

С целью выяснения речевого поведения незрячих было проведено сравнение с группой зрячих, для чего использовалась выборка, описанная ранее в работах авторов настоящей статьи (Алмаев, Малкова, 2006) и др. Было отобрано 82 пары текстов («взрослые», «детские») зрячих таким образом, чтобы обе выборки соответствовали по полу и возрасту. Тексты зрячих были проанализированы по тем же категориям, что и тексты незрячих, за исключением упоминаний о травме и описаний обстоятельств потери зрения.

Результаты сравнения двух групп (зрячих и незрячих) были обработаны по формуле Готтшалка и Глезер (1969):

А= v ((f1 + f2 + … + fn + 0,01)/ N) х 100,

где А - сила аффекта, измеряемая по тексту,

f1, f2, fn - высказывания, относящиеся к каждой из контент-аналитических категорий,

N - число слов в тексте.

Все испытуемые отвечали на вопросы личностного теста Клонинджера, адаптированного на русскоязычной выборке (Алмаев, Островская, 2005).

Гипотеза исследования: наличие в речевой продукции (текстах) травматических содержаний обусловлено как объективными факторами - тяжестью и длительностью травмы, возрастом, так и субъективными - личностными чертами.

В среднем рассказы незрячих были существенно короче рассказов зрячих: 155 слов против 322; в особенности это касалось текстов незрячих мужчин. По наблюдениям Готтшалка и Глезер (1969), предложенная ими формула не может адекватно применяться к текстам размером менее 250 слов. Ввиду значительного разброса по длине рассказов во всех группах было принято решение ограничиться рассмотрением результатов простой встречаемости контент-категорий в каждой из групп. Как длина рассказа, так и количество категорий не учитывались: если категория встретилась хотя бы один раз, считается, что рассказ ее содержит. Такая практика предлагалась, например, Винтером (Winter D., 1973): в условиях значительного разброса текстов по объему она представляется вполне оправданной, по крайней мере, не может быть отмечено наличие сомнительных связей (табл. 1).

Таблица 1. Встречаемость контент-категорий в текстах незрячих и зрячих, %.

По факту простой встречаемости категорий можно с уверенностью говорить лишь о том, что более часто в текстах незрячих встречаются категории «близкий человек - позитив» (БЧП) (p<0,001, по статистике 2arcsinvP%), «положительные эмоции» (p=0,0146) и «близкий человек - негатив» (БЧН) (p=0,0267).

Разделение обеих групп по половому признаку обнаружило дополнительные особенности (табл. 2).

Таблица 2. Встречаемость контент-категорий в текстах зрячих и незрячих женщин и мужчин, %.

Значительный показатель по стрессу и описанию стрессов среди зрячих мужчин объясняется тем, что они довольно часто описывают рискованные приключения, в которые, в отличие от незрячих, они попали по своей собственной инициативе: гонки на автомобилях по ледяным трассам, горные восхождения, катание на сноуборде и т.п. У незрячих женщин «стресс» - это, например, потеря ориентации, а также такие события, как проблемные роды и т.п. Как зрячие, так и незрячие женщины довольно часто рассказывают об утрате дорогих людей, питомцев, а также о каких-либо травмах, оставивших след на всю жизнь. Зрячие мужчины упоминают о травмах реже незрячих мужчин, однако не на конвенциональном уровне значимости (p=0,827). Вместе с тем зрячие мужчины значимо реже (в 4 раза!) упоминают о потерях и травмах и описывают их, нежели зрячие женщины.

Таким образом, можно констатировать, что как на выборке зрячих, так и на выборке незрячих в вербализации травматических содержаний проявляются явные гендерные различия.

Влияние характера травмы и различия между группами незрячих мужчин и женщин

Согласно исходной гипотезе, на выражение в тексте травматических содержаний влияют как объективные факторы - тяжесть травмы, длительность травмы, так и субъективные - личностные черты. Ожидаемой картиной в отношении объективных факторов являлось, что наиболее сильно травматизация выражена в рассказах лиц, утративших зрение в сознательном возрасте и при этом полностью. Лица, утратившие зрение частично и болеющие практически с рождения, должны показывать меньшие значения по шкалам, регистрирующим травматизацию. Результаты показали серьезные различия между группами незрячих женщин и мужчин. В то же время для женской выборки результаты могут рассматриваться как подтверждающие исходную гипотезу только в отношении категорий «упоминания травмы» (УТ), «стресса» (С) и «утрат» (У) (табл. 3).

Таблица 3. Встречаемость контент-категорий травматизации в подгруппах женской выборки незрячих, %.

Для мужской выборки гипотеза верна только в отношении «упоминания утрат» (У) (табл. 4).

Таблица 4. Встречаемость контент-категорий травматизаци в подгруппах мужской выборки незрячих, %.

Этот результат позволяет сделать уверенный вывод, что собственно вербализация травмирующих переживаний определяется в основном психологическими переменными, а также, что детерминанты этого процесса у женщин и мужчин могут существенно различаться.

С целью более углубленного рассмотрения этих особенностей был предпринят корреляционный анализ отдельно мужской и отдельно женской выборок незрячих. Здесь и далее в корреляционном анализе со стороны контент-аналитических шкал участвовали результаты, рассчитанные по формуле Готтшалка. Было решено остановиться именно на таком варианте в связи с тем, что разброс по объему рассказов внутри групп был меньше, чем между группами. Кроме того, объем текста также был включен в корреляционный анализ в качестве одной из переменных.

Корреляции шкал опросникового и контент-аналитического тестов с возрастом и длительностью травмы оказались полностью различными для женской и мужской выборок незрячих. Ни одна из корреляций не вошла в оба списка в качестве значимой (табл. 5 и 6).

Таблица 5. Значимые корреляции (выделены жирным) теста Клонинджера со значениями контент-аналитических шкал на выборке незрячих женщин

Таблица 6. Значимые корреляции (выделены жирным) теста Клонинджера со значениями контент-аналитических шкал на выборке незрячих мужчин.

У женщин с большей длительностью травмы более выражены «самопринятие» С4 и «аффилиация» (Аф) и при этом менее выражена «вера в сверхъестественное» (Ст3). С возрастом также сокращается упоминание о положительных эмоциях (ПЭ).

У мужчин существенно больше корреляций с возрастом. С возрастом увеличиваются «избегание опасности» (ИО общ) и такие его субшкалы, как «страх неопределенности» (ИО2) и «застенчивость с незнакомыми» (ИО3), также увеличивается «сентиментальность» (ЗП1) и уменьшается «ответственность» (С1). Возрастает «сопереживание всему миру» (СТ2). При этом длительность травмы отрицательно влияет на «любознательность» (ПН1) и положительно на «тревогу о будущем» (ИО2). А на «застенчивость с незнакомыми» (ИО3) положительно влияют и возраст, и длительность травмы.

Получается, что возраст и время, проходящее с момента травмы, «учат» женщин и мужчин различным вещам: женщин - становиться более реалистичными и проявлять любовь и доброту, а мужчин - быть более осмотрительными и менее любопытными. При этом если общий вектор этого влияния на женщин направлен скорее в сторону адаптации, то на мужчин скорее в сторону дезадаптации.

Различия в паттернах женского и мужского поведения более наглядно видны при рассмотрении корреляций между опросниковыми и контент-аналитическими шкалами на женской и мужской выборках незрячих. Выявленные корреляционные связи между опросниковыми и контент-аналитическими шкалами на выборке незрячих женщин представлены в табл. 7 и 8.

Таблица 7. Значимые корреляции (выделены жирным) между результатами по опросниковым и контент-аналитическим шкалам на совокупной выборке незрячих женщин.

«Упоминание травмы» (УТ) положительно коррелирует с «соматопсихической хрупкостью» (ИО4), в то время как «положительные эмоции» (ПЭ) связаны с данной шкалой негативно; и то и другое вполне ожидаемо и, в общем, тривиально. «Сентиментальность» (ЗП1) буквально на самой границе значимости оказалась связанной с «самоподбадриванием» (СП), - возможно, это артефакт.

«Описание стресса» (ОС) положительно коррелирует с «застенчивостью с чужими» (ИО 3) и отрицательно коррелирует с «верой в сверхъестественное» (СТ3). Психологический механизм, стоящий за этими связями, не представляется в настоящее время понятным, возможно, это также артефакт, поскольку кодировка этой категории сталкивается с определенными трудностями (см. ниже).

Наиболее интересной и значимой представляется положительная связь между «самопринятием» (С4) и «аффилиацией» (Аф) и негативная между «аффилиацией» и «страхом неопределенности» (ИО2). Однако, поскольку «самопринятие» (С4) оказалось также и в центре паттерна корреляций мужской выборки, целесообразно рассмотреть эту шкалу позднее и в сопоставлении женских и мужских стратегий совладания с травмой.

Таблица 8. Значимые корреляции (выделены жирным) между результатами по опросниковым и контент-аналитическим шкалам на совокупной выборке незрячих женщин.

У мужчин контент-аналитическая шкала «близкий человек - позитив» (БЧП) оказалась связана с «привязчивостью к друзьям» (ЗП2) и через нее с общей шкалой «зависимости от поощрения» (ЗП общ). «Описание иной травмы» негативно коррелирует с «самозабвением» (СТ1) и через нее с обобщенной шкалой «самотрансцендентности» (СТ общ). Центральное место в принципах влияния личностных черт на вербализацию травматического содержания у мужчин занимает, как представляется, связь между «самопринятием» (С4), «упоминанием о стрессе» (С), «описанием иной травмы» (ОИТ) и «упоминанием об иной травме» (У). Стоит вспомнить, что последние две темы особенно нелюбимы мужчинами: незрячие мужчины упоминают о них на четверть меньше, чем незрячие женщины, а зрячие мужчины в целых 4 раза реже, чем зрячие женщины (см. табл. 2)!

Сущность шкалы «самопринятие» опросника Клонинджера - своего рода «антинарциссизм». Она состоит из вопросов типа «я хотел бы быть самым красивым в мире», «жить вечно» и т.п. Отрицательные ответы на эти вопросы суммируются, и по ним делается заключение о самопринятии, т.е. принятии человеком реалистического образа себя в мире. Использование слова «нарциссизм» не означает симпатии с нашей стороны к мифологии психоанализа или далеко не свободным от ее влияния построениям Кохута. Как не удивительно, но с тем же успехом «нарциссизмом» можно обозначить и «мотив власти» по МакКлелланду (McClelland, 1975). Действительно, в наиболее общей формулировке этот мотив звучит как «feel stronger» - «чувствовать себя сильнее». Именно так, не быть объективно сильнее, а всего лишь чувствовать себя таковым. Надо заметить, что контентаналитические шкалы, предложенные для измерения этого мотива Винтером (Winter, 1973), представляются нам настолько локальными и неадекватными для текстов данной выборки, что мы не пытались регистрировать наличие данного мотива с их помощью. Итак, чем больше человек отдается «нарцистическому» стремлению чувствовать себя сильнее, тем больше он склонен игнорировать печальную реальность своего существования. Соответственно, чем в большей степени он готов ее принять, тем больше реализуется его потребность рассказать о постигших его травмах и утратах. Однако если для мужчин преодоление нарциссизма означает, так сказать, расставание с «мачоизмом» и не несет в себе положительного содержания, для женщин оно связано с проявлением любви и доброты и позволяет преодолевать «страх неопределенности» (ИО2) (см. табл. 7). Получается, что женщины нашей выборки на практике следуют принципу Иоанна Богослова «любовь изгоняет страх».

Связь между контент-аналитическими шкалами

Как на мужской, так и на женской выборках отмечено большое количество высокозначимых корреляций между различными контент-аналитическими шкалами. В целях большей репрезентативности приведем корреляции, полученные для общей выборки незрячих (мужчин и женщин вместе).

Корреляционный анализ показывает, что упоминания о травме и рассказ об обстоятельствах потери зрения связаны с другими контент-аналитическими категориями следующим образом (в табл. 9 указаны корреляционные связи по Спирмену со значимостью p>0,05).

Таблица 9. Связь между вербализацией травматических содержаний, связанных с потерей зрения, и остальными контент-аналитическими шкалами на совокупной выборке незрячих женщин и мужчин.

Об общей валидности кодировки свидетельствует прежде всего отсутствие значимых корреляций между шкалами «упоминание травмы» (УТ), «описание обстоятельств потери зрения» (ООПЗ) и «позитивные эмоции» (ПЭ), при одновременной значимой корреляции с «негативными эмоциями» (НЭ). Об этом же свидетельствуют и большие корреляции этих шкал со шкалой «близкий человек - негатив» (БЧН), нежели с «близкий человек - позитив» (БЧП). Неожиданно высокие значения корреляции обнаружены у шкал вербализации травмы с «самоподбадриванием» (СП) и существенно меньшие с «поглощающими состояниями» (ПС). Самоподбадривание, таким образом, вполне может служить индикатором того, что человек активно пытается совладать с травмой. Поглощающие состояния были операционализированы в данном исследовании слишком абстрактно. В целях упрощения в них были объединены (хотя первоначально кодировались отдельно) и активные состояния, например, деятельность по освоению каких-либо новых областей и пассивное «растворение» в музыке, природе, воспоминаниях, мечтах, религиозных и мистических состояниях.

В целом по результатам и корреляционного анализа, и сравнения групп можно сказать, что «стресс» и «описание стресса» едва ли могут рассматриваться в качестве субшкал травматизации в том виде, в каком они сейчас регистрируются нами. По крайней мере, у мужчин обе эти категории вполне могут оказываться проявлением «мачоизма».

К пониманию гендерных различий в вербализации травматических содержаний

В связи с гендерными различиями, обнаруженными в нашем исследовании, интересными представляются многочисленные теоретические и эмпирические наработки МакКлелланда, сделанные им в работе «Power: the inner experience» (McClelland, 1975). В частности, он вслед за Мюрреем (Murray, 1955) выделяет комплекс Икара как паттерн, характерный для мужской реализации мотива власти, и дополняет его комплексом Деметры - Персефоны - паттерном реализации этого мотива, характерным для женщин (McClelland, 1975, p. 96-104). Для мужчин, по мысли этих авторов, характерна сначала подготовка и реализация целенаправленной деятельности, осуществление некого проекта (изготовление крыльев для перелета с острова), достижения пика возможностей, полный контроль за ситуацией (полет к солнцу) и затем постепенная или катастрофическая потеря контроля (расплавление крыльев, скрепленных воском, и падение в море). Для женщин характерно сперва претерпевание некой «депривации», попадание в неконтролируемое ею окружение (похищение Персефоны царем ада) и затем постепенное обретение ресурсов и сил для контроля этого окружения (ежегодное возвращение Персефоны к матери). МакКлелланд также подчеркивает, что для женщин характерна реализация мотива власти через дарение и разделение ресурсов. И далее он проводит параллели между женским отношением к власти и традиционной культурой Индии и мужским (икарианским) комплексом и традиционной культурой Мексики с ее центральным образом «мачо» (McClelland, 1975, ch. 4, 5).

В качестве эмпирического подтверждения существования данных комплексов МакКлелланд ссылается на работу Мэя (May, 1966). По данным этого исследователя, в 70% женских рассказов по картинке, на которой изображены воздушные гимнасты - мужчина и женщина, тяжелые переживания (deprivation) предшествовали улучшению (enhancement). Женщина спасает мужчину, которому грозит опасность, либо испытывает страх, но затем успокаивается, чувствует уверенность и т.п. В мужских рассказах такая последовательность наблюдалась лишь в 32% случаев, а преобладала противоположная: после блестящего выступления все заканчивается плохо - гимнасты упадут, разобьются, расстанутся, опозорятся и т.д. (McClelland, 1975; p. 100-101). На нашей выборке успешное совладание со стрессом характерно скорее для мужских рассказов, но, возможно, это проявление различий в инструкции (у нас - рассказать о самом запомнившемся своем переживании). Какой же «мачо» станет рассказывать про свои неудачи!

Наиболее актуальной задачей для данных исследований видится преодоление влияния побочного фактора малой длины рассказов в группе незрячих. Длина «детских» (т.е. полученных с инструкцией Адлера - «опишите самое раннее детское воспоминание») рассказов еще меньше, их заведомо невозможно анализировать по формуле Готтшалка. Планируется также переход к регистрации описаний непосредственно по словам, а не по весьма условным «предложениям», длина которых может существенно меняться. Препятствием на этом пути являются различия между текстами, в которых присутствуют описания, и текстами, в которых они отсутствуют, различия слишком большие, чтобы можно было использовать эти тексты совместно в корреляционном анализе. Самих же текстов, в которых имеются описания, все же весьма мало в каждой из групп, так что для достижения репрезентативности придется объединять несколько групп, например, всех зрячих и всех незрячих женщин, сделавших описания, относящиеся к той или иной содержательной категории, всех зрячих и незрячих мужчин и т.д. Предполагается также уделить большее внимание сравнению по тесту Клонинджера групп испытуемых, представивших описания травматических событий и не сделавших этого.

Наконец, отдельным и наиболее перспективным направлением дальнейших исследований нам видится разработка и применение методов структурного контент-анализа, позволяющих рассматривать соседство категорий в тексте вместо их обобщенной представленности в абстрактной единице речевой продукции.

Выводы

1. Предложены шкалы контент-анализа, регистрирующие вербализацию травматических переживаний. Валидность выделения данных шкал проверена на группах зрячих и незрячих. Показана оправданность выделения шкал «утраты», «описания иной травмы» и «самоподбадривания» для регистрации травматизации. При этом показано, что упоминание о стрессах и описание стрессов скорее всего не связаны с травматизацией.

2. Обнаружено существенное влияние гендерных (в сочетании с культурными) особенностей на вербализацию травматических содержаний.

3. Теоретические конструкты «комплекса Икара» и «комплекса Деметры - Персефоны» представляются перспективными в контексте дальнейших исследований гендерных различий.

4. Является актуальным развитие методов и стратегий контент-аналитического исследования в направлении преодоления влияния побочного фактора малого количества слов в анализируемых рассказах.

Литература

психологический травма автобиографический гендерный

1. Алмаев Н.А., Малкова Г.Ю. Контент-аналитическое исследование личности // Психология. Журнал высшей школы экономики. 2006. Т. 3. №1. С. 19-42.

2. Алмаев Н.А., Островская Л.Д. Адаптация опросника темперамента и характера Р. Клонинджера на русскоязычной выборке // Психологический журнал. 2005. Т. 26. №6. С. 77-86.

3. Додонова Н.А. Диагностическое значение лексико-семантических и морфологических особенностей речи больных неврозами. М., 1988.

4. Ласко М.В., Резвицкая Ж.И. Определение эмоционального состояния методом контент-анализа речи // Речь и эмоции. Л., 1975.

5. Люборски Л., Люборски Э. Объективные методы измерения переноса // Иностранная психология. - 1996. №7.

6. Спивак Д.Л. Язык при измененных состояниях сознания. Л.: Наука, 1989.

7. Хоровитц М.Д., Илс Т.Д. Использование моделей речевых отношений для описания клинических случаев // Иностранная психология. 1996. №7. С. 30-38.

8. Gottschalk L.A., Gleser G.C. The Measurement of Psychological States through the Content Analysis of Verbal Behavior. Berkelly: University of Californian Press, 1969.

9. Lasswell H.D. Verbal reference and physiological changes during the psychoanalytic interviews // Psychoanalitical Review. 1935. Vol. 22. P. 10-24.

10. May R.R. Sex differences in fantasy patterns // Journal of Projective Techniques and Personality Assessment.

11. 1966. Т. 30. P. 576-586.

12. McClelland D. Power: The Inner Experience. Irvington Publishers, Inc., N.Y., 1975.

13. Murray H.A. Thematic Apperception Test Manual. Cambridge: Harvard University Press, 1943.

14. Murray H.A. American Icarus // Clinical Studies of Personality / Burton A., Harris R.E. (Eds.). N.Y.: Harper and Row, 1955.

15. Winter D.G. The Power Motive. New York: The Free Press, 1973.

Размещено на Allbest.ru