Размещено на http://www.allbest.ru/

Анализ понятия конфликт

Задача определения психологического понятия конфликта довольно сложна. Если задаться целью найти дефиницию, которая не противоречила бы ни одному из имеющихся взглядов на конфликт, она звучала бы психологически абсолютно бессодержательно: конфликт - это столкновение чего-то с чем- то. Два основных вопроса теории конфликта - что именно сталкивается в нем и каков характер этого столкновения - решаются совершенно по-разному у разных авторов.

Решение первого из этих вопросов тесно связано с общей методологической ориентацией исследователя. Приверженцы психодинамических концептуальных схем определяют конфликт как одновременную актуализацию двух или более мотивов (побуждений).

Бихевиористски ориентированные исследователи утверждают, что о конфликте можно говорить только тогда, когда имеются альтернативные возможности реагирования.

Наконец, с точки зрения когнитивной психологии в конфликте сталкиваются идеи, желания, цели, ценности - словом, феномены сознания.

За тремя названными парадигмами легко угадываются три фундаментальные для развития современной психологии категории - мотив, действие и образ [168], которые в идеале должны органически сочетаться в каждой конкретной теоретической конструкции.

Не менее важным является и второй вопрос - о характере отношений конфликтующих сторон. Он распадается на три подвопроса, первый из которых касается сравнительной интенсивности противостоящих в конфликте сил и разрешается чаще всего утверждением о приблизительном равенстве этих сил.

Второй подвопрос связан с определением ориентированности друг относительно друга противоборствующих тенденций. Большинство авторов даже не обсуждает альтернатив обычной трактовке конфликтующих побуждений как противоположно направленных. К. Хорни проблематизировала это представление, высказав интересную идею, что только невротический конфликт (т.е. такой, который, по ее определению, отличается несовместимостью конфликтующих сторон, навязчивым и бессознательным характером побуждений) может рассматриваться как результат столкновения противоположно направленных сил. "Угол" между направлениями побуждений в нормальном, не невротическом конфликте меньше 180°, и потому при известных условиях может быть найдено поведение, в большей или меньшей мере удовлетворяющее обоим побуждениям

Третий подвопрос касается содержания отношений между конфликтующими тенденциями. Здесь, по нашему мнению, следует различать два основных вида конфликтов - в одном случае тенденции внутренне противоположны, т.е. противоречат друг другу по содержанию, в другом - они несовместимы не принципиально, а лишь по условиям места и времени.

Для выяснения категориального основания понятия конфликта следует вспомнить, что онтогенетически конфликт - достаточно позднее образование [232]. Р. Спиц [246] полагает, что действительный интрапсихический конфликт возникает только с появлением "идеационных" понятий. К. Хорни [205] в качестве необходимых условий конфликта называет осознание своих чувств и наличие внутренней системы ценностей, а Д. Миллер и Г. Свэнсон - "способность чувствовать себя виновным за те или иные импульсы" [226, с. 14]. Все это доказывает, что конфликт возможен только при наличии у индивида сложного внутреннего мира и актуализации этой сложности.

Здесь проходит теоретическая граница между ситуациями фрустрации и конфликта. Ситуация фрустрации, как мы видели, может создаваться не только материальными преградами, но и преградами идеальными, например, запретом на осуществление некоторой деятельности. Эти преграды, и запрет в частности, когда они выступают для сознания субъекта как нечто самоочевидное и, так сказать, не обсуждаемое, являются по существу психологически внешними барьерами и порождают ситуацию фрустрации, а не конфликта, несмотря на то, что при этом сталкиваются две, казалось бы, внутренние силы. Запрет может перестать быть самоочевидным, стать внутренне проблематичным, и тогда ситуация фрустрации преобразуется в конфликтную ситуацию.

Необходимыми признаками фрустрирующей ситуации согласно большинству определений является наличие сильной мотивированности достичь цель (удовлетворить потребность) и преграды, препятствующей этому достижению

Так же, как трудности внешнего мира противостоит деятельность, так сложности внутреннего мира, т.е. перекрещенности жизненных отношений субъекта, противостоит активность сознания. Внутренняя необходимость, или устремленность активности сознания, состоит в достижении согласованности и непротиворечивости внутреннего мира. Сознание призвано соизмерять мотивы, выбирать между ними, находить компромиссные решения и т.д., словом, преодолевать сложность. Критической ситуацией здесь является такая, когда субъективно невозможно ни выйти из ситуации конфликта, ни разрешить ее, найдя компромисс между противоречащими побуждениями или пожертвовав одним из них.

Подобно тому, как выше мы различали ситуацию затруднения деятельности и невозможности ее реализации, следует различать ситуацию осложнения и критическую конфликтную ситуацию, наступающую, когда сознание капитулирует перед субъективно неразрешимым противоречием мотивов.

Типы конфликтов по Левину:

Психологически конфликт характеризуется как ситуация, в которой на индивида одновременно действуют противоположно направленные силы равной величины. Соответственно возможны три типа конфликтной ситуации.

1. Человек находится между двумя положительными валентностями примерно равной величины (рис. I). Это случай буриданова осла, умирающего от голода между двумя стогами сена.

В общем, этот тип конфликтной ситуации разрешается относительно легко. Подход к одному привлекательному объекту сам по себе часто бывает достаточным, чтобы сделать этот объект доминирующим. Выбор между двумя приятными вещами в общем легче, чем между двумя неприятными, если только это не касается вопросов, имеющих глубокое жизненное значение для данного человека.

Иногда такая конфликтная ситуация может привести к колебанию между двумя привлекательными объектами. Очень важно, что в этих случаях решение в пользу одной цели изменяет ее валентность, делая ее слабее, чем у цели, от которой человек отказался.

Второй фундаментальный тип конфликтной ситуации имеет место, когда человек находится между двумя приблизительно равными отрицательными валентностями. Характерным примером является ситуация наказания, которую ниже мы рассмотрим более полно.

Тенденция ухода. Внешний барьер

Угроза наказания создает для ребенка конфликтную ситуацию. Ребенок находится между двумя отрицательными валентностями и соответствующими взаимодействующими силами поля. В ответ на такое давление с обеих сторон ребенок всегда предпринимает попытку избежать обеих неприятностей. Таким образом, здесь существует неустойчивое равновесие. Ситуация такова, что малейшее смещение ребенка (Р) в психологическом поле в сторону должно вызвать очень сильную результирующую (Вр), перпендикулярную к прямой, соединяющей области задания (3) и наказания (Н). Иначе говоря, ребенок, стараясь избежать и работы и наказания, пытается выйти из поля (в направлении пунктирной стрелки на рис. 3). конфликт противоборствующий мотивированность

Можно прибавить, что ребенок не всегда попадает в ситуацию с угрозой наказания таким образом, что он находится точно в середине между наказанием и неприятным заданием. Часто он может быть сначала вне всей ситуации. Например, он должен под угрозой наказания закончить непривлекательное школьное задание в течение двух недель. В этом случае задание и наказание образуют относительное единство (целостность), которое вдвойне неприятно ребенку. В данной ситуации (рис. 4) обычно сильна тенденция к бегству, проистекающая в большей степени из угрозы наказания, чем из неприятности самого задания. Точнее, она исходит из возрастающей непривлекательности всего комплекса, обусловленной угрозой наказания.

Наиболее примитивная попытка избежать одновременно и работы и наказания - это физический выход из поля, уход прочь. Часто выход из поля принимает форму откладывания работы на несколько минут или часов. В случае сурового повторного наказания новая угроза может привести к попытке ребенка убежать из дома. Боязнь наказания обычно играет существенную роль на ранних стадиях детского бродяжничества.

Часто ребенок старается замаскировать свой уход из поля, выбирая занятия, против которых взрослому нечего возразить. Так, ребенок может взяться за другое школьное задание, которое ему более по вкусу, выполнить ранее данное ему поручение и т.д.

Наконец, ребенок может случайно уйти и от наказания и от неприятного задания путем более или менее грубого обмана взрослого. В случаях, когда взрослому трудно это проверить, ребенок может заявить, что он закончил задание, хотя это не так, или он может сказать (несколько более тонкая форма обмана), что какой-то третий человек освободил его от неприятного дела, или, его по какой-то другой причине его выполнение стало ненужным.

Что делать? Если взрослый хочет, чтобы ребенок выполнил задание, несмотря на отрицательную его валентность, просто угрозы наказания недостаточно. Надо сделать так, чтобы ребенок не мог выйти из поля. Взрослый должен поставить какой-то барьер, который мешает такому уходу. Он должен так поставить барьер (Б), чтобы ребенок мог получить свободу только либо закончив задание, либо подвергнувшись наказанию

И в самом деле, угрозы наказания, направленные на то, чтобы заставить ребенка закончить некое определенное задание, всегда построены таким образом, что вместе с полем задания они полностью окружают ребенка. Взрослый вынужден так ставить барьеры, чтобы не осталось ни одной лазейки, через которую ребенок мог бы ускользнуть. От неопытного или недостаточно авторитетного взрослого ребенок ускользнет, если увидит малейшую брешь в барьере. Наиболее примитивные из таких барьеров - физические: ребенка можно запереть в комнате до тех пор, пока он не закончит работы.

Но обычно это барьеры социальные. Подобные барьеры - это средства власти, которыми обладает взрослый в силу своего общественного положения и внутренних взаимоотношений, существующих между ним и ребенком. Такой барьер не менее реален, чем физический.

Барьеры, определяемые социальными факторами, могут ограничивать область свободного движения ребенка до узкой пространственной зоны. Например, ребенок не заперт, но ему запрещено покидать комнату до завершения дела (задания). В других случаях внешняя свобода передвижения практически не ограничивается, но ребенок находится под постоянным наблюдением взрослого.

Он не выпускается из-под надзора. Когда ребенок не может быть под постоянным наблюдением, взрослый часто использует веру ребенка в существование мира чудес. Способность постоянного контроля за ребенком приписывается в таком случае полицейскому или привидению. Бог, которому известно все, что делает ребенок, и которого невозможно обмануть, также нередко привлекается для подобных целей. Например, тайное поедание сладостей может быть предотвращено таким способом. Часто барьеры ставятся жизнью в данной социальной общности, традициями семьи или школьной организацией. Для того чтобы социальный барьер был действенным, существенно, чтобы он обладал достаточной реальной прочностью. Иначе в каком-то месте ребенок прорвет его. Например, если ребенок знает, что угроза наказания только словесная, или надеется добиться расположения взрослого и избежать наказания, то вместо выполнения задания он пытается прорвать барьер. Подобное слабое место образуется, когда мать препоручает наблюдение за работающим ребенком няне, учителю или более взрослым детям, которые, в отличие от нее самой, не имеют возможности предотвратить выход ребенка из поля.

Наряду с физическими и социальными существует еще один вид барьеров. Он тесно связан с социальными факторами, но имеет важные отличия от тех, что обсуждались выше. Можно, скажем, апеллировать к тщеславию ребенка ("Помни, ты не какой-нибудь уличный сорванец!") или социальным нормам группы ("Ведь ты девочка!") В этих случаях обращаются к определенной системе идеологии, к целям и ценностям, которые признаются самим ребенком. Такое обращение содержит угрозу: опасность исключения из определенной группы. В то же время - и это наиболее важно - эта идеология создает внешние барьеры. Она ограничивает свободу действия индивида. Многие угрозы наказания действенны только до тех пор, пока индивид чувствует себя связанным этими границами. Если он больше не признает данной идеологии, моральных норм определенной группы, то угрозы наказания часто становятся малоэффективными. Индивид отказывается ограничивать свою свободу действий данными принципами.

Сила барьера в каждом конкретном случае всегда зависит от характера ребенка и от силы отрицательных валентностей задания и наказания. Чем больше отрицательная валентность, тем прочнее должен быть барьер. Ибо чем мощнее барьер, тем сильнее толкающая к уходу из поля результирующая сила. Таким образом, чем большее давление взрослый оказывает на ребенка, чтобы вызывать требуемое поведение, тем менее проницаемым должен быть поставленный барьер.

Наконец, может случиться так, что один из двух векторов поля идет от положительной, а другой - от отрицательной валентности. В этом случае конфликт возникает только тогда, когда и положительная и отрицательная валентности находятся в одном и том же месте. Например, ребенок хочет погладить собаку, которую он боится, или хочет съесть торт, а ему запретили. В этих случаях имеет место конфликтная ситуация, изображенная на рис. 2

Влияние интенсивности потребности на градиенты избегания и приближения.

Избегание конфликта

В работе Массермана и Юма (1946) описана иная расстановка сил, возникающих в конфликтной ситуации. Вначале экспериментаторы обучали кошек манипулировать достаточно сложным устройством (типа ящика Скиннера), чтобы получать пищу. С другой стороны, было установлено, что кошкам не нравится молоко, содержащее 5% алкоголя, - они предпочитают чистое молоко. Затем создавалась конфликтная ситуация: голодные кошки получали удар тока во время поглощения пищи, которую они научились добывать с помощью устройства. После нескольких таких неприятных для них опытов всякий раз, когда голодные кошки оказывались перед этим устройством, у них наблюдались реакции, напоминающие невротическое поведение движения приближения и удаления у человека, описанное ранее Дембо. Животных заставляли принимать небольшие дозы алкоголя, причем было отмечено, что в состоянии легкого отравления кошки не обнаруживают больше реакций страха и, как и прежде, манипулируют устройством, чтобы добыть пищу (без тока). Важно отметить, что кошки, испытав такое облегчение в результате алкогольной интоксикации, оказывают все более и более явное предпочтение молоку с алкоголем, то есть той смеси, которой ранее они пренебрегали. Позднее в результате многократных манипуляций с устройством, не сопровождавшихся наказанием, страх и "невротические" реакции исчезли, а вместе со страхом исчезло и предпочтение молока, содержащего алкоголь. Страх и конфликтная ситуация создают, таким образом, положительную мотивацию по отношению к ранее отвергавшемуся объекту, который теперь избавляет животное от травмирующей ситуации. Эту попытку избежать напряжения, создаваемого конфликтной ситуацией, можно сопоставить с механизмом "выхода из поля", описанным Дембо. Отметим, что Р. Уотсон (1954) рассматривает реакции кошки в этой ситуации как нормальное поведение в отличие от Массермана, который расценивает их как невротические.

В последние годы внимание исследователей привлекали к себе и многие другие формы конфликтов, помимо тех трех, о которых говорилось выше. Речь идет, прежде всего, о межличностных конфликтах и конфликтах познавательных. Некоторые типы таких конфликтов были формализованы Хайдером (1958, р. 174--217). Например, случай, когда два человека претендуют на один-единственный и неделимый объект (два человека соперничают из-за любви к одной и той же особе), или случай, когда два человека стремятся избежать одного и того же объекта в ситуации, когда, по крайней мере, одному из них придется его иметь (выговор, который должен получить один из двух ответственных лиц); или случай, когда одно из двух лиц (супружеская пара) желает объект, а другое отвергает его (например, ребенка). Человек, поставленный перед необходимостью выбора одного из двух объектов, может выбрать один из них и, уже приняв решение, (воспринимать второй объект как имеющий значительно более высокую ценность (post-decision conflict). Возможен также конфликт вследствие того, что человек любит или восхищается двумя индивидами, которые не терпят или ненавидят друг друга. На мнения и поступки отдельного человека может оказывать социальное давление группа. Возможны также конфликты познавательного характера, когда человек сталкивается с информацией, противоречащей сложившимся у него взглядам, и т. д.

Некоторые из перечисленных форм конфликтов наряду с другими изучались с помощью соответствующих, но не одинаково строгих экспериментальных методов. Мы приведем здесь лишь некоторые из результатов, причем большую часть их следует расценивать пока как предварительные.

Тенденция к конформизму изучалась с помощью метода, разработанного Эшем (1953, 1955, 1958). Всех членов группы, за исключением одного, заранее ставили в известность, что им придется высказывать одно и то же суждение, явно не соответствующее действительности. Изучалось, в какой степени отдельный человек склонен соглашаться с единодушным мнением окружающих. Эш проанализировал мотивы, лежащие в основе такого конформизма.

Эксперименты Аша (Asch Conformity Experiments), результаты которых были опубликованы в 1951 году, были серией исследований, которые продемонстрировали власть конформизма в группах.

В экспериментах во главе с Соломоном Ашем студентов просили, чтобы они участвовали в "проверке зрения". В действительности цель исследования заключалась в том, чтобы проверить реакцию одного студента на ошибочное поведение большинства.

Как правило, в экспериментах все участники, кроме одного, были "подсадными утками". В контрольную группу "подсадные утки" не входили. Участники (испытуемый и семь "подсадных уток") были усажены в аудитории. Им демонстрировались по порядку две карточки: на первой изображена одна вертикальная линия, на второй - три, только одна из которых такой же длины, что и линия на первой карточке. Задача студентов довольна проста - необходимо ответить на вопрос, какая из трёх линий на второй карточке имеет такую же длину, что и линия, изображённая на первой карточке. Студенту предстояло ответить на 18 вопросов, каждый раз он отвечал последним в группе. На первые два вопроса все дают одинаковые, правильные, ответы. Но на третьем этапе "подсадные утки" дают один и тот же неправильный ответ, что приводит испытуемого в замешательство. Если испытуемый отвечает правильно, не соглашаясь с мнением большинства, то он испытывает чрезвычайный дискомфорт. Как правило, в каждом эксперименте на 18 вопросов 12 раз все "подсадные утки" отвечали неправильно, но в некоторых случаях один или несколько подставных участников были проинструктированы отвечать правильно на все 18 вопросов.

В итоге 75 % испытуемых подчинились заведомо ошибочному представлению большинства, по крайней мере, в одном вопросе. Общая доля ошибочных ответов составила 37 %, в то же время в контрольной группе один ошибочный ответ дал только один человек из тридцати пяти. Когда же "заговорщики" не были единодушны в своём суждении, испытуемые гораздо чаще не соглашались с большинством. Когда независимых испытуемых было двое, или когда один из подставных участников получал задание давать правильные ответы, количество ошибок падало более чем в четыре раза. Когда кто-то из подставных давал неверные ответы, но также не совпадающие с основным, ошибка также сокращалась до 9-12 % в зависимости от категоричности "третьего мнения".

Крачфилд (1955 а, 1955 b, 1959) показал связь между некоторыми чертами характера и степенью конформизма. Эти черты весьма различны у мужчин и женщин. Он показал также, что в таких ситуациях, когда для испытуемого становится чрезвычайно важным конформизм по отношению к группе, эта связь с характером практически исчезает.

Другая форма социального давления состоит в том, что убедительно высказанное мнение заставляет человека принять решение (например, выбрать объект), не соответствующее его истинной потребности или тенденции, в результате чего возникает внутренний конфликт

Фестингер (1959, р. 389--390) изучал тенденцию к изменению собственного мнения, чтобы оно меньше противоречило внешнему поведению. Он предлагал испытуемым участвовать в очень скучных и неинтересных экспериментах, после чего просил их сообщать за дополнительную плату другим испытуемым, что эти опыты были приятными и интересными. Результаты показали, что впоследствии испытуемые действительно изменили свое мнение, соглашаясь с тем, что они сообщали другим. Особенно интересно отметить, что с увеличением оплаты эта тенденция становится менее явной. Фестингер полагает, что в этом случае получаемая сумма в достаточной степени оправдывает в глазах испытуемого "диссонанс" между его действительным мнением и вербальным поведением.

Фестингер (1957) собрал данные в пользу тезиса, что "когнитивный диссонанс", то есть расхождение между двумя или несколькими когнитивными содержаниями (мнениями о других людях, среде или о самих себе), само по себе является мотивацией. Для того чтобы уменьшить напряжение, вызванное таким познавательным конфликтом, испытуемые склонны принимать те сведения и те слухи, которые оправдывают предпочитаемое ими мнение и игнорируют или отвергают остальные. Фестингер изучал также в групповом эксперименте процессы, посредством которых приверженцы религиозной секты сохраняют веру в некоторые из своих догм, явно противоречащие фактам (Festinger at al., 1956). Во всех этих случаях, по-видимому, действуют механизмы поддержания внутренней устойчивости, вероятно, свойственные человеку. Такую внутреннюю устойчивость можно считать способом избегания конфликтной ситуации внутри самого человека. Перед нами, таким образом, огромное разнообразие процессов, приводимых в действие стремлением избежать конфликта или уменьшить вызываемое им напряжение.

Брем (1956) обнаружил также, что, после того как испытуемый осуществил трудный выбор из двух объектов практически равной валентности, выбранный объект становится более привлекательным, тогда как валентность отвергнутого становится меньшей, чем вначале (см. также Brehrn, Festinger, 1957). Отметим, однако, что, как свидетельствует жизненный опыт, выбранный предмет часто теряет свою привлекательность, в то время как отвергнутый начинает казаться более привлекательным.

Хорни

Поэты и философы всех времен знали, что жертвой психических расстройств никогда не становится безмятежный, уравновешенный человек, но это всегда человек, раздираемый внутренними конфликтами.

Навязчивые влечения образуют специфическую особенность неврозов; они рождаются из чувств изолированности, беспомощности, страха и враждебности и представляют собой способы, с помощью которых человек пытается справиться с миром вопреки этим чувствам; они нацелены, в первую очередь, не на удовольствие, а на достижение безопасности; их навязчивый характер обусловлен стоящей за ними тревогой. Два вида этих влечений: навязчивое стремление к любви и привязанности и стремление к власти - первыми выступили в наиболее четкой форме и были детально рассмотрены в "Невротической личности".

Поскольку конфликты часто связаны с убеждениями, мнениями или моральными ценностями, их осознание будет предполагать в качестве предварительного условия, что мы выработали у себя собственную систему ценностей.

Чем более осознанно и прямо мы смотрим в суть наших конфликтов и ищем собственных решений, тем большей внутренней свободы и силы мы достигнем.

Следует сказать, что вопрос о неврозе - это всегда вопрос степени, и когда я говорю о "невротике", я неизменно имею в виду "человека в той мере, в какой он является невротиком". Для него затруднено осознание своих чувств и желаний. Часто единственными чувствами, которые он испытывает ясно и осознанно, являются реакции страха и гнева в ответ на удары, наносимые по его ранимым местам. Но даже они могут быть вытеснены из сознания. Те подлинные идеалы, которые у него существуют, оказываются настолько опутанными навязчивыми стандартами, что они теряют свою направляющую силу.

Это чувство незащищенности может породить у ребенка широкий диапазон неблагоприятных факторов: явное или скрытое доминирование, безразличие, сумасбродное поведение, отсутствие уважения к индивидуальным потребностям ребенка, отсутствие реального руководства, пренебрежительное отношение, чрезмерное восхищение или его полное отсутствие, недостаток доверительности и теплоты, необходимость принимать чью-либо сторону при разногласиях родителей, слишком малая или чрезмерная ответственность, излишняя опека, изоляция от других детей, несправедливость, дискриминация, невыполнение обещаний, враждебная атмосфера и так далее и тому подобное.

Группа 1, уступчивый тип, обнаруживает все те черты, которые соответствуют "движению к людям". Данный тип демонстрирует заметно выраженную потребность в любви и одобрении и особую потребность в "партнере", то есть в друге, любовнике, жене или муже, "который должен осуществить все его жизненные ожидания и нести ответственность за все происходящее, как хорошее, так и плохое, причем успешное манипулирование "партнером" становится главной задачей" Цит. по: Хорни К., Самоанализ. Сбор. соч.,т. 2., "Смысл", 1997..

В общем, этот тип нуждается в том, чтобы к нему относились с симпатией, чтобы его любили, хотели, желали; чтобы он чувствовал себя приятным, желанным, одобряемым, ценимым; чтобы в нем нуждались, чтобы он много значил для других, в особенности для какого-либо определенного человека; чтобы ему помогали, защищали его, заботились и направляли.

Желание удовлетворить эту острую потребность столь непреодолимо, что все, что он делает, направлено на ее осуществление. В этом процессе он развивает в себе определенные качества и отношения, которые и формируют его характер. Некоторые из них можно назвать привлекательными: он становится чутким к потребностям других людей - в рамках того, что он способен понять эмоционально.

Он становится "бескорыстным", жертвующим собой, нетребовательным - за исключением своего безграничного желания любви и привязанности. Он становится уступчивым, предупредительным, заботливым - в границах возможного для него - сверхпризнательным, чрезмерно благодарным, щедрым. Он закрывает глаза на то, что в глубине души его мало заботят другие, и он склонен считать их лицемерными и своекорыстными людьми. Но, если позволительно назвать терминами, обозначающими сознательные процессы, то, что он делает бессознательно, он убеждает себя в том, что он всех любит, что все они "прекрасные" и заслуживающие доверия люди.

Такой человек склонен подчиняться другим, занимать второстепенное положение, оставляя свет рампы для других; мы находим здесь внутренние запреты на то, чтобы проявлять напористость, критический настрой, требовательность, отдавать приказания, стараться произвести впечатление, преследовать честолюбивые цели.

Реальная основа для такого чувства существует, так как отсутствие у него напористости и твердости действительно снижает его способности; но даже в тех сферах, где его способности бесспорны, его чувство собственной неполноценности заставляет его наделять другого человека - безотносительно к его качествам - большей компетентностью, чем его собственная. В присутствии агрессивных или самоуверенных людей его ощущение самоценности еще сильнее падает.

Это бессознательная тенденция оценивать себя по тому, что о нем думают другие

Они тяготеют к добродетельности, сочувствию, любви, щедрости, альтруизму, смирению; эгоизм, честолюбие, нечуткость, неразборчивость в средствах, обладание властью вызывают у него отвращение, хотя в то же самое время эти качества могут тайно его восхищать, потому что они олицетворяют "силу".

Кроме того, любая разновидность агрессивного поведения или даже просто самоутверждения будет казаться ему эгоистичной.

Стремление держаться в тени и "добродетельность" располагают к тому, чтобы человеку "наступали на ноги" и использовали его для своих целей; далее, эта зависимость от других делает человека исключительно уязвимым, что, в свою очередь, порождает у него чувство, что им пренебрегают, его унижают всякий раз, когда он не получает с избытком необходимые ему знаки расположения, любви, привязанности или одобрения.

Любовь часто представляется такому человеку единственной целью, к которой стоит стремиться и ради которой стоит жить.

Люди, природа, работа и любые развлечения или интересы полностью теряют свой смысл, если не присутствуют некие любовные отношения, придающие им живость и остроту.

Раскрытие агрессивных побуждений оказывает освобождающее действие, но оно легко может оказаться вредным для развития человека, если такое "высвобождение" является самоцелью. За ним должна следовать тщательная проработка конфликтов, если, в конечном счете, должна быть достигнута интеграция личности.

Она обещает удовлетворить потребность быть любимым одновременно с потребностью в доминировании (через любовь), потребность быть на вторых ролях одновременно с потребностью превосходить других (посредством безраздельной заботы о нем партнера). Она позволяет ему отреагировать все свои агрессивные побуждения, пользуясь каким-либо удобным, невинным или даже похвальным поводом, и в то же самое время позволяет ему выражать все те внушающие любовь качества, которыми он обладает.

Ложность этих предпосылок заключается в том, что он ошибочно принимает свою потребность в любви и привязанности и все, что вытекает из нее, за подлинную способность любить и что он полностью упускает свои агрессивные и даже разрушительные наклонности.

Движение против людей

При обсуждении второго типа базального конфликта - тенденции двигаться против людей - мы, как и ранее, будем продолжать исследовать здесь тот тип, у которого доминируют агрессивные наклонности.

Точно так же, как уступчивый тип всячески цепляется за веру в то, что "люди хорошие", и обречен постоянно испытывать удары, видя свидетельства противоположного, так и агрессивный тип принимает как само собой разумеющееся, что все люди настроены враждебно, и отказывается признавать, что это не так.

Желание заставить других считать себя славным малым может сочетаться с некоторой долей действительной доброжелательности, но только до тех пор, пока ни у кого не возникает возражения по поводу того, что он сам командует.

Уступчивому типу никакой такой "фасад" не требуется, потому что его ценности, так или иначе, совпадают с социально одобряемыми ценностями или христианскими добродетелями.

У него все направлено на то, чтобы становиться все более несгибаемым, твердым и жестким или, по крайней мере, казаться таковым.

В основе его потребности лежит ощущение мира как арены, где выживают, в дарвиновском смысле, лишь наиболее приспособленные, а сильные уничтожают слабых.

Отсюда его главной потребностью становится потребность управлять другими. Вариации в способах управления бесконечны. Это может быть как прямое проявление власти, так и косвенное манипулирование под видом сверхзаботливости или обязывания людей

Сильно выраженная потребность эксплуатировать других, стремление перехитрить кого-то и использовать в своих целях составляют часть общей картины. Любая ситуация или любые отношения рассматриваются с точки зрения "что я могу от этого получить?" - относится ли это к деньгам, престижу, контактам или идеям. Сам человек сознательно или полуосознано убежден, что все действуют подобным образом, и потому единственное, что имеет значение, - делать это успешнее остальных. При этом качества, которые развиваются у него, почти диаметрально противоположны качествам уступчивого типа. Он становится жестким и неуступчивым или делает такой вид. Все чувства - как свои собственные, так и чувства других людей - он считает "жалкой сентиментальностью". Любовь, с его точки зрения, играет незначительную роль.

Его первейшая забота состоит в том, чтобы иметь такую супругу, которая своей привлекательностью, престижем в обществе или богатством сможет упрочить его собственное положение. Он не видит причины, чтобы заботиться о ком-то другом. "Почему я должен о ком-то заботиться? Пусть они сами о себе заботятся". По поводу старой этической проблемы, когда из двух человек на плоту может выжить лишь один, он сказал бы, что, конечно же, он постарался бы спасти свою собственную шкуру

Он не любит то, что он делает, и не получает от этого никакого удовольствия, что согласуется с его попыткой вообще исключить чувства из своей жизни. Такое удушение всех чувств приводит к двойственному результату. С одной стороны, это, несомненно, целесообразно с точки зрения успеха, так как позволяет ему функционировать подобно хорошо смазанной машине, неустанно работая на то, что принесет ему еще больше власти и престижа.

Агрессивный тип производит впечатление человека, полностью лишенного внутренних запретов. Он может добиваться удовлетворения своих желаний, отдавать приказания, выражать гнев, защищать себя. Но в действительности у него ничуть не меньше внутренних запретов, чем у уступчивого типа. Тот факт, что присущие ему внутренние запреты тотчас не бросаются нам в глаза, говорит не очень-то в пользу нашей цивилизации. Они лежат в эмоциональной сфере и относятся к его способности дружить, любить, питать привязанности, проявлять сочувственное понимание, испытывать бескорыстное наслаждение. Последнее он отбрасывает, как пустую трату времени.

Он чувствует себя сильным, честным и реалистичным человеком, и все это действительно так, если смотреть на вещи его глазами. Исходя из принятых им предпосылок, он оценивает себя строго логично, так как безжалостность для него является силой, отсутствие заботы о других - честностью, а преследование собственных Целей любыми средствами - реализмом.

Для человека такого типа "мягкость" означает не только искреннюю любовь, привязанность, жалость и тому подобное, но и все, что подразумевается под потребностями, чувствами и принципами уступчивого типа

Надежду связать в единое целое свои расходящиеся побуждения, которую уступчивый тип видит в любви, агрессивный тип ищет в признании. Признание не только обещает ему утверждение себя, в котором он нуждается, но и открывает перед ним дополнительный соблазн: быть любимым другими и быть способным в свою очередь любить их.

Первый тип вынужден любить каждого, второй - считать всех своими потенциальными врагами. Первый тип любой ценой пытается избежать борьбы, другой считает борьбу естественным элементом своей жизни.

Побуждения первого, хотя и невротические, отвечают гуманным идеалам, побуждения второго - "философии джунглей".

Движение от людей

Третьим ликом базального конфликта является потребность в отстранении, "движение от людей".

Лишь в том случае, если при общении с людьми возникает невыносимое напряжение, а одиночество становится, прежде всего, средством избежать его, желание быть одному указывает на невротическую отстраненность.

Другой особенностью, которая часто рассматривается как специфическая черта отстраненного типа, является отчуждение от себя, то есть нечувствительность к эмоциональным переживаниям, неопределенность в том, кто он такой, что он любит или ненавидит, чего хочет и опасается, на что надеется и негодует, во что верит. Такое самоотчуждение также является общим для всех неврозов.

По отношению к себе они занимают ту же самую позицию "зрителя", которую они заняли по отношению к жизни в целом.

Они проводят вокруг себя своего рода магический круг, внутрь которого никто не может проникнуть.

Одной из наиболее поразительных из них является потребность в самодостаточности.

У отстраненного типа изобретательность имеет тот же смысл, что и у Робинзона Крузо: он должен быть изобретательным, чтобы выжить. Это единственный способ, которым он может компенсировать свою изоляцию.

Он склонен ограничивать себя в еде, напитках и житейских привычках, поддерживая их на таком уровне, который не требует от него чрезмерных затрат времени или энергии на заработки необходимых средств.

Такая позиция порождала бы завидную внутреннюю независимость, если бы не доходила до абсурда, как в случае с отказом спросить о дороге в незнакомом городе.

Его может шокировать любой вопрос относительно его личной жизни; он имеет тенденцию окутывать себя покрывалом таинственности.

Даже когда он слушает музыку, гуляет или беседует с другими, настоящее удовольствие приходит к нему лишь позднее, став событием прошлого.

Отстраненный человек, если возможно, избегает долгосрочных обязательств: трудным делом для него является подписание контракта, заключение аренды сроком более года, женитьба. Женитьба для такого человека, конечно, в любом случае опасное предприятие, поскольку с ней связана человеческая близость, хотя потребность в защите или вера в то, что партнер будет полностью подходить его особенностям, может уменьшить этот риск. Часто перед совершением бракосочетания возникает приступ паники.

Если у отстраненного человека временно поколеблено чувство собственного превосходства либо в результате какой-то конкретной неудачи, либо вследствие усиления внутренних конфликтов, он будет неспособен выносить одиночество, и начнет лихорадочно добиваться любви, привязанности и защиты.

Там, где уступчивый тип глядит на другого человека с молчаливым вопросом: "Понравлюсь ли я ему?", а человек агрессивного типа хотел бы узнать: "Насколько силен этот противник?" или "Может ли он быть мне полезен?" - отстраненного человека в первую очередь заботит: "Не помешает ли он мне? Станет ли он оказывать на меня влияние или оставит меня в покое?"

Для психического равновесия крайне важно, чтобы имелись области, открытые для спонтанного эмоционального переживания. Например, своего рода спасением могут быть творческие способности. Если их выражению препятствовали внутренние барьеры и если затем посредством психоанализа или какого-либо другого опыта преграды снимаются, то благодатное воздействие этого на отстраненного человека может быть настолько сильным, что будет подобно чудесному исцелению.

Если бы между любовью и независимостью был выбор, как эту мысль однажды выразил пациент, они без колебания выбрали бы независимость

Говоря конкретно, в трудной ситуации отстраненный человек не может прибегать ни к умиротворению противника, ни к борьбе, ни к сотрудничеству, ни к диктату своих условий, он не может ни любить, ни быть безжалостным. Он так же беззащитен, как и животное, у которого есть только один способ справиться с опасностью - убежать и спрятаться.

Естественно, он устанавливает огромную дистанцию между собой и аналитиком.

Не осознают внутренние конфликты - боятся, что они их разрушат

Размещено на Allbest.ru