Новые школы в психологии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

Прямой реализм

Экологическая психология

Энвайронментальная психология

Эволюционная психология

Вероятностно-эпигенетическая психология

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Подъем социальной активности в 1960-х годах привел к появлению новых школ в психологии. Большинство из них рассматривали поведенческие патологии и критиковали характерное для клинической психологии внимание к болезни, а не здоровью, к лечению, а не профилактике, и к индивиду, а не системе человек -- ситуация.

Во время президентства Кеннеди появлению новых школ в психологии также способствовало учреждение в законодательном порядке общественных центров психического здоровья.

Многие школы и направления развились из прикладного использования поведенческой психологии в домах престарелых, школах, тюрьмах и других учреждениях, перенеся ее на более широкие сообщества.

Прямой реализм

Поскольку аргументы в пользу прямого реализма в психологии приводятся, в основном, австралийцами, его можно также назвать австралийским реализмом. Основным инициатором этого подхода в психологии является Дж. Р. Менз (J. R. Мале. 1983. 1991), который критикует допущение когнитивной психологии, что мы познаем мир только через посредство ментальных репрезентаций внутри нас, которые символизируют реальные объекты окружающего мира. Так как предполагается, что мы конструируем свой мир, а не познаем его непосредственно, этот когнитивистский взгляд называют также «конструктивизмом» (не путать с социальным конструктивизмом, который предполагает социальные, а не ментальные конструкции). Он восходит к идеям немецкого философа XVIII в. Иммануила Канта и стал настолько влиятельным в американской психологии и психологии некоторых других стран, что его иногда именуют позицией «истеблишмента». Возможно, он лучше всего известен своим пониманием психологических событий как «обработки информации».

Конструктивизм, в своей форме ментальных мозговых вычислений или обработки информации, доминирует в когнитивной науке. Согласно этому тезису, задача психологии -- объяснить, как мозг конструирует, или «выстраивает», знание внешнего мира, обрабатывай, организуя и интерпретируя поступающие к нему неполные данные. То что мозг работает с символами или отображениями мира, а не с реальными объектами, обычно принимается как нечто самоочевидное: и это принимается за самоочевидный факт потому, что наличие ошибок демонстрирует частое несоответствие между тем что мы по-видимому, воспринимает, и тем. что происходит в действительности (Rantzen. 1993. р. 147; Мишел (Michell. 1991) считает, что когнитивный конструктивизм занял доминирующую позицию благодаря своей связи с компьютерами, вызывающими у людей почтительное восхищение (а), и хорошо субсидируемой исследовательской поддержки, которая является следствием этой связи: (б) тенденции в нашей культуре рассматривать познание (cognition) как внутреннее событие и (в) опоре психологов на эксперименты, а не на логику. Именно логика, а не эксперименты, может подвергнуть сомнению эти допущения [3].

Мейз (Maze. 1991) доказывает, что поскольку репрезентационистский подход утверждает, что объект познания является всегда ментальной репрезентацией, а не объектом, независимо существующем в мире, это лишает реальный мир объектов, которые можно было бы представить. Это не оставляет возможности для различения истины и заблуждения. Отрицая эту проблему, репрезенталист говорит, что если репрезентация подобна предмету, который она представляет, она истинна, а если нет, тогда она ложна. Кроме того, согласно репрезентацией Мейза, тот факт, что имеют место ошибки, доказывает, что мы реагируем не непосредственно на мир, а только на внутренние образы. Это замечает Меиз, «предполагает, что мы можем при случае выйти за рамки репрезентационистской схемы и изучить объекты непосредственно, с тем, чтобы сравнить их с образами, а это означает, что репрезентационизм излишен в качестве обшей теории познания». В связи с этим подходом Толмен (Tolman. 1991) которого не относят к представителям прямого реализма, замечает: «Любому организму для выживания требуется объективная оценка среды. Организм, который реагирует только на мир, созданный «в его голове», долго не проживет -- более того, он вообще бы не смог развиться».

Знание (knoung) в отличие от «репрезентаций» когнитивной психологии, трактуется прямым реализмом как установление отношения с объектами мира через посредство нашей биологической организации. Нервная система необходима для когнитивных актов, но сама она не является когнитивным актом. Она делает сложным возникновение когнитивных отношении. Один из аргументов Meизa против репрезентационизма состоит в том. что ничто не может иметь отношения, имманентные себе или внутри себя. коль скоро объект познания находится вне нервной системы. Говорить, что сознание имманентно мыслям или, что ментальные образы имманентны осознанию, значит игнорировать существующие отношения. «Осознаваться, быть познанным -- это отношения, а отношение может иметь место только между двумя или более элементами» (Maze. 1991. р. 182). Кроме того. когнитивные репрезентации вообще не могли ничего репрезентировать, ибо они предполагают круговой процесс: для функционирования им требуется то самое знание, которое они якобы объясняют. Человек может знать, что означает какое-то внутреннее представление, только если ему уже известно отношение между этим представлением и объектом, который оно представляет. Или, выражаясь иначе, если человеку известно только представление, он не может установить, к чему именно оно относится. Согласно прямому реализму, это наносит решающий удар по репрезентациям как центральному конструкту когнитивистов -- независимо от того, трактуются ли они как нейронные кодировки или как ментальные состояния [4]. -- ибо смысл не может быть имманентным. Отвергая внутренние отношения -- имманентные самим себе - приходится также ответить «самоуправляемые активирующие энергии, которыми переполнена теория мотивации». Это утверждение приводит прямой реализм в согласие с Дьюи и Бентлн (Dewey & Bencley, 1949), когда они выступают против принципа самодействия (self-action), и с нецентрическими системами.

Прямой реализм утверждает, что когниция (cognition) в определенной мере доступна прямому наблюдению. Согласно Мейзу (Maze, 1983). воспринимая поведение организма, мы воспринимаем некоторые из его когниций (cognitions). Например, описывая чьи-то действия, такие как открывание двери, мы предполагаем, что движения этого человека направляются его восприятиями. Когниция проявляется в поведении организма, в том, как последнее соотносится с объектом. Однако Мейз всегда подходит к концепции и поведению независимо, что указывает на сохранение дуалистической посылки, роднящей его с когнитивной психологией, несмотря на прочие различия между ними.

Мейз является сторонникам детерминизма как основы действия в психологии и признает инстинктивные влечения (заимствованные из психоанализа), которые формируют поведение через когницию. Он объясняет инстинктивные влечения следующим образом: каждый из нас наделен множеством познающих элементов (knowers) и все они являются компонентами центральной нервной системы. Познающие элементы -- это инстинктивные влечения (instinctual drives), которые вступают в когнитивные отношения через перцептивную систему (Maze. 1983). Когда эти влечения активизируются пли возбуждаются соответствующими условиями, двигательные проводящие пути в головном мозге возбуждаются л автоматически порождают действие. Приобретение знания (knowing) предполагает участие системы влечений и структур головного мозга, которые и делают возможными когниции. Эта формулировка придает системе несколько органоцентрическую направленность [3].

Развивая доводы Мейза в пользу прямого реализма, Мишел (Michell. 1983ч утверждает, что репрезентация не может быть имманентной или внутренней: сама по себе репрезентация не способна содержать смысл, ибо это логически невозможно, и здесь нельзя прибегнуть ни к каким эмпирическим доказательствам, ибо «не может быть какого-либо эмпирического подтверждения логически несообразной теории». Поскольку когнитивная репрезентация требует внутреннего источника (internal reference), которого она лишена, а внутренние репрезентации компьютера не обладают смысловыми значениями, Мишел отвергает аналогию, которая превращает человеческий мозг в информационный процессор, подобный компьютеру. Смысловое значение компьютера (computer s meaning) заключено в отношении с внешним источником, программистом или пользователем. Компьютер не обрабатывает информацию, а определяет, какие структуры его внутреннего состояния вызывают по частям определенные выходные данные (which internal-state structures partially cause which outputs). Мишел отрицает сущности (entities), которые относятся к внутренним объектам, но хочет сохранить ментальные термины, которые связаны с отношениями, такие как восприятие, воображение и память.

Теория репрезентации обычно принимает форму теории обработки информации, но прямой реализм отвергает все допущения, касающиеся передачи информации. Ни физиология нейронов, ни экспериментальное изучение когниции не могут сказать что-либо о репрезентациях, замечает Мишел (Michell. 1988). Нейрофизиологические исследования могут пролить свет только на нейрофизиологи. Экспериментальное исследование когниции может пролить свет только на поведение.

В экспериментальных исследованиях когниции, как и во всех психологических экспериментах, все что можно наблюдать -- это поведение, демонстрируемое в контролируемых условиях. Все отсылки к «информации», «кодированию», «репрезентациям» «хранению», «вычислению» и родственным понятиям -- не более чем интерпретация, направляема теорией. Отсюда дополнительное следствие прямого реализма состоит в том что все подобные исследования требуют ново) интерпретации.

Прямой реализм делает упор на « идентификацию событий, которые составляют необходимые и достаточные условия для возникновения когниции» различных обстоятельствах». Это позволяет, заявляют реалисты, непосредственно наблюдать когницию в поведении и. следовательно, трактовать ее как зависимую или независимую переменную. Это происходит, «когда телесные движения чувствительны к полному пропозициональному содержанию средовых ситуаций» (Michell. 1988).

Ранцен (Rantzen. 1993) рассматривает вопрос когнитивной ошибки как центральный для полемики между прямым реализмом и репрезентационизмом. Поскольку ренрезентациописты полагают, что мозг конструирует знание из несовершенных элементов информации, получаемых от органов чувств, они заключают, что мы познаем мир только в этой и сконструированной форме, со всеми ее ошибками. Учитывая наличие перцептивных ошибок, как же тогда можно доверять прямому реализму? Как он может объяснить ошибки? Галлюцинации в бред? Согласно Ранцену. «мы познаем не символы или репрезентации, а реальные ситуации, существующие независимо от нашего знания их». Ошибка - это не ошибочная когниция, а отсутствие когниции. Он считает, что ошибки происходят, когда (а) индивидуум лишен возможности познавать, (б) индивидууму недостает когнитивной способности, которой требует ситуация, или (в) ситуация перекрывает доступ к какому-то факту, который нужен индивидууму. «В прямом реализме нет места для опосредующих сущностей (entities); вместо этого он рассматривает интеракции организма со средой как настоящий театр, познания». Ранцен также доказывает, что прямой реализм имеет большие преимущества в области исследован [1].

Мишел (Michell, 1988) подмечает сходство прямого реализма с теорией экологического восприятия Гибсона, которая также постулирует прямую связь между познающим и познаваемым и отвергает любые допущения о посредничестве через когнитивные репрезентации. Этого положения также придерживаются феноменологическая психология Мерло-Понти, интербихевиоральная психология Кантора, оперантный субъективизм Стефенсона диалектическая психология Ригеля, анализ поведения Скиннера и вероятностно-эпигенетическая психология Куо. Отстаивание детерминизма согласуется со Скиннером, но, по-видимому, не допускается у других, а в интербихевиоризме детерминизм открыто отвергается вместе с волей как ненаучный конструкт, навязываемый событиям. Характерной чертой также является акцент на отношения между организмом и объектом, а не на некоего внутреннего посредника. Идея Мейза об инстинктивных влечениях созвучна психоанализу, из которого она заимствована, и гуманистической психологии («инстинктоиды» Маслоу и врожденное «истинное я» Роджерса), но противоречит большинству вариантов когнитивной психологии, а также нецентричеекпм системам (с которыми прямой реализм в остальном имеет много общего).

Экологическая психология

Поскольку «экологическое восприятие» Джеймса Гибсона (Gibson. 1979) охватывает только одну тему это не широкая система, а скорее теория, касающаяся этой темы. Тем не менее, ее следствия выходят далеко за рамки восприятия и. как уже отмечалось, повлияли на ряд теоретиков. Иногда эту теорию называют «экологическим реализмом». Ее следствия затрагивают собственно вопрос о том что представляет собой психологическое событие -- внутренний биологический инстинкт или сложные интеракции между организмом и окружением. Систему все чаще называют экологической психологией, термин, который по-прежнему используется для совершенно иной системы Роджера Баркера, хотя Баркер пользовался термином эко-бихевиоральная наука.

Потребовались годы напряженной работы, чтобы трактовка восприятия у Гибсона эволюционировала от традиционно менталистской до экологической (Smith, 199.3). Здесь будет описана только последняя.

Гибсон описывает большое количество физических, химических и геометрических характеристик, которые психологи и другие ученые неадекватно прилагали к восприятию, и замечает, что ощущения, получаемые от органов чувств, рассматривались как - необработанные данные, которые затем преобразуются в осмысленные восприятия. Его аргументация такова: поскольку мы можем использовать только воздействия (effects) света на среду, но не сам свет, традиционное допущение об ощущениях света, преобразуемых в психические образы восприятия (mental perceptions), лишено основания. Мы воспринимаем не стимулы, а условия среды; мы не воспринимаем ощущения, не слышим волосковые клетки улитки и не ощущаем на вкус вкусовые почки. Точно так же нейроны не передают и не анализируют сообщения или информацию. Нервный импульс не конкретизирует, пришел ли он от глаза, уха, носа или от другого рецептора. Не существует никаких сигналов или сообщений и никакого отправителя или получателя, который требует бесконечного множества интерпретаторов. Информация имеется в наличии и доступна. Мы не создаем и не преобразуем ее [2].

Кроме того, образы на сетчатке -- это миф. Любой такой образ отображал бы наклонившийся мир, когда мы наклоняем свою голову. Мы воспринимаем мир непосредственно, а не через «картины на сетчатке, нервные картины или умственные картины». Нет ни сообщений, пи отправителя, ни информационного процессора, ни хранилищ-накопителей, в которых память связывает настоящее с ощущениями из прошлого. Ни последовательности ощущений, вызывающих восприятия; ни картин прошлого или настоящего или нервных энграмм, образующих память. Восприятие разделяет прошлое и настоящее -- оно непрерывно. Оно не требует памяти, ума когнитивной способности (cognition) или обработки информации головным мозгом. «Прямое восприятие -- это особый тип активность, направленный на получение информации из объемлющего оптического строя. Я называю эту активность процессом извлечения информации который необходимым образом связан с исследовательской активностью, предполагающей, что наблюдатель осматривается по сторонам, активно передвигается и рассматривает объекты окружающего мира.

Оспаривая утверждения эмпириков (ассоцианистов). Гибсон доказывает, что наши восприятия -- это не матрица, которая состоит из обособленных точек, удерживаемых в месте с помощью ментального клея усвоенных ассоциаций. И точно так же бросая вызов нативистам (гештальтистам и другим), он отрицает, что подобную матрицу скрепляет какой-то таинственный врожденный процесс. Скорее, считает он, мы воспринимаем некую иерархию, а не матрицу. Оптический строй полностью заполнен -- а не состоит из «отдельных пятен», -- причем более мелкие компоненты заполняют более крупные в иерархии.

То, что мы называли «признаками» глубины утверждает он смешивались с естественной перспективой. Естественное наблюдение предполагает движение, тогда как перспектива -- и в природе, и на картинах -- статична. Когда происходит движение, некоторые детали оптического строя меняются, а некоторые нет. Мы видим верх стола прямоугольным под всеми углами, несмотря на то, что углы и пропорции меняются. Но «неменяющиеся отношения между четырьмя углами и инвариантные пропорции в последовательности изменений столь, же важны», вариантность и инвариантность обеспечивают информацию для нашей перспективы [2].

Обычно предполагают, что на сетчатке получается двухмерный образ, а недостающее третье измерение должно быть восстановлено в головном мозге при помощи соответствующих «признаков». В противоположность лому Гибсон доказывает, что мы видим трехмерное пространство благодаря «отношениям, в которых находятся поверхности друг с другом и с земной поверхностью».

Восприятие, говорит он нам происходит не в головном мозге, а в живом наблюдателе. Это экологическое событие человека и объекта, находящихся во взаимной связи друг с другом. «Восприятие -- это достижение индивидуума, а не спектакль, который разыгрывается на сцене его сознания. Восприятие -- это поддерживание контакта с миром, знакомство с вещами на личном опыте, а не получение впечатлений (an experiencing of things rather than a having of experiences)». Оно состоит из извлечения информации, касающейся поверхности объектов и человека в зрительном взаимодействии с миром. Вместо того чтобы быть просто интерпретируемым образом на сетчатке, восприятие складывается из того, каким образом развертывается объект, его инвариантов, его изменений, текстур, краев, возможностей, предоставляемых им субъекту (affordances), помех и других визуальных условии, а также из непрерывного обследования глазами, движений головы и остального тела. Мышцы тела приспосабливаются к этим факторам и находятся в координации с органами чувств. Головной мозг - это не -седалище зрения». а «всего лишь центральный орган завершенной зрительной системы».

Из-за попыток соотнести статичные и искусственные условия картин с естественным миром, утверждает Гибсон. делались некоторые ошибочные допущения, касающиеся восприятия. И эта ошибка повторялась в экспериментах с восприятием. Эксперименты, переориентированные на подлинные экологические условия, заставляют его отвергнуть традиционные допущения и прямой подход [2].

Гибсоновскую концепцию «извлечения информации» не следует путать с «обработкой информации». Последнюю он безоговорочно отвергает:

«Заметьте, что современные теории так называемой обработки информации' принимают доктрину афферентных нервных сигналов, поскольку то что их сторонники называют входящей информацией, является последовательностью входных сигналов. По моему мнению, они обманываются просто - называя входные сигналы информацией Они пытаются заменить Иоганнеса Мюллера Клодом Шенноном С ни стараются обойти старые трудности. Они пренебрегают историей чувственного восприятия; по-видимому, они не знакомы с физиологией органов. Их стихия -- детектирование сигналов».

Возражения Гибсона общепринятому учению о восприятии (как и предлагаемые им взамен характеристики восприятия) не являются целиком оригинальными, как утверждает он сам. Схожие мысли высказывались ранее Вудбриджем (Woodbridge. 1909, 1913а. 1913). Кантором (Kantor. 1920. 1924; Капсог & Smith, 1975) и Мерло-Понти (Merleau- Ponty, 1962). Еще в IV в. до н. э. Аристотель описывал восприятие как совместную (одновременную) актуализацию двух потенций: потенции организма ощущать и потенции объекта ощущаться. Он описывал посредническую роль контакта и отличал его от ощущаемого объекта (стимула). То, что несколько исследователей пришли к схожим взглядам совершенно независимо друг от друга и вопреки традиции, показывает, что они наблюдали, описывали и анализировали одни и те же события. Их объяснение этих событий, по-видимому, заслуживает такого же внимания, как и общеприняты!! взгляд. Работа Гибсона способствовала привлечению внимания к этой альтернативе.

Найссер (N'eisser, 1982. 1985) отмечает важный урок, который можно вынести из экологического реализма Гибсона в отношении натуралистических исследований и роли среды, в отличие от искусственных лабораторных тестов, в таких областях, как память, формирование понятий и восприятие. Он говорит о важности распространения данной системы на эти области. Элеонора Гибсон (жена Джеймса Гибсона), видный специалист в области психологии развития, распространила концепции своего мужа, в сочетании с собственными идеями, на процесс развития (Е. Gibson. 1969, 1982. 1997; Е. Gibson & Walker, 1984) [2]. Одна редакторская работа, созданная под влиянием идей Джеймса и Элеоноры Гибсон, объединяет экологический реализм, динамические и эпигенетические системы ( Dent-Read & Zukow-Goldring. 1997). Эти редакторы характеризуют экологический реализм как исследующий то, каким образом организм и среда приспосабливаются друг к другу, и то, каким образом в этих отношениях формируется любое знание. Они описывают динамические системы как способ, каким взаимодействуют организм и среда, образуя систему, которая становится самоорганизующейся. Этот подход (теория динамических систем) изучает различные уровни этих взаимодействий, которые ведут к деятельности, типичной для вида, такой как хождение. В фокусе теории динамических систем чаше всего оказывается двигательная активность. Вероятностная эпигенетика исследует организмы в их естественной среде (иногда называемой «внутренней и внешней средой»), чтобы определить то, как они влияют друг на друга и вызывают изменения во всей системе, а не только в ее отдельных частях. Сводя эти три системы вместе, редакторы рассчитывали показать их сходства и различия, а также тот вклад, который каждая вносит в понимание человеческого развития как организменно-средовых отношений, а не как механистического, психоаналитического или когнитивного процесса [2].

Как можно ожидать, работа Гибсона подверглась критике со стороны консерваторов. Но она также вызвала критику со стороны тех, кто, в сущности, согласен с ним. Например. Косталл (Costall. 1986) находит Гибсона непоследовательным в том, что касается взаимозависимости организма и среды, поскольку он часто отлает преимущество организму. Как и все значимые интеллектуальные концепции, экологическое восприятие Гибсона следует не абсолютизировать, а совершенствовать к развивать.

Энвайронментальная психология

Энвайронментальная психология (Holahan, 1982. р. 21) зародилась в 1960-х голах, но название вошло в употребление в 1970-х, когда исследователи привлекли внимание к влиянию на человеческое поведение среды, сконструированной людьми. Согласно Голахану (Holahan. 1982, р. 21). исторические корни энвайронментальной психологии уходят в исследования, проводившиеся в 1950-х годах Баркером и Вригтом на Психологической полевой станции Среднего Запада, но ее появление было вызвано совместным действием ряда факторов (Мооге, 1987: Sommer. 1987) включая такие непохожие влияния, как формулирование Куртом Левином концепции поведения как функции человека и среды и движение за социальные реформы в 1960-х годах. В 1960-х годах факультеты психологии начали вводить курс энвайронментальной психологии, после чего последовали программы, рассчитанные на присуждение ученых степеней. Сейчас в США и Канаде насчитывается свыше 20 программ, выполнение которых позволяет получить степень доктора философии, и еще больше рассчитанных на получение степени магистра. Они распределены по факультетам психологии, географии, архитекторы, социологии и природных ресурсов [1].

Энвайронментальная психология занимается такими темами, как восприятие среды: уединенность: перенаселенность; страх перед преступностью; шум, температура и загрязнение окружающей среды: личное пространство и территориальность; проектирование зданий, мебели и игровых площадок; развитие и среда; восприятие и среда; стресс и среда: защита окружающей среды: стихийные бедствия и технологические катастрофы; городское планирование. Она изыскивает способы, какими люди могут реагировать на среду, контролировать ее или лучше ее проектировать, с тем, чтобы повысить благосостояние человека.

Не существует какого-то всецело удовлетворительного определения энвайронментальной психологии, но следующие два в значительной мере передают то, что входит в ее компетенцию:

«Энвайронментальная психология -- это изучение взаимосвязи между поведением и сконструированной или естественной средой» (Fisher. Bel! & Baum. 1984. p. 6).

«Энвайронментальная психология --это дисциплина, занимающаяся взаимодействиями и связями между людьми и средой» (McAndrew. 1993. р. 2. after Proshansky. 1990).

Большинство видов психологии включают в себя среду. Это неизбежно следует из принятия во внимание стимула. Стимул принадлежит среде, даже когда он связан с телом индивида. Соответственно, разделительная линия между энвайронментальной психологией и другими видами психологии не является ярко выраженной и может быть сравнена с эко-бихевиоральной наукой в которой различия между этим и другими видами психологии не менее отчетливые, Дифференциация, однако, заключена в акценте: общепринятый подход центрируется на организме, тогда как эко-бихевиоральная наука фокусирует внимание на четко определенных сеттингах поведения, а энвайронментальная психология -- на более широких связях среды и человека. Иногда исследования сеттингов поведения (такие как исследование Бехтеля [Bechtel, 1982Ы. упоминавшееся выше), которые используются для оценки среды, сливаются с энвайронментальной психологией. Два других примера подобных слияний -- в данном случае в области архитектуры -- можно найти в работе Гампа и Гуда (Gump & Good. 1976), которые использовали малые синоморфы, называемые «сегментами», для оценки двух типов школьной архитектуры по ряду образовательных параметров, и в работе Осборна (Osborn, 1988), который изучал черты личности в поведенческих сеттингах. различавшихся дизайном интерьера. Независимо от различий между энвайронментальной психологией и эко-бихевиоральной наукой, тот факт, что «при конструировании школ, больниц и других, общественных сеттингов постоянно уделяется лишь минимум внимания взаимодействию их социофизической среды с желательным сеттингом поведения, свидетельствует о потребности в большем внимании к экологической психологии (Winett. 1987. р. 38) [3].

Оперантное обусловливание также придает особое значение влияниям среды на поведение. Его роль в энвайронментальной психологии включает исследования, показывающие, как оперантное обусловливание может способствовать уменьшению замусоривания окружающей среды, сохранению водных и энергетических ресурсов, расширению использования общественного транспорта, а также распространению самообразовательных материалов, посвященных улучшению питания и внесению изменений в пищевой рацион (Winett, 1987).

Несколько примеров из области исследований дают представление о широте энвайронментальной психологии.

Исследователи продемонстрировали, что взрослые плохо понимают потребности детей в игре и проектируют игровое пространство, основываясь на ложных допущениях (Bishop & Peterson. 1971). Игра служит удовлетворению множества потребностей, таких как социализация в обществе сверстников, высвобождение энергии, исследование окружающего мира, разговор и проигрывание ситуации с помощью воображения и творческой способности. Стационарное оборудование может удовлетворить эти потребности только в ограниченной степени. На типовое оборудование игровых площадок, такое как качели, горки и устройства для лазанья, приходится лишь небольшой процент игрового времени детей. Исследование, использовавшее видеозаписи сеттингов поведения, интервью с детьми и картирование поведения на трех типах игровых площадок, обнаружило, что наиболее популярными компонентами каждой площадки были те которые обеспечивали максимальную свободу игры, особенно для детей старшего возраста, которые чаще других компонентов использовали игровой домик (clubhouse) [4]. Песок и вода также пользовались успехом на тех двух площадках, где их можно было найти (Hayward, Rothenberg & Beasley, 1974). Площадки с такими элементами, как игровые домики, песок и вода способствуют игре-воображению п. как указывают Суса (Susa) и Бенедикт (Benedict. 1994) творческому поведению. Одна из попыток удовлетворить потребность в улучшенной планировке детских игровых зон включала международный студенческий конкурс на лучший проект двух общественных пришкольных территорий в Гарлеме. Нью-Йорк. При участии школы и местной общины лучшие идеи были объединены с целью внедрения (Hart et al 1992).

Важнейшей энвайронментальной проблемой является безопасность детей. Чтобы сделать условия более безопасными, мы должны прислушиваться к мнению и родителей, и детей (Garling, 1985), ибо родители переоценивают способность своих детей избегать опасности и дают различные оценки степени опасности, исходящей от каждого элемента оборудования и техники (Valsiner & Mackie. 1985). В США Комиссия по безопасности потребительских товаров (U. S. Consumer Product Safety Commission. 1975) установила, что детские игровые площадки и лесенки входят в число источников наибольшей опасности, а поверхность под игровым оборудованием является одним из основных виновников несчастных случаев. В 1981 г. Комиссия (U. S. Consumer Product Safety Commission. 1981) разработала и опубликовала национальные стандарты безопасности игровых площадок.

Важным является проявление внимания к энвайронментальной поддержке проектов, адресованных женщинам. Сюда относятся местные центры бытового обслуживания (Wekerle. 1988) и городское строительство, призванное облегчить женский труд, вынашивание и воспитание детей (Saegert, 1988).

Контроль за молодежными группировками наиболее эффективен там. где местная община имеет формальные и неформальные социальные структуры. Количество преступлений против людей и собственности растет по мере социальной дезорганизации

(Sampson & Groves. 1989). Страх перед преступностью снижается, когда люди чувствуют себя частью местной общины (Hunter & Banner, 1982). Воспринимаемый социальный контроль попытается, а страх перед преступностью понижается по мере увеличения процента ломов, рассчитанных на одну семью (Gates & Rone. 1987). Последние исследования посвящены разрешению местных проблем, загрязнению окружающей среды, насилию на национальном и международном уровне, влиянию технологических изменений на людей и коллективы, улучшению местного здравоохранения и проектированию среды для стареющего общества (Stokois. 1995). Обзор исследовательской деятельности в 1984-1994 голах обнаружил рост количества исследовании в естественных сеттингах, увеличение видов и количества публикаций, а также все большее разнообразие исследовательских сеттингов (Sundstrom et al., 1996).

На взгляд Крэйка (Craik, 1996), центральными для данной области являются теоретические и исследовательские вопросы взаимодействии человека л среды, как они происходят ежедневно в обычной жизни, в ходе развития, непрекращающегося от рождения до смерти. С другой стороны, согласно Бехтелю (Bechtel. 1996), важнейшими являются прикладные задачи, особенно при оценке пригодности зданий для тех. кто в них проживает. В энвайронментальной психологии множатся вопросы, касающиеся теории методологии, фундаментальной и прикладной науки. Количество новых вопросов превышает количество ответов, но такая ситуация типична для бурно развивающейся науки. Приходится пожалеть лишь о том что она получает мало внимания со стороны и психологии и целом, и общества, несмотря на ее потенциальную способность внести огромный склад в обе эти сферы [3]. Однако данная область теперь расширилась до международного масштаба, что благоприятствует ее жизнеспособности (Stokois. 1995). Стоколс (Stokois, 1996) предполагает, что в будущем энвайронментальная психология будет развиваться более, эффективно в междисциплинарных программах, чём на традиционных факультетах психологии.

Эволюционная психология

психология школа энвайронментальный эволюционный

Эта система заимствует одну из двух своих основных посылок из событий эволюции, а крутую -- из конструктов когнитивной психологии. Из эволюционной биологии берется принцип естественного отбора. На протяжении многих поколений в популяции укореняется какая-то характерная особенность, которая способствует выживанию и размножению. Антилопа, которая бегает быстрее всех и ускользает от хищников, выживет и передаст потомству свою проворность. Из когнитивной психологии берется конструкт ментальных механизмов, которые обрабатывают информацию таким образом, чтобы реализовать желания, влечения, предпочтения и т. д., которые, в свою очередь, как предполагается, вызывают определенное поведение. Система постулирует, что эти механизмы имели значение для выживания в типичных средах обитания и закрепились в структурах головного мозга представителен популяции, которые выжили благодаря им (Другое допущение состоит в том. что мозг продуцирует поведение.) Таким образом, согласно эволюционной психологии, отбираются не образцы поведения, а ментальные механизмы или инстинкты. Эти механизмы специфичны для определенного вида и вызывают у этого вида соответствующее поведение. Наблюдаемые закономерности в поведении заставляют эволюционного психолога искать эволюционирующие психологические механизмы, которые лежат в основе поведения [1].

Например, наблюдение, показывающее, что мужчины ведут более беспорядочную половую жизнь, чем женщины, может подтолкнуть к поиску адаптивного механизма, который заставляет мужчин искать множество партнеров, и контрмеханизма, который заставляет женщин искать одного партнера. Так, в типичной среде наличие множества партнеров повышало шансы мужчин на репродуктивный успех, а их предпочтения в пользу множественности отбирались как мозговой механизм. Та же самая типичная среда могла предоставлять женщинам большие возможности в моногамных отношениях, которые обеспечивали стабильную семейную ситуацию, необходимую для воспитания детей до репродуктивного возраста и. тем самым, для продолжения своей линии наследования. Подобные ментальные механизмы могли отпираться и передаваться из поколения в поколение.

Некоторые механизмы, соответствующие этой схеме, увидеть достаточно легко, особенно в отношениях между мужчинами и женщинами. Для выявления других требуется немалая изобретательность. Рассмотрим одну гипотетическую эволюционную функцию. Женщины предпочитают мужчин, которые отличаются добротой, пониманием и надежностью. Структуры мозга, которые отдают предпочтение этим характеристикам -- это адаптации, нацеленные на успешное воспитание детей, которое, в свою очередь, ведет к продолжению рода женщины. Или можно заметить, что юноши, как правило, любят рисковать, что позволяет им получить больше потенциальных брачных партнеров и, тем самым, больше возможностей для размножения, когда ведется борьба за брачных партнеров. Предпочтение, которое мужчины отдают молодым, привлекательным женщинам, скорее приведет к репродуктивному успеху, чем выбор немолодых или болезненных женщин. Однако критик может возразить, что в наше время женское тело, которое более всего пригодно для беременности и деторождения (например, с широкими бедрами) не является идеалом мужчины [2].

Возможно, мужская ревность к супруге призвана отпугивать других мужчин и повышает вероятность отцовства для ревнивого мужчины, но ревность имеет свои сложности. Чтобы изучить сложность ревнивого поведения. Басе (Buss. 1995) спрашивал мужчин и женщин, что их больше расстроит: мысль, что их супруг или супруга имеют сексуальные отношения с кем-то еще или, что у них завязались тесные эмоциональные отношения с другим человеком. Почти все женщины сочли, что эмоциональная привязанность более неприятна, тогда как большинство мужчин посчитали, что сексуальная связь хуже - хотя отношение составило лишь 60% к 40%. Физиологические реакции испытуемых, когда они мысленно представляли ситуацию согласовывались с их ответами. Для многих мужчин альтернатива, которую они выбирали, зависела от того, был ли у них опыт верных сексуальных отношений. Эмоциональная привязанность была на первом месте у того большинства, которое имею опыт верных сексуальных отношений, а сексуальная неверность -- у тех, кто не и учел такого опыта. Тем самым, согласно исследователю, важную роль в чувстве ревности играют не только эволюционные механизмы, но также контекст и индивидуальные различия.

Перейдем от отношении между мужчинами и женщинами к другим вопросам. Данбар (Dunbar. 1996) заявляет, что разговоры являются заменой груминга, который практикуют приматы. Эти животные удаляют друг у друга из шкуры грязь, спутанные полосы и кусочки омертвевшей кожи. Согласно стандартной интерпретации, эта активность способствует сплочению группы. Данбар считает, что у людей ей на смену пришел язык. Происхождение языка, особенно разговоров, не связано с задачей собирания пиши или охоты. Он функционирует исключительно как связующий социальный компонент. И большой объем мозга необходим для того, чтобы отслеживать сложные социальные отношения, которые возникают в процессе развития. Данбар обнаруживает корреляцию между площадью новой коры и численностью групп животных. У людей максимальная численность группы составляет 150 человек. Внутри такой группы каждый человек может знать всех остальных и то, как они связаны друг с другом. Сто пятьдесят человек -- это численность кланов в сообществах охотников-собирателей и число работников в организациях, которые могут функционировать, обходясь без бюрократии [4]. Теория Данбара о происхождении языка в корне отличается от теории Линтера (Pinker, 1994). хотя обе опираются на эволюционную схему. Линкер говорит о языковом инстинкте. Среди многочисленных моделей поведения, на которые обращает внимание эволюционная психология: кооперативное поведение (Ridley. 1997) восприятие (Shepard. 1992) и половые различия в социальном поведении (Archer, 1996). Перечень 30 последних исследовании, посвященных адаптации и отбору.

Туби и Космидис (Tooby & Cosmedes, 1997) уводят эволюционную психологию в сторону от основного течения, отвергая то что они называют «стандартной моделью социальной науки» (Standard Social Science Model). Эта модель постулирует общие механизмы, такие как рассуждение, научение и память, которые лишены врожденного содержания л должны заимствовать все содержание из окружающего мира. Названные же исследователи утверждают, что в психике головном мозге всех людей формируется большое количество стандартных схем специализирующихся на выполнении определенных задач. Эти «доменспецифичные» механизмы обусловлены биологической эволюцией и - «генерируют поведение», адекватное среде. Поскольку эти механизмы эволюционировали на протяжении миллионов лет жизни охотников-собирателей, они зачастую не слишком хорошо соответствуют нынешним потребностям: но вследствие их огромного количества люди имеют множество возможностей выбора, что обеспечивает большую гибкость (Buss. 1995). Согласно сторонникам этой системы, в современном мире сложных технологий, бизнеса и коммерции эгоистичный способ функционирования генов часто скрыт за слоями поведенческих паттернов. Эволюционный психолог признает, что эти модели поведения часто не связаны с репродуктивной функцией -- просмотр фильмов, привыкание к табаку, профессиональная карьера, написание стихов и т. д. -- и должны быть отделены от того поведения, которое с ней связано. Один из этих сторонников, по-видимому, рассматривает эволюционную биологию всего лишь как ступень, которая ведет к иному уровню организации, предполагающему сложные интеракции: «люди развивались в соответствии с одной группой законов, законов естественного отбора и генетики: а то как они взаимодействуют друг с другом. соответствует другому набору законов, законов познания и социальной психологии, человеческой экологии и истории» (Pinker. 1997. р. 208) [1].

Вероятностно-эпигенетическая психология

«Эпигенезом» называют развитие новых свойств или функций, не присутствовавших на более ранней стадии индивидуальной истории. Определение «эпигенетический» прилагается к таким непохожим подходам, как психоанализ и когнитивная психология. Обычно эти употребления подразумевают только то. что на последующее развитие влияет более раннее развитие. «Вероятностный эпигенез» (Gottlieb. 1970: Lerner, 1976) идет намного дальше и говорит о нелинейном (т. е. не состоящем из цепочки «А является причиной В. а В -- причиной С) взаимном влиянии биологии и среды как внутри организма, так и между организмом и его окружением. Организм вносит вклад в свое окружение и изменяется под влиянием этого окружения. Имеет место длительная взаимозависимость и непрерывный взаимообмен между организмом и средой. Этот процесс также называют «интеракцией (взаимодействием) среда -- организм». Термин «вероятностный» (Gottlieb, 1970) относится к тому факту, что в естественных интеракциях, в отличие от искусственных, имеющих место в лаборатории, «последовательность или исход индивидуального поведенческого развития являются вероятными (по отношению к нормам), а не определенными». Взаимодействие компонентов не всегда происходит строго в одно и то же время, и в результате, характеристики проявляются не одновременно, а в разные сроки, или даже не в одной и той же последовательности у всех индивидов одного и того же вида (Lerner, 1978). Следовательно, проявление любой заданной характеристики в любой момент или период времени или в любой последовательности может иметь место только с некоторой вероятностью. Не все дети начинают говорить или ходить, или приучаются к опрятности в одно и то же время или в одной и той же последовательности. Не у всех студентов колледжей формируются в одно и то же время или в той же самой последовательности такие зрелые модели поведения, как умеренное потребление алкоголя, осторожное вождение автомобиля или регулярная и прилежная учеба [2].

Этот подход к развитию отличается от (а) обусловливающего подхода, каким является бихевиоризм, и от (б) детерминистского подхода, каким является ортодоксальный психоанализ или теория стадий Пиаже (Lerner. Hess & Nitz, 1991). Некоторые бихевиористы полагают, что поведение определяется средой и продолжительными, количественными добавлениями элементов S--R (стимул--реакция). Детерминисты полагают, что биология обнаруживает себя в неизменной последовательности, ведущей к некоторому предопределенному конечному состоянию, а среда может менять только скорость прохождения этой последовательности. Этот последний подход можно назвать «предопределенным эпигенезом» (Gottlieb. 1983). Вероятностный эпигенез, с другой стороны, утверждает, что паттерны поведения вызывает не биология и не среда, а отношения между ними. Смысл или значение конкретного поведения заключены не в человеке и не в среде, а в этих отношениях и в конкретном контексте. Соответственно, чтобы понять патологическое или преступное поведение, мы должны рассмотреть интеракции, а чтобы видоизменить его мы должны заняться интеракциями, ибо поведение состоит из подобных интеракций.

Хотя можно процитировать ряд основоположников вероятностного эпигенеза, Зин-Ян Куо был, возможно, самым далеко идущим новатором как в экспериментальной, так и в теоретической области. Куо (Кио, 1967) определяет «эпигенез» как «непрерывный процесс развития от оплодотворения через рождение к смерти» с акцентом на «...диверсификацию и модификацию паттернов поведения в результате непрерывного динамического обмена энергией между органимом и средой . В каждый момент энергетического обмена устанавливаются новые отношения между организмом и средой; организм более не является тем же самым организмом, а среда -- той же самой средой, какими они были в предыдущий момент».

Лернер (Lerner, 1978) цитирует диалектическую психологию Ригеля как развивающую этот взгляд, и сюда можно также добавить интербихевиоральную психологию Кантора.

Куо, родившийся в Китае, занимался последипломной научно-исследовательской работой вместе с Толменом в Калифорнийском университете в Беркли. Он отверг телеологический бихевиоризм Толмена. предпочтя ему радикальный бихевиоризм Уотсона, но обнаружил, что последний тоже имеет недостатки. Он провел эксперименты, ставшие теперь классическими (см., например: Кио, 1930), которые бросили вызов доктрине инстинктов и, поскольку он избегал традиционных конструктов, были сочтены слишком радикальными. Еще будучи аспирантом, он провел и опубликовал свое исследование, которое ставило под сомнение доктрину инстинктов (Кио. 1921), и удостоился множества откликов со стороны видных психологов того периода. Его независимость от западной культуры могла сыграть определенную роль, обусловив некоторые идеи, которые он отвергал или отстаивал, хотя Готтлиб (Gottlieb, 1976) приписывает бунтарство Куо его воспитанию. Его интерес к пренатальному и неонатальному поведению привел к разработке им первого усовершенствования для аристотелевского метода вскрытия яйца на различных стадиях при изучении развития эмбриона.

Также используются такие термины, как «транзакциональный», «контекстуальный» и «индивидуально-социоэкологнческий (Gottlieb, 1991) и «эволюционный контекстуализм» (Lerner. 1989). [1]

Куо делал в яйце отверстие, с тем, чтобы можно было постоянно наблюдать поведение эмбриона в процессе его развития. Вернувшись в Китай, он организовал площадки для исследования животных и провел исследования на птицах, кошках и собаках. Политические потрясения в Китае положили конец большей части его работ, но он сумел подытожить эксперименты в своей книге.

Согласно Куо поведение двунаправлено (bidirectional). Каждый паттерн поведения берет начало в «динамических отношениях пли «взаимосвязанных реакциях» между организмом и окружением, а не в пассивной стимуляции. Телесные структуры и их функции ограничивают поведение, но не определяют его: собака может укусить своего врага, по не бросить в него камень; способность кусаться обеспечивается, но не определяется биологией. Диапазон поведения («поведенческие потенциалы»), которое организм может продемонстрировать, зависит от истории его существования в этом энвайронментальном контексте, а также от структур и функций. Психологические и поведенческие характеристики взаимодействуют в процессе развития организма. Ограничения, устанавливаемые анатомическими и физиологическими компонентами организма, в свою очередь влияют на дальнейшее биологическое и поведенческое развитие. Биологические характеристики обеспечивают условия для проявления определенного поведения, и когда оно проявляется, это же самое поведение влияет на развитие физиологических и анатомических компонентов организма. По мере развития организма его репертуар реакций становится более ограниченным -- уменьшение поведенческого потенциала - и более специфическим как следствие истории развития организма. И когда биологические способности организма возрастают, он расширяет свои интеракции более сложным образом интеракции организма со стимулами постоянно развиваются и адаптируются по мере изменения и организма, и условий. Каждый новорожденный детеныш у социальных животных обладает огромным поведенческим потенциалом -- очень небольшая часть которого реализуется в период жизни -- и ограничен только своими телесными структурами [3].

Куо уделяет много внимания «градиенту поведения», которому, при любой данной реакции, следует весь организм, но одни компоненты делают это интенсивнее (выше по градиенту), чем другие, причем с поправкой на интеракции и обратные связи. Этот процесс включает в себя химические события, а также грубую анатомию. Эти вариации и их обратные связи образуют сложные, взаимозависимые, упорядоченные паттерны поведенческих градиентов, которые постоянно меняются и варьируются по интенсивности и экстенсивности. Задача психологии -- выявить эти меняющиеся паттеоны и их законы. Такие паттерны -- это не просто физиологические эквиваленты (counterparts) поведения, а внутренние компоненты общего (total) паттерна. Вариация различных частей паттернов градиентов зависит от (а) стимулирующего объекта, (б) общего энвайронментального контекста, (в) статуса анатомических структур и их функциональных возможностей, (г) физиологических (биохимических и биофизических) условий организма и (д) истории развития организма.

Короче говоря, согласно этой системе, мы не сможем понять поведение, пока не изучим развитие в его контексте. Как и не сможем мы понять его без градаций интенсивности и экстенсивности интеракций в их коррелируемых многоуровневых и многовариантных формах. Нельзя отделять физиологию от поведения или врожденное от приобретенного. Мы можем только изучать градиенты поведения в их взаимозависимой сложности, пока продолжается развитие. Соответственно, Куо (Кио. 1967) отвергает физиологическую психологию, физиологическую основу поведения, разум и тело, врожденное и приобретенное и другие дихотомии. Разграничение им «эксплицитных и имплицитных градиентов» -- это только вопрос степени их видимости (наблюдаемости). «То что обычно известно как поведение (очевидное или грубое движение, видимое невооруженным глазом -- молярный уровень). -- это только неотъемлемая часть полной (total) реакции животного на среду, включающей каждую часть целого организма». Даже если и так, внутри «этой полной реакции - поведения -- организма имеют место дифференциации интенсивности и экстенциозности среди различных частей тела», градиенты поведения (Кио. 1970. р. 189). Другими словами, «поведение» охватывает широкий спектр скоординированных событий. Куо посчитал бы, что различие между поведением и познанием пли поведением и опытом лишено основания.

Куо отвергает приписывание таких видов поведения, как научение, память и эмоция, функциям головного мозга. Мозг, настаивает он, является только координирующим центром тела для системы градиентов поведения. Куо «приветствует всю лабораторную информацию, касающуюся функции нервной системы [но] не желает превращать центральную нервную систему в стратегическое убежище своего научного незнания». То есть приписывание поведения мозгу -- это вопрос незнания того, каков в действительности механизм поведения.