Язык и мышление

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Миниобрнауки России

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение

Высшего профессионального образования

«Юго-Западный государственный технический университет»

Кафедра психологии и педагогики

РЕФЕРАТ

по дисциплине психология и педагогика

на тему: «Язык и мышление»

Выполнил:

ст.гр. МД-01з

Тромышева В. Л.

Проверил

ст.пр., к.п.н.

Никитина Е. А.

Курск - 2012

Содержание

Введение

Возникновение языка, речи, мышления. Связь между ними

Язык определяет мышление или мышление определяет язык?

Заключение

Список использованных источников

Введение

По сей день наиболее непостижимой и столь же притягательной для изучения со стороны языкознания, психологии, лингвистики, психолингвистики, логики и прочих наук является тема соотношения языка и человеческого сознания. Даже не зная законов, по которым осуществляет свою работу мышление, и только примерно догадываясь, как осуществляется наша речевая деятельность, мы нисколько не сомневаемся, что мышление и язык связаны между собой.

Сколько раз в жизни каждому из нас доводилось сообщать кому-либо некую информацию. В данном случае, процесс говорения имеет целью породить процесс понимания у получателя информации. Но существуют случаи, когда мы используем язык не для передачи информации другим людям, а для организации собственного мыслительного процесса: тихонько, шепотом или "про себя" проговариваем слова, а иногда и целые предложения, пытаясь что-то уяснить или понять. И что примечательно - получается! Зачастую мысль, облеченная в слова, как бы материализуется в нашем сознании и становится ясной и понятной.

Актуальность проблемы взаимосвязи языка и сознания не единственная в наше время, существует еще ряд невыясненных вопросов, и один из них, на наш взгляд, наиболее интересный: какой элемент в этой связке является доминирующим - язык или мышление; мы говорим, потому что так думаем или мы думаем, потому что так говорим. Итак, цель нашей данной работы - выяснить, насколько это возможно, влияние языка на образ мышления и наоборот (образ мышления на тип языка).

У швейцарского лингвиста Фердинанда Соссюра мы читаем: язык - это, с одной стороны, социальный продукт речевой способности, с другой - совокупность необходимых условий, усвоенных общественным коллективом для осуществления этой способности у отдельных лиц. «Язык есть система знаков, выражающих идеи…» [1]. В свою очередь речевой способностью мы можем назвать деятельность, данную нам от природы, т.е. способность воспроизводить звуки. Определения мышлению и сознанию мы позаимствовали у психолога Столяренко Л.Д.: «Мышление - наиболее обобщенная и опосредованная форма психического отражения, устанавливающая связи и отношения между познаваемыми объектами….

Мышление позволяет с помощью умозаключения раскрыть то, что не дано непосредственно в восприятии» [7]. «Сознание - высшая, свойственная человеку форма обобщенного отражения объективных устойчивых свойств и закономерностей окружающего мира, формирования у человека внутренней модели внешнего мира, в результате чего достигается познание и преобразование окружающей действительности» [7]. Таким образом, мышление является составляющей сознания и соответственно включено в его процессы.

Возникновение языка, речи, мышления. Связь между ними

Прежде чем мы приступим к выяснению отношения языка к мышлению, попытаемся разобраться: с чем связано возникновение языка и мышления (психологические и физиологические предпосылки), каким образом происходит речевая деятельность и как устроен речевой механизм. Считается, что из всех живых организмов, населяющих нашу планету только человек способен создать и усвоить сложную систему языка. Бесспорно, что животные могут издавать и издают присущие их виду звуки, но это только звуковая сигнализация, не более того. Гамадрилы, которые генетически очень близки к человеку, могут издавать около 20 различных сигнальных звуков. Ими эти стадные животные оповещают друг друга о приближающейся опасности, о нужде в защите, нахождении новых мест обитания и т.п.

Однако их крики нельзя расчленить на элементы, и они не могут быть синтезированы в новые структуры. То есть, если список звуков фиксирован, в данном случае их 20, то обезьяны не могут составить какое-нибудь новое сообщение, кроме этих 20. Напротив, человеческий язык обладает удивительными возможностями из ограниченного количества речевых звуков (фонем, которых, например, в русском языке 40) создавать неограниченное количество слов, из которых затем создается огромное количество предложений, из последних формируются тексты (речь) также в бессчетном разнообразии. Теорий происхождения языка множество: от "божественного" наделения человека языком и звукоподражания до мутационных процессов. Наиболее интересная и вероятная в этом плане теория происхождения языка, сформулирована одним из исследователей - Нуаре, впоследствии она была подтверждена рядом других наблюдений и может быть обозначена как трудовая теория происхождения языка.

Эта теория заключается в следующем. В процессе общественного труда, как указывал Энгельс, у людей возникла объективная потребность что-то сказать друг другу. Это было необходимое явление; когда над одним объектом трудятся несколько человек, например, группа людей тащит ствол поваленного дерева, здесь возникает объективная необходимость не просто сопровождать это какими - то возгласами или криками, выражающими эмоциональное состояние, а обозначить предмет действия или само действие известным знаком. Это обозначение может иметь характер жеста или звука, но в обоих случаях оно обязательно должно иметь предметное значение, оно должно обозначать нечто вроде следующего: тащи дерево, клади, оставь, осторожно. Эти жесты или возгласы, родившиеся в совместном труде групп людей, были вначале диффузны, они объединяли жест и действие, жест и звук, они не имели никакого значения вне действия, вне труда и не возникали вне труда. Но когда они возникли в основе действия, то понять их можно было только в контексте действия. Сначала эти “слова” появлялись только в процессе труда, затем они стали появляться при отсутствии предметов, вне процессов труда, и тогда они стали вызывать не переживания, которые появляются во время труда, а образ того предмета, с которым труд был связан. Именно эта элементарная диффузная речь, в которой были элементы действия, жеста, тона и звука, различные для разных предметов, и послужили исходным для дальнейшего формирования языка.

Постепенно слово, возникшее в процессе труда, состоявшее из жестов и звуков, начало отделяться от непосредственной деятельности, потеряло непосредственную связь с ним и начинало приобретать известную самостоятельность, сохраняя вместе с тем то значение, которое оно первоначально получило в процессе трудовых действий. Так постепенно начала развиваться система обозначений, составляющая лексический код языка. И эти слова, возникшие в трудовом действии, отделились от него и превратились в систему сигналов, которая обозначает вещи даже при отсутствии этих вещей. Таким образом, человек получил возможность общаться непосредственно при помощи звуков. Но такими возможностями может быть наделен организм только с определенной анатомо-физической основой.

Это можно подтвердить фактами патологии речи. Так, например, при травмах, кровоизлияниях или опухолях в определенных областях мозга определенным образом нарушается и речь. Здесь мы подошли непосредственно к физиологическим предпосылкам формирования речи. В левом полушарии мозга у человека имеются поля, совершенно отсутствующие у животных. В левовисочной области расположено поле, анализирующее и синтезирующее акустические сигналы устной речи.

В приеме речи важную функцию выполняет также левая теменно-височная-затылочная область. Но особенно существенную роль играют лобные области, регулирующие движения - это так называемый речедвигательный анализатор, работающий в процессе развития речи совместно со слуховым анализатором. Конечно, возникает вопрос, если мозг и органы речи взрослого человека и новорожденного устроены одинаковым образом, почему последний только агукает и не может произносить членораздельную речь? Оказывается, кроме того, что слухоречедвигательный анализатор у новорожденного еще не заполнен ассоциативными связями, то есть фактически он пуст, речевой аппарат ребенка нуждается в некотором переустройстве, а именно изменении положения надгортанника. Основная функция надгортанника состоит в том, что он при глотании прикрывает просвет гортани и поэтому пища проходит в пищевод, не попадая в дыхательные пути. язык речь мышление способность

А у новорожденного он (как и у животных) расположен очень высоко, так, что между полостью рта и глоткой остается очень узкая щель. Так как глотка и рот вместе представляют собой сдвоенный речевой резонатор, в котором формируются специфические для человеческой речи звуки, то разобщение этих двух полостей создает условия, при которых речь не может осуществляться. Постепенно с момента рождения ребенка и примерно до полутора лет надгортанник у него опускается и занимает нормальное низкое положение. Соответственно теперь его рот и глотка образуют общую, так называемую надставную трубку, в которой и могут формироваться речевые звуки. С этого момента речь ребенка может развиваться разными темпами.

Насколько быстро она разовьется и будет в будущем полноценной, зависит от взрослых. Если ребенок очень редко вовлекается в процесс речевого общения, у него может произойти задержка развития не только в речи, но и в интеллектуальном росте. Уже на первых этапах развития речи ребенок улавливает номинативные замечания взрослых по поводу окружающего: Это собачка, это кошка, это машина и т.п. Так у него происходит познание действительности при помощи языка.

Язык помогает ему отличить одну вещь от другой и выделить их из общего фона. Только тогда человек может научиться правильно применять и отбирать слова, когда они усваиваются в процессе восприятия и наблюдения действительности. Например, в детском возрасте это происходит, когда ребенок трогает названный ему предмет, играет с ним или с его изображением. В это время чувственное познание перерабатывается в такой образ вещи, который может регулироваться словесными воздействиями. В дальнейшем на этой почве у ребенка развивается абстрактное мышление.

Как язык, так и мышление не являются неизменными по своей сути. На протяжении всей жизни человека они подвергаются качественным изменениям, причем на каждом возрастном этапе приобретают свои особенности. На первый взгляд кажется очевидным связь языка и мышления. Но так ли это на самом деле? Можем ли мы ответить на этот вопрос?

По мнению известного лингвиста Ф. Соссюра, мышление в его психологическом отношении - это бесформенная и смутная масса, которая похожа на туманность, где ничто не разграничено. «Нет предустановленных идей, и нет никаких различений до появления языка»[6]. А звуковая субстанция - это не более чем пластическая материя, которая в свою очередь делится на отдельные частицы, могущие служить необходимыми для мысли «означающими».

У него, роль языка по отношению к мысли совсем не заключается в создании материального звукового средства для выражения идей. Здесь скорее язык служит неким посредником между мышлением и звуком и притом таким образом, что их объединение неизбежно приводит к обоюдному разграничению единиц. И тогда мышление, которое по своей природе хаотично, вынуждено уточняться, разлагаясь. «Язык можно также сравнить с листом бумаги: мысль - его лицевая сторона, а звук - оборотная; нельзя разрезать лицевую сторону, не разрезав и оборотную; так и в языке нельзя отделить ни мысль от звука, ни звук от мысли…»[6]. Однако советский психолог Л.С. Выготский в своей работе «Мышление и речь» указывает на то, что нельзя отождествлять слово и мысль. «…Если слово и мысль совпадают, если это одно и то же, никакое отношение между ними не может возникнуть и не может служить предметом исследования, как невозможно представить себе, что предметом исследования может явиться отношение вещи к самой себе»[2]. Да и рассматривать, у него, нужно не мысль и слово, а значение слова, ибо звук без значения, пустой звук. Однако «…оно (значение слова от авт.) есть феномен словесной мысли или осмысленного слова, оно есть единство слова и мысли»[2]. Более того, Л.С. Выготский идет дальше. Он отрицает вообще участие языка в формировании элементарного мышления, опираясь на эксперименты, проводимые немецким психологом Келером и американским психологом Йерксом над обезьянами. Суть их экспериментов заключалась в том, что человекоподобным обезьянам предлагалась приманка, которую можно было достать, только используя какое-либо приспособление.

Например, палку, если приманку нужно было подвинуть или сбить, или разбросанные ящики, которые нужно было составить друг на друга, если приманка была в подвешенном состоянии данные опыты дали положительный результат, из чего следовало, что формирование элементарного, доречевого мышления происходит без участия языка. Л.С. Выготский считает, что отсутствие речи и "представлений" являются основными причинами того, что между антропоидом и самым наипримитивнейшим человеком существует величайшее различие. В подтверждение своих слов он приводит цитату Келера: «Отсутствие этого бесконечно ценного технического вспомогательного средства (языка) и принципиальная ограниченность важнейшего интеллектуального материала, так называемых "представлений", являются поэтому причинами того, что для шимпанзе невозможны даже малейшие начатки культурного развития»[2].

Язык определяет мышление или мышление определяет язык?

«Люди живут не только в объективном мире и не только в мире общественной деятельности, как это обычно полагают; они в значительной мере находятся под влиянием того конкретного языка, который стал средством выражения для данного общества. Было бы ошибочным полагать, что мы можем полностью осознать реальность, не прибегая к помощи языка, или что язык является побочным средством разрешения некоторых специальных проблем общения и мышления. На самом же деле “реальный мир” в значительной степени бессознательно строится на основании языковых норм данной группы... Мы видим, слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения»[8].

Это высказывание Эдуарда Сепира использовал Бенджамин Ли Уорф эпиграфом к своей работе «Отношение норм поведения и мышления к языку», в которой он изложил свои мысли по поводу взаимодействия языка и мышления. Отношение американских лингвистов Э.Сепира и Б.Уорфа к проблеме языка и мышления можно обозначить так - язык определяет мышление. Работая в страховой компании Уорф (еще до того, как он начал изучать Сепира), часто делал отчеты о произошедших возгораниях и пожарах.

Через некоторое время он заметил, что не только сами физические обстоятельства, но и обозначение этих обстоятельств было иногда тем фактором, который, через поведение людей, являлся причиной пожара. Этот фактор обозначения становился яснее всего тогда, когда это было языковое обозначение, исходящее из названия, или обычное описание подобных обстоятельств средствами языка. Так, например, около склада так называемых gasoline drums (бензиновых цистерн) люди ведут себя определенным образом, т. е. с большой осторожностью; в то же время рядом со складом с названием empty gasoline drums (пустые бензиновые цистерны) люди ведут себя иначе -- недостаточно осторожно, курят и даже бросают окурки.

Однако эти «пустые» (empty) цистерны могут быть более опасными, так как в них содержатся взрывчатые испарения. При наличии реально опасной ситуации лингвистический анализ ориентируется на слово «пустой», предполагающее отсутствие всякого риска. Существуют два различных случая употребления слова empty: 1) как точный синоним слов - null, void, negative, inert (порожний, бессодержательный, бессмысленный, ничтожный, вялый) и 2) в применении к обозначению физической ситуации, не принимая во внимание наличия паров, капель жидкости или любых других остатков в цистерне или другом вместилище. Обстоятельства описываются с помощью второго случая, а люди ведут себя в этих обстоятельствах, имея в виду первый случай. Это становится общей формулой неосторожного поведения людей, обусловленного чисто лингвистическими факторами.

Затем Б. Уорф, принимая за основу концепцию Э.Сепира о влиянии языка на мышление, конкретизирует ее в своих исследованиях некоторых индейских языков и культур и их сравнении с европейскими языками и культурой. Уорф пишет: «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком. Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; например, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном -- языковой системой, хранящейся в нашем сознании»[8].

Вот некоторые из его наблюдений и мыслей о таких логических категориях, как пространство и время, форма и содержание. Согласно исследованиям Уорфа в языке хопи множественное число и количественные числительные употребляются только для обозначения предметов, которые могут образовать реальную группу. Выражение «десять дней» не употребляется. Вместо «they stayed ten days -- они пробыли десять дней» хопи скажет: «они уехали после десятого дня». Сказать «десять дней больше, чем девять дней» нельзя, надо сказать «десятый день позже девятого».

Такие термины, как «summer -- лето», «September -- сентябрь», «morning -- утро», «sunset -- заход солнца» являются у нас существительными, как и слова, обозначающие реальные предметы. В языке хопи все временные термины -- лето, утро и т. п. -- представляют собой не существительные, а особые формы наречий, если употреблять терминологию среднеевропейского стандарта. Это -- особая часть речи, отличающаяся от существительных, глаголов и даже от других наречий в хопи.

Они не употребляются ни как подлежащие, ни как дополнения, ни в какой-либо другой функции существительного. Переводить их следует, конечно, как «летом», «утром» и т. д., но они не являются производными от каких-либо существительных. Объективизация времени полностью отсутствует.

Само понятие «время» в европейской культуре есть результат объективизации отношения «раньше-позже» в сочетании с представлением о веществе, субстанции. Мы создаем в своем воображении несуществующие предметы -- год, день, секунда, а вещество, из которого они состоят, называем временем. Мы говорим «мало времени», «много времени» и просим дать час времени, как если бы мы просили литр молока. У хопи нет основы для термина с таким значением. Трехвременная система глагола в среднеевропейском стандарте языка непосредственно отражает объективизацию времени.

Время представляется бесконечной прямой, по которой передвигается (обычно слева направо) точка. Точка -- это настоящее, левее ее -- прошлое, правее -- будущее. В языке хопи, как и можно было предполагать, все обстоит иначе. Глаголы здесь не имеют времен, подобных европейским. Глагольные формы отражают источник информации и ее характер.

И это точнее соответствует действительности, чем трехвременная система. Ведь когда мы говорим «я завтра пойду в кино», это отражает не то, что на самом деле будет, а только наше намерение пойти в кино, намерение, которое существует сейчас и может перемениться в любую минуту. То же относится и к прошедшему времени. Конечно же как и любая теория, которая не имеет жестких доказательств, теория Сепира-Уорфа подвергалась и подвергается критике со стороны исследователей различных дисциплин. Советский ученый Ительсон Л.Б., рассуждая о гипотезе Уорфа, говорит, что, с одной стороны, она вроде бы верна: бесчисленные факты свидетельствуют, что язык действительно организует реальность в определенные категории. С другой стороны, Ительсон категорически против того, что Уорф рассматривает язык как первичный фактор, который определяет восприятие, представление и понимание мира. По мнению советского психолога, первичны свойства реального мира и практика людей, которая эти свойства обнаруживает. Язык лишь отражает в своей структуре определенные действительные свойства и отношения реальности. Он устроен так, как устроен реальный мир.

Так что, в конечном счете, не язык, а подлинные свойства реального мира определяют, как его воспринимает и представляет человек[3].

Советский психолингвист А.А. Леонтьев поддерживает точку зрения Ительсона: «Некоторые ученые, занимающиеся исследованием языков небольших народов Африки, Австралии, нередко утверждают, что у этих народов свой особый склад мышления, отражающийся в их языке… эти утверждения просто ошибочны»[5].

Заключение

Задаваясь целью обнаружения связи между языком и мышлением, мы как в сказке Льюиса Кэролла «Алиса в стране чудес», попали в неизведанную страну. Какое бы явление, касающееся языка и сознания, мы не взялись объяснять, обнаруживало наличие нескольких теорий, каждую из которых как трудно опровергнуть, так и доказать. Однако все изученные нами теории имеют и нечто общее. Все они говорят о взаимозависимости мышления и языка.

Ни в одной из гипотез, с которыми нам пришлось столкнуться нет мысли о том, что мышление и язык - это две субстанции, существующие параллельно и не связанные друг с другом. В некоторых из вышеприведенных теорий наличествуют предположения о том, что мышление может существовать без языка. Но ни в одной из них нет указаний на то, что язык может существовать без мышления. Следовательно, мы можем сделать вывод, что, разнясь в оценке степени взаимного влияния мышления и языка, все вышеперечисленные исследователи едины в одном - разрозненные звуки становятся языком, только в том случае, если они исполняют функцию передачи (получения, отображения) информации носителем сознания (мышления).

Список использованных источников

1. Бахтин М.М. Под маской. М.: Лабиринт, 2000.

2. Выготский Л.С. Мышление и речь. М.: Лабиринт, 1999.

3. Ительсон Л.Б. Лекции по общей психологии. Учебное пособие. Мн.: Харвест; М.: ООО АСТ, 2000.

4. Леонтьев А.А. Что такое язык. М.: Педагогика, 1976.

5. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М.: Смысл, 1999.

6. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. М.: Логос, 1998.

7. Столяренко Л.Д. Основы психологии. Ростов- на- Дону: Феникс, 2000. 8. Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку. htpp:// www. lingva.ru

Размещено на Allbest.ru