Размещено на http://www.allbest.ru/

Психосоматическая проблема (объективный метод и культурологическая интерпретация)

психосоматика объективный психический пиаже

Характер осмысления психосоматической проблемы во многом предопределяется традицией европейского теоретического мышления. Можно ли в одной фразе резюмировать то наследие, которое величественный в своих творческих достижениях XIX век передал нашему вдохновенному, тревожному XX веку для дальнейшего развития, как методологическое кредо при рассмотрении психофизиологической проблемы?

Мы вряд ли будем не точны, если определим, это наследие как идею качественного разграничения между теми механизмами, которые реализуют мысль (психическую деятельность, душевную жизнь), и теми факторами, которые эту мысль направляют. Если первые уводят в область наук биологических (в их широком понимании), то вторые - в область столь же широко понимаемых наук социальных" (2, с.96). На пороге XXI века представляется возможным зафиксировать иное направление или иную плоскость, в которых можно противопоставить исследовательские перспективы изучения психофизиологической или, в более широком аспекте, психосоматической проблемы. Во-первых, качественная специфика феномена социальности не вполне определяет специфику метода его исследования. Схематизм естественнонаучного объективного метода действует универсально и по своей сути не меняется в зависимости от того, идет ли речь о биологических или социальных механизмах. Во-вторых, мы видим, что сложившееся в сфере "наук о духе" понимание реальности как своеобразного текста, получает все большее распространение (в особенности, в физике и биологии). Формируются дополнительные (в смысле Н. Бора) интерпретации души и тела.

Первая (классическая) рассматривает душу как активное, инициирующее и целеполагающее начало относительно телесного механизма.

Вторая - как инициирующее начало коммуникативного акта, в котором тело играет роль медиума - текста.

Каждый из отмеченных исследовательских подходов имеет свою границу, свои преимущества и недостатки. Попытаемся более подробно обсудить выделенные исследовательские перспективы, начав о естественнонаучного по своему генезису объективного метода.

Для того, чтобы яснее представить себе работу объективного метода в современной науке, необходимо подробнее остановиться на вопросах, связанных с конструированием мира экспериментальной ситуации. В отношении к особенностям конструирования мира экспериментальной ситуации можно выделить две противоположные онтологические позиции.

Во-первых, предполагается, что реальным является лишь мир, сконструированный с помощью физических линеек и часов, т.е. физический хронотип (пространственно-временная конструкция). Поэтому в идеале любое объективное измерение должно быть сведено к соответствующим физическим измерениям.

С другой стороны, признак реальности приписывается широкому многообразию физических, химических, геологических, географических, биологических, психологических, социологических и иных пространственно-временных конструкций.

Первая онтологическая позиция, реализуясь в конкретном исследовании, создает установку на редукцию любого явления к некоторому физическому, а в ослабленных вариантах к физиологическому, молекулярно-биологическому и т.п. субстрату. Причем,". подобный ход мысли можно обнаружить не только у физиологов, но и у психологов. Следствием этого является то, что в психологии термин "объективное описание" употребляется в качества синонима термина "физиологическое описание", а "психологическое" - в качестве синонима "субъективное" (4, с.110). Интерес представляет усложнение рассматриваемой позиции за счет того, что в качестве сущего могут рассматриваться физически реальные феномены и квазиреальные феномены" если голова (мозг) и мир будут все-таки в конце концов описаны с предельно возможной детализацией в физических (физико-химических) терминах в реальном пространстве и времени, то психическое все равно окажется особым срезом и аппарата отражения (мозга), и отображаемых в нем состояний и объектов мира, несводимым ни к тому, ни к другому и живущим в квазипредметном измерении бытия" (4, с.118-119).

Вторая онтологическая позиция менее тривиальна. Она непосредственно связана с процессами дифференциации науки, с появлением широкого спектра относительно независимых способов объективной регистрации событий. Приведем в качестве примера теоретическую модель естественного отбора у высших организмов, предложенную выдающимся биологом-теоретиком XX века К.Х. Уоддингтоном: "Процесс начинается с популяции генотипов в многомерном пространстве генотипов, они отображаются через многомерное пространство эпигенетических операторов. в также многомерное пространство приспособленности, в котором единственная переменная представляет собой коэффициент приспособленности или параметр Мальтуса, т.е. число оставленных потомков. Естественный отбор действует именно в пространстве приспособленности." (II, с.113). Реальность как бы расслаивается на относительно независимые пространственные формы, которые в принципе не могут быть представлены как части одного реального пространства. Возникает возможность говорить об относительно независимых типах объективации одних и тех же реальностей. Причем поскольку из многообразия возможностей выбирается лишь одна, то целесообразно обозначать этот выбор термином редукции (сведения).

Так, например, Д. Пиаже выделяет семь основных типов объективации в психологии:

психогенетическое

психосоциологическое

физикалистское

организменное сведение

объяснение через поведение

создание генетической конструкции

абстрактное моделирование

В каждом из типов редукции реальность психического проецируется в некоторый модельный мир экспериментальной ситуации так, что в результате между объективно зарегистрированными феноменами появляется возможность установить причинную связь. Каждый тип сведения относительно независим и может достаточно долго эксплуатироваться независимо от других. Вместе с тем, несмотря на качественное своеобразие, все типы объективации объединяет общий схематизм метода, связанный с некоторыми фундаментальными понятиями классической механики. Причем механика здесь выступает не как онтологическая реальность, но как универсальная познавательная модель, удачно названная У. Росо Эшби "логикой частого механизма"; "До недавнего времени обсуждение механизма того или иного явления велось почти всецело в понятиях, связанных с его конкретным воплощением - механическим, электронным, нейтронным и т.д. Эти времена прошли. Ныне существует хорошо разработанная логика чистого механизма, не менее строгая, чем геометрия, и ей предстанет, вероятно, играть такую же фундаментальную роль в понимании сложных биологических систем, какую геометрия играет в астрономии" (12, с. 19-20).

Схематизм объективного метода, имеющий в своем основании логику чистого механизма, обладает рядом принципиальных ограничений, о которых речь пойдет ниже. Однако при этом принципиально важно понимать капитальный познавательный смысл самой процедуры объективации. Сложные преобразования, происходящие в процессе объективации предмета исследования, должны осуществить фундаментальную задачу, без которой все вышеизложенное так и остается чистой формальностью. Суть задачи проясняет латинский глагол "objecto", среди значений которого находим - выставлять вперед; оставлять на произвол; возражать.

Созданная исследователем экспериментальная идеализация есть форма объективации самого познающего разума, вынесенная вовне и оставленная там на произвол судьбы форма существования научного понятия. К ставшему чужим, т.е. отчужденному своему же собственному бытию, познающий разум применяет тот же схематизм, что и к созерцаемому в пространстве объекту. Идеализация остается сама собой (т.е. разум не сталкивается c "иным") в том случае, когда она либо "покоится", либо находится в состоянии равномерного движения - изменяется в направлении обнаруживаемых дедуктивно-логических возможностей. Отклонение экспериментальной идеализации как результат опыта из состояния покоя или равномерного движения, т.е. отклонение в сферу логически и теоретически невозможного, означает для разума встречу с иным, столкновение с неподатливой плотностью внешнего для познающего разума бытия. В экспериментальной идеализации разум исследователя получает возражение от внешнего бытия на выдвинутый в замысле эксперимента теоретический аргумент. Поэтому, создавая условия возможного опыта, идеализируя предмет опыта, теоретический разум в конечном счете сам "воплощается в предмет и поэтому сам оказывается предметом исследования (проверки, измерения)" (1, с.285-325).

Схематизм научного эксперимента оказывается универсальным способом проблематизации разума - разумного уяснения в понятии проблемы, разумного втягивания в мир научного понятия реальности как невмещающейся в само научное понятие, как непонятой. Причем в этом статусе непонятного реальность и существует для теоретического разума как суверенная, как от него не зависящая эмпирия. Кошмар субъективизма, с которым столкнулась современная методология науки в связи с уяснением теоретической нагруженности эмпирического факта, вызван именно тем обстоятельством, что объективное содержание знания оказалось тождественным уже познанному. Это отождествление - необходимый результат понимания знания как отражения. В самом деле, если знание некоторым образом лишь представляет нечто существующее до и независимо от акта познания (отражает это нечто), то незнание оказывается всецело характеристикой познающего субъекта, свидетельством его ущербности, его ограниченности. Естественно, что никаким образом в содержание научного факта эта ущербность входить не должна.

Однако зададим простой вопрос - что останется в научном факте, если из него изъять (вылущить) всю теоретическую нагрузку, т.е. все то, что теоретически понятно? Или иными словами - как в научном факте существует само фактическое или эмпирическое? Естественно, что ничего, кроме разумно охваченной непонятности (неопределенности) результата объективного исследования не останется. Вот и получается, что лишь в акте проблематизации разум оказывается открыт существующему самому по себе (подлинно интенсионален) по отношению к нему и, одновременно, лишь в этом акте нечто реально сущее существует для познающего разума именно как от него не зависящая реальность, как неподатливая, сопротивляющаяся уяснению в понятии плотность бытия.

Только получив воздействие извне, объект обнаруживает свою "массу" и только в действии на другой объект - "силу". Точно так же "масса" и "сила" познающего разума обнаруживается только придя в соприкосновение с не-разумом, с реальностью вне разума. Иными словами, разум обнаруживает свою реальность только в своем отношении к объективности, в своей направленности (интенсиональности) на объект, в своем постоянном сопряжении с не-разумом.

Схематизм объективного метода позволяет превратить понятия любой науки в предмет эмпирического, экспериментального изучения, формирует качественно специфичное "место встречи" познающего разума с реальностью самой по себе.

Несмотря на высокую эффективность субъективного метода, он имеет ограничения, накладываемые на постановку и способы решения научных проблем. В особенности данное замечание касается психосоматической проблемы, на которую как бы непосредственно проецируется схематизм метода. Психическое отождествляется с полюсом познающего разума (сознания субъективности), а соматическое непосредственно отождествляется с объективным физическим (физиологическим). Вопрос об отношении психического и физического сразу оказывается двусмысленным.

Проще всего само понятие отношения имеет смысл в контексте объективного метода только как причинное отношение. Однако для того, чтобы данное отношение реализовать, необходимо психическое и соматическое поместить в один объективный мир. В этом направлении психосоматическая проблема ставилась и решалась теорией кортико-висцеральной патологии. Отношение между психическим и соматическим трансформируется в систему причинных отношений между корой и подкоркой. В том же самом направлении действуют многие современные нейрофизиологические исследования.

Любое допущение существования особой "психологической реальности" сразу же делает логически невозможной трактовку отношения между психическим и соматическим как причинного. Психическое лишь тогда может действовать на соматическое, когда между ними есть нечто общее, сводящее их в одно реальное пространство. Как справедливо отмечал Ж. Пиаже, " когда пытаются представить подобное воздействие, воображают нечто вроде материальной или эфирной подкладки, которая якобы лежит в основе сознания и выступает под его именем, вызывая действие организма" (7, с.187). Не меньшие трудности возникают и при допущении сомато-психического направления взаимодействия: "Причинное воздействие какого-нибудь органического процесса на сознание столь же непонятно. Подобный процесс состоит в последовательно развертывающихся материальных процессах, предполагающих наличие у них массы, силы, сопротивления, энергии и т.д. Для того, чтобы эти материальные процессы модифицировали сознание, нужно было бы, чтобы они нашли в нем точку приложения, природа которой была бы однородна с ними, в форме перемещения массы, ускорения движущей силы. иначе модификация осталась бы непонятной" (7, с.188). Однако подобное допущение противоречит предпосылочно установленной идее нетождественности души и тела.

Подобного рода трудности нередко преодолеваются за счет введения понятий, имеющих двойственную интерпретацию (наиболее популярное - эмоциональный стресс). Дело в том, что подобного рода понятия обеспечивают возможность в удобный для теоретика момент спроецировать события из мира психических событий в мир физиологических событий и обратно. Например, зарождение некоторого события (клинического феномена) описывается на языке внутрипсихического конфликта, повествование доводится до опосредующего понятия - "эмоционального стресса", а затем продолжение описания осуществляется уже на языке физиологических отношений. Единство рассказа обеспечивается единством ситуационного временного ряда. Хотя о причинном отношении здесь говорить нельзя, но этот недостаток смягчается возможностью обнаружения закономерностей временной координации событий.

Дуализм психического и соматического в контексте схематизма объективного метода кажется непреодолимым. Вместе с тем, эти две реальности весьма жестко друг друга связывают актом познавательного отношения. Собственно говоря, исключение субъекта из познавательной ситуации было необходимо, чтобы смогло осуществиться это весьма особое отношение - отношение между сознанием и реальностью как процесс объективного отображения или осознания реальности. Здесь же возможно отметить внутреннюю связь идеи осознания как терапевтического акта с идеологией объективного метода. В контексте психического расстройства сознание как бы погружено в стихию властвующих над ним факторов бессознательной сферы. Осознание устанавливает дистанцию между сознанием и реальностью (в данном случае, внутрипсихической), превращает сознание из случайного, единичного и страдающего во всеобщее, универсальное, а, следовательно, в "нормализованное" здоровье. Причем одновременно осознание не только оздоравливает (выражает во всеобщей истинной форме) сознание, но и позволяет осуществиться в истинной, всеобщей форме объективной реальности - телу. Осознание не случайно является одним из методов терапии психосоматических болезней. Конечно, предположенная интерпретация осознания как терапевтического приема не объясняет причин его эффективности, наблюдаемых в ряде случаев. Речь лишь идет о выявлении предпосылок, которые как бы подталкивают исследователей к поиску терапевтических приемов во вполне определенном направлении.

Ограниченность естественнонаучного метода непосредственно связана с тем, что К. Маркс назвал главным недостатком всего предшествующего материализма. Этот недостаток заключается в том, что, "предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно" (6, с.264). Отмеченный недостаток остается и в XX веке наиболее характерной чертой научного отношения к объективной реальности. Эту черту без труда можно обнаружить даже для тех направлений, которые сделали попытку осмыслить реальность в формах "практики" - речь вдет прежде всего об одной из центральных идей современной отечественной психологии - концепции предметной деятельности. Дело в том, что практика сама была осмыслена в формах объекта. При этом на инвариантность воспроизведения схематизма объективного метода не влияет то обстоятельство, что реальность психического была фиксирована в сфере "второй природы" - универсальных формах предметной деятельности, организованных в соответствии с естественно-исторической необходимостью. Возможность подобного поворота заложена в самом марксизме - поскольку промышленность является раскрытой "книгой" для психологии, постольку воя ситуация явно мыслится с позиции "абсолютного наблюдателя". Этим обстоятельством предопределены особенности внутреннего развития концепции и характер отношения к различным вариантам "инакомыслия".

Традиция естественнонаучного метода определила следующие весьма принципиальные черты деятельностного подхода.

Реальность психического предстала как особого рода объективность (вторая природа) - как "ансамбль общественных отношений".

Истина этой реальности предстает в форме всеобщего, некоторого закона, некой величиной и безлично "родовой сущности" (К. Маркс).

Акт познания этой реальности не вносит в нее ничего нового, реальность мыслится как сущая до и независимо от познавательного отношения к ней.

Реализация отмеченной традиции позволила теории предметной деятельности решить ряд принципиальных проблем. Вместе с тем возможности эффективной разработки некоторых иных проблем оказались ограничены. В частности, естественнонаучные установки резко снизили эффективность применения к психосоматической проблеме столь интересного понятия теории деятельности как "функциональный орган". В историческом плане эта идея явно формулировалась уже Аристотелем, считавшим, что тело является своеобразным "органом" или орудием души. Любое телесное движение представало как актуализация психической активности. В соответствии с типами активности душа разделялась на вегетативную (растительную), животную и разумную. На рубеже ХУП века ситуация изменилась, и тело в своей истинной форме стало рассматриваться как физический (обездушенный) механизм, движения которого суть пространственные перемещения. Поэтому когда в 20-х годах XX века тело стало вновь интерпретироваться как орган души или функциональный орган (Н.А. Бернштейн, А.А. Ухтомский), то речь уже шла на о тотальности аристотелевского понимания телесных движений, а об их усеченном физическом остатке. Теория живого движения Н.А. Бернштейна - это биомеханика, т.е. теория построения пространственного движения. За скобками метода осталась динамика возрастных трансформаций телесности, генезис сложнейших форм культурной деятельности, связанной с реализацией потребности в еде, питье, дыхании, сексуальности, поддержании чистоплотности и т.д. Целый блок телесных движений, с нарушением которых имеет прежде всего дело медицина, оказался теоретически невидим.

Подводя итог обсуждению границ естественнонаучного подхода, попытаемся схематично обозначить сферу психосоматического феномена, которая до сих пор оставалась практически вне исследовательского интереса.

Во-первых, следует отметить целый континент человеческого образования, связанный с культурой трансформации телесности человека с момента рождения до момента смерти.

Во-вторых, личностное измерение психосоматических феноменов, связанных с идеей их уникальности и неповторимости.

В-третьих, та сфера реальности, которая раскрывается при трансформации познавательного отношения в коммуникативное, т.е. при превращении субъект-объектного отображения реальности в диалог с реальностью, в котором ответ может быть понят лишь с учетом содержания вопроса. Причем диалог трансформирует и вопрошающего и вопрошаемого. Если перевести последнее в план терапевтического воздействия, то необходимо понять его как событие, происходящее не только с пациентом, но и с терапевтом.

Очерченные выше вопросы традиционно разрабатываются психоаналитически ориентированной психосоматической медициной. Несмотря на все многообразие вариантов психоаналитической интерпретации, в основе лежит фундаментальное открытие З. Фрейда, согласно которому патологический телесный феномен может быть понят как знаково-символическая форма в контексте пережитого индивидом опыта социализации. С иных позиций текстовая природа человеческого тела в норме и патологии анализируется в рамках кросс-культурных исследований. Пятитомный труд "Illness, Culture and Healing" (1981-1985), вышедший под редакцией А. Клейнмана, дает репрезентативное представление о результатах, достигнутых в данной области исследований (8).

Тело как знаково-символическая форма исследуется также в рамках семиотики (5). Группа междисциплинарных психосоматических исследований, финансируемая Центром наук о человеке АН СССР, в настоящее время разрабатывает модели философской, психологической и медицинской интерпретации психосоматических феноменов, основываясь на культурно-исторической концепции Л.С. Выготского.

В предшествующих исследованиях мною была сформулирована гипотеза, согласно которой социализация телесных функций человека осуществляется как двуплановый процесс, в котором развитие природных потенций осуществляется в форме общественно детерминированных действий. Человек лишь постольку овладевает внешней природой, поскольку одновременно он овладевает, вводит в культуру свое тело как универсальное орудие и символическую форму.

Размещено на Allbest.ru