Разная одаренность - разная личность

Размещено на http://www.allbest.ru/

РАЗНАЯ ОДАРЕННОСТЬ - РАЗНАЯ ЛИЧНОСТЬ

1. Одаренные дети - группа риска

В моду входят не только фасоны платьев, но те или иные слова, идеи... Сегодня модной стала проблема детской одаренности. Везде и всюду ищут таланты, развивают таланты, создают фонды для помощи талантам. Но это сейчас. А долгое время одаренных, по сути дела, в нашей стране не существовало. Провозглашался ханжеский лозунг: «Неспособных детей нет!» Все объявлялись одаренными. А раз все дети от природы одарены в равной степени, то надо ли заниматься талантами, разрабатывать для них особые методы обучения и воспитания, готовить учителей?

Ситуация была, по крайней мере, странной: олигофренами занимались - хотя бы в науке, в методических учреждениях - достаточно серьезно - и программы, и спецшколы, и особая подготовка для учителей.

А вот одаренных как бы и не существовало. Хотя одаренность - это один из факторов риска для развития ребенка. Как ни парадоксально, но это факт, который и для читателей моей книжки станет более понятным по мере продвижения к ее концу.

Психологи показали, что для развития потребности ребенка в познании и - на этой основе - одаренности наиболее пагубно именно пренебрежение, безразличие к его познавательной деятельности. Даже запрещение творчества, как это ни парадоксально, может более положительно влиять на развитие ребенка (в случае сильной потребности в познании), чем равнодушие.

У нас же до сих пор бытует мнение, что работа с одаренными детьми, создание для них специальных школ, особых программ - все это ни что иное, как формирование элиты, нарушение принципа равенства, гуманизма. По-видимому, нашему обществу еще придется вырабатывать принципы подлинного гуманизма, заключающегося не в лозунге «всеобщей одаренности», а в уважении к уникальности каждой личности, к ее неповторимости. Ведь люди различаются от природы самым основательным образом, в том числе и по своим талантам.

Надо сказать, что, несмотря на большую - длительную и временами широкую - историю изучения одаренности на Западе и в нашей стране, терминология еще не вполне установилась. Понятие «одаренность» имеет несколько различных значений: как представление о наследственных предпосылках, об уровне умственного развития, характеризующем каждого человека, и т. д. Мы в этой книжке пользуемся термином «одаренность» в наиболее употребительном его значении, имея в виду высокий уровень развития способностей, любых - общих (умственных) и специальных. В данном случае нам важен именно тот факт, что у некоторых детей и соответственно взрослых уровень способности значительно отличается от среднего. Их мы и называем одаренными. Очень часто в качестве синонима слова «одаренный» употребляют выражения «очень способный» и даже просто «способный». Серьезная терминологическая работа крайне нужна в теории и практике способностей, однако мы надеемся, что предлагаемое нами понимание одаренности является достаточно естественным и не будет вызывать затруднений у читателя.

Понимание одаренности как только интеллектуальной характеристики не соответствует подлинному представлению о высоком развитии возможностей человека. Одарен, необычно развит не сам по себе ум человека, одарена его личность. Человек, наделенный развитыми способностями - другой и по характеру, и по восприятию мира. Он по-другому строит отношения с окружающими, по-другому трудится. Целостный подход к одаренному человеку, прежде всего к ребенку, как к личности необходим, чтобы суметь развить его способности, реализовать его дар. Более того, лишь понимание личностной непохожести одаренного ребенка дает реальную возможность понять его творческие и интеллектуальные потенции.

Еще один важный момент. Чаще всего мы говорим об одаренности детей, если они опережают в своем развитии сверстников, необыкновенно легко усваивают человеческий опыт. Это действительно способные дети. Но есть и другая одаренность, гораздо более трудная и для учителей, и для родителей. Это одаренность нестандартным видением, нешаблонным мышлением. При этом способности к усвоению могут быть не такие уж выдающиеся, что мешает окружающим вовремя угадать этот дар.

Особенно трудно с такими детьми учителям. Видимо, сама профессия педагога противоречива по своей сути: ведь он учит своих учеников наиболее устоявшемуся в человеческом опыте и потому по необходимости консервативен. Добавим при этом, что при всех вариациях он все же имеет дело каждый год с одним и тем же основным содержанием своего предмета. В такой ситуации тем более трудно не только заметить нестандартного ребенка - трудно его оценить, примириться с нешаблонностью его восприятия, его деятельности. Еще прибавим, что у творчески одаренного ребенка, как правило, менее уживчивый характер, чем у «нормальных» детей, из-за чего у него нередки трудности в общении.

В работе М.И. Фидельман, проведенной под нашим руководством, обнаружилась довольно противоречивая картина. Оказалось, что учителя, с одной стороны, понимают важность творческой деятельности (лекций-то слушают много, книги и всякие методические пособия тоже читают) и ставят «оригинальность мышления» на одно из первых мест, а с другой стороны, на столь же первые места, ставят дисциплинированность. Эту амбивалентность (противоречивость, двойственность) учительской позиции нам, психологам, всегда приходится учитывать.

Не будет преувеличением сказать, что, общаясь с одаренными детьми, учитель должен в некоторых случаях преодолевать свою собственную природу, свою направленность на передачу опыта и знаний.

Тем, кто никогда не работал с одаренными детьми, такой ребенок представляется чудом, которое нельзя не заметить, а сама работа с ним - праздничной и полной непрерывного удовлетворения. Это далеко не всегда так. Многие талантливые дети на первый взгляд ничем не выделяются, и нужен большой опыт, специальные знания, чтобы заметить их в общей массе. Еще больше особой психологической подготовки нужно, чтобы уметь работать с такими детьми.

Одаренные дети - целый мир, особый мир детства, и мы ставим здесь своей целью лишь приоткрыть дверь в этот мир, познакомить читателя хотя бы с малой частью его проблем.

2. Что же такое способности, одаренность, задатки?

одаренность способность задаток креативность

Мы уже говорили об этом в самом начале, но проблема требует повторного обращения к этой теме.

В научном мире никакого единства нет (и не предвидится), но все же хоть какие-то вещи в большей или меньшей степени считаются общепризнанными.

Что касается понятия способностей, то на сегодняшний день принято считать следующее:

1. От природы никаких способностей нет, это, как говорят ученые, только «прижизненные формирования». Не развили способности у ребенка - увы, их и не будет.

2. Задатки - это реальные особенности мозга, которые, развиваясь, превращаются в способности. Но тут следует иметь в виду, что задатки изначально многозначны. При одних и тех же задатках (скажем, художественных, в широком смысле), при одних условиях разовьются способности поэтического свойства, а при других - изобразительного, а еще при третьих - музыкального. А может, и то, и другое, и третье сразу (как это случилось у Пушкина, Грибоедова, Маяковского - список может быть продолжен как угодно далеко...).

3. Неспособные дети есть, и их очень много; это те, у которых задатки так и не стали способностями.

Проблема здесь сложная, и подлинный гуманизм - вера в каждого ребенка - не должен мешать выяснению истины.

Как уже говорилось выше, от природы нет никаких способностей, есть только задатки, т. е. анатомо-физиологические предпосылки, которые могут превратиться (а могут и не превратиться) в способности. У очень многих детей задатки так и не стали способностями, и они действительно неспособны. Им часами растолковывают азы математики или языка, а они не понимают. Таких неспособных детей в наших школах немало. Сначала они пытаются учиться. Но идет трудно, плохо, без радости. Год, два, от силы три - и ребенку не хочется больше стараться, он не хочет учиться, не любит школу. Тут и до школьного невроза недалеко. Не любят школу, правда, и вполне способные дети - но уже по другим причинам.

Ну, а задатки-то есть у всех? Да, задатки есть у всех. Но тут очень важно иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, задатки у всех разные, и не такой уж это предрассудок, что, скажем, у девочек чаще обнаруживаются задатки к усвоению языков, а у мальчиков - к математике и технике. Статистически чаще, а в каждом отдельном случае может быть по-разному. Во-вторых, задатки нужно развивать, превращать в способности в определенное время. Если это время упустить, то потом способности очень трудно, а иногда и практически невозможно развить.

Впрочем, миф о поголовно способных детях - не учительский, а, скорее, административный, доставшийся нашей официальной педагогике еще от 20-30-х годов, в особенности после известного постановления о «педагогических извращениях».

Но если от природы есть только задатки, то как их превратить в способности? В педагогических институтах усиленно вбивают в головы студентов: для развития способностей нужна соответствующая деятельность.

Этот миф втолковывается студентам в вузах, повторяется на научных конференциях, преподносится родителям как безусловный призыв к развитию их ребенка.

Так ли это на самом деле? Тысячи бедных детей, часами барабанящих гаммы и ничуть не становящихся от этого музыкальнее. Бесконечные репетиторы, которым так и не удается сделать ребенка по-настоящему способным. В младших классах большинство детей достаточно прилежны (вот она - деятельность!). Но почему так мало способных детей в старших классах, и особенно среди девочек, как правило, отличающихся прилежанием?

Все дело в том, что не любая деятельность развивает способности, а только та деятельность, в процессе которой возникают положительные эмоции. Если много заниматься с ребенком, то его можно чему-то научить, можно даже добиться хороших отметок, но, чтобы развивались его дарования, нужно, чтобы ему самому нравилось это делать. На этом стоит остановиться подробнее, так как речь пойдет об одной из наиболее важных для развития способностей потребности, а именно о познавательной потребности.

Ранее нами уже подробно описывалась потребность в познании, однако некоторые положения стоит подчеркнуть, тем более что с тех пор появились новые данные.

Познавательная потребность характеризуется выраженным чувством удовольствия от умственной работы. Иначе говоря, обнаружено, что умственная работа, выполняемая не в результате долга, не для отметки, не для того, чтобы победить на конкурсе, а потому, что хочется самому, т. е. по потребности, обязательно связана с выраженной деятельностью центра положительных эмоций. Это зарегистрировано экспериментально.

К сожалению, развитие способностей происходит таким образом, что лишь деятельность, вызванная собственной познавательной потребностью, может их развивать. К сожалению потому что для педагогов и родителей все усложняется: заставить ребенка можно, можно добиться от него даже хороших отметок (особенно если он в младших классах), да толку что... Одаренным от такого давления он все равно не станет. Кстати, вот оно и объяснение, почему развитие способностей легче достигается в достаточно демократичной атмосфере. Хороший, исполнительный ремесленник, четкий, старательный работник возможен, а может быть, и естествен и для тоталитарных государств, а вот талантливому - нужна свобода.

Необходимость положительных эмоций, чувства удовольствия от деятельности - жесткое условие для развития любых способностей, даже при таких «натуральных», как, скажем, музыкальные.

Сын замечательного скрипача Игорь был сравнительно способным ребенком, но, как вздыхали окружающие, до отца ему было далеко. Игорь очень много занимался музыкой, учился в Центральной музыкальной школе, но результаты все же были весьма скромными, особенно если учесть, сколько сил вкладывалось в его обучение. Но вот уже в подростковом возрасте у Игоря появился новый педагог. Впервые мальчик стал с интересом относиться к своим музыкальным занятиям, и впервые о мальчике заговорили как о талантливом музыканте. Стала развиваться не просто техника, а именно способности. Правда, Игорь все-таки не стал таким музыкантом, как его отец, - может быть, потому, что слишком поздно произошел этот переворот.

И, может быть, выдающиеся педагоги - не те, кто владеет какой-то особенной методикой, а те, кто умеет в ребенке вызвать это чувство удовольствия, без которого нет таланта. Методика - лишь инструмент, у одного работает, у другого - нет. Впрочем, это, кажется, уже банальность, хорошо известная каждому учителю.

В течение нескольких лет нам приходится консультировать одаренных детей, точнее, родителей одаренных детей. Раньше это делалось как бы помимо основной работы, а сейчас - в рамках Всесоюзного центра «Творческая одаренность», созданного при Научно-исследовательском психологическом институте РАО.

Надо сказать, что к настоящему времени мы располагаем большим количеством разного рода интеллектуальных и творческих тестов. Есть одаренные дети, которые выполняют все тесты блестяще, другие какие-то тесты делают хорошо, какие-то - хуже. Но для психолога главным «тестом» является отношение ребенка к умственной деятельности: безразличен, не проявляет явных эмоций - это, скорее всего, то, что называют «натасканностью», - псевдоодаренность, часто связанная со слишком большим желанием родителей сделать своего ребенка особенным. Радуется трудный ребенок задаче, светятся глазенки - скорее всего, именно способным ребенок. И если такие дети плохо выполняют тесты, психолог ищет причину в усталости, в несоответствии теста своеобразию ребенка, но его одаренность для психолога очевидна. Время проходит, и в очередной раз подтверждается - тест «на познавательную потребность» самый надежный.

Одна из самых важных проблем в психологии - это: как устроены способности, «есть ли один как бы общий ум» для разных способностей или же человек может быть очень умен в одном деле и, что называется, дурак дураком - в другом?

Очень многие уверены, что, скажем, можно быть блестящим, знаменитым спортсменом и при этом не блистать умом. Известно присловье: «Было у матери три сына: два умных, третий - футболист».

Один психотерапевт, даже получивший необъятную славу как «человековед», всегда к слову «спортивный» (спортивный деятель, спортивные успехи) спешит добавить слово «дефективный». Он глубоко убежден, что спортсмены, в том числе и выдающиеся, умом не блещут, а что касается некоторых исключений, вроде Юрия Власова, то это не более чем исключение, которое, как известно, только подтверждает правило.

Здесь надо иметь в виду два обстоятельства.

Невозможно иметь какие угодно специальные способности, не имея при этом достаточно развитых общих способностей.

Дело в том, что основой всех специальных способностей, в том числе и моторных (спортивных), являются общие способности. Иногда эти общие способности называют «генеральный фактор интеллекта», «базальный фактор одаренности», но во всех случаях речь идет об одном и том же - о единой основе всех без исключения проявлений человека. Все специальные способности как бы вырастают из общих способностей, не могут существовать без них. Именно поэтому выдающийся футболист не может быть совсем уж глупым человеком, и чаще всего он будет умнее своих менее талантливых (именно в футболе) коллег.

Кстати, это предположение, основывающееся на научных фактах, нетрудно было проверить, и его проверили и в нашей стране, и за рубежом.

Выяснилось, что выдающиеся футболисты, практически без исключения, характеризуются, как назвали исследователи, «природным умом». И хотя в большинстве случаев они происходили из простых семей и не получили регулярного образования, тем не менее были в целом более развиты, более культурны, чем «среднестатистический», невыдающийся их коллега. Кстати, именно поэтому, закончив футбольную карьеру, многие из них становятся весьма удачливыми бизнесменами, имеют свои фирмы, например Пеле.

Кроме того, что для всех специальных способностей полагается общая основа и специальные способности не могут достичь высокого развития на слабой основе, важно еще следующее: умственные, интеллектуальные способности - это лишь один из видов одаренности. Есть еще и моторная одаренность (спорт, танцы), и социальная (организаторские способности), и практическая (замечательный кулинарный талант - тоже талант), и другие.

Общие способности - это абсолютная, ежедневная реальность, с которой и мы, психологи, и вы, мои дорогие читатели, сталкиваемся ежедневно.

Девочка хорошо пишет сочинения, сделала блестящий доклад по истории и вдобавок вдруг заинтересовалась астрономией. Мама одаренного ребенка, которая часто приходит ко мне на консультацию, по специальности - программист, а больше всего на свете любит сочинять вместе с сыном сказки. И сказки, надо сказать, превосходные.

Человек не бывает способным только в одной области - он всегда многогранен. Другое дело, что это не всегда одинаково проявляется.

Одаренность бывает разная. И тот ученый, который не достиг особых высот в науке, но сумел организовать новое направление, сплотить вокруг себя талантливую молодежь, добиться соответствующих условий для работы и т. д., - он тоже одарен и ничуть не меньше, чем высоколобый профессор, но одарен по-другому. Уметь видеть другую, не похожую на стандарт одаренность, уважать ее, считаться с ней для многих родителей и учителей до сих пор невозможно. Штампы сильнее их.

Вот мама и девочка-подросток. Они не похожи ни внешне, ни, что хуже, внутренне. Мама - интеллектуалка. Почти без косметики, в скромной одежде, она, по ее выражению, дня не может прожить без книг; работает в научно-исследовательском институте. Ее четырнадцатилетняя, а потом и пятнадцатилетняя, и шестнадцатилетняя дочь - модница, красавица, ярко накрашенная, несмотря на свой юный возраст. Обожает придумывать и шить себе наряды, любит современную музыку, знаменитых актеров и, как горько жалуется мать «книжку по своей воле в руки не возьмет».

Психолог, к которому они пришли на консультацию, глядел на очаровательную, живую, яркую, художественно одаренную девочку и не мог понять матери, которая ничего хорошего в своей дочке не видела. Ей нужна была дочка с интеллектуальными способностями, а эта девочка, тоже одаренная, но по-другому, не так, вызывала у нее протест, доходящий до невроза.

«Она любит кривляться, изображать чепуху», - с горечью продолжала мать. А психолог, сопоставив все факты да еще результаты тестов, спросил у девочки: «А ты хотела бы попробовать себя в драматическом кружке, хорошем, настоящем?» И тут выясняется, что для девочки это давняя мечта, а для мамы - «опять глупости». В школе драматического кружка нет, а ходить куда-то - мама против.

Сколько трудов стоило убедить маму, что ее дочка, которая учится на тройки, мало читает, не знает многих иностранных слов («Представьте, - удивляется мама, - она не знает, что такое «контингент»), - эта девочка одарена художественным вкусом, одарена «практическим» талантом и, возможно, даже сценическим. Это другие способности, чуждые, непонятные интеллектуалке-маме, но это тоже способности.

Самое грустное в этой истории, что идею о «тупости» девочки поддерживали ее учителя. Девочка, не блещущая в науках, была для них неспособной, а остальным они не интересовались.

Очень часто думают, что одаренные дети - это те, кто схватывает на лету, быстро соображает, кто может лучше всех учиться.

Надо сказать, что сейчас большинство учителей уже не судят о способностях школьников по успеваемости. Оценки типа «очень способный, мог бы отлично учиться, да ленится» часто можно слышать в школе. Однако мысль о том, что одаренный - это тот, кто быстро и хорошо соображает (под «хорошо» часто понимается «правильно»), это представление все-таки у большинства учителей осталось.

Школьников, которые, если захотят, могут быстрее всех решить трудную задачу, которые могут блеснуть эрудицией, которых можно послать на олимпиаду с надеждой на победу, - именно этих школьников и считают одаренными их учителя. А если еще к таким способностям и трудолюбие, добросовестность, тогда эти ученики - немеркнущая слава учителей, их надежда и гордость. Уж они-то точно одаренные (только кто ответит на вопрос, почему вершиной их карьеры часто становится потом рядовая диссертация?).

Несомненно, это тоже способности. Только какие?

И как быть с детьми совсем «другого образца», с теми, кого учителя, как правило, вовсе не считают одаренными?

Сначала приведем примеры вполне классические, усомниться в которых невозможно.

Мы уже говорили, что Альберт Эйнштейн был весьма посредственным учеником в гимназии. Кстати, и потом, став взрослым, он не поражал собеседников чем-то чрезвычайным, особым сверканием ума, что мы привыкли считать одаренностью.

Чарлза Дарвина в детстве все учителя считали тупым и предрекали ему самое незавидное будущее.

То же и с художественными гениями. Маленький Пушкин совсем не казался сколько-нибудь замечательным мальчиком и раздражал мать своей неуклюжестью. Куда ярче смотрелся живой, веселый, забавный Левушка. И потом, уже в лицейские годы, у Александра изредка попадались высокие баллы только по французскому.

Список выдающихся людей, вовсе не поражавших в детстве учителей своими необыкновенными способностями, не так уж мал - тут и Лобачевский, и Чехов, и Булгаков. Так что же, они были сначала самыми обыкновенными детьми, а потом вдруг, неожиданно для всех, стали гениальными? Нет, такого быть не может.

Все дело в том, что одаренность бывает разная по самому своему смыслу, в коренном своем содержании.

Есть одаренность, проявляющаяся в способности к обучению, к овладению уже имеющейся культурой. Это - «школьная одаренность», не вызывающая сомнений у учителей. Как правило, она сопровождается быстротой умственной деятельности: быстрым схватыванием и усвоением, быстрым обобщением часто огромного материала. Все этим счастливчикам дается быстро, легко и весело.

Увы, большинство учителей и родителей такой одаренностью и исчерпывают само представление об этом явлении. К сожалению, даже многие профессионалы-психологи до сих пор склонны зачислять в одаренные только тех, кто опережает сверстников в умственном развитии, кто обладает незаурядными способностями к обучению (особенно школьному). Такие дети действительно одарены. Но есть ведь и другие, чью одаренность никто не хочет замечать, более того, ее каждый день уничтожают и в школе, и в семье.

О чем же идет речь? О самом главном качестве, о котором учителя много говорят, но мало кто из них его в своих учениках терпит, и уж совсем мало таких, кто его в своих учениках, воспитывает.

В доказательство - один простенький эксперимент, который мы хотим провести с учителями - читателями этой книжки.

3. О способностях творческих и интеллектуальных

Вот вам задание: придумать какой-нибудь необычный рисунок на основе кружочка. Обычный кружок.

Ну, что вам приходит в голову? Человечек? Еще! Помидор - чуть лучше, а еще? Луна, солнце, вишня...

Жаль, если именно такие ответы. Это банальные, стандартные ответы, которые дает большинство.

А вот как насчет «куска сыра «Чеддер», или «следа неизвестного животного», или «стаи вирусов под микроскопом в капле воды» (такой ответ был в реальном эксперименте).

Это уже нестандартно. Иначе говоря, это творческие ответы. Такие ответы часто дают именно эти неудобные ученики, которые не только не числятся в школе одаренными, но иногда гуляют в двоечниках и даже исключаются из школы.

Что же это за дети? Творческие. Вот, наконец, слово найдено.

Кстати сказать, именно из интереса к двоечникам родилось исследование американского психолога П. Торранса, да и сама его методика, отрывком из которой мы и начали эту главу.

П. Торранс, работая учителем в самой обычной школе, обратил внимание не на отличников (им и так достаточно внимания), а как раз на двоечников. Именно двоечники часто оказывались более самобытными, чем послушные, дисциплинированные отличники. С этими детьми труднее, но и намного интереснее, понял Торранс. У этих школьников другая одаренность, творческая - вот был итог его исследований и размышлений.

Следует с грустью констатировать, что до сих пор для многих учителей, родителей эта мысль кажется непонятной или даже бессмысленной.

Что значит «другая» - они что, не такие, как все?

Да, не такие!

Очень часто оказывалось, что эти странные школьники не понимают, казалось бы, очевидных истин, не могут усвоить то, что другим детям буквально дается «на лету». У них на все свое мнение, своя позиция, иногда очень отличающаяся от общепринятой. Им приходят в голову странные идеи - «глупые», по мнению все знающих отличников, необычные, по мнению людей, умеющих ценить нешаблонное. От них не знаешь чего ожидать, их занятия кажутся непонятными большинству детей и родителей.

Конечно, далеко не все из них учатся совсем уж плохо. Попадаются, правда очень редко, среди них даже отличники, однако не усвоение знаний главное для этих детей, а именно собственная работа мысли. Один учитель, любящий таких учеников, умеющий замечательно «вылавливать» их, как-то сказал, что даже 2х2=4 будет вызывать у них недоверие и желание найти другое решение.

В этом все и дело, что одаренность, кроме разных «видов» (умственная, социальная, моторная, практическая), имеет два принципиально разных основных типа: усваивающая, или «учебная», и творческая. И то и другое - одаренность, но это существенно разные типы.

Первая, «учебная», одаренность, по сути дела, предполагает отсутствие собственного подхода, отсутствие «самости», потому что это только затруднит восприятие чужой мысли, замедлит скорость восприятия и научения. Кстати говоря, очень многие исследователи отмечают противоречивость самого процесса обучения: с одной стороны, это присвоение чужого опыта и переработка его в свой, а с другой - чем больше ты отрешишься от себя, тем легче усвоишь предлагаемую чужую логику, чужой, найденный другими способ деятельности.

Но это отсутствие связи обнаруживается лишь до определенного уровня. Когда интеллект очень высок (170- 180 единиц), то иногда снова, как и в случае недостаточного его развития, создается препятствие для нормального развития творческих способностей. И связь снова становится отрицательной. «Высоколобые» интеллектуалы, энциклопедисты сравнительно редко бывают очень творческими людьми. И это понятно: такой уровень интеллекта, как правило, возникает при ярко выраженной направленности на обучение, усвоение. Откуда же при такой гипертрофированной направленности на готовое знание взяться «творческости»?

Таким образом, связь между интеллектуальностью и креативностью есть (да ее и не может не быть), но связь весьма непростая.

В науке, искусстве всегда легко выделяются такие типы людей, и абстракции соотношений между ними приобретают вполне реальный, содержательный характер.

В ученом совете Института общей и педагогической психологии лет 15 назад были два профессора. Один - замечательный удивительный В. Н. Пушкин, которого обуревали самые невероятные идеи, который уже в то, как говорится, отнюдь не вегетарианское время открыто занимался проблемами телепатии, ясновидения и т. д. Он высказывал необычные идеи о природе религии, интуиции. Какая-то часть его идей казалась интересной, хотя его не все и не всегда воспринимали как серьезного ученого, но это был действительно фонтан творческих идей. При этом он не поражал ни энциклопедичностыо, ни методичностью в их разработке; поражал он именно готовностью к придумыванию - идей, методик, даже забавных словечек. Надо сказать, что серьезность, глубина его идей подтверждается именно сейчас. Многие из них получили фундаментальное обоснование, оказались основой целого научного направления.

Другой психолог - профессор Л., поразительно способный, поразительно знающий. Уезжая в отпуск, он брал с собой учебники нового для него иностранного языка и, приезжая из отпуска, был готов на этом языке уже общаться. Все, что от него приходилось слышать, было интересно и очень важно. Но - чужое. Он лишь разрабатывал чужие идеи.

Не стоит считать, что науке и даже искусству нужны только и единственно творческие личности. Нет, нужны и «хранители огня», передающие опыт поколений, умеющие точно и бережно этот опыт зафиксировать, усвоить и без искажений передать. Канадский психолог Г. Селье, описывая различные типы ученых, наряду с творцами, генераторами идей с не меньшим уважением описывал и ученых-энциклопедистов, систематизаторов, и ученых-критиков, и других. Кстати говоря, большинство ученых-критиков рекрутируется из интеллектуалов, и без них развитие науки, как это очевидно, невозможно.

Надо сказать, некоторый пиетет именно перед творческими способностями - это особенность нашей, европейской культуры. Преклонение перед творчеством в науке так велико, что самые серьезные драмы разыгрываются в душе некоторых интеллектуалов.

Физикам хорошо известно имя П. Эренфеста, крупного ученого, друга и единомышленника А. Эйнштейна. Это был подлинно великий критик, анализ которого был столь глубок, что иметь его одобрение считалось высшей наградой. Это был великий физик, считали окружающие, но именно как великий ум, как критик. Его собственные творческие поиски отставали от его критического дара (так, во всяком случае, считал он сам). И вот, мучимый чувством неполноценности, считая себя бездарностью в науке, П. Эренфест покончил с собой...

На его могиле А. Эйнштейн, отдавая дань великолепному физику и замечательному человеку, высказал очень глубокую мысль о причине несоответствия творческих способностей Эренфеста его критическому таланту. Любой творец, говорил Эйнштейн, должен так полюбить свою идею, что какое-то время, пока она не окрепнет, не допускать внутренней критики. Лишь когда выстроена надежная система, утверждающая новую идею, только тогда «включается» критический запал. Эренфест, говорил Эйнштейн, с его вечным «самоедством», с его неудовлетворенностью собой, начинал критиковать себя раньше, чем идея сумеет устоять.

Точка зрения психологически, по крайней мере, нестандартная, не укладывающаяся и сейчас в рамки расхожих представлений о творчестве. Чего стоят банальные разговоры о вечной неудовлетворенности творца, которая, по мнению многих, должна быть спутницей любого творчества! Да, неудовлетворенность, видимо, должна быть, но потом, а вначале - гордость и радость. Как у Пушкина: «Ай да Пушкин, ай да сукин сын!»

Да, престиж творчества в европейской культуре весьма велик. Само это слово «творчество», по данным контент-анализа, входит в десятку наиболее употребительных слов в психологии, социологии, философии, даже политологии. Но, скажем, в восточной культуре уже не так, и такая, казалось бы, по-западному прогрессивная страна, как Япония, вовсе не имеет такого культа творчества, как США. Главное для японского школьника, а потом японского инженера - прежде всего усвоить, научиться выполнять что-либо наилучшим, эффективнейшим образом. И вся система образования в Японии, по-своему совершенная, направлена на серьезное обучение детей.

По данным ЮНЕСКО, Япония дает своим детям образование, по некоторым показателям едва ли не лучшее в мире. А вот открытий в Японии появляется совсем не так много, и, одна из первых по технологии стран, она по количеству нобелевских лауреатов в области науки находится на одном уровне с Венгрией.

А первое место по числу научных открытий мирового уровня занимают США. И не только за счет «ввоза мозгов», но еще и за счет необыкновенного престижа не образованности, а именно творчества. Уже много лет вся система образования в США, отбора детей в школы, специалистов, ученых организуется прежде всего по этому критерию.

Но вернемся к нашей стране, к нашим учителям и нашим детям.

В свое время группа советских детей побывала в американских школах, а группа американских, соответственно, в нашей стране. И вот каждая из этих групп должна была дать ответ на следующий вопрос: что больше всего поразило их в чужой стране.

Американские дети сказали: их удивило больше всего, что у советских ребят считается хорошим товарищем тот, кто подсказывает, если нужно, другу. В советской школе это считается проявлением настоящего товарищества (не у учителей, конечно, а у ребят). Американские школьники искренне удивлялись. Ведь, подсказывая своему другу, ты тем самым мешаешь ему точно оценить свои знания и убираешь с дороги будущего конкурента: он будет меньше знать и ему будет труднее поступить в университет или на работу (на работу чаще всего принимают по результатам разного рода тестов и экзаменов, где оценивается среди прочего и образовательная подготовка). А для наших детей подсказка - в порядке вещей; престиж знаний в нашей стране не высок.

Что же поразило советских детей в Америке? Свобода и демократичность в школе: там можно на уроке сидеть так, как тебе хочется (иногда дети слушают учителя, сидя на ковре вокруг него), можно что-то тихонько спросить у соседа, даже подойти к кому-то на уроке. Для наших ребят это непривычно. У себя дома они привыкли, особенно в младших классах, чуть ли не к армейской дисциплине.

Американских учительниц, пришедших на уроки в первый класс советской школы, поразила до глубины души та дрессура, которую они увидели: «Сели прямо, руки перед собой. Ты зачем повернулся? Встали, сели... Взяли ручки...» Может быть, по принципу сжатой пружины, которую наконец отпустили, наши подростки в какой-то период становятся неуправляемыми.

Больше всего советская школа боялась творческого ученика.

Мы уже говорили о том, что профессия учителя сама по себе, вне всяких географических и политических различий, консервативна по своей сути. Учитель учит, передает знания, его главная цель именно обучение. И какие бы прекрасные лозунги ни произносились («Ученик - не сосуд, который надо наполнить, а факел, который надо зажечь!»), суть везде одна: образование - передача опыта. В этом его смысл всегда.

И тот эксперимент, что мы предложили выполнить читателям в начале главы, - отметить качества учеников, которые им нравятся, - дает примерно одинаковые результаты в любой стране. Всем учителям нравятся организованные, дисциплинированные, послушные дети, которые на лету ловят любое слово педагога.

Но эта особенность учительской профессии, если хотите, даже закономерность десятикратно умножалась в нашей стране (не только в школе), где в течение десятилетий с особой враждебностью и подозрительностью относились именно к творческим личностям. Отсюда «военизированная» система обучения, отсюда пренебрежение одаренными детьми (при любых лозунгах).

Казалось бы, не совсем так: а олимпиады, которые собирают сотни юных талантов, а спецшколы? Они разве не направлены на поддержку именно одаренных детей? К сожалению, практика показывает, что главным образом - интеллектуальных, знающих, обучаемых детей, но никак не творческих.

В течение ряда лет мы занимались психологическим обследованием школьников - победителей международных и всесоюзных олимпиад. В наших исследованиях в общей сложности участвовало около 200 человек - учащихся старших классов.

При психологическом обследовании использовались различные методики, в частности собственно интеллектуальные, дающие возможность выявить уровень развития умственных способностей, методики, характеризующие творческие возможности (методика П. Торранса), и разработанная нами методика выявления типа познавательной потребности. О результатах последней мы скажем позднее, а вот о соотношении интеллектуальных и творческих возможностей у победителей олимпиад стоит поговорить.

Конечно, наши испытуемые оказались намного интеллектуальнее, чем «среднестатистические» дети. Они не только гораздо лучше справлялись с тестами пространственного мышления, количественными (математическими), тестами на логическое мышление - это нас никак не удивило. Но эти школьники лучше справились даже с вербальными (словесными) заданиями (не будучи гуманитариями), причем различия были очень существенными. То есть эти дети оказались не только знающими (это необходимо, без этого на олимпиаде делать нечего), но и очень способными к обучению, интеллектуально одаренными.

Да, не было никаких сомнений в том, что среди победителей олимпиад было много интеллектуально одаренных школьников. А вот как насчет творческих способностей? Здесь результаты оказались неутешительными: количество творческих детей в этой выборке никак не отличалось от любой случайной группы. Более того, в группе наиболее очевидных победителей (занявших первые-вторые места во всесоюзных олимпиадах) процент творческих детей был даже меньше, чем в случайной выборке. Вот так!

Этот факт признают и сами устроители олимпиад, среди которых есть и ищущие, смелые люди, не боящиеся перемен. Но как сделать отбор на олимпиадах таким, чтобы через этот «фильтр» прошли не только развитые, умные ребята, а еще и творческие? И хотя такая задача поставлена, реализовать ее чрезвычайно трудно: слишком долго система работала на подавление творческого потенциала и тем больше, чем больше слов о творчестве произносилось.

Почему реакционеры любых мастей так боятся творческих людей? Ответ, по-видимому, не представляет затруднений для многих читателей, но, чтобы экспериментально обосновать эту житейскую очевидность, расскажем об одном знаменитом исследовании, проведенном американскими психологами.

Одной очень крупной фирме требовались творческие молодые люди. При этом фирма бралась в короткий срок дать им профессиональное образование, как угодно их обеспечить, лишь бы они обладали подлинными творческими возможностями. Но где искать таких молодых людей? Спрос на творческую молодежь в США так велик, что ни приток «мозгов» из других стран, ни поиск их среди университетских студентов его удовлетворить не могут. (За творческого студента в США иногда разыгрываются настоящие конкурентные бои.) Обратились к психологам. И те предложили следующее.

Надо поискать творчески одаренных людей среди не нашедшей себе места в обществе молодежи - среди тех, кто торгует сигаретами вразнос, чистит обувь, всех тех, кто по-настоящему не приспособился к социуму. При отборе молодежи из этого контингента, конечно, особое внимание обращали на тех, у кого, во-первых, не отмечалось преступных наклонностей и, во-вторых, у кого уровень умственного развития был несколько выше среднего (о необходимости достаточно высоких умственных способностей для развития творческих возможностей мы говорили выше).

Результаты превзошли все ожидания. Оказалось, что среди этих молодых людей, не сумевших (а может быть, не желавших) приспособиться к обществу, было творческих людей во много раз больше, чем в обычной молодежной группе. Вот и ответ на вопрос, почему творческих детей, как правило, не любят в школе. И кстати, ответ на вопрос, который был недавно задан в одной публицистической статье: почему диссидентами становятся, как правило, талантливые ученые, писатели - словом, действительно творческие личности? Почему серые, заурядные люди редко восстают против сложившегося порядка вещей? Или смелости у них меньше?

Дело, во всяком случае, не только в смелости. Дело - в особом «устройстве» творческой личности. У нее не только по-другому устроен мозг, не только большие возможности нешаблонного видения мира - у нее по-другому организована именно личность. Личность, не умеющая приспосабливаться, неконформная (о чем уже говорилось выше).

Потому так трудно с ними окружающим, в том числе и в школе. Потому и одаренность часто хочется видеть не в ершистом, вечно противоречащем, занятом своими делами пареньке, а в подтянутом, всегда знающем правильный ответ, побеждающем на олимпиадах, блестящем отличнике. Кто спорит, вторые тоже одарены. Но как быть с первыми?

Именно поэтому, если интеллектуальную одаренность очень многие определяют как способность к адаптации, к приспособлению, то творческая одаренность, наоборот, и состоит в том, что обычные нормы, обычные законы приспособления для нее не годятся. Не потому даже, что она их отвергает по своим нравственным нормам (хотя и это тоже есть), а потому, что это для нее, если хотите, физиологически невозможно. Есть много примеров, когда творческий человек, желая наконец стать «как все», «наступал на горло» себе, пытаясь приспособиться. Дело кончалось не только полной невозможностью творить, но и депрессией, иногда самоубийством. Может быть, и смерть В. Маяковского из этого ряда. Б. Пастернак оценивал смерть Маяковского как физическую невозможность для поэта приспособиться к власти.

Очень многие исследователи в разных странах, в том числе у нас, проводили исследование творческих людей, и при всем различии результатов каждый раз обнаруживалась их неконформность, трудность приспособления.

Нет никакого сомнения, что творчески одаренные люди и интеллектуально одаренные - это разные типы личности, а потому и разные типы одаренности. И хотя у читателя может создаться впечатление, что мы больше симпатизируем первому типу, т. е. творческим людям, это все же не так, точнее, не совсем так.

Обществу нужны люди с различной одаренностью. И конечно, интеллектуально одаренные. Без них невозможно сохранение и умножение человеческого опыта, невозможна стабильность общества, в которой мы все же потом, после периода бурь и натиска, так нуждаемся. (Не случайно в обществах по-настоящему демократических именно консерваторы так часто приходят к власти.) Надо сказать, что субъективно интеллектуалы нам даже симпатичнее творческих людей. Глубина и четкость знаний, порядок в мышлении и часто в жизни, благополучие и социальное, и семейное очень привлекательны, часто привлекательнее, чем странность, неприкаянность творческого человека, его непредсказуемость. Но надо быть справедливыми: именно творческому человеку труднее всего жить в любом обществе, именно творческому ребенку труднее всего приходится в школе.

От чего же зависят различия в одаренности, что определяет более яркое развитие интеллектуальных возможностей в одном случае и творческих - в другом?

Этому будет посвящена следующая глава.

4. Разная одаренность - разная личность

Наверное, ничто не кажется более захватывающим, чем ответ на вопрос: почему одни люди более творческие, чем другие. Видимо, такой ответ - дело будущего, причем не ближайшего. Но кое-что нам известно уже сейчас.

Очевидно, что демократическая, свободная атмосфера в семье и обществе способствует проявлению творческих возможностей. Полезно предоставление ребенку выбора, возможности самому принимать решения в разнообразных ситуациях. (Американские психологи рекомендуют даже для развития творческих способностей уже маленького ребенка давать ему возможность выбора: «Что бы ты хотел надеть сегодня?», «Что ты хочешь съесть за завтраком?») Существуют методы повышения и укрепления самооценки ребенка. Все это в большей или меньшей мере сейчас стало общепризнанным и описано во многих работах. Однако, на наш взгляд, все это условия, не определяющие творческую одаренность, а, скорее, лишь способствующие ее развитию и проявлению в деятельности.

В третьей части нашей книжки мы дадим достаточно подробное описание всех этих условий развития одаренности.

Очень может быть, что сама дифференциация одаренности на творческую и интеллектуальную в большей мере определяется природными особенностями, чем воспитанием. Последнее дает (или не дает) возможность лишь не угаснуть этим возможностям, в достаточной мере проявиться. Ведь даже в самых демократических странах с весьма демократической системой обучения и воспитания тем не менее, по данным того же П. Торранса, подлинно творческих людей не более 2-5%.

Как бы там ни было, наблюдения и предварительные эксперименты показывают, что и творческие, и интеллектуальные типы одаренности проявляются очень рано.

Забавная игрушечная собачка... Если ее завести, то она, бултыхая лапками, плывет по-собачьи. Этих собачек подарили двум детям четырех-пяти лет.

Первый мальчишка громко смеялся, увидев, как собачка, отчаянно взмахивая лапками, плавает в тазу с водой. Он заводит эту собачку десятки раз, приглашая полюбоваться то родителей, то кого-нибудь из наиболее понравившихся ему гостей.

Реакция второго мальчишки была такой же бурной, но принципиально другой. Попробовав пару раз, как игрушка плавает по-собачьи, он тотчас решил переставить ей лапки так, чтобы она плавала уже по-другому. Сначала что-то получалось, но потом игрушка сломалась. Когда мальчишка прибежал к взрослым со сломанной игрушкой, то кто-то из гостей начал было выговаривать ребенку. Но реакция отца была другая: «Сломалась? Ну что ж, ничего страшного, давай попробуем починить». Починить удалось, хотя не без труда. Надо сказать, что интерес ребенка к ремонту игрушки был ничуть не меньшим, чем тогда, когда она так забавно плавала.

Уже говорилось выше о том, что чаще всего ребенок ломает игрушку именно из исследовательской потребности, желая узнать, что у нее внутри, как она действует и может ли быть использована как-нибудь по-другому. Редко дети ломают игрушку из разрушительных тенденций, из чувства протеста. Кстати, даже и в этих случаях следует не наказывать их, а попытаться понять, откуда этот «бунт».

Мы уже говорили о глубинной неконформности творческой личности, о ее нежелании (и неспособности) приспособиться к социуму. Эта трагичность очень часто пронизывает все существование творческого человека. Но удивительно, как рано начинаются испытания для творческой личности - вот с этого наказания за сломанную игрушку, с возгласов «хулиган», когда ребенок разобрал диковинный механизм.

Кстати, сломанная игрушка - укор не ребенку, а промышленности, не умеющей выпускать неломающиеся игрушки, и родителям, не умеющим выбрать нужную игрушку. Во многих странах давно поняли эту нехитрую педагогическую истину и не только никогда, ни при каких условиях не наказывают детей за сломанную игрушку (не боясь повториться, подчеркиваю, что на этот счет и в США, и в Японии, и в Скандинавских странах очень жесткое табу), но и выпускают такие игрушки, которые предоставляя ребенку максимум возможностей для творческого исследования, не ломаются в принципе, по определению. Примером могут служить знаменитые кубики «Лего», о которых большинство наших родителей даже не слышали.

О том факте, что различия между детьми в типе интеллектуальной деятельности проявляются очень рано, говорили многие ученые.

Бельгийский психолог Ж. Нюттен описывает эксперимент, проведенный с группой детей четырех-пяти лет в замечательной комнате, заполненной разнообразными непонятными машинами и устройствами. Оказавшись в такой необыкновенной комнате, все дети проявляли жгучий интерес, но по-разному.

Одни, хватая экспериментатора за рукав, просили объяснить, как это называется, как это действует, как с этим играть.

Другие же дети - их было меньше, чем первых - сами, ничего не спрашивая, начинали крутить ручки у непонятных игрушек, пробовали завести непонятные машинки. Наверное, не у всех самостоятельных малышей проявятся потом творческие способности, но, конечно, в этой группе их будет больше, чем в первой.

Вопрос о природе и развитии творческой и интеллектуальной одаренности еще не только не изучен сколько-нибудь достаточно, но, с нашей точки зрения, всерьез даже и не поставлен. Тем не менее один из подходов к этой проблеме мы хотели бы проанализировать, в частности вопрос о том, какая именно потребность стоит за каждым из этих типов одаренности. Ведь уже из вышеприведенных примеров очевидно, что за различиями в одаренности стоят различия в познавательной потребности.

Мы поставили своей целью в специальном экспериментальном исследовании выяснить, какие конкретно особенности отличают познавательную потребность творчески одаренных людей от познавательной потребности интеллектуалов. Для экспериментов была взята специально отобранная группа школьников, а именно победители международных и всесоюзных олимпиад по химии. Выше мы уже характеризовали испытуемых этой группы как в целом высокоинтеллектуальных. Однако творчески одаренных среди них было сравнительно немного - около 10%, а высокотворческих - около 2%. Всего в эксперименте участвовало около 50 человек. Эксперимент состоял из трех серий заданий, различных по своему характеру.

Первая серия называлась «Задачи». Испытуемому предъявляли набор задач, из которых он должен был по собственному желанию выбрать любые две. После того как он решал эти задачи, он мог, опять по желанию, либо переходить к другой части эксперимента, либо продолжать решение задач. Задачи были разными по характеру, некоторые требовали только сообразительности некоторые - сравнительно несложных вычислений, однако каждая имела один-единственный правильный ответ. Это очень существенно; все задачи можно было анализировать по принципу - сумел или не сумел решить.

Вторая серия заданий (к ней испытуемый, как это уже понятно, переходил только по желанию) была совершенно другой. Ее название «Фантазии», и она действительно состояла из заданий в той или иной мере творческого характера. Задания были, что называется, на любой вкус: и для любителей с художественным воображением («нарисовать пиктограмму, которая была бы и понятна, и вместе с тем необычна»), и для любителей слова («придумать неологизмы»), и для технически ориентированных школьников («придумай новую, непохожую модель велосипеда»), и даже для дизайнеров («придумай необычной формы чайник или одежду, которую будут носить в XXII в.»). Другие задания предлагали подумать, например, что будет, если вдруг люди начнут читать мысли друг друга («всеобщая телепатия»). В целом, несмотря на то, что задания были очень непохожи, ни одно из них не имело и не могло иметь правильного ответа; ответов могло быть сколько угодно. Инструкция и здесь, как и в первой серии, требовала от испытуемого выбрать любые два задания. После того как испытуемый считал, что закончил их, его опять спрашивали, хочет ли он продолжать выполнять задания этой серии (соответственно другие) или же перейти к третьей серии.

В третьей серии испытуемому предлагалось расшифровать два предложения зашифрованного текста. Шифр был несложным, однако некоторую сообразительность проявить следовало. И здесь, как и в первых двух сериях эксперимента, после расшифровки текста снова давалась возможность выбрать: либо дальше расшифровывать текст (а он был связным и сравнительно интересным, как мог убедиться испытуемый по первым двум фразам), либо прекратить работу.

Кстати, хотя эксперимент получался сравнительно длинным (1-1,5 часа), однако, как правило, он проводился в лагере в «тихий час» и испытуемые заведомо никуда не спешили (международная школа проходила в лагере «Орленок» на Черном море).