Тема старости в русском роке: 70-80 гг. или «блуждая по территории текста»

Когда мы начинали, мы дали слово,

Не сдаваться и не отступать.

Ведь иначе не имело бы смысла

Вообще начинать играть.

Майк Науменко

Вот море молодых колышут супербасы,

Мне триста лет, я выполз из тьмы…

Андрей Макаревич

20 лет -- маленький срок,

20 лет я слушаю рок,

Слегка облысел и слегка занемог,

Немного оглох, но я слушаю рок…

Борис Гребенщиков

Русский рок чаще всего воспринимается только как музыкальное направление, «подпольно» возникшее в начале 70-х гг. Подобное отношение обуславливает тот факт, что рок как предмет исследования не попадает в сферу интересов философии. А это, в свою очередь, влечет забвение иной его реальности, а именно: текстовой, в которой рок становится выразителем своеобразного восприятия жизни. Именно текст (в широком смысле этого слова) дает возможность говорить о философии русского рока, причем философии социальной. Это связано с тем, что, рок зарождался как протест против социальной действительности советского общества.

Тема старости, таким образом, поднимается в роке в контексте создаваемой им «системы бытия», а сама старость преподносится как социальная категория. Следует отметить, что рок не ставит себе целью изображение данного феномена, поэтому образ старика представляется лишь отдельным штрихом на целостной картине мирозданья. Интересно также и то, что это полотно общественной жизни простирается и на само явление рока, убедительно показывая, что даже оно не может оставаться вечно молодым.

Итак, сущность рока состоит в описании и осмыслении реальности, а также в обращении на себя осмысляющего, т.е. рефлексии. Можно провести аналогию между сущностью рока и сущностью философии, определенной М. Хайдеггером как предельное вопрошание, охватывающее своими вопросами целокупное сущее и спрашиваемое так, что ставит под вопрос существование вопрошающего. Своими вопросами рокеры охватывают социальное бытие, которое составляет для них всеобщее, и частью которого они являются. Таким образом, их собственное бытие тоже оказывается под вопросом и становится предметом рефлексии. Вследствие их погруженности в социальную действительность данное вопрошание становится предельным: оно спровоцировано невозможностью жить по заданным правилам. Русский рок стал для его приверженцев выражением протеста против существующей действительности, призыва жить по-другому,не-так. Но отказ жить вот-так необходимо влечет за собой конструирование другой социальной реальности, причем эта новая реальность появляется не в результате волевого творческого акта, но как не-такое-бытие, другое-бытие. Таким образом, можно говорить о «двух системах бытия» [1], сознаваемых в роке: молодой и старой, что выражается в формуле «мы -- вы (они)». Это разведение двух систем бытия обусловлено столкновением с наличествующей социальной системой, которая в роке интерпретируется как принципиально неприемлемая. Рок возник как протест против стабильности, против старости, поэтому невозможно описать рок не затрагивая это понятие. Сосуществование описанных систем бытия раскрывается в следующих аспектах:

1. Место

Основным признаком, по которому можно отличить местопребывания «нас» от «них», является отсутствие стен и такой фактор как незащищенность (перед лицом хотя бы погоды), отсутствие убежища, тыла. Так же у рокеров встречается мотив вскрытия замков, распахивания дверей, уничтожение стен, в то время как для «них» характерно их возведение. Рокеры противопоставляют уюту «старого мира» стихию улицы «там за окном». («Крематорий» вводит пространственную дистанцию «там -- здесь») Таким образом, видно, что человек старого мира тяготеет к уюту обжитого дома, теплу, отгороженности от стихии, т.е. любого проявления естественной жизни. Молодость же и есть сама эта стихия, потому она отказывается от душной и тесной квартирной клетки, воспринимая старый мир местом заключения, принципом устройства которого является «в железной двери железный замок, и запрещено смотреть в потолок и слушать Hard-Rock» [2].

2. Время

С одной стороны, время понимается в обыденном смысле как длительность дня. Две системы бытия буквально поделили между собой временное пространство суток. Для старого мира необходим день -- это период, когда все работают, официальная маска на лице. Ночь же для старости -- период заслуженного отдыха. Для протестующего мира необходима ночь, т.к. это есть момент абсолютной раскрепощенности, оргии, борьбы, время, когда можно быть самим собой и не прятаться за маской. С другой стороны, время понимается метафизически, как проблема. Подобный подход характерен для позднего периода творчества рок-групп, их своеобразного старения. В данном случае все пространство времени изображается сведенным к одной точке, одному мигу, называемому быстротечностью жизни.

3. Образ жизни

Старый мир выдвигает на первый план глобальные идеи, врагов, друзей, семью. Значимой является вовлеченность индивида в структуры различных социальных институтов. И поэтому, несмотря на то, что Советский Союз -- страна рабочих, в картине мира рока «старый» человек предстает мещанином, ценности которого сводятся к семье, работе. Он монументально спокоен, добродушен ко всем (или попросту равнодушен), для него характерно отсутствие сильных эмоций и близких отношений. Единственное, что ему близко и дорого -- только я-сам. Ценности рока, напротив: «мои друзья» и сам рок-н-ролл. Рок, как воплощение молодости, -- взрыв энергии, жажда жизни, ее полноты, стремление к переменам и созиданию нового. Рокер мыслит свою жизнь как бесконечный путь. Более того, через всю их жизнь лейтмотивом звучит: «Я живу так, как хочу» -- свобода как независимость.

4. Взаимоотношение (двух систем между собой)

«Мы» и «вы», т.е. старый и молодой мир, принципиально не понимают и не принимают друг друга. В некотором смысле рок есть собственное порождение так-овой социальной действительности. Он есть дитя, восставшее против родителя. Но старый мир тоже враждебно настроен по отношению к року. Достаточно вспомнить, что любое выступление рок-исполнителей воспринималось как скандал. Система обладает очень жесткими методами воздействия и подавления, применяемых в различных социальных институтах наказания, как то: война, тюрьма, сумасшедший дом (и в каком-то смысле создание рок клуба, как возможность централизации и наложения порядка, т.о. осуществляется встраивание второй системы бытия в первую). В ответ на это рок заявляет: «постройте лучше лепрозорий» [3], «Ваш мир -- сумасшедший дом». Рок выступает против войны, против рутины… Рок выступает против, рок протестует. Истиной жизни он провозглашает смех, танец, используя само бытие-так как способы борьбы.

Таким образом, можно описать и разделить таковой старый мир и порожденный им новый мир. Но поскольку вопрос: бытие определяет сознание или сознание определяет бытие не имеет однозначного ответа, то, видимо, имеет смысл кроме старого мира рассмотреть и тех, из кого он образуется, т.е. «стариков». В обыденном смысле старость чаще всего понимается либо как духовная старость (внутреннее ощущение), либо как физическая, при этом старый человек не имеет половых признаков, т.е. в обыденном сознании образы старика и старухи совпадают. В роке же, что интересно, старость является гендерной категорией, и при этом не возрастной. Гендерность и «вневозрастность» -- это единственный общий принцип, лежащий в основании образа старого человека.

В соответствии с половой дифференциацией можно описать образ старика и образ старухи.

Атрибутами старика как того, кто порождает и организует современную социальную действительность являются вечный покой (неподвижность), «тишина», «телевизор», «седина», «вино», отсутствие любви, наличие старухи-жены и проч. Таким образом, старик-обыватель -- типичный представитель своего мира. Но в роке можно встретить и других персонажей-стариков, которых следовало бы отнести к маргиналам старого общества. Это, например, Старик Козлодоев (Б.Г.), этакий сладострастник, или старый битник (В. Цоя) или старый хип (Крематорий). Маргиналами их делает прошлое, поскольку в настоящем они живут принципами своего окружения: «телевизор, газета, футбол, и довольна тобой твоя старая мама» [4].

Образ старухи в роке более трагичен и потому более четко вырисован, чем образ старика. Связано это с тем, старуха, чаще всего, это бывшая возлюбленная, которую поглотила бытовая рутина. Из молодой полной идеалов, мечтаний и любви девушки она превращается в «старуху с «Беламором» в зубах», прячущих «рыхлое тело» [5] в халат, проживающей в «отеле под название брак» [6]. К ней как старухе рокер обращается с горечью и в надежде вновь ее оживить; ей как девушке он говорит «Ты» и шепчет в отчаянии: «Я хочу быть с тобой» [7]. Однако он сознает, что любимая утрачена навсегда. Действительность открывает перед ним следующую альтернативу: его ждет либо «женщина города роз» (т.е. проститутка), либо «жена». Образ жены также интересен. Это «женщина, ищущая старость» [8], рожденная социальной системой старой, не знавшая буйства молодости.

Еще один аспект темы старости состоит в том, что конфронтация «старость-молодость», звучащая в песнях, экстраполируется на фактическое бытие самих рокеров. Это находит отражение в процессе старения рокеров, которых нельзя отделить от их человеческой сущности. Названный процесс старения протекает по пяти стадиям:

1. Усталость

Это своего рода переходная стадия от молодости к старости. Старение начинается с того момента, когда рокер открывает для себя факт ограниченности возможностей (молодость не знает слова «не могу») и ему становится страшно изменить свою жизнь. И эти два фактора, развивающиеся на фоне постоянного протеста и борьбы, с одной стороны, и отсутствие изменения мира (осознание тщетности усилий), с другой стороны, порождают тотальную усталость. И эта усталость подобна бездне, из которой нельзя взлететь обратно. Но, как сказал Ф. Ницше, «если долго смотреть в бездну, бездна начинает смотреть в тебя». Поэтому любой, кто встал на ее краю, обречен, обречен либо на смерть [9], либо на старость (т.е. смерть в качестве рокера).

2. Капитуляция

Это добровольная сдача позиций, т.е. внутреннее принятие реальности и согласие с тем против чего боролся. В отличие от первой стадии, когда еще только появляется неуверенность в своих силах, но желание перемен еще не угасло, это стадия скептицизма и деформации стремления и системы ценностей. Приходит осознание того, что этот мир (т.е. первая система бытия) не так уж плох. И основными ориентирами жизни становится покой и мнимое семейное «счастье».

3. Ассимиляция

Нахождение собственной роли (ниши) в первой системе бытия и вживание в нее. Обнаружение себя в этой роли заставляет обернуться назад и посмотреть на себя «10 лет назад».

4. Софист (календарь)

Это стадия, когда роль дает ощущение завершенности жизни, чувство какой-то достигнутой цели, прочного основания под ногами и обретенной житейской мудрости. С высоты собственной умудренности критически анализируется молодость и постулируется собственная зрелость как архэ. Для нее характерно реконструирование собственной жизни и ее оценка.

5. «Пенсионер»

Эта стадия предполагает некоторую объективность, взгляд извне. Ее может вычленить только сторонний наблюдатель. Она характеризуется тем, что рокер, впадая в эту стадию, становится смешным: «этакий молодящийся старец». Это то, что сейчас из себя представляют Кинчев, Бутусов и другие -- т.е. «бунтующий» обыватель. «Бунтующий» обыватель -- это уже не рокер, это человек, занимающий определенное социальное положение, обладающий семьей, определенным заработком и не собирающийся от этого отказываться, но при этом он демонстрирует и организует протест, получая за это деньги («А бунта-то нет!» -- хочется воскликнуть). Таким образом, «бунтующий» обыватель -- лицемер и шут.

Старость (именно социальная старость), таким образом, не совместима с роком. Рок принципиально молод. Его сущность состоит в протесте, недовольстве, в вечном поиске, буйной энергии, ликующей юности, шагающей под лозунгом: «Хочу все и сразу, и не то, что есть». Рок не может состариться, успокоиться, но неизбежно старятся люди, творящие под именем рока.

Ожидание старости как пограничная ситуация

Старость не только жизненный этап. Так же, как детство, молодость, зрелость, она -- определенное состояние, пребывание в качественно своеобразном пространстве и времени. Старость ассоциируется с близостью смерти, исчерпанием сил, болезнями, угасанием физиологических фунций. Даже если это не так, все равно переживается это так. Старость -- последняя глава земной человеческой жизни. Можно сколько угодно успокаивать себя тем, что старость бывает всякой, в том числе красивой, плодотворной и т. д. -- старость есть старость, и все это не более чем успокоение.

Именно старость, а не смерть, выступает как граница, черта, предел. Смерть однократна, близкий к смерти человек уже согласился с угасанием, уходом в небытие (мы имеем ввиду «обыкновенную» нормальную смерть, не смерть в результате какой-то неожиданности, убийства, несчастного случая и т.д.), он уже «там». В этом, как нам кажется, один из смыслов жуткой фразы Ницше «Падающего подтолкни» -- уходящее должно уйти. Человек смирился (если он действительно смирился), перестает беспокоиться, уходит неизвестность, а ведь самый тяжелый страх вызывает именно неизвестность. Смерть это и радость приближения развязки, близость самого ужасного и тяжелого (но и последнего!), что может случиться с человеком. Умирающий может и должен испытывать чувство превосходства над другими. «Я -- уже, а вы -- еще», как бы говорит нам умирающий, и это дает ему силу. В этом, как нам думается, одна из глубинных причин отсутствия страха перед смертью у Сократа.

Сократ у последней черты. В отличие от нас он точно знает, когда наступит смерть (когда он примет яд цикуты, когда оцепенение дойдет до сердца и т.д. -- он сам рассуждает об этом, рассуждает просто, спокойно, с достоинством, как об объективном природном факте). Он -- у границы и состояние его светло и радостно. Осталось только выдержать короткий промежуток умирания -- а это для мудреца пустяк.

Старость -- часть жизни, жизненное состояние. Старость -- еще жизнь. Мы обречены прожить старость, перенести, перетерпеть ее. Более того. Поскольку вторая, заключительная дата точно неизвестна, нам суждено жить в неизвестности, под домокловым мечом неизбежного.

Что значит жить в старости? Это означает жить на последнем отрезке пути. Не в начале, когда все впереди, а в конце, когда главное позади. Это означает погрузиться в старость психически, физиологически, духовно, согласиться с ней, принять как свой удел, как нечто неотменимое, естественное, само собой разумеющееся. Встреча с неотвратимым. Что случилось, то и случилось.

Но в движении от зрелости к пожилому возрасту человеку предстоит гораздо более мучительное -- ожидание старости, тяжелое как вообще всякое ожидание, изматывающее душу приближение к ней, размышления о ней, переживание ее постепенного наступления, узнавание все более отчетливо прорисовывающегося ее образа. Когда в конце концов человек вынужден признаться себе: «Да, это она». Вот подлинная, годами длящаяся пытка -- страшно представить себя старым, умом и сердцем понять, что ты будешь стариком. Для многих людей мысль о грядущей старости -- подлинная катастрофа. Думается, одна из потаенных причин самоубийства Маяковского -- ужас перед старостью. А как безнадежно и постыдно отодвигала от себя старость знаменитая актриса Любовь Орлова -- отодвигала бесконечными подтяжками, изматывающими упражнениями. И ведь не с кем договориться, чтобы этого не было!

Привыкание к ожиданию старости -- вот тот истинный, подлинный рубеж, тот Рубикон, который надо перешагнуть. Возможно это главное событие в жизни человека. Приучить себя к ожиданию старости, перестать «дергаться», успокоиться.

Что же делать?

Нельзя формально «смириться», ибо смирение несет в себе опасность вытеснения тех же самых страхов в бессознательное. Все равно будет работать неотреагированный материал -- так пожилые люди приходят в неистовство по поводу «безнравственности» целующихся в метро молодых. Напомним, что истинное христианское смирение не есть просто «согласие на неизбежность», а внутреннее успокоение, озарение, слияние с высшей истиной.

Можно попытаться изменить образ грядущей старости, полюбить старость. Не потому, что некуда деваться, а потому что с высоты своей старости я могу взирать на других, нестарых.

Я обретаю право «учить», делиться опытом, неважно, реальным или мнимым. Свою прошлую жизнь, кроме того, всегда можно «допридумать», создать из нее мир -- очень нетрудно сделать, чтобы он основывался на реальных фактах. Все равно, граница между действительным и придуманным достаточно условна.

Можно верить и надеяться на то, что старость совсем не так страшна, как это представляется в ожидании («не так страшен черт, как его малюют»). В самом деле, сколько людей, у которых старость так же полноценна, плодотворна (а бывает еще более плодотворна!), как и предыдущая жизнь. Старость бывает красивой, достойной, творческой, наполненной работой и любовью. Вообще говоря, если есть здоровье, страшна не старость, страшна дряхлость. Кроме того, есть люди, очень мало стареющие в обычном смысле этого слова, вплоть до сохранения всех физиологических функций.

Говорят, что с годами приходит мудрость. Что такое мудрость? Уравновешенность, успокоение, обретение емкого всестороннего взгляда на жизнь, учитывающего все значимые факторы в их реальной соподчиненности: что важно, а что нет.

Можно утешить себя тем, что изменения в организме параллельны изменениям в сознании, следовательно, любое новое состояние воспринимается как единственно естественное для данного периода.

Ожидание старости -- очень своеобразный период. Многие позади, но далеко не все. Впереди нет бесконечного времени, как в юности, но время еще есть. 50-60 лет это именно тот возраст, когда надо «поспешать не спеша», когда уже не может быть ожидания безграничного будущего, когда все только «здесь и теперь», «здесь Родос, здесь и прыгай!» И если ничего непредвиденного не произойдет -- осталась достаточно много (особенно, если ты что-то сделал в предыдущей жизни, достиг каких-то результатов, пришел опыт и зрелость и т.д.). Ожидание старости -- это время основных дел, решительных усилий последних попыток по-настоящему состояться. В том числе и в любви.

Возможен и еще один взгляд, идущий из самых основ понимания жизни и бытия. В каком-то смысле, времени вообще нет. Жизнь не есть время «отпущенное» нам на этой земле. Жизнь есть нахождение, пребывание, явленность. Мы пришли в этот мир, чтобы «очутиться», оказаться в нем, пребыть. В этом плане вся жизнь наша есть огромный (по обычным человеческим меркам, конечно), эпизод нашего появления здесь, пребывания, нашей «заброшенности в бытие». С этой точки зрения и детство, и юность, и зрелость, и старость -- только фрагменты этого пребывания, этой заброшенности, качественная разница между которыми, если я глубоко, до дна принял эту позицию, как бы теряет свое решающее значение.