Сравнение эмоций с инстинктами

Реферат на тему

«СРАВНЕНИЕ ЭМОЦИЙ С ИНСТИНКТАМИ»

1. СРАВНЕНИЕ ЭМОЦИЙ С ИНСТИНКТАМИ

Специфическое различие между эмоциями и инстинктами заключается в том, что эмоция есть стремление к чувствованиям, а инстинкт -- стремление к действиям при наличности известного объекта в окружающей обстановке. Но и эмоции имеют для себя соответствующие телесные проявления, которые заключаются иногда в сильном сокращении мышц (например, в момент испуга или гнева); и во многих случаях может оказаться несколько затруднительным провести резкую грань между описанием эмоционального процесса и инстинктивной реакции, которые могут быть вызваны тем же объектом. К какой главе следует отнести явление страха -- к главе об инстинктах или к главе об эмоциях? Куда также следует отнести описания любопытства, соревнования, etc.? С научной точки зрения это безразлично, следовательно, мы должны для решения этого вопроса руководствоваться одними практическими соображениями. Как чисто внутренние душевные состояния, эмоции совершенно не поддаются описанию. Кроме того, такого рода описание было бы излишним, так как читателю эмоции, как чисто душевные состояния, и без того хорошо известны. Мы можем только описать их отношение к объектам, вызывающим их, и реакции, сопровождающие их. Каждый объект, воздействующий на какой-нибудь инстинкт, способен вызвать в нас и эмоцию. Вся разница заключается здесь в том, что так называемая эмоциональная реакция не выходит из пределов тела испытуемого субъекта, а так называемая инстинктивная реакция может идти дальше и вступать на практике во взаимные отношения с вызывающим ее объектом. И в инстинктивных, и в эмоциональных процессах простое воспоминание о данном объекте или образ его могут быть достаточными для возникновения реакции. Человек может даже приходить в большую ярость, думая о нанесенном ему оскорблении, чем непосредственно испытывая его на себе, и после смерти матери может питать к ней больше нежности, чем во время ее жизни. Во всей этой главе я буду пользоваться выражением «объект эмоции», безразлично применяя его как к тому случаю, когда этим объектом служит имеющийся налицо реальный предмет, как и к тому, когда таким объектом служит просто воспроизведенное представление.

Гнев, страх любовь, ненависть, радость, печаль, стыд, гордость и различные оттенки этих эмоций могут быть названы наиболее грубыми формами эмоций, будучи тесно связаны с относительно сильным телесным возбуждением. Более утонченными эмоциями являются моральные, интеллектуальные и эстетические чувствования, с которыми обыкновенно бывают, связаны значительно менее сильные телесные возбуждения. Объекты эмоций можно описывать без конца. Бесчисленные оттенки каждой из них незаметно переходят один в другой и отчасти отмечаются в языке синонимами, как, например, ненависть, антипатия, вражда, злоба, нерасположение, отвращение, мстительность, неприязнь, омерзение, etc. Различие между ними установлено в словарях синонимов и в курсах психологии; во многих немецких руководствах по психологии главы об эмоциях представляют просто словари синонимов. Но для плодотворной разработки того, что уже само по себе, очевидно, есть известные границы, и результатом множества работ в таком направлении явилось то, что чисто описательная литература по этому вопросу, начиная от Декарта и до наших дней, представляет самый скучный отдел психологии. Мало того, вы чувствуете, изучая его, что подразделения эмоций, предлагаемые психологами, в огромном большинстве случаев являются простыми фикциями или весьма несущественны, и что претензии их на точность терминологии совершенно неосновательны. Но, к несчастью, огромное большинство психологических исследований эмоций -- чисто описательного характера. В романах мы читаем описание эмоций, будучи созданы для того, чтобы переживать их на себе. В них мы знакомимся с объектами и обстоятельствами, вызывающими эмоции, а потому всякая тонкая черта самонаблюдения, украшающая ту или другую страницу романа, немедленно находит в нас отголосок чувства. Классические литературно-философские произведения, написанные в виде ряда афоризмов, также проливают свет на нашу эмоциональную жизнь и, волнуя наши чувства, доставляют нам наслаждение. Что же касается «научной психологии» чувствований, то, должно быть, я испортил себе вкус, читая в слишком большом количестве классические произведения по этому вопросу. Но только я предпочел бы читать словесные описания размеров скал в Нью-Гэмпшир, чем снова перечитывать эти психологические произведения. В них нет никакого плодотворного руководящего начала, никакой основной точки зрения. Эмоции различаются и оттеняются в них до бесконечности, но вы не найдете в них никаких логических обобщений. А между тем, вся прелесть истинно научного труда заключается в постоянном углублении логического анализа. Неужели же при анализе эмоций невозможно подняться над уровнем конкретных описаний? Я думаю, что есть выход из области таких конкретных описаний, стоит только сделать усилия, чтобы найти его.

2. ПРИЧИНА РАЗНООБРАЗИЯ ЭМОЦИЙ

Затруднения, возникающие в психологии при анализе эмоций, протекают, мне кажется, оттого, что их слишком привыкли рассматривать как абсолютно обособленные друг от друга явления. Пока мы будем рассматривать каждую из них как какую-то вечную, неприкосновенную духовную сущность, наподобие видов, считавшихся когда-то в биологии неизменными сущностями, до тех пор мы можем только почтительно составлять каталоги различных особенностей эмоций, их степеней и действий, вызываемых ими. Но если мы станем их рассматривать как продукты более общих причин (как, например, в биологии различие видов рассматривается как продукт изменчивости под влиянием окружающих условий и передачи приобретенных изменений путем наследственности), то установление различий и классификация приобретут значение простых вспомогательных средств. Если у нас уже есть гусыня, несущая золотые яйца, то описывать в отдельности каждое снесенное яйцо -- дело второстепенной важности. На немногих последующих страницах я, ограничиваясь на первых порах так называемыми грубыми формами эмоций, укажу на одну причину эмоций, причину весьма общего свойства.

3. ЧУВСТВОВАНИЕ В ГРУБЫХ ФОРМАХ ЭМОЦИИ ЕСТЬ РЕЗУЛЬТАТ ЕЕ ТЕЛЕСНЫХ ПРОЯВЛЕНИЙ

Обыкновенно принято думать, что в грубых формах эмоции психическое впечатление, воспринятое от данного объекта, вызывает в нас душевное состояние, называемое эмоцией, а последняя влечет за собой известное телесное проявление. Согласно моей теории, наоборот, телесное возбуждение следует непосредственно за восприятием вызвавшего его факта, и познавание нами этого возбуждения в то время, как оно совершается, и есть эмоция. Обыкновенно принято выражаться следующим образом: мы потеряли состояние, огорчены и плачем, мы повстречались c медведем, испуганы и обращаемся в бегство, мы оскорблены врагом, приведены в ярость и наносим ему удар. Согласно защищаемой мною гипотезе, порядок этих событий должен быть несколько иным; именно, первое душевное состояние не сменяется немедленно вторым: между ними должны находиться телесные проявления, и потому наиболее рационально выражаться следующим образом: мы опечалены, потому что плачем, приведены в ярость, потому что бьем другого, боимся, потому что дрожим, а не говорить: мы плачем, бьем, дрожим, потому что опечалены, приведены в ярость, испуганы. Если бы телесные проявления не следовали немедленно за восприятием, то последнее было бы по форме своей чисто познавательным актом, бледным, лишенным колорита и эмоциональной «теплоты». Мы в таком случае могли бы видеть медведя и решить, что всего лучше обратиться в бегство, могли бы понести оскорбление и найти справедливым отразить удар, но мы не ощущали бы при этом страха или негодования.

Высказанная в столь грубой форме гипотеза может немедленно дать повод к сомнениям. А между тем, для того, чтобы умалить ее, по-видимому, парадоксальный характер и, быть может, даже убедиться в ее истинности, нет надобности прибегать к многочисленным и отдаленным соображениям.

Прежде всего, обратим внимание на тот факт, что каждое восприятие путем известного рода физического воздействия оказывает на наш организм широко распространяющееся действие, предшествующее возникновению в нас эмоции или эмоционального образа. Слушая стихотворение, драму, героическую повесть, мы нередко с удивлением замечаем, что по нашему телу пробегает неожиданно, как волна, дрожь, или что сердце наше стало сильнее биться, а из глаз внезапно полились слезы. То же самое в еще более осязательной форме наблюдается при слушании музыки. Если мы, гуляя в лесу, вдруг замечаем что-то темное, двигающееся, наше сердце перестает биться, и мы задерживаем дыханье мгновенно, не успев еще образовать в голове своей никакой определенной идеи об опасности. Если наш добрый знакомый подходит близко к краю пропасти, мы начинаем испытывать хорошо знакомое чувство беспокойства и отступаем назад, хотя хорошо знаем, что он вне опасности, и не имеем никакого отчетливого представления о его падении. Автор живо помнит свое удивление, когда он 7-8-летним мальчиком упал однажды в обморок при виде крови, которая после кровопускания, произведенного над лошадью, находилась в ведре; в этом ведре была палка, он начал размешивать этой палкой жидкость, которая капала с палки в ведро, причем не испытывал ничего, кроме детского любопытства. Вдруг свет померк в его глазах, в ушах поднялся шум, и он потерял сознание. Он раньше никогда не слышал о том, что вид крови может вызывать в людях тошноту и обморок, и питал к ней так мало отвращения и так мало усматривал в ней опасного, что даже в столь нежном возрасте не мог не удивляться тому, как простое присутствие ведра красной жидкости может оказывать такое потрясающее действие на организм.

Лучшее доказательство тому, что непосредственной причиной эмоций является физическое воздействие внешних раздражений на нервы, представляют те патологические случаи, когда для эмоций нет соответствующего объекта. Одним из главных преимуществ моей точки зрения на эмоции является то обстоятельство, что при помощи ее мы можем подвести и патологические, и нормальные случаи эмоций под одну общую схему. Во всяком доме сумасшедших мы встречаем образчики ничем не мотивированного гнева, страха, меланхолии или мечтательности, а также образчики равно ничем не мотивированной апатии, которая упорно продолжается, несмотря на решительное отсутствие каких бы то ни было побудительных внешних причин. В первом случае мы должны предположить, что нервный механизм сделался столь восприимчивым по отношению к известным эмоциям, что почти всякий стимул, даже самый неподходящий, является достаточной причиной для того, чтобы вызвать в нем возбуждение в этом направлении и тем породить своеобразный комплекс чувствований, составляющий данную эмоцию. Так, например, если известное лицо испытывает одновременно неспособность глубоко дышать, биение сердца, своеобразную перемену в функциях пневмогастрического нерва, называемую «сердечной тоской», стремление принять неподвижное распростертое положение и сверх того еще другие неисследованные процессы во внутренностях, то общая комбинация этих явлений порождает в нем чувство страха, и он становится жертвою хорошо знакомого некоторым смертельного испуга. Мой знакомый, которому случалось испытывать припадки этой ужаснейшей болезни, рассказывал мне, что у него центром душевных страданий были сердечная область и дыхательный аппарат; что главное усилие его побороть припадок заключалось в контролировании дыхания и замедлении сердцебиения, и что страх его исчезал, как только ему удавалось начать глубоко вздыхать и выпрямиться. Здесь эмоция есть просто ощущение телесного cocтояния и причиной своей имеет чисто физиологический процесс.

Далее, обратим внимание на то, что всякая телесная перемена, какова бы она ни была, отчетливо или смутно ощущается нами в момент своего появления. Если читателю не случалось до сих пор обращать внимание на это обстоятельство, то он может с интересом и удивлением заметить, как много ощущений в различных частях тела являются характеристическими признаками, сопровождающими те или другие эмоциональные состояния eго духа. Нет оснований ожидать, что читатель ради столь курьезного психологического анализа будет задерживать в себе самонаблюдением порывы увлекательной страсти, но он может наблюдать эмоции, происходящие в нем при более спокойных состояниях духа, и выводы, которые будут справедливы относителен слабых степеней эмоции, могут быть распространены на те же эмоции при большей интенсивности. Во всем объеме, занимаемом нашим телом, мы при эмоции испытываем очень живо разнородные ощущения, от каждой части его в сознание проникают различные чувственные впечатления, из которых слагается чувство личности, постоянно сознаваемое каждым человеком. Удивительно, какие незначительные поводы вызывают нередко в нашем сознании эти комплексы чувствований. Будучи хотя бы в самой слабой степени огорчены чем-нибудь, мы можем заметить, что наше душевное состояние физиологически всегда выражается главным образом сокращением глаз и мышц бровей. При неожиданном затруднении мы начинаем испытывать какую-то неловкость в горле, которая заставляет нас сделать глоток, прочистить горло или кашлянуть слегка; аналогичные явления наблюдаются во множестве других случаев. Благодаря разнообразию комбинаций, в которых встречаются эти органические изменения, сопровождающие эмоции, можно сказать, исходя из отвлеченных соображений, что всякий оттенок в его целом имеет для себя особое физиологическое проявление, которое представляет такое же unicum, как самый оттенок эмоции. Огромное число отдельных частей тела, подвергающихся модификации при данной эмоции, делает столь затруднительным для человека в спокойном состоянии воспроизведение внешних проявлений любой эмоции. Мы можем воспроизвести игру мышц произвольного движения, соответствующую данной эмоции, но не можем произвольно вызвать надлежащее возбуждение в коже, в железах, сердце и внутренностях. Подобно тому, как в искусственном чихании недостает чего-то, сравнительно с настоящим, так точно не производит полной иллюзии искусственное воспроизведение печали или энтузиазма при отсутствии надлежащих поводов для возникновения соответствующих настроений.

Теперь я хочу приступить к изложению самого важного пункта моей теории, который заключается в следующем: если мы представим себе какую-нибудь сильную эмоцию и попытаемся мысленно вычитать из этого состояния нашего сознания одно за другим все ощущения связанных, с ним телесных симптомов, то в конце концов от данной эмоции ничего не останется, никакого «психического материала», из которого могла бы образоваться данная эмоция. В результате же получится холодное, безразличное состояние чисто интеллектуального восприятия. Большинство лиц, которых я просил проверить мое положение путем самонаблюдения, вполне соглашались со мною, но некоторые упорно продолжали утверждать, что их самонаблюдение не оправдывает моей гипотезы. Mногиe не могут только понять самого вопроса. Например, просишь их устранить из сознания всякое чувство смеха и всякую наклонность к смеху при виде смешного предмета и потом сказать, в чем будет тогда заключаться смешная сторона данного предмета, не останется ли тогда в сознании простое восприятие предмета, принадлежащего к классу «смешных»; на это они упорно отвечают, что это физически невозможно, и что они всегда вынуждены смеяться, видя смешной предмет. Между тем задача, которую я предлагал им, заключалась не в том, чтобы, глядя на смешной предмет, на самом деле уничтожить в себе всякое стремление к смеху. Это -- задача чисто спекулятивного характера, и заключается она в мысленном устранении некоторых чувственных элементов из эмоционального состояния, взятого в его целом, и определении того, каковы бы были в таком случае остаточные элементы. Я не могу отрешиться от мысли, что всякий, кто ясно понял поставленный мною вопрос, согласится с высказанным мною выше положением.

Я совершенно не могу представить себе, что за эмоция страха останется в нашем сознании, если устранить из него чувства, связанные с усиленным сердцебиением, с коротким дыханием, дрожанием губ, с расслаблением членов, с «гусиной» кожей и с возбуждениями во внутренностях. Может ли кто-нибудь представить себе состояние гнева и вообразить при этом тотчас же не волнение в груди, прилив крови к лицу, расширение ноздрей, стискивание зубов и стремление к энергичным поступкам, а, наоборот, мышцы в ненапряженном состоянии, ровное дыхание и спокойное лицо. Автор, по крайней мере, безусловно, не может этого сделать. В данном случае, по его мнению, гнев должен совершенно отсутствовать, как чувство, связанное с известными наружными проявлениями, и можно предположить, что в остатке получится только спокойное, бесстрастное суждение, всецело принадлeжaщee интеллектуальной области, именно, мысль о том, что известное лицо или лица заслуживают наказания за свои грехи. То же рассуждение применимо и к эмоции печали: что такое была бы печаль без слез, рыданий, задержки сердцебиения, тоски под ложечкой. Лишенное чувственного тона признание того факта, что известные обстоятельства весьма печальны -- и больше ничего. То же самое обнаруживается при анализе всякой другой страсти. Человеческая эмоция, лишенная всякой телесной подкладки, есть один пустой звук. Я не утверждаю, что такая эмоция есть нечто, противоречащее природе вещей, и что чистые духи осуждены на бесстрастное интеллектуальное бытие. Я хочу только сказать, что для нас эмоция, отрешенная от всяких телесных чувствований, есть нечто непредставимое. Чем более я анализирую мои душевные состояния, тем более я убеждаюсь, что «грубые» страсти и увлечения, испытываемые мною, в сущности, создаются и вызываются теми телесными переменами, которые мы обыкновенно называем их проявлениями или результатами. И тем более мне начинает казаться вероятным, что, сделайся мой организм анэстетичным (нечувствительным), жизнь аффектов, как приятных, так и неприятных, станет для меня совершенно чуждой, и мне придется влачить существование чисто познавательного или интеллектуального характера. Хотя такое существование и казалось идеалом для древних мудрецов, но для нас, отстоящих всего на несколько поколений от философской эпохи, выдвинувшей на первый план чувственность, оно должно казаться слишком апатичным, безжизненным, чтобы к нему стоило так упорно стремиться.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Введение в практическую социальную психологию. /Под ред. Ю.М. Жукова, Допетровской, О.В. Соловьевой. М., 1994.

2. Войтоловский Л.Н. Очерки коллективной психологии в двух частях. М.,Л., 1925.

3. Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Выготский Л.С. Собр.соч.: В 6 т. Т.3. М., 1983.

4. Ковалевский М.М. Социология. Т.1. Спб., 1910.