Реферат на тему: «История графологии»

В эпоху Возрождения, когда письменность сильно развилась и стала почти всеобщим достоянием, графология впервые явилась предметом серьезного обсуждения и исследования. В 1622 г. было издано первое сочинение о почерке: трактат итальянца Бальдо «Trattato come da una lettera missiva si conoscano la natura e qualita dello scrittore» («О том, как по письму можно узнать характер и свойства пишущего»), переведенный спустя сорок лет Петром Веллием на латинский язык. За основу своего сочинения Бальдо взял пословицу «по когтям узнают льва». Но несмотря на множество справедливых, заслуживающих полного одобрения мыслей, книга Бальдо не получила распространения. Это объясняется тем, что писали тогда очень мало и даже самые высокопоставленные лица бывали подчас совершенно безграмотны; переписчики же книг с их казенным почерком, конечно, в счет идти не могли.

Современником Бальдо был профессор анатомии и хирургии в Неаполе Марк Аврелий Северин, автор так и не появившегося в печати сочинения «Vaticinator sive tractata de divinatione litterali» («Пророк, или предсказание по письму»). В 1678 г. в газете «Le Mercure galant» напечатано было письмо «Les indices qu'on peut tirer de la maniere dont chacun forme son ecriture» («Признаки, которые можно извлечь из манеры письма»). Изложено оно весьма сдержанно; видно, что автор высказывает далеко не все, что знает. У Лейбница в статье «Doctrina de moribus» есть фраза, указывающая, что характер человека обнаруживается в почерке, даже и каллиграфическом, хотя в последнем -- гораздо в меньшей степени. В 1722 г. немец Иоганн Христиан Громан попытался дать физиологическое объяснение соответствия между почерком и характером пишущего. Однако объяснение это было по-детски наивно. Громан утверждал, что может определить по почерку рост, фигуру, голос, цвет глаз и волос и даже румянец щек. По-видимому, с сочинением Громана был знаком Гете, ибо в своем письме к Лафатеру он говорил об исследовании почерка как о вещи известной:

«Несомненно, что почерк человека имеет связь с его образом мыслей, душевным состоянием и характером, и, основываясь на нем, мы можем получить по крайней мере некоторое представление о его истинных свойствах и действиях. Точно так же и наружные формы и черты, жесты, голос и даже телесные движения следует признать весьма важными и соответствующими индивидуальности каждого человека. Но здесь играет роль скорее своего рода чувство, а не ясное сознание, о каждом из этих признаков надо бы говорить отдельно; однако вряд ли кому-либо удастся соединить их в одно систематическое целое. Совершенно другое можно сказать о почерке; я сам имею множество автографов и неоднократно вдумывался в них, стараясь отдать себе отчет в их значении, и пришел к убеждению, что всякий, обративший внимание на этот предмет, сумеет, если не для пользы других, то по крайней мере для собственной пользы и удовольствия, сделать некоторые шаги вперед, которые откроют ему путь для дальнейших исследований. Но так как вопрос этот весьма сложен, а человек постоянно сомневается, где находится нить Ариадны, по которой возможно было бы ориентироваться в этом лабиринте, то трудно сказать об этом что-либо положительное. Мне кажется, однако, что замечаемое и передумываемое одним человеком может легко передаваться другим для дальнейшей разработки. Поэтому я и предполагаю, под влиянием Вашего вопроса, в следующем выпуске об искусстве и древностях указать, по скольку собрание автографов может подготовить, научить и дать возможность каждому выводить знаменательные заключения. Считайте пока настоящее мое письмо выражением моего сочувствия к этого рода исследованиям и продолжайте ревностно собирать автографы.» (Гете. Веймар, 3 апреля 1820 г.)

Письмо Гете послужило Лафатеру толчком для целого ряда дальнейших исследований относительно почерка. Лафатер видит ясную связь между речью, почерком и походкой. Не зная, по всей вероятности, о существовании брошюры Громана, не нашедшей большого распространения в Европе, Лафатер самостоятельно занялся изучением почерков наряду с изучением физиогномики. Он ввел в это изучение некоторую систематичность, и ему удалось добиться многих изумительных результатов в области графологии. Наблюдая различные движения и сгибы руки и пальцев при писании, Лафатер изучил составные части букв, их форму, округлость, высоту, ширину, положение и связь одной буквы с другой, соотношение расстояний между буквами и строчками, прямое или наклонное положение букв, опрятность письма, легкость или грубость почерка. Но все-таки Лафатеру не удалось выработать прочных оснований, непреложных законов новой науки, и все труды ученого на поприще графологии ограничились лишь общей обработкой возбужденного вопроса. Благодаря такой неопределенности принципов графологии, вслед за ним и Гете, много содействовавший Лафатеру и живо интересовавшийся его исследованиями, не стал глубже и всесторонней вдаваться в эту науку, хотя и считал несомненным то обстоятельство, что почерк каждой конкретной личности должен соответствовать ее характеру.

В прошлом столетии графологией начали интересоваться во Франции. В 1812 г. появилась книжка неизвестного автора под заглавием «L'art de juger du caractere des hommes par leur ecriture» («Искусство определения характера людей по их почерку»), в которой проводилась параллель между характерами исторических личностей и их почерком. Знаменитая Жорж Санд увлеклась новой книжкой и, начав изучать почерки, хотя и без всякой системы, достигла поразительных результатов: по верности и точности ее определения равнялись определениям Лафатера, если не превосходили их. Одновременно с ней графологией занимался аббат Фландрен -- вероятно, в каких-либо духовных видах, так как иезуиты для достижения своих целей занимались изучением почерков. Фландрен первым начинает научным образом систематизировать графологию.

Аббат Мишон, поощряемый Фландреном, еще подробнее и основательнее разработал данные графологии. Мишон первым строго систематизировал графологию, и данного обстоятельства уже вполне достаточно для признания важности его трудов в этой области. Но еще до появления Мишона прославился саксонец Адольф Генце, замечательно верно определявший характеры по почерку. Он был даже назначен судебным экспертом по рассмотрению письмен и за все время своей деятельности определил более 70000 почерков. Мишон, работавший в это время над систематизацией графологических данных, специально приехал к Генце из Парижа с целью познакомиться с его способом определения почерков и пополнить свои познания. Генце сослался на книгу «Хирограмматомантия, или учение о почерках», вышедшую в 1862 году; но Мишон ничего не узнал нового из этой малозначащей брошюры. Сам же Генце, по-видимому, не знал точных законов графологии и давал определения инстинктивно, на основании лишь общего впечатления, производимого на него данным почерком. Кроме того, Генце удавалось определить не более двух-трех характерных черт того человека, почерк которого он анализировал. Дать же полный портрет личности, как это делал Мишон, Генце никогда и не пробовал. Однако до появления Мишона на горизонте графологии скудность и неточность его определений не бросались в глаза, тем более, что Генце маскировал эти недостатки вычурными, зачастую курьезными витиеватыми фразами, например: «Тиха, как нежные звуки щебечущей птички у ручейка, поросшего незабудками». Определения Мишона были совсем другого рода: его умозаключения насчет почерков отличались строгой логикой. Прежде всего он задался вопросом: во всех ли случаях, при всех ли обстоятельствах отражаются известные свойства и качества человека в его почерке, и выражаются ли они у разных людей одинаковыми, неизменными признаками письма? Получив утвердительный ответ, Мишон принялся систематизировать особенности почерка и его характерные черты.

В настоящее время графологией интересуется весь современный мир, ею занимаются не только в Англии, Франции и Германии; она интересует не одних лишь адептов, как прежде; выдающиеся психиатры, юристы обращают на нее внимание как на науку, вполне этого внимания заслуживающую.

Появилось множество сочинений, трактатов по графологии; в настоящее время эта наука имеет уже свою обширную литературу, благодаря трудам Мишона, Варинара, Крепье-Жамена, Дебаролля, Арсена Арюса, Ганса Буссе, д-ра Прейера, А. Генце, Ломброзо, Тарда и Мейера. Все сочинения этих авторов носят отпечаток малой индивидуальности, все написаны посредственно, хотя и с долей фантазии; авторам, ко всему прочему, недостает личных долголетних наблюдений над почерками.

О значении графологии в настоящее время свидетельствует и тот факт, что выдающийся французский ученый, антрополог Тард, в одном из своих последних сочинений «Psychologic sociale», отрицая даже криминальную антропологию со всеми ее наблюдениями, экспериментами и биологическими данными, придает 'крайне важное, решающее значение графологии. «Зачем мне фотография человека, -- говорит Тард, -- для меня гораздо важнее клочок исписанной им бумаги, так как в нем выражаются преступность, радость, печаль, озлобленность, жестокость, настроение духа и тому подобное». Итак, нет сомнения, что будущность графологии вполне обеспечена.

В своей долголетней практике, наблюдая за людьми, я всегда стремился установить и сохранить глубокую психическую связь с теми тончайшими штрихами, которые мои клиенты писали при мне. При таких интуитивных соединениях я всегда поражал обращавшихся ко мне не только правильностью определений всех душевных изгибов, диагноза болезни, но и хронологической точностью указаний различных знаменательных событий их жизни. Самое название «графология», говорящее больше о значении письма, чем о зависимости почерка от духовного мира и характера человека, должно уступить место более правильному названию, ибо при анализе почерка на основании данных этой науки всегда приходится учитывать психическое состояние личности.

Выпуская в свет настоящую книгу о графологии, я стремлюсь не только подробно ознакомить читателей с этой новой наукой, но также осветить результаты своих личных наблюдений и практических опытов.

В течение пятнадцатилетних трудов над соединением простой графологии с изучением душевных движений, влияющих на почерк, мне удалось возвысить ее до серьезного научного значения не исследованной еще части психологии, и начиная с настоящего времени она будет носить название «психографология».

2. Графологические признаки письма

Группа психографологических движений

Буквы бывают:

3) Размер. Низкие, высокие, длинные, короткие, крупные, мелкие, широкие, узкие.

4) Направление. Опускающиеся, извилистые, поднимающиеся, кривые, изогнутые, перекрещивающиеся, скачущие, танцующие, быстрые.

5) Порядок. Ясные, ловкие, неровные, аккуратные, беспорядочные,

размазанные, положительные, опрокинутые, переплетенные, обрывистые, отчетливые, неоконченные.

6) Последовательность: " Ровные, скученные, вытесанные, свободные.

7) Выдержанность.. Наклоненные справа налево, замедленные, вертикальные; период примыкает к периоду.

8) Мягкость. Бледные, дрожащие, мелкие, неразборчивые, опускающиеся ниже строки.

9) Выпуклость. Круглые, кольцеобразные (при этом обыкновенно соблюдены точки и запятые), конусообразные.

10) Вычурность. Надавленные, наклоненные влево, свободные, непринужденные, росчерк дугообразный, с сильным нажимом, ретушированные, украшенные.

11) Элегантность. Заостренные, прямолинейные, наклон вправо.

12) Равномерность. С обратным нажимом, искусственные, замедленные в закруглениях.

13) Красота. Стройные, связанные, с красивыми очертаниями, упрощенные, изящные; встречаются пропуски букв.

Во всех вышеупомянутых видах -- как бы ни были развиты навык и быстрота письма, как бы ни были красивы и изящны буквы, как бы ни были они аффектированны и искусно написаны -- общие и индивидуальные духовные свойства характера, равно как и все психические функции: страдание, радость и т. п. -- отражаются в каждом штрихе, каждой извилине, точно в зеркале.

Характерные формы букв и их психографологические признаки