Социокультурные и геополитические принципы евразийства: вызовы новой эпохи

Конечно, расплывчатый и трудноуловимый «туранский» компонент этой предполагаемой идентичности не может быть расшифрован через обращение к собственно этническим характеристикам, которые сами по себе не могут стать достаточным основанием для цивилизационного самоопределения. Только совместность исторических судеб и напряженные поиски духовной символики и интеллектуального смысла этого социокультурного пространства могут выявить его цивилизационную сущность.

Преодолевая «соблазны» конфессиональной консолидации, старые и новые евразийцы поддерживают адогматическую терпимость в идеологическом и конфессиональном отношениях, подчеркивая существенное значение не только геокультурных, но и культурно-исторических и геополитических обстоятельств, от которых зависело как выживание, так и развитие народов Евразии. Евразийская общность предстает как общность судьбы, подтвержденная историей и географией огромного континента (Панарин 1995а).

Идея взаимного сближения, диалога и взаимопонимания между православным и мусульманским мирами, между Россией и другими восточными цивилизациями все более настойчиво развивалась в русской общественной мысли на протяжении XIX - начала XX века (Ерасов 1996). «Перекрытая» идеологией коммунизма, она продолжала в заметной степени питать общественную мысль, способствуя интенсивному взаимодействию русской культуры с восточными культурами. Принцип сохранения «национальной формы» в рамках единой социокультурной системы неизменно был важной составной частью советской национальной политики.

По-прежнему весьма существенным обстоятельством в евра-зийстве является широта его культурного охвата, призыв к формированию общности, основанной на «симфоническом и органическом, соборном единстве многих исповеданий». Эта идея цивилизационного единства, неизменно выпадающая из сферы внимания критиков, основанная на широком включении весьма разнообразных этнических, национальных и конфессиональных компонентов, и составляет сердцевину и основу евразийства в культурном плане. Хотя неоднократно выражавшиеся призывы к синтезу основных «великих традиций» этого пространства - православия и мусульманства - как средству преодоления этнокультурного и конфессионального плюрализма евразийской общности не приводили к такому результату, фактически установившееся мирное сосуществование и взаимная терпимость на уровне «большой традиции» и ее институциональных носителей создает общее социокультурное поле взаимодействия культур (Панарин 1995б).

Постоянно присутствовавшая в истории сверхзадача перед всеми народами, населяющими это пространство, - образование су-перэтнической общности, в которой будут выделяться различные этнические субкультуры. Весьма существенным обстоятельством в евразийстве является широта его культурного и религиозного охвата, призыв к идеалу, заключающемуся «в симфоническом и органическом, в соборном единстве многих исповеданий», распространенных на территории Евразии (Евразийство… 1992: 363). Такое единство оказалось гораздо более открытым «нашему язычеству», чем «христианскому инославию». Более того, буддизм и ислам также оказываются принятыми в предполагаемое единство в силу их направленности на общее дело достижения единства и преобразования мира (Там же: 365). Преодоление противостояния и дуализма, «леса» и «степи», России и Азии, создание синтеза супер-этнического и суперконфессионального - вот идеи, получившие содержательное развитие в классическом евразийстве и продолженные в неоевразийстве (Панарин 1993).

Легко заметить, что при всех различиях любые «цивилизационные претенденты» в геокультурном пространстве Евразии имеют некоторые общие черты:

* несут в себе значительный потенциал отторжения Запада, экспансионистских тенденций его ценностной модели;

* привязаны к коммунитарным (соборным) связям и типу мышления; рассчитаны на включение всех членов общности, так или иначе признающих свое членство, обязанности и права;

* имеют отработанные принципы ограничения гедонизма и потребительства и вместе с тем устроения «срединной» культуры;

* имеют отработанные принципы ограничения и подавления конфликтов, угрожающих общему благополучию.

Поиски универсальных социокультурных принципов организации этого пространства подталкивали русскую общественную мысль к конструированию различных формул единства разных субъектов социального взаимодействия. Такова была формула соборности, оказавшаяся в значительной степени привязанной к православной символике, философия всеединства (или многоединства), предполагавшая сложный порядок всего сущего в высшем начале. Социологический поиск привел к формированию русского народничества, а затем и социализма, проникнутого принципом солидарности. Впоследствии этот преобладающий духовный архетип обеспечил принятие и адаптацию марксизма как заимствованного с Запада «цивилизационного проекта», превращенного в орудие соперничества с Западом и устранения его сущностных принципов - при использовании всего того, что могло содействовать возвышению принципов духовной организации.

Как мы видим, евразийская идея «симфонической личности» развивалась на основном пути русской философии, но имела свое специфическое содержание.

В условиях «модернити» в высшей степени позитивно следует оценивать огромную работу евразийцев по выходу за пределы собственно конфессионального и теологического мышления и обоснованию потенциала евразийской цивилизации, исходя из «натуралистического» и «морфологического понимания русской самобыт-ности».

В решении этой проблемы возникают особые трудности для евразийского движения как в начале прошлого века, так и в начале нынешнего. И именно в вопросе о единстве Евразии как цивилизационнной общности наибольший скептицизм высказывают противники этого движения, отвергая все позитивные доводы. Наиболее прямое возражение сводится к тому, что Россия «всегда была частью Европы» и «другой памяти, кроме европейской, у России нет». Азиатские компоненты, входившие в состав России на протяжении более пяти веков, в таком рассмотрении либо вообще не присутствуют, либо сводятся к «азиатчине», либо рассматриваются как «разрозненный конгломерат» различных социокультурных групп.

Выявление единства Евразии имело несколько оснований. Одно из оснований в классическом евразийстве заключалось в выдвижении «идеи-правительницы», то есть общей идеологии, превосходящей те духовные ориентации, которые присущи населению этих территорий, но вместе с тем отвечают их общим духовным принципам. Эти общие принципы заключались в преодолении крайностей индивидуализма и отстаивании наряду с личностью самостоятельного значения таких социокультурных единиц, как семья, локальная общность, этнос, нация, конфессиональная или суперэтническая общность.

Хотя некоторые евразийцы (П. Савицкий, П. Сувчинский) видели источник такой «идеи-правительницы» в преображенном православии, в котором должны быть возрождены патриаршество и соборное начало, примирительное отношение к сосуществующим на территории Евразии религиям влекло за собой обсуждение возможностей и перспектив диалога различных конфессий и достижения их согласия. И если в советский период такого рода диалог был сведен на нет, то в 90-х годах предпринимаются постоянные попытки к его возобновлению.

Однако упадок роли монистических идеологий в наше время оставляет мало возможностей для универсалистских ориентаций, получивших выражение в конфессиональных парадигмах или же в такой светской форме, как коммунизм. Новое евразийство, разрывая рамки предполагавшегося социалистического универсализма, вместе с тем очевидно выходит за пределы как собственно православия, так и ислама или буддизма, потенции которых явно недостаточны в современных условиях для создания интегрирующей духовности.

Следует подчеркнуть, что опыт устроения общества и общения в условиях социализма, отнюдь не сводимый к собственно идеологическим ориентациям, не может быть отброшен в идеологической гиперкритике. Длительное взаимодействие народов, населяющих территории северной части континента, имело основательные хозяйственные, социальные и культурные составляющие, создававшие общность, вмещавшую разные народы с присущей им культурной спецификой.

Как старое, так и новое евразийство опирается и на складывавшиеся веками реальные тенденции сосуществования и взаимодействия различных народов этой цивилизации, и на потенции их широкого развития. Это взаимодействие складывалось в ходе взаимного знакомства и обогащения с высокими и этническими культурами этих народов.

Русская составляющая в значительной степени определяет характер преобладающих контактов, создает общее языковое пространство и единство высоких ценностей. К тому же русская культура на протяжении последних пяти веков формировалась в постоянном взаимодействии с Азией - «своей» и отдаленной. Достигнутая степень взаимопонимания не может быть устранена ни западнической ориентацией столичных элит, ни произрастанием этнонационального и конфессионального самосознания в разных странах СНГ, включая Россию.

Новое евразийство опирается и на растущее прагматическое осознание целесообразности и неизбежности укрепления связей народов огромного неразделенного региона. Только скоординированными действиями субъектов этого региона можно решать трудные задачи освоения этого разнообразного пространства. Создание и расширение сети коммуникаций, согласование роли различных природно-технологических комплексов и укладов - грандиозная задача XXI века, к решению которой имеет прямое отношение евразийство как одно из наиболее перспективных идейных течений и общественных движений нового столетия.

Прежние задачи евразийства, трансформируемые новыми условиями, - духовное обеспечение и защита прав народов этого региона от разрушительного воздействия западнической идеологии и культуры. Признано, что соседние цивилизации - исламская, индийская и дальневосточная - в трудной борьбе справляются с вызовом западного гегемонизма. Но духовное пространство Евразии ослаблено демонстративным подрывом социалистических принципов. Использование значительных потенций евразийства как идеологии, духовного течения и реального движения должно снять угрозу превращения этого региона в «ничейную землю», его хозяйственного потенциала - в «трофейную экономику» и объект технологического использования мировым финансовым сообществом.

Литература

1. 1992. Евразийство на постсоветском Востоке (На примере Узбекистана). Полис 4: 102-106.

2. 1993. Азийство: внешнее и внутреннее проявление этнополитики в Центральной Азии (Ташкент). Свободная мысль 8: 44-53.

3. Бжезинский, З. 1999. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения.

4. Евразийство. Опыт систематического изложения. 1992. М.: Пути Евразии.

5. Евразийство: историческое наследие и перспективы развития. Тезисы докладов. 2000. Уфа: БГПУ.

6. Ерасов, Б. С. 1995. Россия в системе каких координат? Восток 3: 5-17.

7. 1996. Цивилизационная теория и евразийские исследования. Цивилизации и культуры. Научный альманах. Вып. 3. М.: ИВ РАН, с. 3-28.

8. 2000. Феномен восточного деспотизма как явление нового мышления. Восток 4: 5-17. Зубов, А. Б.

9. 1991. Сотериологическая модель генезиса государственности. Восток 6: 5-8.

10. 2000. Унитаризм или федерализм. Полис 5: 32-54.

11. Игрицкий, Ю. И. 2000. Россия в новых геополитических координатах. Россия и современный мир 3(28): 4-20.

12. Кнабе, Г. 1991. Круглый стол «Закат империй». Восток 4: 74-89.

13. Ларюэль, М. 2000. Переосмысление империи в постсоветском пространстве: новая евразийская идеология. Вестник Евразии 1(8): 5-18.

14. Максименко, В. И. 2000. Россия и Азия, или Анти-Бжезинский (Очерк геополитики 2000 года). Восток 1: 52-64; 2: 32-43; 4: 68-78.

15. Очирова, Т. 1994. Евразийская модель культуры. Цивилизации и культуры. Вып. 1. М.: ИВ РАН, с. 191-207. Панарин, А. С.

16. 1993. Между атлантизмом и евразийством. Свободная мысль 11: 3-15.

17. 1995а. Россия в Евразии: геополитические вызовы и цивилизационные ответы. Цивилизации и культуры. Вып. 2. М.: ИВ РАН, с. 61-57.

18. 1995б. Выбор России: между атлантизмом и евразийством. Цивилизации и культуры. Вып. 2. М.: ИВ РАН, с. 31-50.

19. Россия и Евразия. Материалы круглого стола. 1998. М.: Горбачев-фонд.

20. Цымбурский, В. Л. 1997. Народы между цивилизациями. Pro et Contra 2(3): 155-162.

21. 1999. Геополитика для евразийской Атлантиды. Pro et Contra 4(4): 141-175.

22. Яковенко, И. Г. 1996. От империи к национальному государству. Полис 6: 117-128.

23. Янов, А. Л. 1991. Истоки автократии. Октябрь 8: 139-156.

24. 1998. От «патриотизма» к национальному самоуничтожению. Общественные науки и современность 6: 107-124.

[1] Впрочем, некоторые авторы оговариваются, что таким путем происходит приобщение народов империи к «магистрали общеисторических процессов» и империи оправдывают свое историческое предназначение до тех пор, пока выполняют эту функцию (Кнабе 1991).

[2] В славянофильстве и последующем евразийстве А. Янов (1998) видит своего рода коллективное помешательство, охватившее вдруг целые интеллектуальные течения и общественные движения. Откуда это средневековое наваждение?

[3] В этом духе написаны, например, большинство материалов журнала «Полис» (2000, № 5), посвященных проблемам федерализма в России. Федерализм предстает как форма территориальных отношений в их политико-правовом и экономическом планах.

[4] Возникшие в этой ситуации прикладные науки - конфликтология и диаспорология - ограничены практическими задачами выработки конкретных рекомендаций для сглаживания напряженности и недопущения конфликтов.

Размещено на Allbest.ru