Институциональное развитие посткоммунистических политических систем стран Центрально-Восточной Европы: сравнительный анализ

9. Отношения стран Центрально-Восточной Европы с Российской Федерацией тесно сопряжены как с европейской политикой, так и с национальными внешнеполитическими стратегиями. Страны ЦВЕ не являются консолидированной группой государств, у них отсутствует единство позиций в отношении России, что объясняется их взаимной конкуренцией в условиях политико-экономической асимметрии интересов. Политико-экономическая асимметрия сама по себе не является аномалией международных отношений. Однако большее значение имеют ее конкретные параметры. Наличие функциональной асимметрии, не вызывающей эскалации истории (т.е. актуализации проблем общего исторического прошлого в международных отношениях) выступает в качестве позитивного фактора развития двухсторонних отношений России со странами ЦВЕ. Факт долговременной эскалации истории, соответственно, является негативным выражением такой асимметрии интересов.

Более частные положения содержатся в завершающих пунктах параграфов и глав, а также в тексте заключения диссертации.

Теоретическое и научно-практическое значение. Проведенное исследование является определенным приращением знаний в области изучения политических институтов, институциализации формальных и неформальных политических практик, трансформации посткоммунистических политических систем. Результаты работы, ее основные положения и выводы могут стать основной будущих теоретических и прикладных исследований посткоммунизма. Рекомендации автора призваны способствовать оптимизации деятельности политических институтов, конституционного процесса, как в странах Центрально-Восточной Европы, так и в России.

Основные выводы и предложения, сформулированные в диссертации, могут быть использованы органами власти в Российской Федерации, организациями и учреждениями, действующими в сфере внешнеполитических и внешнеэкономических отношений.

Результаты данного исследования позволяют использовать их в преподавании целого ряда политологических дисциплин: теории политики, сравнительной политологии, истории и теории политических институтов, международных отношений, спецкурсов; при подготовке учебников, учебных пособий и учебно-методических разработок. Предполагается распространение результатов диссертационной работы с помощью мультимедийных технологий и в сети Интернет.

Апробация результатов исследования. Выводы и основные положения диссертации изложены автором в двух монографиях, научных статьях, методических разработках и тезисах докладов. Диссертант имеет десять статьей, опубликованных в ведущих рецензируемых журналах перечня ВАК. Всего по проблеме опубликовано 58 работ, общим объемом свыше 60 печатных листов.

Проблемы по теме диссертации разрабатывались авторам в рамках выигранных индивидуальных и коллективных грантов и стипендий АНО «Ино-центр» (2003 г., 2004 г.), Европейской комиссии (2002-2005), Правительства Республики Польша (2005 г.), Министерства образования РФ (2006-2007 гг.), РГНФ (2007 г.), Президента РФ (2007-2008 гг.).

Автор диссертационного исследования многократно выступал с докладами и научными сообщениями по теме работы на различных международных, всероссийских, региональных и вузовских конференциях, семинарах, «круглых столах» и иных научных мероприятиях. В частности, на Пятой (2007 г.), Шестой (2006 г.) и Седьмой (2009 г.) международных конференциях Евразийской сети политических исследований (Москва), IV Всероссийском конгрессе политологов (Москва, 2006 г.), V Конвенте Российской ассоциации международных исследований (Москва, 2008 г.), международной научной конференции Российской ассоциации политической науки «Трансформация политической системы России: проблемы и перспективы» (Москва, 2007 г.), международной конференции в рамках проекта Tempus/Tacis «Отношения стран СНГ и ЕС после вступления в ЕС новых членов» (Саратов, 2004 г.), Всероссийском научном семинаре «Проблемы изучения политических режимов посткоммунистических государств» (Саратов, 2004 г.), международной научной конференции «Terra Incognita СНГ: актуальные политические процессы в бывших республиках СССР» (Казань, 2007 г.), Всероссийской научной конференции «Перспективы политического развития России» (Саратов, 2007 г.), методологическом семинаре Саратовского регионального отделения РАПН (Саратов, 2009 г.).

Материалы и выводы диссертации применены автором при чтении лекционных курсов и спецкурсов по сравнительной политологии, истории европейского строительства, политической и социальной интеграции в Европе в Саратовском государственном социально-экономическом университете.

Диссертация обсуждалась на заседании кафедры философии и политологии Саратовского государственного социально-экономического университета и была рекомендована к защите.

Структура диссертации определяется научно-практической значимостью темы, состоянием ее изученности и внутренней логикой самого исследования. Она состоит из введения, пяти глав, включающих четырнадцать параграфов, заключения, списка использованных источников и литературы, приложений.

2. Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность избранной темы исследования, характеризуется состояние научной разработанности проблемы в зарубежной и отечественной политологической литературе, определяются объект, предмет, цель и задачи исследования, теоретико-методологическая основа, эмпирическая база, ограничиваются региональные рамки исследования, формулируется научная новизна и основные положения, выносимые на защиту, отмечается теоретическая и научно-практическая значимость исследования, апробация его результатов.

Первая глава «Теоретико-методологические основы исследования» посвящена разработке методологических оснований и анализу концептуальных вопросов исследования институциональных проблем развития политических систем, диалектики посткоммунизма.

В первом параграфе «Институциональный и неоинституциональный подход» обосновывается методологический выбор в пользу исторического и рационалистического неоинституционализма.

Институциональный подход, сущность которого заключается в признании за политическими институтами, которые определяют стратегические направления политического развития, находятся в системе тесных отношений взаимовлияния и взаимозависимости, системообразующих функций и фундаментального значения в политической жизни государства, позволяет в значительной мере адекватно отразить реальность практического функционирования трансформирующихся политических систем.

Между разными подходами в рамках институционализма обнаруживаются значительные различия. Однако все институциональные подходы стремятся пролить свет на ту роль, которую институты играют в детерминации социальных и политических результатов. Основная черта нового институционализма - отказ от описательности в пользу теории, изучение результатов публичной политики, а не организации или процессов внутри политических структур, использование количественных методов.

Исторический неоинституционализм (П. Холл, С. Стеинмо, К. Телен) определяет институты как формальные и неформальные процедуры, рутины, нормы и соглашения, глубоко внедренные в организационную структуру политической системы. Основная идея исторического неоинституционализма заключается в том, что первоначальный выбор оказывает глубокое воздействие на все последующие политические решения. Сторонники неоинституционализма рационального выбора (Э. Остром, К. Шепсл) подчеркивают значение тех институтов, которые устанавливаются людьми и потому являются «наиболее материализованными». Институты создаются для того, чтобы снижать трансакционные издержки и уменьшать неопределенность социальных взаимодействий.

Трактовка института как нормы сегодня доминирует в политологической литературе. Нормативизм приходит к выводу, что институт - это реализованная в повседневной практике норма поведения, ставшая устойчивой и типичной (рутинной). Следовательно, норма переживает процесс интитуциализации - процесс и результат реализации нормы на практике. Недооценка неформальных институтов была характерна для традиционного периода развития политической науки, когда наблюдался перевес формальной и юридической стороны политики над политической практикой.

Наряду с нормативной трактовкой института распространена в современной политологии трактовка института как организации. Институты - ограничительные рамки организации. Организации создаются для достижения определенных целей благодаря тому, что существующие институты создают возможности для соответствующей деятельности. Организация не может существовать без норм, в то время как есть нормы, которые не ведут к образованию организации.

В анализе институционального развития посткоммунизма диссертантом не отвергается формально-юридическое понимание института и определяется в неоинституциональном смысле как легислативное основание для воспроизводства формальной и неформальной политической практики. Кроме того, важно учитывать социально-исторический контекст функционирования института, а также легитимность политических практик.

Во втором параграфе «Сравнительный метод в изучении политических институтов и систем» рассматриваются вопросы, связанные с организацией, результативностью и преодолением проблем сравнительного исследования. Методологически основополагающий характер сравнения в социальных науках выступает главной причиной широкого применения сравнительных исследований в политологии, но многие теоретики (Дж. Сартори, Дж. Бара, M. Пеннингтон, А. Лейпхарт, Дж.А. Капорасо, С. Веллхофер) подчеркивают необходимость проведения различий между сравнением в рамках различных тематических исследовательских направлений и самим сравнительным методом. Сравнение является определенным подходом исследователя к изучаемому им предмету, т.е. его предрасположенностью к принятию некоего особого взгляда на политический феномен, который заранее берется вместе с многообразными национально- и регионально-политическими условиями и с возможными его модификациями. Суть сравнительного метода сводится к выявлению общего и особенного в изучаемых явлениях, процессах и системах. При проведении сравнительных исследований используется как стратегия максимального сходства, так и стратегия максимального различия. Также возможна комбинация двух стратегий.

Сравнение политических систем в целом (или в совокупности их отдельных элементов) является одной важных тем компаративистики, к которой не редко обращаются отечественные исследователи (Г.В. Голосов, О.И. Зазнаев, М.И. Ильин, А.Ю. Мельвиль, Л.В. Сморгунов). Нельзя переоценить теоретико-методологическое значение сравнительного метода, позволяющего создавать понятия и всеобщие модели путем выявления сходств и различий между политическими явлениями. Значимость сравнительного метода заключается также в создании и исправлении научных классификаций.

Сравнительные исследования позволяют преодолеть этноцентризм. Учет чужого опыта позволяет принимать наиболее оптимальные и эффективные решения, избегать ошибок в конструировании политических институтов. Прикладное значение сравнительного метода неоспоримо. Так, в Польше после нескольких лет мучительного поиска собственных институциональных решений поэлементно был внедрен институт конструктивного вотума недоверия правительству при сохранении права Сейма на самороспуск. При этом ссылка на успешный опыт ФРГ и Венгрии оказалась едва ли не решающим аргументом.

Плюсы компаративистики, как полагает диссертант, распространяются и на изучение институциональной эволюции политических систем. В диссертации в основном применяются методы синхронического сравнения в рамках регионального исследования, а также методика case-study, при рассмотрении институциональных проблем, наиболее типичных для стран Центрально-Восточной Европы, а также в случаях, сопряженных с рисками появления в процессе изучения институциональных процессов методологических препятствий, могущих существенно снизить результативность предпринятого анализа.

Третий параграф «Концепт посткоммунизма и его исследовательские возможности» акцентирует внимание на исследовательских проблемах посткоммунизма. Институциональные изменения не могут рассматриваться в отрыве от конкретных политико-правовых и социально-экономических условий, поскольку находятся в прямой зависимости от них.

В современной транзитологии по вопросу о влиянии прошлого на трансформационные процессы посткоммунизма сложились две концепции. Одна склонна обусловливать особенности восточноевропейского опыта наследием «реального социализма» (К. Каплан, Ф. Эйдлин, В. Банс), другая отдает приоритет «императиву либерализации» - способности построить новую институциональную систему политической власти (Е. Мачкув, С. Хантингтон, Г. О'Доннел). В диссертации показано, что выявление региональной специфики институционального развития стран ЦВЕ следует вести в рамках критической теории посткоммунизма как составной части транзитологической концепции. Важной частью исследования является определение «траектории предшествующего развития».

В теории демократического транзита посткоммунизм первоначально рассматривался как относительно короткий исторический период, отделявший господство авторитарной коммунистической власти от торжества консолидированной демократии. Критика транзитологического подхода, содержащаяся в тексте диссертации, выявила потенциал неоинституционализма в посткоммунистических исследованиях. При анализе институциональных перемен в ЦВЕ следует учитывать, что институты не являются исключительно нейтральными инструментами, создаваемыми вполне рационально для реализации определенных целей. Очень часто институты связаны с традициями, привычками, скрытыми интересами. Вследствие этого результаты функционирования тех или иных институтов могут отличаться от первоначальных цели.

Посткоммунизм не рассматривается диссертантом как кратковременная переходная фаза развития политической системы, а, напротив, как долговременный институциональный проект. Первая его часть связана с выходом из «народной демократии» и «реального социализма», заключительная часть подразумевает консолидацию демократии, создание рыночной экономики и социального государства. Самой сложной оказалась центральная часть проекта - формирование институциональной системы, которая бы позволила эффективно, т.е. минимизируя трансакционные издержки, заменить прежнюю систему новой.

В странах ЦВЕ функциональные изменения в системе властных отношений занимают протяженный временной отрезок, что входит в противоречие с изначальным пониманием динамики посткоммунизма. Власти необходимо добиться укоренения демократических ценностей в сознании и поведении большинства граждан. По сути, посткоммунизм - это проблема не только институтов, но и политической культуры, в том числе, проблема легитимности власти.

Вторая глава «Логика конституционных перемен в Центрально-Восточной Европе» посвящена моделированию и оценке результатов конституционного развития посткоммунистических политических систем, рассмотрению вопросов оптимизации выбора форм правления, решению проблем, связанных с институциональным манипулированием в странах Центрально-Восточной Европы.

В первом параграфе «Модели и динамика конституционных изменений» проведен анализ эволюции конституционного законодательства посткоммунистических государств ЦВЕ. Моделирование трансформации конституционного законодательства в странах региона определяется спецификой политических условий в каждой из них, вместе с тем, является достаточно обоснованным, т.к. изучаемый процесс имеет сходные причины, решает единые задачи и преследует одинаковые конечные цели.

Трансформация конституционного законодательства в рассматриваемых диссертантом странах представляет две модели: реконструкции и демонтажа правовых основ деятельности политических институтов, унаследованных от периода «реального социализма». Модель реконструкции (Венгрия, Польша) предусматривает освобождение конституционного права от формализма «реального социализма», направленное на реализацию декларируемых в конституционных актах коммунистического периода, прав и свобод граждан, полномочий государственных органов власти в пределах демократической политической системы. Модель демонтажа (Словакия, Чехия) предполагает максимально возможный, в зависимости от политических условий, отказ от наследия коммунистического прошлого и связана с формированием новых институтов государственной власти, основанных на принципах демократии в рамках новых государственных образований. В «чистом» идеальном виде себя не обнаруживает ни одна из моделей.

В процессе посткоммунистической трансформации конституционного законодательства во всех странах региона чрезвычайно высокой была зависимость данного процесса от текущих политических событий. Это, в первую очередь, относится к выбору темпов трансформации. Существенной особенностью транзитных конституций является их правовой футуризм - попытка переноса возможных позитивных результатов транзита в ныне существующую политическую реальность.

В целом, оценки результатов конституционного развития стран Центрально-Восточной Европы в посткоммунистический период весьма противоречивы. В правовых актах сосуществуют нормы, закрепляющие принципы политической демократии, поощряющие граждан к массовому политическому участию, и, вместе с тем, устанавливающие ограничения активности институтов гражданского общества, непропорционально усиливающие позиции элит и партий.

«Реконструкционные» конституции, принятые относительно поздно, в большей степени удовлетворяют потребностям консолидации демократии, хотя сама модель реконструкции сопряжена с более высоким уровнем трансакционных издержек, чем демонтаж. Успех конституционализма в странах Центрально-Восточной Европы будет определяться тем, насколько законодатель будет выведен из-под влияния текущей политики. В настоящее время, учитывая значительную роль политических партий, такие перспективы представляются маловероятными.

Во втором параграфе «Выбор формы правления как институциональная проблема» привлечен исследовательский материал стран Центрально-Восточной Европы, фиксирующий одновременно вероятностную обширность открывающихся альтернатив и практическую узость выбора наиболее приемлемых институциональных решений.

Поиск оптимальной институциональной модели государственного устройства в посткоммунистических странах, по мнению автора, вполне адекватно может быть описан с позиции теории рационального выбора. Представляется, что институты в процессе трансформации выступают в качестве зависимых переменных, а центральная роль принадлежит акторам. Вместе с тем, акторы взаимодействуют в институциональной среде, пусть даже имеющей ослабленную легитимность. По мере продвижения институциональных перемен набор возможных решений меняется, акторы, соответственно, формируют новые предпочтения.

Институты, унаследованные от «реального социализма» в значительной мере, определяют первоначальный набор открывающихся альтернатив. Выбор основных механизмов создания формальных институтов не богат: легализация неформальных институтов или импорт (трансплантация). Как правило, легализуются те неформальные институты, которые уже стали своеобычными в повседневной практике. Примерами, могут служить отмена цензуры в Венгрии в 1970-х гг., когда ВСРП переложила ответственность за крамолу на редакторов и издателей или инкорпорация в общественно-политические процессы Костела в Польше после отмены военного положения в 1983 году. Такая негативная институционализация, т.е. отмена или игнорирование запретительных санкций - весьма характерное явление в жизни посткоммунистических обществ. Позитивная институционализация связана с учреждением властных органов.

Импорт формальных институтов осуществляется (1) из какой-либо теоретической модели («из идеи»), (2) по образцам, когда-то существовавшим в истории страны, но затем исчезнувших («из прошлого»), (3) по образцам, существующим в других странах. Импорт «из прошлого» оказался наиболее приемлемым механизмом формальной институционализации, если он был доступным. Импорт «из идеи» нашел отражение в базовых принципах построения государства во всех странах ЦВЕ. Трансплантация зарубежных аналогов встречается относительно редко. Исключение составляет случай Венгрии, где иные источники импорта оказались менее доступными, чем заимствование опыта ФРГ.

Использование любого механизма формальной институционализации в результате может быть охарактеризовано через термин девиации - отклонения от исходного неформального института, идеи, предшествующего опыта или зарубежного аналога. Выявленные диссертантом девиации являются вполне логичными (в духе общедемократического пафоса трансформаций), скорректировавшими рациональный выбор институциональных дизайнеров в пользу парламентской (Венгрия, Словакия, Чехия) или полупрезидентской (Польша) системы.

Третий параграф «Манипулятивные возможности институционального дизайна» посвящен выявлению причин, определению механизмов формирования манипулятивных возможностей, обусловленных институциональным дизайном, дается оценка их роли в закреплении посткоммунистического состояния политических систем стран ЦВЕ.

Диссертант уточняет соотношение понятий «манипуляция» и «манипулирование». По его мнению, манипуляция - единичный акт (операция, прием), фиксируемый в конкретных условиях в отношении строго определенного объекта и сферы социальной деятельности. Манипулирование (в том числе демократическими институтами и процедурами) представляет собой, сколько-нибудь продолжительный процесс с момента «инвестиций» до момента получения манипулятором «дивидендов».

Наиболее часто встречающимся типом институционального манипулирования является электоральное манипулирование. Непосредственно к электоральному манипулированию примыкает манипулирование легитимностью - по сути - злоупотребление со стороны политических акторов доверием граждан. Также в комплекс институционального манипулирования следует включать манипулирование плюрализмом - сужение (партизация политики, сговор элит) или его мнимое, деструктивное расширение (популизм, параконституционализм), а также избирательное приятие институтов (норм) политического плюрализма; легислативное манипулирование - своевольное обращение с нормами и процедурами законодательного процесса; распорядительное (дистрибутивное) - манипулирование полномочиями в сфере исполнительной власти. В диссертации приводятся многочисленные примеры перечисленных типов институционального манипулирования во всех странах ЦВЕ.

Освоение посткоммунистическими обществами демократических ценностей и растущая стабилизация институтов политической демократии в ЦВЕ сокращает манипулятивные возможности. Пределы институционального манипулирования определены конституционализмом, приверженностью большей части политической элиты и гражданского общества демократическим ценностям, хотя и понимаемым по-разному. Другим важным средством сокращения возможностей для манипулирования выступает нейтрализация государственных институтов. Создание нейтральных институтов - это последняя возможность укрепить доверие к власти в государстве, в котором такое доверие отсутствует.

Третья глава «Посткоммунистический парламентаризм» характеризует основные тенденции развития парламентаризма в посткоммунистических политических системах стран Центрально-Восточной Европы.

В первом параграфе «Политико-правовые основы парламентаризма в странах Центрально-Восточной Европы» диссертант, определяя основополагающие тренды развития посткоммунистического парламентаризма в ЦВЕ, основное внимание сосредоточил на уточнении начальных условий трансформации; определении степени влияния легислатур на ход политических преобразований; выяснении причин институционального выбора структуры парламентских органов; сравнении кондиции бикамерализма с иными случаями посткоммунистических и поставторитарных государств; сопоставлении конституционного положения парламентов в существующих политиях, путем сравнения объемов их полномочий, как между собой, так и в исторической ретроспективе.

В результате сравнительного анализа выявлены значительные сходства конституционного положения представительных органов власти европейских стран «народной демократии» и небольшие страновые расхождения. Сопоставление основных конституционных полномочий представительных органов стран региона показывает, что они располагали при социализме широкими (но лишь декларированными) законодательными, контрольными и кадровыми функциями. В период трансформации политических систем парламентские институты благодаря широким полномочиям и относительно более высокой легитимности по сравнению с партийными и административными структурами оказалась в центре политических, хотя и их успех был различен в разных странах.

Сравнение стартовых условий трансформации парламентаризма в ЦВЕ показывает, что активизация представительных органов играла стабилизирующую роль в период либерализации режима «народных демократий». Примерное равенство стартовых условий было существенно скорректировано характером перехода (пакт или революция), сложившимся на тот момент соотношением политических сил. Если в Чехословакии в 1989-1990 г. парламент играл центральную роль трансформации политической системы, то в Венгрии Госсобрание выступало в роли органа легитимирующего решения политических сил, никак не связанных парламентарными нормами. В Польше, где Сейм традиционно в кризисных ситуациях был своеобразным общественным форумом, парламентаризм стал результатом преодоления положений транзитного пакта.

По структуре посткоммунистические парламенты в рассматриваемых странах представляют две традиционные системы: однопалатные (в Словакии и Венгрии) и двухпалатные (в Польше и Чехии). Учреждение верхней палаты парламента в начале 1990-х гг. во многих посткоммунистических странах имело специфичные политические, социальные и культурно-исторические мотивы. Важной задачей для парламентов стран ЦВЕ до конца 1990-х гг. было освоение собственных полномочий, предоставленных им посткоммунистическими конституциями. Бикамерализм в Польше и Чехии выступает фактором стабилизации парламентаризма.

В Венгрии и Чехии парламенты отличаются большей устойчивостью, по сравнению с ситуацией в Польше и Словакии. Сегодня в Венгрии, Чехии и Словакии парламенты играют ведущую политическую роль, определяя эти государственные образования по форме правления как парламентские республики. В Польше, где сильны традиции президентской власти, парламент в процессе посткоммунистической трансформации завоевал равный институту президентства политический статус, закрепленный конституционно.

Во втором параграфе «Порядок и опыт формирования парламентов» анализу подвергаются тренды институционального развития избирательного законодательства и электоральных практик в отношении парламентов, выясняются основные факторы, существенным образом повлиявшие на формирование сложившихся институтов посткоммунистического парламентаризма в регионе. Следуя традиции политической компаративистики, диссертант рассматривает общие характеристики избирательных систем стран ЦВЕ в рамках оппозиции мажоритарность - пропорциональность, и исключительно в рамках проблемы порядка и опыта формирования парламентских институтов.

Правовые основы избирательных систем стран ЦВЕ были сформированы в первое посткоммунистическое десятилетие. Учредительное законодательство было несовершенным, что связано с отсутствием у депутатов опыта законотворческой работы в условиях политического плюрализма. Польское избирательное право в настоящий момент следует признать относительно подвижным, но уровень его стабильности сопоставим с практиками других стран посткоммунистической Европы. Менее подвижны избирательные системы Венгрии и Словакии, хотя в этих странах обсуждается идеи принятия новых избирательных законов, отражающих политические изменения, произошедшие в 1990-е - 2000-е годы. В этом смысле к оптимуму приближается опыт Чехии, где избирательное законодательство достаточно стабильно и адаптивно.

По мнению автора, самым существенным недостатком венгерской электоральной системы является ее чрезвычайная сложность, усугубленная за время посткоммунизма внесением многочисленных поправок в избирательный закон, излишне детализирующих технологические и процедурные аспекты выборов и голосования. В противоположность венгерскому случаю, в Словакии сложился сравнительно простой порядок формирования однопалатного Национального совета. Чешский парламент относительно стабилен, но крайне непопулярен. Периодическая дестабилизация деятельности парламента также характерна для Польши. В целом сбалансированная система полупрезидентской республики несколько «расшатывается» партийной системой крайнего плюрализма и неустойчивостью парламентских коалиций.

Позитивные перспективы парламентаризма в посткоммунистических странах Европы диссертантом связываются со стабилизацией политической обстановки, стандартизацией партийных систем, а также с продолжением практики свободных выборов.

Четвертая глава «Многопартийность и электоральные практики посткоммунизма» посвящена анализу проблем трансформации партийных систем, выявлению региональных сходств и страновых различий идейно-политического развития политических систем, оценке качеств электоральных практик в Центрально-Восточной Европе.

В первом параграфе «Модели трансформации партийных систем стран Центрально-Восточной Европы» основное внимание уделено определению страновых моделей трансформации, уяснению механизмов и динамики развития посткоммунистической многопартийности, а также поиску возможной региональной специфики модернизации партийных систем.

В Венгрии, Польше, Словакии и Чехии процесс формирования предварительных условий перестройки партийной системы имел различную хронологическую протяженность. По сути происходивших событий и действовавших факторов автором диссертации выделены четыре крупных этапа данного процесса: (1) активизация деятельности диссидентских группировок во второй половине 1970-х годов; (2) период реакции первой половины 1980-х годов; (3) ограничение репрессий второй половины 1980-х годов; (4) либерализация межпартийных отношений конца 1980-х годов.

Общая периодизация формирования конкурентной партийной системы посткоммунизма в ЦВЕ представлена следующим образом:

- первый период (1989-1990/1991 гг.) охватывает время от ликвидации монополии компартий на власть до момента распада широких демократических движений;

- второй период (1991-1997/1998 гг.) характеризуется двумя противоположными тенденциями: во-первых, нестабильностью партийных систем, во-вторых, стремлением ведущих политических сил утвердить собственное доминирование на политической сцене;

- третий период (начиная с 1998 г.) демонстрирует тенденцию к стабилизации партийной системы и «стандартизации» политических партий.

Проблема построения реальной многопартийной системы в странах региона была связана, в первую очередь, с изменением роли компартий в общественно-политической жизни этих государств. За первый период формирования новой партийной системы в Польше, Чехословакии и Венгрии были созданы политические и правовые условия функционирования реальной многопартийности. Одним из главных вопросов второго периода для политических объединений было не только определение порядка формирования властных структур или основ избирательной системы, но и распределение властных полномочий, как между ветвями власти, так и между центральными и местными органами. В целом, этот период развития партийной системы в Венгрии и Чехии можно характеризовать как стабилизационный, а в Польше и Словакии - как период нестабильности. Нынешний, третий период диссертант определяет, как этап консолидации посткоммунистической многопартийности, основным содержанием которого является «стандартизация» политических субъектов.

В Венгрии и Чехии функционируют «стандартные» двухблоковые партийные системы, в которых линии размешивания проходят между социал-демократами и консерваторами. В Польше складывается относительно равновесная система партийных взаимоотношений блоков левых и правых сил. Современная партийная система Словакии характеризуется явным отставанием в формировании стандартных межпартийных отношений. Основным фактором, повлиявшим на замедление процесса стандартизации политических субъектов в этой стране, является длительное доминирование на политической сцене Движения за демократическую Словакию.

По темпам трансформации партийная система Чехии и Венгрии представляет авангардную модель, приближающуюся по основным характеристикам к западноевропейскому типу. Учитывая страновые различия в уровне межпартийной конкуренции, Польша и Словакия представляют арьергардную модель.

Во втором параграфе «Тенденции идейно-политического развития посткоммунизма» определяются наиболее существенные тренды идейно-политического развития посткоммунистических политических систем Центрально-Восточной Европы, выясняется роль идеологических размежеваний в трансформационном процессе, уточняются наиболее существенные характеристики национальных партийных систем и идейно-политических ориентаций граждан.

Идеология как ресурс диффузной поддержки власти со стороны граждан первоначально не рассматривалась элитами посткоммунистических стран в качестве необходимого элемента легитимации. Однако по мере выстраивания демократических институтов и продвижения социально-экономических преобразований все более возникала потребность в формировании консолидирующего и мобилизующего начала. Национальные общества и элиты стран ЦВЕ располагают идеальными представлениями о наиболее приемлемом политическом режиме, который чаще всего определяется как «настоящая демократия». Этот идеализированный режим явно противопоставляется тому, который существует ныне - посткоммунизму.

Преодоление посткоммунизма затрудняется характерной для всех стран региона чрезмерной партизацией политики. В Центрально-Восточной Европе укрепляется и усиливается положение и влияние политических партий, движений и их лидеров, значение которых превзошло границы возможного и допустимого, в результате чего они стали единственными представителями политической власти в государстве и её исключительными распорядителями. Симптомом чрезмерной партизации выступает стремление элиты уменьшить влияние профсоюзов, общественных организаций и движений на ход политических процессов.

Политические партии и коалиции, как правило, формируются не на идеологической, а на конъюнктурной основе, проявляется эффект компенсаторности. Применительно к партиям - компенсаторность - свойство партийной системы возмещать идейно-организационный дефицит на политическом рынке за счет формирования политических партий, конъюнктурно отвечающих актуальным потребностям элиты и лишь отчасти избирателей. Диссертант выдвигает предположение о том, что компенсаторные партии могут возникать в разных частях партийно-идеологического спектра, а чем ниже порог входа на политический рынок - условие, способствующее росту межпартийной конкуренции и ослабляющие устойчивость партийной системы, тем благоприятней условия возникновения компенсаторных партий.

На этом фоне в Центрально-Восточной Европе усиливаются позиции националистов и популистов. Например, «карта» электоральных предпочтений граждан Польши совпадает с линиями раздела страны по уровню жизни. Большинство жителей зажиточных западных и центральных воеводств поддержали на выборах 2005 и 2007 гг. либеральную «Гражданскую платформу», в то время как бедный север и восток отдали голоса братьям Качиньским. В Словакии Братислава является опорой правоцентристских сил, сельские районы и малые города поддерживают националистов из Словацкой национальной партии, популистов «Смера» и партию В. Мечьяра. На выборах в Европарламент в 2009 г. часть избирателей восточных регионов Венгрии отдала предпочтение не респектабельным партиям, а антисемитскому и антицыганскому «Движению за лучшую Венгрию» («Jobbik Magyarorszбgйrt Mozgalom»). Вместе с тем, нынешнее перепутье характеризуется сближением ценностных ориентаций граждан и основных осевых конфликтов элиты, что является необходимым основанием для преодоления посткоммунистического характера политических систем стран Центрально-Восточной Европы.

В третьем параграфе «Выборы как институциональный механизм посткоммунистической трансформации» диссертант определяет эффективность выхода за пределы посткоммунистического состояния политий через электоральные механизмы, проводит проверку пригодности транзитологического инструментария в оценке посткоммунистических выборов. В качестве базового случая автором избрана электоральная практика Словакии, поскольку именно ее политическая система демонстрирует наиболее наглядно глубину укоренения посткоммунистических избирательных стандартов и возможности выборов как механизма преодоления авторитарных тенденций посткоммунизма. Случаи других стран ЦВЕ привлечены в качестве дополнительных референтов. Основными компонентами транзитологической оценки выборов определены: опыт первых свободных выборов; конституционная ординарность электорального процесса; стабильность избирательных процедур; динамика соревновательности и показателей участия в выборах; проявление эффектов «выборов разочарования» и двойной смены у власти конкурирующих политических сил.

Традиционно в транзитологии большое внимание уделяется первым свободным, учредительным выборам. В отношении стран региона эти понятия не всегда совпадают. Разность вхождения в транзит ставит вопрос об определении тех или иных выборов в качестве учредительных. В случае пакта, безусловно, именно выборы учреждали новый политический режим, но в Чехословакии демократия была учреждена революцией. В Венгрии понятия «учредительные» и «первые свободные» выборы совпадает, а в Словакии именно эти выборы способствовали утверждению мечьяризма (от фамилии премьер-министра В. Мечьяра) - авторитарно-популистского режима личной власти.

Расчет индикатора демократии по методу Т. Ванханена показал, что все парламентские выборы посткоммунистического периода во всех странах ЦВЕ могут быть признаны демократическими. Общей тенденцией является снижение показателей демократии от первого к пятому электоральному циклу. Транзитологический инструментарий оценки выборов в посткоммунистических странах имеет существенные институциональные ограничения в установлении механизма учреждения нового политического режима, смены политических сил у власти, в математическом исчислении демократических кондиций выборов. В отношении выборов в странах ЦВЕ, этот инструментарий не следует отбрасывать полностью. Анализ дефектов электорального процесса позволяет установить некоторые устойчивые тренды демократизации.

Случай мечьяризма в Словакии демонстрирует противоречивые эффекты посткоммунизма. С одной стороны, вполне очевиден электоральный механизм захвата власти одной политической группировкой. С другой стороны, именно существующие электоральные процедуры оказываются едва ли не единственным средством преодоления авторитарных тенденций. Преодоление посткоммунистического характера политических систем стран ЦВЕ посредством выборов напрямую связано с активностью граждан и институтов гражданского общества. Вместе с тем, сохраняется высокая степень зависимости политических элит от специфической поддержки граждан (отсюда рост популизма) при относительно низкой связи с диффузной поддержкой, которая возрастает только в ситуации острого политического противоборства партий в системе двухблокового противостояния. Расширение возможностей избирателей влиять на формирование высших государственных институтов повышает их (избирателей) ответственность на выборах.

Пятая глава «Внешнеполитический аспект посткоммунизма в Центрально-Восточной Европе» посвящена изучению внешних факторов институционального развития посткоммунистических политических систем стран ЦВЕ, а также влиянию посткоммунизма на процессы европейской интеграции, определению некоторых важных характеристик и тенденций в развитии отношений с Российской Федерацией.

В первом параграфе «Динамика внешнеполитических ориентиров» рассматриваются вопросы динамики изменений во внешней политике под влиянием внутренних условий посткоммунизма. Внимание сосредоточено на взаимосвязи внутренних условий посткоммунизма и внешней политики стран Центрально-Восточной Европы. Автор устанавливает методические ограничения, заключающиеся в применении методики сравнительного изучения отдельного случая (case-study), что, предупреждает риск возникновения ряда методических проблемы при рассмотрении вопросов влияния внешних факторов. В качестве кейса выбрана внешняя политика Чешской Республики. Она по своим внутренним и структурным характеристикам сравнима со всеми другими региональными случаями, единственная в сравнении с которой возможно уяснить особенности словацкой внешнеполитической доктрины после распада Чехословакии, а также наиболее четко демонстрирует связь изменений внешнеполитических ориентиров и внутреннего развития посткоммунистической политии.

Общие параметры сравнительного анализа внешнеполитического измерения посткоммунизма в Центрально-Восточной Европе сведены диссертантом к нескольким ключевым тезисам:

- стремление выйти за пределы роли, отводившейся «народным демократиям» в мировой политике;

- фактическая безальтернативность европейской интеграции;

- влияние посткоммунистического характера политического режима на последовательность внешнеполитических решений;

- заметная, хотя и снижающаяся, идеологизация в сфере внешней политики;

- невозможность разрыва отношений с постсоветским Востоком и в особенности с Россией как близким и важным актором мировой политики;

- относительно устойчивая ориентация на доминирование США в международных делах (при одновременном отрицании концепции «Новой Европы»).

В центрально-восточноевропейском регионе особо выделяется Польша с ее амбициями определять Восточную политику Евросоюза и одновременной ориентацией на США. Сегодня происходит переоценка внешнеполитической ориентации страны под влиянием двух основных факторов. Во-первых, на опасное расстояние расходятся позиции Польши и остальных партнеров по ЕС, что угрожает игнорированием польских проблем в коммунитарных (наднациональных) сферах. Во-вторых, уровень поддержки проамериканской политики внутри страны снизился до критического уровня.

Важной особенностью, которая характеризует современной этап развития внешней политики Чешской Республики, является идея «вертикальности», суть которой сводится к замене прежнего антагонизм Восток-Запад вертикалью на пространстве Срединной Европы между Германией и Россией. Ни в одной другой стране ЦВЕ идея, подобная «вертикальности Срединной Европы» не стала главенствующей. Масштабная международная повестка не позволяет Польше замыкаться в «Срединной Европе». Венгерское правительство в большей мере обеспокоено проблемами соотечественников и собственной безопасности. Для Словакии внешнеполитические ориентиры связываются с удержанием надежных связей с Россией и расширением своего интеграционного участия в ЕС. Страновые различия внешнеполитических ориентиров, в основном, обусловлены неравновесием их военно-политического потенциала, актуализируемыми историческими причинами, состоянием социальных дел и экономики в каждый отдельный период посткоммунистического развития.

Внутри посткоммунистических стран региона сложилась четкая идентификация политических сил по отношению к основным центрам мировой политики. Место недавнего антагонизма «Запад-Восток» занял треугольник «Вашингтон - Брюссель - Москва». Право-консервативные силы ориентируются на Вашингтон, лево-либеральные партии и центристы - на Брюссель. Значительная часть политической элиты государств ЦВЕ воспринимает идею евроатлантизма в духе Холодной войны, в терминах глобального противостояния. Национальная безопасность и международный престиж могут быть обеспечены присоединением к американской «коалиции желающих», а прогресс в социальной и экономической сферах вполне достижимы в рамках ЕС. Основными ведущими политическими партиями отношения с Россией рассматриваются исключительно с прагматических (и даже утилитарных) позиций. Поэтому, смена у власти элитной группировки может изменить внешний антураж отношений, снять наиболее одиозные идеологизированные препятствия сотрудничества, но глубоких перемен ожидать не приходится и установившиеся тенденции можно считать относительно устойчивыми.

Во втором параграфе «Посткоммунистическое измерение европейской интеграции» внимание сосредоточено на нескольких вопросах, касающихся обеспечения внутреннего единства современного Евросоюза, общности его внешней политики, вклада стран Центрально-Восточной Европы в развитие европейских интеграционных идей, отношений с другими посткоммунистическими странами, в первую очередь, постсоветскими республиками. За пределы рассмотрения вынесены проблемы атлантизма и деятельности НАТО, поскольку они, хотя и связаны с вопросами посткоммунистического развития государств ЦВЕ, составляют самостоятельный и весьма специфический предмет исследования.

Развитие европейского интеграционного пространства в начале XXI века существенно меняет облик Европы. Усугубление проблемы внутреннего единства Евросоюза произошло под непосредственным влиянием «посткоммунистического» расширения. Существенной проблемой нынешнего Европейского Союза является обеспечение коммунитарного (наднационального) единства.

Ареал расширения 2004/2007 гг. отличается огромной пестротой этнического состава, религиозных верований, традиций и уклада жизни. Ни в одной из новых стран нет традиции сильной, непрерывной и жизнеспособной политической демократии. Европейский вопрос становиться одним из катализаторов политической борьбы в посткоммунистических странах и приводит к консолидации сторонников и противников интеграции. Хотя нужно признать, что в новых странах - членах ЕС нет ни одной сколько-нибудь влиятельной политической силы, выступающей за выход из Союза. В ЦВЕ политические элиты склонны через коммунитарные механизмы добиваться целей национального государства и с трудом принимают идею разделенного суверенитета. Весьма отчетливо это проявилось в вопросах организации общей внешней политики ЕС.

Перспективы дальнейшего расширения ставят перед Евросоюзом новые задачи в отношениях со своими восточными соседями. Речь идет о выработке последовательной и комплексной «Восточной политики». Сегодня происходит конструирование коммунитарной «Восточной политики» отдельными государствами ЕС. Конкретно - Германией и Польшей. Берлинская и Варшавская стратегии исходят из селективного подхода к странам-адресатам, вместе с тем они по-разному выстраивают приоритеты такой политики.

Наиболее существенные расхождения этих стратегий при конструировании «Восточной политики» ЕС могут быть сведены к нескольким положениям:

- о связанности экономического сотрудничества с проблемами демократии;

- в определении партнерского статуса России по сравнению со статусами стран-адресатов Европейской политики соседства и программы Восточного партнерства;

- по вопросу оценок уровня внешней и внутренней безопасности Европы при реализации «Восточной политики».

В реальности никакой «Восточной политики» в смысле целенаправленной, четко осмысленной стратегии попросту не существует. Однако потребность в такой политике все более ощущается, поскольку в 2007 г. достигнут очередной предел экстенсивного этапа развития ЕС - территориальное расширение соприкоснулось с границами СНГ по всему европейскому периметру. Для стран СНГ важно определить приемлемость той или иной стратегии. Анализ их содержания показывает, что для России наилучшим решением было бы не конкуренция Берлинской и Варшавской стратегий, а их соединение. России как наиболее сильному игроку на постсоветском пространстве необходимо активно включиться в процесс формирования «Восточной политики» ЕС для достижения наиболее выгодных условий дальнейшего взаимодействия с европейскими партнерами, в том числе со странами Центрально-Восточной Европы.

Третий параграф «Асимметрия экономических и политических интересов в отношениях с Россией» посвящен анализу взаимосвязи «эскалации истории» и асимметрии экономических и политических интересов в отношениях между Россией и странами ЦВЕ.

Политико-экономическая асимметрия характеризуется явным несовпадением масштаба и уровня экономического и политического взаимодействия. Отрыв политики от экономики произошел еще в первой половине 1990-х годов. Бывшие «народные демократии», переориентировав свой внешнеэкономический курс на Запад, утратили рынки постсоветского пространства, а Россия потеряла влияние на развитие политических процессов в ЦВЕ. Политика перестала быть ведущим фактором экономических отношений наших стран. Причины асимметрии усматривались в крахе идеологической консолидации стран «Восточного блока» и относительной замкнутости внешних связей плановых экономик. Такое объяснение спада интенсивности политических и экономических отношений на сегодняшний день выглядит тривиальным и не может считаться удовлетворительным. Наиболее существенными внутренними факторами являются различия в интенсивности и направленности экономических реформ в разных странах. Ни двенадцатилетнее правление левых в Польше, ни мечьяризм в Словакии (политически наиболее лояльных к России) не привели к прорыву на экономическом «фронте», равно как существовавший до последнего времени право-левый «сговор» в Чехии не привел к окончательному разрыву с Россией.

На фоне асимметрии политических и экономических интересов периодически происходит «разыгрывание» исторических тем. Обычно это объясняется задачами конструирования собственной истории в условиях формирования новой национальной государственности, особенностями внутриполитической ситуации, борьбой элит и партий за власть и т.п. Термин «эскалация истории» сконструирован автором путем заимствования из теории конфликта и истории международных отношений, с целью охарактеризовать одну из сторон взаимодействия России со странами ЦВЕ на современном этапе. Эскалация истории - возрастание роли и влияния исторических факторов в актуальных политических процессах и отношениях.

Результаты проведенного диссертантом экспертного опроса показали, что уровень асимметричности отношений России и стран региона различен. Если в отношениях с Чешской Республикой и Венгрией тренды асимметрии устойчивы и не указывают на резкие колебания взаимной заинтересованности, то российско-словацкие отношения характеризуются пересечением трендов. Если в период мечьяризма политические контакты были локомотивом экономического сотрудничества, то после 1998 г. вслед за некоторым спадом интенсивности вновь наблюдается активизация как экономических, так и политических контактов. Устойчиво-негативные тренды отмечены в российско-польских отношениях. Случай Польши наиболее явно демонстрирует опасность расхождений на значительное «расстояние» трендов экономической и политической заинтересованности. Именно такая существенная асимметрия является одной из главных причин «эскалации истории» в отношениях наших стран.