Краткий курс манипуляции сознанием

Стыдно мне стало своей наивности, полез я в справочники. Смотрю: один американец потребляет в восемь раз больше меди, чем житель СССР. В восемь раз! Вот откуда и латунь, и красивые медные ручки на дверях. Медь и олово из Чили и Боливии, Малайзии и Африки. А мы медь ковыряем в вечной мерзлоте Норильска, дверные ручки из нее делать -- значит жить не по средствам. И когда в конце перестройки магазины в Москве наполнились импортной кухонной утварью из прекрасной стали и медными дверными ручками, а по телевизору стали убеждать, что стыдно пользоваться советскими товарами, я понял, что готовится подлое дело. Людей соблазняют на уничтожение страны.

Кто-то скажет: выпускали бы мы товары не хуже западных -- и не было бы проблем. Как говорится, лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным. Глупые речи. Нас обманули, заставив поверить, будто стоит сломать плановую систему и советский строй, и наши вятские рабочие сразу начнут делать стиральные машины лучше итальянских. Сейчас, наверное, всем уже видно, что это было вранье, что первыми уничтожили как раз самые лучшие заводы и науку, так что никаких шансов на рост качества своих товаров нет. А отношение к технологической дисциплине сегодня на грани с дикостью.

Но и десять лет назад надо было бы нам понять, что не могли мы выпускать такой же ширпотреб, как на Западе, мы могли к этому только шаг за шагом идти -- что мы и делали. Мне приходилось видеть западные КБ и лаборатории дизайна для ширпотреба. Впечатление такое же, как от сравнения кухни в отеле "Хилтон" с кухней нашей колхозной столовой. Ну что же делать, не работали на нас ни бразильцы, ни малайцы.

Да и не только это. Главное, не вышколен еще был наш советский рабочий, не выдублена его шкура, как за триста лет на Западе, не был он еще оболванен психотропным телевидением и не превратился еще в робота. Мучился он какими-то проблемами, часто бывал нетрезв и зол, и неинтересную ему работу делал плохо. Улучшать дело можно было не через оболванивание, а через повышение культуры, но на это надо было время. А захотелось получить красивый ширпотреб здесь и сейчас. Продать все, что можно, -- и накупить. Вот и соблазнились -- уничтожить вообще отечественное производство, а на остатки газа покупать всякую утварь и барахло на Западе. На всех денег от газа, понятно, не хватит. Так вогнать в нищету большинство сограждан приказать им, чтобы "жили по средствам".

Сегодня хозяйство России, как известно, почти разрушено. Что делает рачительный хозяин в таком положении, как сегодня? Собирает и вкладывает все доступные средства в производство, прежде всего в сельское. Тут не до комфорта, все деньги -- на плуг, на трактор, на грузовик. Что же мы видим? Вот "Проект Федеральной адресной инвестиционной программы на 1999 год" (приложение к госбюджету): "В рамках Бюджета развития в машиностроении намечается привлечение частных отечественных и иностранных инвестиций для реализации важнейших проектов в автомобильной промышленности, например: проекты сборочного производства автомобилей "фиат", легковых автомобилей моделей "ассоль", "орион", "кондор", легковых автомобилей "форд" и т.д.".

Итак, строительство автомобильных заводов по западным лицензиям. Туда -- все деньги. Туда -- металл, горючее, рабочие руки. Даже не на автобусы и вагоны, которые рассыпаются, а на элегантные автомобильчики. Но ведь это абсурд, господа-товарищи! У нас что, стоят очереди за автомобилями и люди не знают, куда пристроить лишние 10-15 тысяч долларов? Тракторов нет, зато автомобиль "ассоль" будет. Бегущая по волнам! Романтика… "Кондор"! Да в Россию скоро уже настоящие кондоры слетаться будут, на пир стервятников.

Многие из тех, кто вел и подталкивал к такому повороту, сами оказались в нищете. Прежде всего либеральная интеллигенция. Она почему-то не подумала, что и козла-провокатора иногда загоняют на бойню -- если нового стада не предвидится.

ГЛАВА 6 СТЕРЕОТИПЫ ПЕРЕСТРОЙКИ И РЕФОРМЫ

Одним из главных "материалов", с которым орудует манипулятор, являются социальные стереотипы. В словарях сказано: "Социальный стереотип -- устойчивая совокупность представлений, складывающихся в сознании как на основе личного жизненного опыта, так и с помощью многообразных источников информации. Сквозь призму стереотипов воспринимаются реальные предметы, отношения, события, действующие лица. Стереотипы -- неотъемлемые компоненты индивидуального и массового сознания. Благодаря им происходит необходимое сокращение восприятия и иных информационных и идеологических процессов в сознании…". Обычно стереотипы включают в себя эмоциональное отношение человека к каким-то объектам и явлениям, так что при их выработке речь идет не только об информации и мышлении, а о сложном социально-психологическом процессе.

Ни один человек не может прожить без "автоматизмов" в восприятии и мышлении -- обдумывать заново каждую ситуацию у него не хватит ни психических сил, ни времени. Таким образом, стереотипы, как необходимый человеку инструмент восприятия и мышления, обладают устойчивостью, могут быть выявлены, изучены и использованы как мишени для манипуляции. Поскольку их полезность для человека в том и заключается, чтобы воспринимать и оценивать быстро, не думая, манипулятор может применять их как "фильтры", через которые его жертвы видят действительность.

Известный американский журналист Уолтер Липпман в книге "Общественное мнение" (1922) выдвинул целую концепцию стереотипизации как основы пропаганды. Он писал: "Из всех средств влияния на человека самым тонким и обладающим исключительной силой внушения являются те, которые создают и поддерживают галерею стереотипов. Мы представляем себе большинство вещей прежде, чем познакомимся с ними на опыте. И эти предварительные представления. если нас не насторожит в этом наше образование, из глубины управляют всем процессом восприятия".

Для успешной манипуляции общественным мнением необходимо иметь надежную "карту стереотипов" разных групп и слоев населения -- весь культурный контекст данного общества. Первой задачей перестройщиков было отщепление активной части общества от государства. Каждого человека тайно грызет червь антигосударственного чувства, ибо любая власть давит. Да и объективные основания для недовольства всегда имеются. Но в норме разум и другие чувства держат этого червя под контролем. Внушением, художественными образами, песней можно антигосударственное чувство растравить.

На этом этапе был важен пример Запада, повлиявший прежде всего на "сословие специалистов". В книге-отчете по опросам 1989-1990 гг. "Есть мнение" сделан общий вывод: "Носителями радикально-перестроечных идей, ведущих к установлению рыночных отношений, являются по преимуществу представители молодой технической и инженерно-экономической интеллигенции, студенчество, молодые работники аппарата и работники науки и культуры".

В годы перестройки, когда червь антигосударственного чувства был раскормлен до невероятных размеров, под огнем оказались все части государства -- от хозяйственных органов, ВПК, армии и милиции до системы школьного образования и детских домов. Л.Баткин, призывая в книге-манифесте "Иного не дано" к "максимальному разгосударствлению советской жизни", задает риторические вопросы: "Зачем министр крестьянину -- колхознику, кооператору, артельщику, единоличнику?.. Зачем министр заводу?.. Зачем ученым в Академии наук -- сама эта Академия, ставшая натуральным министерством?". В лозунге "Не нужен министр заводу!" -- формула колоссального по масштабам разжижения общества, превращения СССР в безгосударственное, бесструктурное образование, которое долго существовать не может.

Для разжигания антигосударственного чувства были призваны (скажем прямо, наняты -- в широком смысле слова) самые любимые таланты страны, против слова которых беззащитна душа простого человека. После 1991 г. в их откровениях была сделана небольшая коррекция -- упор делался уже на "советском" государстве, но это ничего не меняет. Они, люди аполитичные и к тому же баловни советского государства, ничего серьезного против советского строя сказать не могли. Важен был сам факт: человек, которому мы поклоняемся, ненавидел свое государство. И даже сегодня, когда можно было бы уже забыть свои обиды, он ничего предосудительного в своей ненависти не видит, он говорит о ней как о благородном движении своей души.

Вот Николай Петров, преуспевающий музыкант, делает такое признание: "Когда-то, лет тридцать назад, в начале артистической карьеры, мне очень нравилось ощущать себя эдаким гражданином мира, для которого качество рояля и реакция зрителей на твою игру, в какой бы точке планеты это ни происходило, были куда важней пресловутых березок и осточертевшей трескотни о "советском" патриотизме. Во время чемпионатов мира по хоккею я с каким-то мазохистским удовольствием болел за шведов и канадцев, лишь бы внутренне остаться в стороне от всей этой квасной и лживой истерии, превращавшей все, будь то спорт или искусство, в гигантское пропагандистское шоу". Болел за шведов и канадцев! Не потому, что они ему нравились, а потому, что какая-то мелочь в государственной пропаганде резала ему слух.

А вот в июле 1999 г. в передаче "Тихий дом" (с С.Шолоховым) откровенничает моя любимая певица, замечательный наш голос -- Елена Образцова (Лауреат Ленинской и Государственной премий, Герой Социалистического Труда). Она ударилась в философию и стала рассуждать о роли счастья и страдания в творчестве: "Один момент в жизни сделал меня счастливой -- это ненависть". Ведущий состроил удивленное лицо: мол, как так? И певица поведала ужасную историю. Она договорилась с Абадо участвовать в записи "Реквиема" Моцарта. Приехала в Милан и узнает, что эту партию дали другой певице. Почему? Абадо ей объясняет, что какой-то чиновник забыл прислать какую-то телеграмму, необходимую для заключения контракта. Образцова "была потрясена, возмущена, почувствовала себя абсолютной рабыней" и хотела остаться за границей -- она "возненавидела СССР".

А как же счастье? Оно пришло попозже, вечером, когда она в концерте пела с Абадо в сцене судилища, где посылала проклятья жрецам -- "я проклинала Советскую власть". Не забывчивого чиновника, не своего друга Абадо, который поленился позвонить ей, чтобы ликвидировать недоразумение (если только дело и вправду было в телеграмме, а не в обычных артистических интригах). Нет, она проклинала ни много ни мало советскую власть и ненавидела страну.

Можно бы понять -- натура художественная, впечатлительная, был момент аффекта. Но говорить это через много лет как о важном и дорогом для нее моменте жизни ("счастье"), по центральному телевидению всему народу -- это какая-то невероятная бесчувственность. Неспособность положить на одни весы свою обиду и свое проклятье. Ведь проклятья сбываются! В 1999 г. даже певица должна была бы уже что-то услышать о бедствии народа, потерявшего советское жизнеустройство. Может быть, даже узнать, что наш большой поэт на закате дней написал стихи-молитву: "Боже, спаси нас в тяжелые дни! Боже, Советскую власть нам верни!".

Конечно, жаль, что нашли змеи-соблазнители подход и к Елене Образцовой, а иезуитски смышленый С.Шолохов квалифицированно вывернул ее наизнанку перед телекамерой. Думаю, придет к ней момент не счастья от ненависти, а просто упорядоченности мысли и чувства -- и уйдет она из этого хора. Но здесь для нас важна ее инструментальная роль -- активизировать и оправдывать у своих почитателей антигосударственный (и антисоветский) стереотип.

§2. РОЛЕВЫЕ СТЕРЕОТИПЫ: "ГОСУДАРСТВО-ЭКСПЛУАТАТОР"

Антигосударственное чувство сцеплено с "ролевыми стереотипами", которые были эффективно использованы в манипуляции сознанием. Некоторые из таких стереотипов активизировались и достраивались уже в ходе перестройки (например, стереотип "репрессированного народа"), другие всегда были в дремлющем состоянии, но оживлялись постепенно, начиная с 60-х годов. Одним из таких стереотипов был образ рабочего, который является объектом эксплуатации.

В антисоветской пропаганде очень сильно давили на чувство справедливости и уравнительный идеал советских людей. Стереотип неприязни к нетрудовым доходам постепенно подменили стереотипом неприязни, а потом и ненависти к номенклатуре как классу, эксплуатирующему трудящихся. Неудовлетворенность людей направили на работников управления, тесно связанных с образом государства. Активно был использован этот прием и при разжигании национальных конфликтов.

О том, каким образом советское государство реально оттолкнуло и даже озлобило значительную часть рабочих. Но этот "объективный фактор" не смог бы стать решающим в перестройке, если бы не был раздут, преувеличен в мозгу людей с помощью какой-то "бесспорной" идеи. Корни отщепенства рабочих от советского строя -- идеологические.

Главным троянским конем для ввода антисоветских идей в среду рабочих был марксизм. Упрощенный, понятный, соблазнительный, с Марксом мало общего имеющий. Этот "антисоветский марксизм" создавался очень разношерстной публикой, которую объединяла лишь ненависть к советской "империи" меньшевиками, троцкистами, югославскими "обновленцами", нашими демократами сахаровского призыва. Ключевыми понятиями этого "учения" были эксплуатация и прибавочная стоимость. Объектом эксплуатации были названы советские рабочие, эксплуататором -- советское государство. Если требовалась совсем уж "марксистская", классовая трактовка, то пожалуйста, и класс был наготове -- номенклатура.

Подход к рабочим от "их интересов" и даже от марксизма сразу облегчал захват аудитории и ее присоединение к манипулятору. Тем более что поначалу рабочим даже не приходилось вступать в противоречие с их советскими установками -- начиная с Троцкого и кончая Горбачевым критика "искажений" советского строя номенклатурой опиралась на цитаты Ленина.

Начиная с 60-х годов в нашей "теневой" общественной мысли идея о том, что государство эксплуатирует рабочих, изымая их прибавочный продукт, укрепилась как нечто очевидное. Эту идею не осмеливается поставить под сомнение даже нынешняя коммунистическая оппозиция. В статье "Контужены парадигмой", с которой в "Советской России" выступил, в полемике со мной, "Неизвестный читатель", походя сказано: "Ленинская парадигма была перевернута. В плановом секторе вышли вперед капиталистические цели управления и эксплуатации".

Отсюда вывод: сохранять советский строй -- не в интересах рабочих. Этот строй -- хуже "цивилизованного" капитализма. Вот труды марксиста, философа и профессора МГУ А.Бутенко. В 1996 г. он пишет об СССР: "Ни один уважающий себя социолог или политолог никогда не назовет социализмом строй, в котором и средства производства, и политическая власть отчуждены от трудящихся. Никакого социализма: ни гуманного, ни демократического, ни с человеческим лицом, ни без него, ни зрелого, ни недозрелого у нас никогда не было". Почему? Потому что "по самой своей природе бюрократия не может предоставить трудящимся свободу от угнетения и связанных с ним новых форм эксплуатации, процветающих при казарменном псевдосоциализме с его огосударствлением средств производства".

Здесь антисоветизм доведен до степени тоталитаризма: бюрократия, т.е. государство, по самой своей природе -- эксплуататор! Антисоветизм подкрепляется стереотипом антигосударственности. Ведь никакое государство не может выполнять своих задач, не изымая у граждан части продукта их труда.

Для манипуляции здесь используется подмена понятий -- изъятие подменяется понятием эксплуатации. Существует два способа изъятия прибавочного продукта -- через рынок и через повинность. Под повинностью понимается любое отчуждение части продукта, которое не возмещается через рыночный обмен (барщина, алименты, отобрание получки женой и т.д.).

В марксистском понимании эксплуатация как изъятие прибавочной стоимости возникает, когда есть акт купли-продажи: я тебе рабочую силу, ты мне -- ее рыночную цену. И суть эксплуатации в том, что рабочая сила производит прибавочную стоимость, которую присваивает покупатель рабочей силы -- владелец капитала ("капитал -- это насос, который выкачивает из массы рабочих прибавочную стоимость").

Советское общество относилось к тому типу обществ, где прибавочный продукт перераспределяется через повинности. У советского государства с рабочими были во многом внеэкономические отношения. "От каждого -- по способности!" -- это принцип повинности, а не рынка. Все было "прозрачно": государство изымало прибавочный продукт, а то и часть необходимого, возвращая это на уравнительной основе через общественные фонды (образование, врач, жилье, низкие цены и др.).

Была ли здесь эксплуатация? Только в вульгарном смысле слова, как ругательство. Не более, чем в семье (потому и государство было патерналистским, от слова патер -- отец). Ведь сами же идеологи перестройки ругали рабочих "иждивенцами" -- но кто же эксплуатирует иждивенца! Его кормят за свой счет.

Но рабочие легко приняли лжемарксистскую формулу их эксплуатации государством потому, что все слова были знакомыми и точно укладывались в стереотип: "рабочих эксплуатирует работодатель". Достаточно было только путем длительного повторения перенести понятие "работодатель" с капиталиста на советское государство и создать таким образом ложный стереотип.

Этот ложный стереотип опирался на важное чувство -- "ревность обделенного". Слова об эксплуатации грели душу -- приятно, когда тебя жалеют. А кроме того, сама советская пропаганда внушила, что мы вот-вот будем потреблять сосисок и магнитофонов больше, чем в США. А раз не больше, значит, нас эксплуатируют. Кто? Государство. Это -- важный источник хрупкости идеократического государства. Оно берет на себя слишком много -- роль отца. Если в семье плохо -- отец виноват. Либеральное государство изначально снимает с себя ответственность, оно лишь следит за порядком на рынке. Источником личных невзгод здесь являются стихийные законы рынка -- так это воспринимается массовым сознанием. Государство в таком случае не только не несет вины, но оно всегда выглядит благом, поскольку хоть чуть-чуть смягчает жестокие законы рынка (дает субсидию безработному и т.д.).

Наверное, советское государство могло оставлять людям больше сосисок и магнитофонов. Но оно находилось в состоянии войны, пусть холодной. Это важное условие было вытеснено из общественного сознания, и все как будто его забыли (скоро вспомнят, как вспомнили сербы, уже начинает припекать). Поэтому главнейшей своей обязанностью государство считало защиту граждан. Хоть вне, хоть внутри страны. И на это тратило значительную долю изъятого "прибавочного продукта". В СССР было бы дикостью даже помыслить, чтобы какой-то "серый волк" из Иордании свободно ходил по Кавказу и стрелял в русских людей.7

Поразительно, что еще и сегодня множество людей не усомнились в стереотипах, с помощью которых рабочих лишили здравого смысла. Более того, опять на заводах появились кружки политграмоты, и опять они читают худосочное изложение Маркса. И в накаленной атмосфере лепят вульгарные формулы совсем уж невпопад -- кто-то, видно, подсказывает. Уже в мастере и начальнике цеха, а то и более квалифицированном товарище видят "классового врага"! Пишет один читатель, инженер с завода: "Мне, получающему 380 руб., люди, чей заработок выше даже при простоях производства, бросают в лицо: "все инженеры живут за счет нашего прибавочного продукта, пусть нам отдадут эти деньги!". И цитируют при этом… Маркса! Мне толкуют о классовой борьбе… со мной!".

Сила стереотипа "эксплуатируемый рабочий" такова, что организованная оппозиция не решается приступить к его разрушению и вследствие этого не может предложить никакой положительной программы, ибо любая "антирыночная" программа наталкивается на этот стереотип: "Мы это уже проходили".

Чтобы вырваться из этого порочного круга, следовало бы резко сменить весь понятийный аппарат и выйти за рамки всего набора связанных стереотипов. Прежде всего, отказаться от понятия эксплуатации как легко поддающегося фальсификации. Эта его уязвимость связана с тем, что это понятие "высокого уровня", сильно идеологизированное и связанное с абсолютными, осязаемыми величинами сложной последовательностью взаимозависимостей. Конечно, выход из круга сложных стереотипов и использование абсолютных, "земных" понятий переводит рассуждения на более примитивный уровень и снижает познавательную силу умозаключений. На эту жертву надо идти для создания первого ряда защиты от манипуляции.

Вне стереотипа "эксплуатации" можно было бы построить такую цепочку утверждений:

-- Советское государство было одновременно работодателем; при "рынке" роли работодателя и государства разделяются.

-- Советское государство отнимало у рабочего часть заработанного "за двоих" -- за государство и за работодателя; при рынке государство отнимает за себя (налоги, пошлины, акцизы и т.д.), хозяин -- за себя (прибыль).

-- Для рабочего не важно, кто и сколько у него отнимает; важно сколько он получает от обоих в сумме -- как деньгами, так и натурой (в виде безопасности, жилья, врача и прочих благ). Разумно желать и поддерживать только такие изменения, при которых получаемая рабочим сумма благ деньгами и натурой увеличивается, а не уменьшается.

-- Что получилось, когда рабочие позволили ликвидировать советский строй, чтобы отдавать государству меньше, чем раньше? Блага, получаемые натурой, резко сократились -- это всем видно.

Например, жилья теперь рабочий не получает, точнее, предоставление бесплатного жилья сократилось в 8 раз. Рынок жилья для него недоступен. В 1993 г. стандартная квартира из 2 комнат в среднем стоила на рынке в России 15,2 средних годовых зарплат. В 1994 г. 26,1 годовых зарплат (В 70-е годы покупка такой квартиры через строительство за собственные деньги в жилищном кооперативе стоила 3,4 средних годовых зарплаты). Быстро сокращаются и жилищно-коммунальные услуги натурой -- в 1989 г. на 1 рубль взимаемой с жильцов платы было 6 рублей государственных дотаций. В планах правительства -- полная ликвидация дотаций ("жилищная реформа").

Какие блага рабочий может купить на те деньги, которые он получал от советского работодателя и получает сегодня как зарплату от нового, несоветского работодателя?

Сравним самый типичный советский год (1975) и 1998 год. За 8 лет (начиная с 1991) любая реформа выходит на устойчивый уровень, так что особых изменений при нынешнем строе ожидать не приходится. Самый грубый, но вполне верный вывод дает сравнение по "корзине" из двух главных благ -- пищи и энергии. Хлеб и бензин. Можно чуть расширить: черный хлеб, молоко, бензин (АИ-93) и транспорт (метро). Все остальное -- детали, уточнения.

После августа 1998 г. цены повысились в 3-4 раза, а зарплата чуть-чуть. Бывший вице-премьер и председатель Госкомимущества В.Полеванов опубликовал такие данные: средняя зарплата работника в Российской империи, СССР и РФ, стоимость набора из 9 главных продуктов питания (все по 1 кг, а яиц -- десяток) и, соответственно, число таких наборов, которые работник может купить на месячную зарплату. Эти данные он свел в таблицу по годам с 1913 до сентября 1998 г. (они опубликованы в журнале "Экономические стратегии", 1999, № 1). В 1913 г. работник в среднем мог купить на зарплату 13,25 наборов, в 1924 г. -- 13,78. На этот уровень после войны вышли в 1952 г., потом он повышался до максимума в 1985 г. -- 28,59. С 1990 г. начал быстро снижаться и в сентябре 1998 г. составил 7,20. Говорить тут не о чем. В среднем работник в России сегодня может купить пищи двое меньше, чем в 1913 г. и в 4 раза меньше, чем в 1985.

Можно подойти к делу и с другой стороны. Рабочие (шире, трудящиеся) получают потребительские блага в зависимости только от двух факторов -- от уровня производства и от типа распределения произведенного богатства. Поддерживать ликвидацию советского строя имело смысл лишь в том случае, если бы объем благ, получаемых рабочими, в результате совокупного действия обоих факторов увеличился. Что произошло с производством, всем известно его объем упал более чем в два раза. Это еще можно было бы поправить за счет перераспределения дохода. Например, если бы доля зарплаты рабочих в доходах всего населения в советское время была бы менее половины, то, увеличив эту долю в два раза, рабочие хотя бы остались при своих. Но в действительности этого случиться не могло уже по той причине, что в советское время совокупная зарплата трудящихся составляла в сумме доходов 80% (а социальные выплаты -- пенсии, стипендии и т.д. -- 12-14%). Так что проигрыш был неминуем уже из-за спада производства. Ну а что случилось с распределением доходов?

В результате приватизации возникли т.н. собственники. И они теперь получают доход на свою собственность, на свою "предпринимательскую деятельность" и еще туманно названные "прочие" доходы. Сколько же они получают? В 1998 г. зарплата (по-старому, трудовые доходы) в России составила 37% от всех доходов населения. Не 80, как в советское время, а 37!

Таким образом, оба фактора -- и развал производства, и изменение типа распределения дохода -- ударили прежде всего по рабочим. Рабочие, если говорить прямо, остались в дураках. Пока что там и остаются, ибо верят, что еще смогут стать миллионерами -- слава богу, советский строй ликвидирован.

Равнодушие, с которым работники в СССР приняли под воздействием пропаганды свое обеднение, стало мировой загадкой. Вот главный в социологии показатель расслоения общества по доходам, коэффициент фондов. Это отношение доходов 10% населения с наиболее высокими доходами к доходам 10% беднейшего населения. В СССР начиная с 50-х годов он поддерживался на уровне около 3,8, а иногда снижался до уровня ниже 3. Даже через три года после начала реформ, в 1991 г., он был еще равен 4,5 (а в США 5,6). Но уже к 1994 г. в РФ он подскочил до 15,1. Согласно данным ученых РАН, которые учли скрываемые богатыми доходы, реально коэффициент фондов в России в 1996 г. был равен 23. А группа экспертов Мирового банка, Института социологии РАН и Университета Северной Каролины (США), которая ведет длительное наблюдение в России за бюджетом 4 тысяч домашних хозяйств (большой исследовательский проект Russia longitudinal monitoring survey), приводит коэффициент фондов за 1996 г. -- 36,3! В 1999 г. разница в доходах еще возросла.

Кстати, при ликвидации советского строя рабочие вовсе не попали в капитализм (и не попадут). При капитализме на 1 доллар зарплаты трудящихся собственники получают около 0,2-0,3 доллара нетрудовых доходов (и уже это много на душу собственника). В США нетрудовые доходы составляют 16-17% всех личных доходов граждан. А в России в 1998 г. на 1 рубль зарплаты приходилось 1,22 рубля нетрудовых доходов. Строго говоря, государство, которое позволяет меньшинству так обдирать большинство, не может считаться легитимным. Но это уже зависит от сознания большинства.

Вывод: поверив, что советское государство отбирает у рабочих слишком большую часть заработанного и поэтому выгоднее жить при "рыночной экономике", рабочие попались на удочку махинаторов и поддержали невыгодное для них изменение общественного строя. Возможно, обвинение советского строя в "эксплуатации" рабочих скрывает какую-то иную, более глубокую причину недовольства. Тогда следует ложную причину отбросить и забыть, чтобы она не скрывала истину.

Понятно, что выходить с такими рассуждениями к рабочим -- значит, совершать всегда болезненный удар по их стереотипам. Но и следовать ложным стереотипам уже непростительно.

§3. СТЕРЕОТИП "ЛЬГОТЫ И КОРРУПЦИЯ НОМЕНКЛАТУРЫ"

Часто для манипуляции надо предварительно усилить или даже построить необходимый стереотип -- "наездить колею", "нарезать бороздки". Речь обычно идет об иллюзорном стереотипе -- внушении ложной идеи или объяснения, так что оно становится привычным и приобретает характер очевидного ("если колхозы разогнать, то будет изобилие продуктов"). Если программа манипуляции имеет долгосрочный характер, как было, например, в перестройке, то такие подготовительные работы можно делать загодя, без всякой манипулятивной нагрузки, не вызывая подозрений.

Борьба против привилегий руководства, как мы все помним, была идеей-фикс радикальной интеллигенции -- Ельцин ездил на "Москвиче", и это придало ему ореол народного трибуна. Для Ельцина был выбран и создан имидж "борца с номенклатурой" (методика создания этого стереотипа была отработана и испытана в США в 1966 г.). Для создания такого имиджа не существовало никакого "реального" материала -- ни в биографии, ни в личных взглядах Ельцина. Он сам был едва ли не самым типичным продуктом "номенклатурной культуры". Тем не менее, за весьма короткий срок и с небольшим набором примитивных приемов (поездка на метро, визит в районную поликлинику и т.п.) имидж был создан и достаточно прочно вошел в массовое сознание. Даже после 1992 г., когда Ельцин в быту и в повадках открыто продемонстрировал крайнее выражение номенклатурного барства, в массовом сознании не возникло ощущения несовместимости двух образов.

Не будем здесь обсуждать предельно примитивный антиноменклатурный стереотип по сути, он важен как искусственно созданная структурная единица сознания. При опросе в 1988-89 гг. читатели "Литературной газеты" (в основном, интеллигенция) резко выделились из усредненной выборки населения. На вопрос "Что убедит людей в том, что намечаются реальные положительные сдвиги?" 64,4% читателей ЛГ ответили: "Лишение начальства его привилегий" (так ответили только 25,5% участников всесоюзного опроса).

В этой антиноменклатурной кампании была проведена блестящая подмена стереотипа. Блестящая потому, что разыграна была она самой номенклатурой, которая создала образ врага в виде "виртуальной" номенклатуры и натравила на него массовое сознание. Так самолет выпускает ложную пылающую цель, на которую отвлекается ракета с самонаводящейся на тепловое излучение головкой. Так же каракатица при виде хищника выпускает чернильное облачко, а в него вбрасывает часть своих внутренностей. Они шевелятся и отвлекают хищника, а каракатица уползает и отращивает новые внутренности, лучше прежних.

Исходным, внедренным в массовое сознание стереотипом был уравнительный идеал. Разжигая в массах ненависть к немыслимым льготам номенклатуры, идеологи сумели канализировать эту ненависть не на личности и не на социальную группу, а именно на статус члена номенклатуры, порожденный советским строем. Мы видим, что это удалось -- люди ненавидели секретаря райкома за то, что он ездил на "Волге", но та же личность, вынырнувшая в облике банкира, не вызывает у тех же людей никакой антипатии.

Этот антиноменклатурный стереотип был использован как средство манипуляции очень широкого охвата. Во время свержения коммунистических режимов в странах Восточной Европы много говорилось о том, что народы этих стран возмущены коррупцией высших эшелонов власти, той роскошью, которую позволяли себе члены руководства. Очень скупо, впрочем, давались конкретные данные об этой роскоши. В западной прессе промелькнул лишь факт, что какой-то болгарский министр охотился в Африке, а на даче у Хонеккера был бассейн (потом выяснилось, что бассейн длиной 12 метров -- как у среднего лавочника на Западе). Никому и в голову не пришло сопоставить размер средств, идущих на потребление представителей высших статусов капиталистических стран и "коррумпированных коммунистических режимов". Сказать телезрителям, что речь идет о роскоши, оцениваемой по совершенно иным, чем на Западе, меркам, смехотворным с точки зрения боссов рыночной экономики. Да и боссов государственной верхушки.

В Испании только зарплата директора фирмы (в среднем, включая мелкие) составляет, не считая других доходов, 140 тыс. долл. в год; зарплата президента весьма небольшого провинциального банка "Иберкаха" -- 20-30 тыс. долларов в месяц. Вообще же распространяемый демократической прессой миф о том, что на Западе уже все живут на трудовые доходы, а не на прибыль с капитала, рассчитан на простаков и ленивых людей, не желающих заглянуть в справочник. Испания -- одна из наиболее "социал-демократических" стран, изымающих значительную часть дохода с капитала. И все же в 1990 г. суммарная зарплата там составила 23 млрд. песет, а рента с капитала и предпринимательский доход -- 4,6 млрд. Ровно одну пятую. Это значит, что если предприниматель имеет пять работников, он уже ничего не делая, имеет такой же доход. Разумеется, он может быть и директором и получать еще зарплату раз в пять больше. А если у него сто работников, то он потребляет в двадцать раз больше среднего -- ничего не делая.

Закрепление стереотипов в сознании приводит к неспособности поместить ситуацию в реальные пространственно-временные координаты. Иногда она бывает просто гротескной. Вот с целью заклеймить в очередной раз режим Кубы испанское телевидение организует дебаты, звездой которых выступает попросившая убежища сотрудница кубинского балета, очень миловидная девушка. Сначала поговорила об "ужасных репрессиях" -- двух арестованных (и уже выпущенных) правозащитниках. Это энтузиазма не вызвало, факты слишком уж вялые, о репрессиях на Кубе лучше говорить абстрактно.

Тогда "выбравшая свободу" перешла к теме социального неравенства: в центральном госпитале в Гаване члены партийной элиты лежат в отдельном зале, "куда не кладут простых рабочих". На это не нашлись что ответить защитники Кастро, от имени которых в дебатах участвовал известный испанский левый писатель Хесус Васкес Монтальбан. Все были потрясены такой социальной несправедливостью, забыв на время свои собственные проклятья в адрес "гнусной уравниловки", свойственной социализму. Хотя все прекрасно знают, в каких условиях лечатся "аналоги" кубинской партийной верхушки западных стран. Здесь никого не удивляет, что какой-то член Совета директоров одного из множества банков на личном самолете летит из Испании на прием к врачу в США (это передало то же телевидение в тот же день). А простые испанские рабочие не летают к врачу в США, а по месяцу ждут в очереди на прием к врачу в поликлинике страховой медицины. А в богатых США 35 миллионов человек не имеют доступа ни к какой медицинской помощи.

Удивительно, что сторонники социалистической Кубы, занявшие в теледебатах слабую глухую оборону, не заметили очевидного факта: эта девушка-"антикоммунистка" сама есть продукт новой социальной системы (которую она, видимо, искренне хочет уничтожить). Ее действительно возмущает, что номенклатура имеет привилегии по сравнению с обычным гражданином. Ее подсознание уже очаровано идеалом равенства и справедливости.8 И она, как ребенок, надеется, что стоит свергнуть Кастро и разогнать коммунистов -- и рабочие разместятся в палате, где раньше лежали больные номенклатурщики. Иных вариантов ее головка уже не вмещает. Но она из балета, а в России и доктора наук так же думали.

Замечательно, что нормальный интеллигент, часто научный работник, укрепив стереотипы, оказывается неспособен делать структурный анализ ситуации -- он сразу вопринимает ее идеологическую трактовку. Ведь очевидно, что любое общество вынуждено создавать людям, занимающим высшие статусы в социальной иерархии, те или иные привилегии. И механизм, через который они предоставляются, принципиальной роли не играет -- он определяется всем социокультурным контекстом. Были ли привилегии, предоставляемые верхушке режима, скажем, на Кубе, вопиюще большими, выходящими за всякие разумные рамки? Нет, никто этого не утверждает. Может быть, это была паразитическая верхушка, не выполнявшая своей роли в социальной структуре? Этот вопрос в дебатах и не возникает, следовательно, существенной роли не играет. Значит, телезритель просто дергается на идеологической веревочке манипуляторов.

Вообще, когда заходит разговор о номенклатуре, он все время сбивается на ложное сравнение: где лучше -- в СССР 70-х годов или во Франции или Швеции? Но ведь так вопрос не стоит и никогда не стоял. Как ни крути, смысл имеет только вопрос: где хуже -- в СССР или в РФ конца 90-х годов? И именно не "лучше", а "хуже". Потому что "хуже" -- понятие более жесткое. "Хорошему" нет предела, и все в нем зависит от вкуса, о котором не спорят. А вот у "плохого" есть критические уровни. Как говорится, после некоторого порога ухудшения -- тишина…

Тема номенклатуры была четко поставлена в письме одного читателя: "Капитализм под руководством СВОЛОЧЕЙ -- это хуже и безжалостнее, чем социализм под руководством ТЕХ ЖЕ САМЫХ СВОЛОЧЕЙ. Сейчас это вроде бы ясно видно, даже тем, кто что-то и выиграл". Но, как следует из опыта, это вовсе не "ясно видно", причем это не видно даже многим из тех, кто проиграл.

Уже в 1993 г. новая демократическая номенклатура из России откупала на южном берегу Испании целые отели с комнатами по 400 долларов в сутки. Ели они так, как не позволяли себе никогда отдыхающие там же кувейтские шейхи (метрдотели давали газетам интервью с фантастическими описаниями меню, которые заказывали "новые русские" -- по 600 долларов на брата за обед). На виллу, где, как пишут газеты, проводила каникулы дочка Лужкова и где собирался демократический российский полусвет, приезжал играть в качестве тапера Спиваков с "виртуозами Москвы" (как сообщали те же газеты, русские нувориши, в отличие от арабских нефтяных королей -- очень культурные люди).

Но наш честный инженер или м.н.с., который еще недавно был готов всю страну разгромить оттого, что Хрущев охотился в Крыму, поместить эти сведения в контекст своих проклятий в адрес советской номенклатуры неспособен. В его сознание уже встроены два непересекающиеся стереотипа: привилегии советской верхушки были велики и нестерпимы для граждан; привилегии верхушки "ельцинской" России для граждан безразличны, величина их несущественна. Даже в среде научных работников бытовало мнение о дикой несправедливости высокого жалованья академиков (800 рублей -- при зарплате старшего научного сотрудника 400 руб.), не говоря уж о министрах СССР (1200 руб.). Но эти же интеллигенты с полным равнодушием восприняли в 1998 г. сообщение о том, что оклад среднего государственного чиновника, директора РАО ЕЭС, составляет 22 тыс. долларов в месяц -- примерно в 400 раз больше, чем у старшего научного сотрудника РАН. При этом директором РАО ЕЭС был не выдающийся инженер член-корреспондент АН СССР П.С.Непорожний (многолетний Министр энергетики СССР), а некто Бревнов, молоденький выдвиженец "молодого реформатора" Немцова, не имевший ни образования, ни опыта работы в энергетике. Мы уж не говорим о "побочных" доходах. Сменивший Бревнова А.Чубайс в 1997 г. получил, согласно сообщениям печати, на рынке ГКО доход около 300 тыс. долларов всего за три месяца. Где же он взял денег, чтобы купить ГКО? По случаю получил беспроцентный кредит в 14 млрд. рублей -- тогда 3 миллиона долларов -- на срок до 2003 г. Беспроцентный кредит!

Стереотип "льготы номенклатуры" очень активно использовался для отвлечения общественного сознания от важных политических шагов. Например, в тот момент, когда втихомолку протаскивали закон о приватизации (май 1991 г.), ТВ с большой страстью освещало слушания Комиссии по привилегиям Верховного Совета СССР о распродаже со скидкой списанного имущества с госдач, арендуемых высшим комсоставом армии. Документы, опубликованные в "Известиях", гласили, что речь шла о 18 дачах, в которых в 1981 г. было установлено имущества на 133 тыс. руб. (по 7 тыс. руб. на дачу). Насколько смехотворна была роскошь обстановки на казенных дачах высшей военной номенклатуры (маршалов), говорит сама эта стоимость имущества -- 7 тысяч рублей (в то время "жигули" ВАЗ-2105 стоили 8,3 тыс. рублей). Через десять лет эта старая мебель продавалась с уценкой 70-80%. И такие "привилегии" были предметом слушаний Верховного Совета СССР! Очевидно, что речь шла именно о спектакле, поставленном ради манипуляции сознанием. Надо было видеть, с какой страстью клеймили депутаты, а потом журналисты, престарелого маршала, который изловчился купить списанный холодильник "ЗИЛ" за 28 рублей (новый стоил 300 руб. -- сообщаю тем, кто об этом уже забыл)! И такие "привилегии" были предметом слушаний Верховного Совета СССР! Очевидно, что речь шла именно о спектакле, поставленном ради манипуляции сознанием.

Манипулирующий характер той акции усиливался и другими приемами: принижением проблемы и созданием острой некогерентности. Разоблачение купившего холодильник маршала шло параллельно с выступлениями А.Н.Яковлева против "порожденной нашей системой антиценности -- примитивнейшей идеи уравнительства". Казалось бы, на фоне идеологической кампании против уравниловки всех должен был бы возмутить как раз тот факт, что общество не нашло способа устроить старость двух десятков маршалов так, чтобы им и в голову не пришло выгадывать на покупке старого холодильника. Но острая некогерентность не позволяет сделать разумного вывода. Она подкрепляется следующими кадрами: сразу после телерепортажа об алчных маршалах на телеэкране появляется молоденький миллионер (некто Стерлигов), который излагает свои заповеди. Студент-недоучка, сколотивший за год махинациями свои миллионы, представлен тем же ТВ как образ, достойный подражания, как духовный лидер, чьим советам мы должны внимать. Люди смотрят на экран, а в подсознании происходит разрушительное столкновение двух образов.

То же мы видим и в отношении коррупции. Она представлялась злом, которое уже само по себе оправдывало крушение советской системы. Но ведь давно известно, что коррупция в традиционном обществе носит совершенно иной характер, чем в обществе либеральном. Интеллигенция должна была бы честно предупредить: нас ожидает страшная вспышка коррупции, но это будет неизбежная цена за свободу. Нет, она пошла на заведомый обман. Ведь если "при социализме" взятка высшего чиновника в 2 тыс. долларов становилась легендой (ходили слухи о такой взятке заместителя председателя Моссовета), то в правительстве Гайдара чиновник среднего ранга, связанный с выдачей лицензий на экспорт нефти, один набрал взяток на 300 млн. долларов! Уже упомянутый Бревнов посылал за своей американской тещей казенный самолет, рейс которого обходится в сотни тысяч долларов.

Да что чиновник. Вот Р.М.Горбачева в 1991 г. лично договаривается с американским издателем Мэрдоком о публикации ее книги "размышлений" с гонораром 3 млн. долларов. Но ведь ясно, что это -- плохо замаскированная взятка, что издание книги, которая разойдется тиражом в сотню экземпляров, не покроет и ничтожной доли гонорара. Ну виданное ли было раньше дело, чтобы жены активных политиков СССР принимали такие подношения?

Антиноменклатурный стереотип оказался очень устойчивым и заслуживает изучения. Особенно важно, что в этом видна устойчивость исходного уравнительного идеала, а также недовольство сословными барьерами, о которых говорилось выше.

§4. СТЕРЕОТИП "ОБДЕЛЕННОГО НАРОДА"

В сознании (и подсознании) людей всегда гнездится этноцентризм, порождающий национальную ревность. Это как бы эгоцентризм, помноженный на национальное самомнение. Одно из выражений ревности этноцентризма -- склонность думать, что другие живущие совместно с тобой народы "объедают" твой народ, пользуются его добротой и доверчивостью. Эту дремлющую в каждом из нас ревность довольно легко разжечь. Бывает приятно услышать, что кто-то злоупотребляет твоей добротой -- все Яго это знают.

Разжигание этой ревности и построение стереотипа "обделенного народа" стало одной из главных технологий манипуляции при разрушении СССР (предельным случаем было создание стереотипа "репрессированного народа"). Были созданы и общие идеологические предпосылки. При старом режиме всем было вбито в голову, что народы СССР -- одна семья, что надо друг друга уважать и друг другу помогать. Реальность была не безоблачна, но важно, какие догмы вбиваются в голову. СССР не был "санаторием народов", но не был и "тюрьмой", и тем более "кладбищем". Это был дом, в котором было можно жить. Новый режим предложил как принцип жизни закон рынка, и вбивает в головы соответствующие догмы (конкуренция вместо солидарности, личное против общего). Это -- идеи, послужившие керосином при поджоге дома.

Перестройка раскрепостила мысль о национальном притеснении "наших". Эта свобода поначалу вызвала большое возбуждение. Ницше писал: "Легкое усвоение свободных мнений создает раздражение, подобное зуду; если отдаешься ему еще больше, то начинаешь тереть зудящие места, пока, наконец, не возникает открытая болящая рана".

Главную работу сделали, конечно, демократы -- их объектом были прежде всего нерусские народы, особенно в Прибалтике и на Кавказе. Один из прорабов перестройки А.Нуйкин признается: "Как политик и публицист, я еще совсем недавно поддерживал каждую акцию, которая подрывала имперскую власть. Мы поддерживали все, что расшатывало ее. А без подключения очень мощных национальных рычагов ее было не свалить, эту махину". Далее этот "политик и публицист" добавляет с милым цинизмом: "Сегодня политики в погоне за властью, за своими сомнительными, корыстными целями стравили друг с другом массу наций, которые жили до этого дружно, не ссорясь".

Историк С.Лезов раскрывает ту технологию, с помощью которой интеллигенты, подобные А.Нуйкину, разжигали пожар на Кавказе: "По моим наблюдениям, "московские друзья" нередко добивались эффекта при помощи запрещенного приема: обращаясь к армянской аудитории, они использовали глубоко укорененные антитюркские и антиисламские чувства армян, то есть унижались до пропаганды национальной и религиозной вражды в чужой стране, относясь при этом к армянам как к "братьям нашим меньшим", с которыми можно и нужно говорить именно на расистском языке. "Московские друзья" укрепляют как раз те элементы армянского мифа, которые изолируют армян от соседних народов и обеспечивают их "антитурецкую" идентичность".

Особая программа -- натравливание на советский строй малых народов. Здесь постарались и местные, и московские интеллигенты. Социолог Р.В.Рывкина, признавая, что и в "развитых" странах малые народы сталкиваются с проблемами, льет крупные слезы: "Но судьба малочисленных народов в рамках советской Империи оказалась по ряду причин особенно трагичной. Будучи коренными, эти народы в бывшем Советском Союзе оказались не просто в бедственном положении, а фактически на грани вымирания".

Таким образом, академический журнал "Социологические исследования", презрев всякие нормы научной этики и обычной совести, убеждает публику в том, что, конечно, и в США у индейцев были кое-какие проблемы, но ни в какое сравнение с судьбой малых народов в СССР они не идут. Здесь, в России -- эпицентр вселенской трагедии малых народов. Вымирание!

Но вот данные из книги, опубликованной в Институте антропологии и этнографии той же Российской академии наук (С.В.Чешко. Распад Советского Союза. М., 1996). Численность подавляющего большинства малых народов в советский период не уменьшалась, а росла. Вот малые народы (числом до 10 тыс., человек), у которых с 1959 по 1989 г. сократилась численность: ижорцы (с 1,0 до 0,8 тыс.), караимы (с 5,7 до 2,6 тыс. -- за счет эмиграции), селькупы (с 3,8 до 3,6 тыс.). Но даже у этих народов ни о каком вымирании нет и речи. В остальных случаях как раз достойно удивления, что прирастали, а не растворялись, совсем малые народы, которые давным-давно исчезли бы с лица земли в условиях демократии и рыночной экономики -- в жизнеустройстве, основанном на атомизации и конкуренции.

Тем не менее, тезис о вымирании малых народов в условиях СССР активно внушался в годы перестройки всей идеологической машиной. В народные депутаты была даже подобрана активная представительница малого народа г-жа Гаер, которой постоянно предоставлялась трибуна для провозглашения этого мифа. Замечательно, что Р.Рывкина поет хвалу перестройке и захлебывается от счастья оттого, что "государства под названием СССР больше нет" -- и тут же приводит данные, согласно которым, по ее же словам, в результате перестройки резко ухудшились "все стороны жизни малых народов". Эта некогерентность утверждений -- признак того, что статья эта не научная, а манипулятивная.

Особые усилия прилагались для разжигания антирусских настроений. Связующим материалом, который соединил народы СССР в единое государство, был союз с русским народом. Именно наличие этого обладающего силой и авторитетом ядра ("старшего брата") уравновесило сложную многонациональную систему из полутора сотен народов. Охваченные "демократическим" угаром таджикские студенты и не предполагали, что это означает в реальности, -- но их советники знали прекрасно. В Средней Азии столкновения и локальные войны прекратились, когда среднеазиатские народы перешли "под руку" белого царя. В этнический реактор были введены "охлаждающие стержни", которые надежно служили около столетия. Они были резко выдернуты в конце 80-х годов.

Насколько эффективно был использован стереотип "обделенности", показывает такой маленький пример. При опросах в 1989 г. 62% населения Армении, где велась особенно интенсивная антисоюзная кампания, отметило, что потребляет недостаточно молока и молочных продуктов. В действительности их потребление составляло в Армении 480 кг на душу -- исключительно высокий показатель. Так, в США он составлял 260 кг, в Испании 140 кг, в среднем по СССР 341 кг. Общественное мнение было создано не реальностью, а внушением, манипуляцией сознания.9

Главный шаг, который удалось сделать интернациональной антисоветской номенклатуре к 1991 г., -- подготовить и провести "Декларации о суверенитете". Основную роль в этом сыграли демократы РСФСР, которые группировались вокруг Ельцина. Эти Декларации исходили из предположения, что "другие республики" получают из общесоюзного котла непропорционально большую долю и обделяют народ "нашей" республики. Принципиальные положения Деклараций означали ликвидацию главных скреп Союза. Был декларирован раздел общенародного для СССР достояния, ликвидация единого ресурсного, экономического и интеллектуального целого. Такой раздел означал разрушение целостной дееспособной системы. Это был "бархатный" переворот, так что даже большинство депутатов вряд ли поняли, какие документы им подсунули для голосования.

Речь не идет об ошибке -- идеологи российского документа продолжают хвастаться и шумно праздновать день "независимости" в память о принятии фатальной Декларации о "суверенитете", которая, по признанию советника Ельцина Э.Паина, "ускорила процесс разрушения СССР".

Но манипуляторы, разжигавшие стереотип национальной ревности, вряд ли смогли бы добиться успеха, если бы в этом деле к демократам, уже завоевавшим репутацию "агентов влияния", не подключились их оппоненты из т.н. патриотов. Для захвата и удержания аудитории было необходимо участие людей, противостоящих Горбачеву, а затем и Ельцину. И с 1989 г. стереотип обделенности русского народа в СССР стали активно достраивать патриотические писатели и общественные деятели очень широкого диапазона: от Солженицына и Шафаревича до Распутина и Зюганова. Кто-то как сознательный противник СССР, кто-то как конъюнктурный политик, а кто-то и сам как жертва очаровавшего его стереотипа (вторичная манипуляция).