Основы геополитики

Далее он излагает предполагаемый сценарий этих катастроф:

1) Дальнейшее ослабление роли международных институтов

2) Нарастание националистических тенденций среди стран, входивших в Варшавский договор и в Третьем мире. Это приводит к хаотическим процессам.

3) Дезинтеграция традиционных блоков (это не затрагивает Европы) и прогрессирующий распад существующих государств.

4) Начало эпохи войн малой и средней интенсивности, в результате которых складываются новые геополитические образования.

5) Угроза планетарного хаоса заставляет различные блоки признать необходимость создания новых международных институтов, обладающих огромными полномочиями, что фактически означает установление Мирового Правительства.

6) Окончательное создание планетарного государства под эгидой новых международных инстанций (Мировое Правительство).(13)

Эта модель является промежуточной между мондиали стским оптимизмом Фрэнсиса Фукуямы и атлантистским пессимизмом Самуила Хантингтона.

Глава 4. Прикладная геополитика

4.1 "Внутренняя геополитика" школа Ива Лакоста

Геополитический ренессанс в Европе связан с деятельностью географа Ива Лакоста, который в 1976 году основал журнал "Геродот", где впервые в послевоенной Европе стали регулярно публиковаться геополитические тексты. Особо следует подчеркнуть, что во главе стоял человек близкий к левым политическим кругам, тогда как до этого момента геополитикой в Европе занимались лишь довольно маргинальные правые, националистические круги.

В 1983 году журнал "Геродот" вводит в название подзаголовок "журнал географии и геополитики", и с этого момента начинается вторая жизнь геополитики, отныне признанной официально в качестве особой политологической дисциплины, помогающей в комплексном анализе ситуации.

Ив Лакост стремится адаптировать геополитические принципы к современной ситуации. Сам Лакост не разделяет ни "органицистского подхода", свойственного континенталистской школе, ни чисто прагматического и механицистского геополитического утилитаризма идеологов Sea Power. С его точки зрения, геополитические соображения служат лишь для "оправдания сопернических устремлений властных инстанций относительно определенных территорий и населяющих их людей"(14). Это может касаться как международных отношений, так и узко региональных проблем.

У Лакоста геополитика становится лишь инструмен том анализа конкретной ситуации, а все глобальные теории, лежащие в основе этой дисциплины, низводятся до относительных, исторически обусловленных понятий.

Таким образом, Лакост предлагает совершенно новое определение геополитики, фактически новую дисциплину. Это более не континентальное мышление, основанное на фундаментальном планетарном цивилизационно-географическом дуализме и сопряженное с глобальными идеологическими системами, но использование некоторых методологических моделей, наличествовавших у традиционных геополитиков в общем контексте, но взятых в данном случае как нечто самостоятельное. Это "деглобализация" геополитики, сведение ее к узкому аналитическому методу.

Такая геополитика получила название "внутренней геополитики" (la geopolitique interne), так как она сплошь и рядом занимается локальными проблемами.

4.2 Электоральная "геополитика"

Разновидностью такой внутренней геополитики является специальная методика, разработанная для изучения связи политических симпатий населения и территории, на которой данное население проживает. Провозвестником такого подхода был француз Андре Зигфрид (1875 1959), политический деятель и географ. Ему принадлежат первые попытки исследовать "внутреннюю геополитику" применительно к политическим симпатиям тех или иных регионов. К нему восходят первые формулировки закономерностей, которые легли в основу "электоральной геополитики" новой школы Ива Лакоста.

Зигфрид писал:

"Каждая партия или, точнее, каждая политическая тенденция имеет свою привилегированную территорию; легко заметить, что подобно тому, как существуют геологические или экономические регионы, существуют также политические регионы. Политический климат можно изучать так же, как и климат природный. Я заметил, что несмотря на обманчивую видимость, общественное мнение в зависимости от регионов сохраняет определенное постоянство. Под постоянно меняющейся картиной политических выборов можно проследить более глубокие и постоянные тенденции, отражающие региональный темперамент" (15)

В школе Лакоста эта теория получила систематическое развитие и стала привычным социологическим инструментом, который широко используется в политической практике.

4.3 Медиакратия как "геополитический" фактор

Ив Лакост поставил своей задачей привнести в геополитику новейшие критерии, свойственные информационному обществу. Наибольшим значением среди информационных систем, прямо влияющих на геополитические процессы, обладают средства массовой информации, особенно телевидение. В современном обществе доминирует не концептуально-рациональный подход, но яркость "образа" ("имиджа"). Политические, идеологические и геополитические воззрения формируются у значительной части общества исключительно на основании телекоммуникаций. Медиатический "образ" является атомарным синтезом, в котором сосредоточены сразу несколько подходов этнический, культурный, идеологический, политический. Синтетическое качество "имиджа" сближает его с теми категориями, которыми традиционно оперирует геополитика.

Информационный репортаж из какой-нибудь горячей точки, о которой ничего не известно, например, жителю капитолии, должен за кратчайшее время представить географический, исторический, религиозный, экономический, культурный, этнический профиль региона, а также расставить акценты в соответствии с узко заданной политической целью. Таким образом, профессия журналиста (особенно тележурналиста) сближается с профессией геополитика. Масс-медиа в современном обществе играют уже не чисто вспомогательную роль, как раньше, но становятся мощнейшим самостоятельным геополитическим фактором, способным оказывать сильное влияние на исторические судьбы народов.

4.4 История геополитики

Существует еще одно направление в рамках общего процесса "возрождения" европейской геополитики история геополитики. Оно не является в полном смысле слова геополитическим, так как ставит своей задачей историческую реконструкцию этой дисциплины, работу с источниками, хронологию, систематизацию, библиографические данные и т.д. В некотором смысле, это "музейный подход", не претендующий ни на какие выводы и обобщения применительно к актуальной ситуации. Такая историческая линия представлена, в первую очередь, трудами Пьер-Мари Голлуа и таких авторов, как Эрве Куто-Бегари, Жерар Шальян, Ганс-Адольф Якобсен и т.д.

В рамках этой инициативы публикуются и переиздаются тексты исторических геополитиков Макиндера, Мэхэна, Челлена, Хаусхофера и т.д.

Такого рода исторические исследования часто публикуются во французском журнале "Геродот" и новом итальянском геополитическом журнале "Limes", издаваемом Лучо Карачоло и Мишелем Коренманном при участии того же Лакоста.

4.5 "Прикладная геополитика" не геополитика

Прикладная или "внутренняя геополитика", развиваемая Ивом Лакостом, а также другими крупными специалистами, Мишелем Коренманном, Поль-Мари де ля Горс и т.д., характерна для современной европейской политологии и сознательно избегает концептуальных обобщений и футурологических разработок. В этом принципиальное отличие всего этого направления, особенно развитого во Франции и Италии, от собственно атлантистских и мондиалистских школ, находящихся в США и Англии.

Прикладная геополитика сохраняет с исторической, довоенной геополитикой гораздо меньше связей, нежели атлантизм и мондиализм, не говоря уже о "континенталистской" традиции. Это чисто аналитическая, политологическая, социологическая методика и не более того. Поэтому между ней и планетарными глобальными проектами собственно геополитиков следует делать различие. В сущности, речь идет о двух дисциплинах, которые сближает только терминология и некоторые методы. Игнорируя геополитический дуализм, считая его либо преодоленным, либо несущественным, либо просто выходящим за кадры основного предмета изучения, "прикладная геополитика" перестает быть геополитикой в собственном смысле этого слова и становится лишь разновидностью статистико-социологической методики.

Реальные же геополитические решения и проекты, связанные с судьбой Европы и народов, населяющих ее, разрабатываются в иных инстанциях, связанных со стратегическими центрами атлантизма и мондиализма. Так, проект европейской интеграции был выработан исключительно усилиями интеллектуалов, сотрудничавших в "Трехсторонней комиссии", т.е. в мондиалистской сверхнациональной организации, не имеющей ни строгого юридического статуса, ни политической легитимности. Француз Жак Аттали развивал свои геополитические теории, основываясь на данных именно этой организации, членом которой он являлся, а не на основании "приклад ной" геополитики современной европейской школы.

Глава 5. Геополитика европейских "новых правых"

5.1 Европа ста флагов Ален де Бенуа

Одной из немногих европейских геополитических школ, сохранивших непрерывную связь с идеями довоенных немецких геополитиков-континенталистов, являются "новые правые". Это направление возникло во Франции в конце 60-х годов и связано с фигурой лидера этого движения философа и публициста Алена де Бенуа.

"Новые правые" резко отличаются от традиционных французских правых монархистов, католиков, германофобов, шовинистов, антикоммунистов, консерваторов и т.д. практически по всем пунктам. "Новые правые" сторонники "органической демократии", язычники, германофилы, социалисты, модернисты и т.д. Вначале "левый лагерь", традиционно крайне влиятельный во Франции, посчитал это "тактическим маневром" обычных правых, но со временем серьезность эволюции была доказана и признана всеми.

Одним из фундаментальных принципов идеологии "новых правых", аналоги которых в скором времени появились и в других европейских странах, был принцип "континентальной геополитики". В отличие от "старых правых" и классических националистов, де Бенуа считал, что принцип централистского Государства-Нации (Etat-Nation) исторически исчерпан и что будущее принадлежит только "Большим Пространствам". Причем основой таких "Больших Пространств" должны стать не столько объединение разных Государств в прагматический политический блок, но вхождение этнических групп разных масштабов в единую "Федеральную Империю " на равных основаниях. Такая "Федеральная Империя" должна быть стратегически единой, а этнически дифференцированной. При этом стратегическое единство должно подкрепляться единством изначальной культуры.

"Большое Пространство", которое больше всего интересовало де Бенуа, это Европа. "Новые правые" считали, что народы Европы имеют общее индоевропейское происхождение, единый исток. Это принцип "общего прошлого". Но обстоятельства современной эпохи, в которой активны тенденции стратегической и экономической интеграции, необходимой для обладания подлинным геополитическим суверенитетом, диктуют необходимость объединения и в чисто прагматическом смысле. Таким образом, народы Европы обречены на "общее будущее ". Из этого де Бенуа делает вывод, что основным геополитическим принципом должен стать тезис "Единая Европа ста флагов"(16) . В такой перспективе, как и во всех концепциях "новых правых", ясно прослеживается стремление сочетать "консервативные" и "модернистские" элементы, т.е. "правое" и "левое". В последние годы "новые правые" отказались от такого определения, считая, что они "правые" в такой же степени, в какой и "левые".

Геополитические тезисы де Бенуа основываются на утверждении "континентальной судьбы Европы". В этом он полностью следует концепциям школы Хаусхофера. Из этого вытекает характерное для "новых правых" противопоставление "Европы " и "Запада ". "Европа" для них это континентальное геополитическое образование, основанное на этническом ансамбле индоевропейского происхождения и имеющее общие культурные корни. Это понятие традиционное. "Запад", напротив, геополитическое и историческое понятие, связанное с современным миром, отрицающее этнические и духовные традиции, выдвигающие чисто материальные и количественные критерии существования; это утилитарная и рационалистическая, механицистская буржуазная цивилизация. Самым законченным воплощением Запада и его цивилизации являются США.

Из этого складывается конкретный проект "новых правых". Европа должна интегрироваться в "Федеральную Империю", противопоставленную Западу и США, причем особенно следует поощрять регионалистские тенденции, так как регионы и этнические меньшинства сохранили больше традиционных черт, чем мегаполисы и культурные центры, пораженные "духом Запада". Франция при этом должна ориентироваться на Германию и Среднюю Европу. Отсюда интерес "новых правых" к Де Голлю и Фридриху Науманну. На уровне практической политики начиная с 70-х годов "новые правые" выступают за строгий стратегический нейтралитет Европы, за выход из НАТО, за развитие самодостаточного европейского ядерного потенциала.

Относительно СССР (позже России) позиция "новых правых" эволюционировала. Начав с классического тезиса "Ни Запад, ни Восток, но Европа", они постепенно эволюционировали к тезису "Прежде всего Европа, но лучше даже с Востоком, чем с Западом". На практическом уровне изначальный интерес к Китаю и проекты организации стратегического альянса Европы с Китаем для противодействия как "американскому, так и советскому империализмам" сменились умеренной "советофилией" и идеей союза Европы с Россией.

Геополитика "новых правых" ориентирована радикаль но антиатлантически и антимондиалистски. Они видят судьбу Европы как антитезу атлантистских и мондиалистских проектов. Они противники "талассократии" и концепции One World.

Надо заметить, что в условиях тотальной стратегической и политической доминации атлантизма в Европе в период холодной войны геополитическая позиция де Бенуа (теоретически и логически безупречная) настолько контрастировала с "нормами политического мышления", что никакого широкого распространения получить просто не могла. Это было своего рода "диссиденство" и, как всякое "диссидентство" и "нонконформизм", имело маргинальный характер. До сих пор интеллектуальный уровень "новых правых", высокое качество их публикаций и изданий, даже многочисленность их последователей в академической европейской среде резко контрастируют с ничтожным вниманием, которое им уделяют властные инстанции и аналитические структуры, обслуживающие власть геополитическими проектами.

5.2 Европа от Владивостока до Дублина Жан Тириар

Несколько отличную версию континенталистской геополитики развил другой европейский "диссидент" бельгиец Жан Тириар (1922 1992). С начала 60-х годов он был вождем общеевропейского радикального движения "Юная Европа".

Тириар считал геополитику главной политологической дисциплиной, без которой невозможно строить рациональную и дальновидную политическую и государственную стратегию. Последователь Хаусхофера и Никиша, он считал себя "европейским национал-большевиком" и строителем "Европейской Империи". Именно его идеи предвосхитили более развитые и изощренные проекты "новых правых".

Жан Тириар строил свою политическую теорию на принципе "автаркии больших пространств". Развитая в середине XIX века немецким экономистом Фридрихом Листом, эта теория утверждала, что полноценное стратегическое и экономическое развитие государства возможно только в том случае, если оно обладает достаточным геополитическим масштабом и большими территориальными возможностями. Тириар применил этот принцип к актуальной ситуации и пришел к выводу, что мировое значение государств Европы будет окончательно утрачено, если они не объединяться в единую Империю, противостоящую США. При этом Тириар считал, что такая "Империя" должна быть не "федеральной" и "регионально ориентированной", но предельно унифицированной, централистской, соответствующей якобинской модели. Это должно стать мощным единым континентальным Государством-Нацией. В этом состоит основное различие между воззрениями де Бенуа и Тириара.

В конце 70-х годов взгляды Тириара претерпели некоторое изменение. Анализ геополитической ситуации привел его к выводу, что масштаб Европы уже не достаточен для того, чтобы освободиться от американской талассократии. Следовательно, главным условием "европейского освобождения" является объединение Европы с СССР. От геополитической схемы, включающей три основные зоны, Запад, Европа, Россия (СССР), он перешел к схеме только с двумя составляющими Запад и евразийский континент. При этом Тириар пришел к радикальному выводу о том, что для Европы лучше выбрать советский социализм, чем англосаксонский капитализм.

Так появился проект "Евро-советской Империи от Владивостока до Дублина "(17). В нем почти пророчески описаны причины, которые должны привести СССР к краху, если он не предпримет в самое ближайшее время активных геополитических шагов в Европе и на Юге. Тириар считал, что идеи Хаусхофера относительно "континентального блока Берлин-Москва-Токио" актуальны в высшей степени и до сих пор. Важно, что эти тезисы Тириар изложил за 15 лет до распада СССР, абсолютно точно предсказав его логику и причины. Тириар предпринимал попытки довести свои взгляды до советских руководителей. Но это ему сделать не удалось, хотя в 60-е годы у него были личные встречи с Насером, Чжоу Эньлаем и высшими югославскими руководителями. Показательно, что Москва отвергла его проект организации в Европе подпольных "отрядов европейского освобождения" для террористической борьбы с "агентами атлантизма".

Взгляды Жана Тириара лежат в основе ныне активизирующегося нонконформистского движения европейских национал-большевиков ("Фронт Европейского Освобождения"). Они вплотную подходят к проектам современного русского неоевразийства.

5.3 Мыслить континентами Йордис фон Лохаузен

Очень близок к Тириару австрийский генерал Йордис фон Лохаузен. В отличие от Тириара или де Бенуа он не участвует в прямой политической деятельности и не строит конкретных социальных проектов. Он придерживается строго научного подхода и ограничивается чисто геополитическим анализом. Его изначальная позиция та же, что и у национал-большевиков и "новых правых", он континенталист и последователь Хаусхофера.

Лохаузен считает, что политическая власть только тогда имеет шансы стать долговечной и устойчивой, когда властители мыслят не сиюминутными и локальны ми категориями, но "тысячелетиями и континентами". Его главная книга так и называется "Мужество властвовать. Мыслить континентами" (18).

Лохаузен считает, что глобальные территориальные, цивилизационные, культурные и социальные процессы становятся понятными только в том случае, если они видятся в "дальнозоркой" перспективе, которую он противопоставляет исторической "близорукости". Власть в человеческом обществе, от которой зависит выбор исторического пути и важнейшие решения, должна руководствоваться очень общими схемами, позволяющим найти место тому или иному государству или народу в огромной исторической перспективе. Поэтому основной дисциплиной, необходимой для определения стратегии власти, является геополитика в ее традиционном смысле оперирование глобальными категориями, отвлекаясь от аналитических частностей (а не "внутренняя" прикладная геополитика школы Лакоста). Современные идеологии, новейшие технологические и цивилизационные сдвиги, безусловно, меняют рельеф мира, но не могут отменить некоторых базовых закономерностей, связанных с природными и культурными циклами, исчисляемыми тысячелетиями.

Такими глобальными категориями являются пространство, язык, этнос, ресурсы и т.д.

Лохаузен предлагает такую формулу власти: "Могущество = Сила х Местоположение" Он уточняет: "Так как Могущество есть Сила, помноженная на местоположение, только благоприятное географическое положение дает возможность для полного развития внутренних сил." (19)

Таким образом, власть (политическая, интеллектуальная и т.д.) напрямую связывается с пространством.

Лохаузен отделяет судьбу Европы от судьбы Запада, считая Европу континентальным образованием, временно подпавшим под контроль талассократии. Но для политического освобождения Европе необходим пространственный (позиционный) минимум. Такой минимум обретается только через объединение Германии, интеграционные процессы в Средней Европе, воссоздание территориального единства Пруссии (разорванной между Польшей, СССР и ГДР) и дальнейшего складывания европейских держав в новый самостоятельный блок, независимый от атлантизма. Важно отметить роль Пруссии. Лохаузен (вслед за Никишем и Шпенглером) считает, что Пруссия является наиболее континентальной, "евразийской" частью Германии, и что, если бы столицей Германии был не Берлин, а Кенигсберг, европейская история пошла бы в ином, более правильном русле, ориентируясь на союз с Россией против англосаксонских талассократий.

Лохаузен считает, что будущее Европы в стратегической перспективе немыслимо без России, и наоборот, России (СССР) Европа необходима, так как без нее геополитически она незакончена и уязвима для Америки, чье местоположение намного лучше, а следовательно, чья мощь рано или поздно намного опередит СССР. Лохаузен подчеркивал, что СССР мог иметь на Западе четыре Европы: "Европу враждебную, Европу подчиненную, Европу опустошенную и Европу союзную". Первые три варианта неизбежны при сохранении того курса европейской политики, которую СССР вел на протяжении "холодной войны". Только стремление любой ценой сделать Европу "союзной и дружественной" может исправить фатальную геополитическую ситуацию СССР и стать началом нового этапа геополитической истории - этапа евразийского.

Позиция Лохаузена сознательно ограничивается чисто геополитическими констатациями. Идеологические вопросы он опускает. Например, геополитика Руси боярской, России царской или Советского Союза представляет для него единый непрерывный процесс, не зависящий от смены правящего строя или идеологии. Россия геополитически это heartland, а следовательно, какой бы в ней ни был режим, ее судьба предопределена ее землями.

Лохаузен, как и Тириар, заранее предсказал геополитический крах СССР, который неизбежен в том случае, если он следовал бы своему обычному курсу. Если у атлантистских геополитиков такой исход рассматривался как победа, Лохаузен видел в этом, скорее, поражение континентальных сил. Но с тем нюансом, что новые возможности, которые откроются после падения советской системы, могут создать благоприятные предпосылки для создания в будущем нового евразийского блока, Континентальной Империи, так как определенные ограничения, диктуемые марксистской идеологией, были бы в этом случае сняты.

5.4 Евразийская Империя Конца Жан Парвулеско

Романтическую версию геополитики излагает известный французский писатель Жан Парвулеско. Впервые геополитические темы в литературе возникают уже у Джорджа Оруэлла, который в антиутопии "1984" описал футурологически деление планеты на три огромных континентальных блока "Остазия, Евразия, Океания". Сходные темы встречаются у Артура Кестлера, Олдоса Хаксли, Раймона Абеллио и т.д.

Жан Парвулеско делает геополитические темы центральными во всех своих произведениях, открывая этим новый жанр "геополитическую беллетристику ".

Концепция Парвулеско вкратце такова(20): история человечества есть история Могущества, власти. За доступ к центральным позициям в цивилизации, т.е. к самому Могуществу, стремятся различные полусекретные организации, циклы существования которых намного превышают длительность обычных политических идеологий, правящих династий, религиозных институтов, государств и народов. Эти организации, выступающие в истории под разными именами, Парвулеско определяет как "орден атлантистов" и "орден евразийцев". Между ними идет многовековая борьба, в которой участвуют Папы, патриархи, короли, дипломаты, крупные финансисты, революционеры, мистики, генералы, ученые, художники и т.д. Все социально-культурные проявления, таким образом, сводимы к изначальным, хотя и чрезвычайно сложным, геополитическим архетипам.

Это доведенная до логического предела геополитическая линия, предпосылки которой ясно прослеживаются уже у вполне рациональных и чуждых "мистицизму" основателей геополитики как таковой.

Центральную роль в сюжетах Парвулеско играет генерал Де Голль и основанная им геополитическая структура, после конца его президентства остававшаяся в тени. Парвулеско называет это "геополитическим голлизмом". Такой "геополитический голлизм" это французский аналог континентализма школы Хаусхофера.

Основной задачей сторонников этой линии является организация европейского континентального блока "Париж Берлин Москва". В этом аспекте теории Парвулеско смыкаются с тезисами "новых правых" и "национал-большевиков".

Парвулеско считает, что нынешний исторический этап является кульминацией многовекового геополитического противостояния, когда драматическая история континентально-цивилизационной дуэли подходит к развязке. Он предвидит скорое возникновение гигантской континентальной конструкции "Евразийской Империи Конца", а затем финальное столкновение с "Империей Атлантики". Этот эсхатологический поединок, описываемый им в апокалиптических тонах, он называет "Endkampf" ("Финальная Битва"). Любопытно, что в текстах Парвулеско вымышленные персонажи соседствуют с реальными историческими личностями, со многими из которых автор поддерживал (а с некоторыми поддерживает до сих пор) дружеские отношения. Среди них политики из близкого окружения Де Голля, английские и американские дипломаты, поэт Эзра Паунд, философ Юлиус Эвола, политик и писатель Раймон Абеллио, скульптор Арно Брекер, члены оккультных организаций и т.д.

Несмотря на беллетристическую форму тексты Парвулеско имеют огромную собственно геополитическую ценность, так как ряд его статей, опубликованных в конце 70-х, до странности точно описывает ситуацию, сложившуюся в мире лишь к середине 90-х.

5.5 Индийский океан как путь к мировому господству

Робер Стойкерс

Полной противоположностью "геополитическому визионеру" Парвулеско является бельгийский геополитик и публицист Робер Стойкерс, издатель двух престижных журналов "Ориентасьон" и "Вулуар". Стойкерс подходит к геополитике с сугубо научных, рационалистических позиций, стремясь освободить эту дисциплину от всех "случайных" напластований. Но следуя логике "новых правых" в академическом направлении, он приходит к выводам, поразительно близким "пророчествам" Парвулеско.

Стойкерс также считает, что социально-политические и особенно дипломатические проекты различных государств и блоков, в какую бы идеологическую форму они ни были облачены, представляют собой косвенное и подчас завуалированное выражение глобальных геополитических проектов. В этом он видит влияние фактора "Земли" на человеческую историю. Человек существо земное (создан из земли). Следовательно, земля, пространство предопределяют человека в наиболее значительных его проявлениях. Это предпосылка для "геоистории".

Континенталистская ориентация является приоритет ной для Стойкерса; он считает атлантизм враждебным Европе, а судьбу европейского благосостояния связывает с Германией и Средней Европой(21) . Стойкерс сторонник активного сотрудничества Европы со странами Третьего мира и особенно с арабским миром.

Вместе с тем он подчеркивает огромную значимость Индийского океана для будущей геополитической структуры планеты. Он определяет Индийский океан как "Срединный Океан", расположенный между Атлантическим и Тихим. Индийский океан расположен строго посредине между восточным побережьем Африки и тихоокеанской зоной, в которой расположены Новая Зеландия, Австралия, Новая Гвинея, Малайзия, Индонезия, Филиппины и Индокитай. Морской контроль над Индийским океаном является ключевой позицией для геополитического влияния сразу на три важнейших "больших пространства" Африку, южно-евразийский rimland и тихоокеанский регион. Отсюда вытекает стратегический приоритет некоторых небольших островов в Индийском океане особенно Диего Гарсия, равноудаленного от всех береговых зон.

Индийский океан является той территорией, на которой должна сосредоточиться вся европейская стратегия, так как через эту зону Европа сможет влиять и на США, и на Евразию, и на Японию, утверждает Стойкерс. С его точки зрения, решающее геополитическое противостояние, которое должно предопределить картину будущего XXI века, будет разворачиваться именно на этом пространстве.

Стойкерс активно занимается историей геополитики, и ему принадлежат статьи об основателях этой науки в новом издании "Брюссельской энциклопедии".

5.6 Россия + Ислам = спасение Европы Карло Террачано

Активный геополитический центр континенталистской ориентации существует и в Италии. В Италии после Второй мировой войны больше чем в других европейских странах получили распространение идеи Карла Шмитта, и благодаря этому геополитический образ мышления стал там весьма распространенным. Кроме того, именно в Италии более всего было развито движение "Юная Европа" Жана Тириара, и соответственно, идеи континентального национал-большевизма.

Среди многочисленных политологических и социологических "новых правых" журналов и центров, занимающихся геополитикой, особый интерес представляет миланский "Орион", где в течение последних 10 лет регулярно публикуются геополитические анализы доктора Карло Террачано. Террачано выражает наиболее крайнюю позицию европейского континентализма, вплотную примыкающую к евразийству.

Террачано полностью принимает картину Макиндера и Мэхэна и соглашается с выделенным ими строгим цивилизационным и географическим дуализмом. При этом он однозначно встает на сторону heartland'а, считая, что судьба Европы целиком и полностью зависит от судьбы России и Евразии, от Востока. Континентальный Восток это позитив, атлантический Запад негатив. Столь радикальный подход со стороны европейца является исключением даже среди геополитиков континентальной ориентации, так как Террачано даже не акцентирует особо специальный статус Европы, считая, что это является второстепенным моментом перед лицом планетарного противостояния талассократии и теллурократии.

Он полностью разделяет идею единого Евразийского Государства, "Евро-советской Империи от Владивостока до Дублина", что сближает его с Тириаром, но при этом он не разделяет свойственного Тириару "якобинства" и "универсализма", настаивая на этно-культурной дифференциации и регионализме, что сближает его, в свою очередь, с Аленом де Бенуа.

Подчеркивание центральности русского фактора соседствует у Террачано с другим любопытным моментом: он считает, что важнейшая роль в борьбе с атлантизмом принадлежит исламскому миру, особенно явно антиамериканским режимам: иранскому, ливийскому, иракскому и т.д. Это приводит его к выводу, что исламский мир является в высшей степени выразителем континентальных геополитических интересов. При этом он рассматривает в качестве позитивной именно "фундаменталист скую" версию Ислама.

Окончательная формула, которая резюмирует геополитические взгляды доктора Террачано, такова: Россия (heartland) + Ислам против США (атлантизм, мондиализм) (22)

Европу Террачано видит как плацдарм русско-исламского антимондиалистского блока. С его точки зрения, только такая радикальная постановка вопроса может объективно привести к подлинному европейскому возрождению.

Сходных с Террачано взглядов придерживаются и другие сотрудники "Ориона" и интеллектуального центра, работающего на его базе (проф. Клаудио Мутти, Мауриццио Мурелли, социолог Алессандра Колла, Марко Баттарра и т.д.) К этому национал-большевистскому направлению тяготеют и некоторые левые, социал-демократические, коммунистические и анархистские круги Италии газета "Уманита", журнал "Нуови Ангулациони" и т.д.

Глава 6. Неоевразийство

Глава 6.1 Евразийская пассионарность Лев Гумилев

Самым ярким учеником евразийца Савицкого был знаменитый русский ученый историк Лев Николаевич Гумилев. Собственно геополитические темы он в своих трудах не затрагивал, но его теория этногенеза и этнических циклов явно продолжает линию "органицистского" подхода и отчасти "географического детерминизма", которые составляют сущность геополитики уже у Ратцеля, Челлена, Хаусхофера и т.д.

Особенно важны исследования Гумилева в отношении древних периодов этнической карты Евразии, степи, кочевых народов и их цивилизаций. Из его трудов складывается совершенно новое видение политической истории, в которой евразийский Восток выступает не просто как варварские земли на периферии цивилизации (приравненной к западной цивилизации), но как самостоятельный и динамичный центр этногенеза, культуры, политической истории, государственного и технического развития. Запад и его история релятивизируются, евразийская культура и созвездие евразийских этносов обнаруживаются как многомерный и совершенно не изученный мир со своими шкалой ценностей, религиозными проблемами, историческими закономерностями и т.д.

Гумилев развивает и доводит до логического предела общеевразийскую идею о том, что этнически великороссы, русские представляют собой не просто ветвь восточных славян, но особый этнос, сложившийся на основе тюркско-славянского слияния. Отсюда косвенно вытекает обоснованность русского контроля над теми евразийскими землями, которые населены тюркскими этносами. Великорусская цивилизация сложилась на основе тюркско-славянского этногенеза, который реализовался на географическом плане как исторический альянс Леса и Степи. Именно геополитическое сочетание Леса и Степи составляет историческую сущность России, предопределяя характер ее культуры, цивилизации, идеологии, политической судьбы.

Гумилев, вслед за Шпенглером и Тойнби, выделяет циклы цивилизаций и культур, а также соответствующих этносов. С его точки зрения, этно-культурные образования нации, государства, религиозные общины во всем подобны живым организмам. Они проходят периоды рождения, юности, зрелости и старения, а потом исчезают или превращаются в т.н. "реликты". В этом снова явно заметно влияние "органицистской философии", общей для всех континенталистских геополитических школ.

В высшей степени интересны теории Гумилева относительно причин этногенеза, т.е. рождения народа или государства. Для описания этого процесса он вводит термин "пассионарности" или "пассионарного толчка" (23). Это необъяснимый синхронный всплеск биологической и духовной энергии, который внезапно приводит в движение вялотекущее историческое существование "старых" народов и культур, захватывая различные сложившиеся этнические и религиозные группы в динамическом порыве пространственной, духовной и технической экспансии, что приводит к завоеваниям и сплавлению разнородных остаточных этносов в новые активные и жизнеспособные формы. Высокая и полноценная пассионарность и динамический процесс этногенеза ведут в нормальном случае к возникновению особого суперэтноса, который соответствует не столько национально-государственной форме политической организации, сколько империи.

Пассионарность постепенно убывает. На смену "пассеизму" (для Гумилева это позитивная категория, которую он приравнивает к "героизму", к этическому стремлению к бескорыстному созиданию во имя верности национальной традиции) приходит "актуализм", т.е. озабоченность лишь настоящим моментом в отрыве от традиции и без оглядки на судьбу будущих поколений. В этой фазе происходит "пассионарный надлом" и этногенез входит в отрицательную стадию консервация и начала распада. Далее следует "футуристическая" фаза, в которой доминирует тип бессильных "мечтателей", "фантазеров", "религиозных эскапистов", которые утрачивают веру в окружающее бытие и стремятся уйти в "потустороннее". Гумилев считает это признаком окончательного упадка. Этнос деградирует, суперэтносы распадаются на составляющие, империи рушатся.

Такая ситуация продолжается вплоть до нового "пассионарного толчка", когда появляется новый свежий этнос и провоцирует новый этногенез, в котором переплавляются остатки старых конструкций. Причем некоторые этносы сохраняются в "реликтовом" состоянии (Гумилев называет их "химерами"), а другие исчезают в динамике нового этногенетического процесса.

Особенно важно утверждение Гумилева относительно того, что великороссы являются относительно "свежим" и "молодым" этносом, сплотившим вокруг себя "суперэтнос" России-Евразии или евразийской Империи.

Из евразийства Гумилева напрашиваются следующие геополитические выводы (которые он сам не делал по понятным политическим соображениям, предпочитая оставаться строго в рамках исторической науки).

1) Евразия представляет собой полноценное "месторазвитие", плодородную богатейшую почву этногенеза и культурогене за. Следовательно, надо научиться рассматривать мировую историю не в однополярной оптике "Запад и все остальные" (как это свойственно атлантистской историографии), а в многополярной, причем северная и восточная Евразия представляют собой особый интерес, так как являются альтернативным Западу источником важнейших планетарных цивилизационных процессов. В своих трудах Гумилев дает развернутую картину тезиса Макиндера о "географической оси истории" и наделяет эту ось конкретным историческим и этническим содержанием.

2) Геополитический синтез Леса и Степи, лежащий в основе великоросской государственности, является ключевой реальностью для культурно-стратегического контроля над Азией и Восточной Европой . Причем такой контроль способствовал бы гармоничному балансу Востока и Запада, тогда как культурная ограниченность западной цивилизаций (Лес) при ее стремлении к доминации, сопровождающейся полнейшим непониманием культуры Востока (Степи), ведет лишь к конфликтам и потрясениям.

3) Западная цивилизация находится в последней нисходя щей стадии этногенеза, являясь конгломератом "химерических" этносов. Следовательно, центр тяжести обязательно переместится к более молодым народам.

4) Возможно также, что в скором будущем произойдет какой-то непредсказуемый и непредвиденный "пассионарный толчок", который резко изменит политическую и культурную карту планеты, так как доминация "реликтовых" этносов долго длиться не может.

6.2 Новые русские евразийцы

Сам Гумилев не формулировал геополитических выводов на основании своей картины мира. Это сделали его последователи в период ослабления (а потом и отмены) марксистской идеологической цензуры. Такое направление в целом получило название "неоевразийства ", которое имеет, в свою очередь, несколько разновидностей. Не все они наследуют идеи Гумилева, но в целом его влияние на эту геополитическую идеологию колоссально.

Неоевразийство имеет несколько разновидностей.

Первое (и самое основное и развитое) представляет собой законченную и многомерную идеологию, которую сформулировали некоторые политические круги национальной оппозиции, противостоящие либеральным реформам в период 1990 1994 годов. Речь идет о группе интеллектуалов, объединившихся вокруг газеты "День" (позже "Завтра") и журнала "Элементы" (24).

Это неоевразийство основывается на идеях П. Савицкого, Г. Вернадского, кн. Н. Трубецкого, а также идеолога русского национал-большевизма Николая Устрялова. Анализ исторических евразийцев признается в высшей степени актуальным и вполне применимым к настоящей ситуации. Тезис национальной идеократии имперского континентального масштаба противопоставляется одновременно и либеральному западничеству, и узкоэтническому национализму. Россия видится как ось геополитического "большого пространства", ее этническая миссия однозначно отождествляется с имперостроительством.

На социально-политическом уровне это направление однозначно тяготеет к евразийскому социализму, считая либеральную экономику характерным признаком атлантистского лагеря. Советский период российской истории рассматривается в сменовеховской перспективе как модернистическая форма традиционного русского национального стремления к планетарной экспансии и "евразийскому антиатлантистскому универсализму". Отсюда "прокоммунистические" тенденции этой версии неоевразийства.

Наследие Льва Гумилева принимается, но при этом теория пассионарности сопрягается с учением о "циркуляции элит" итальянского социолога Вильфреда Парето, а религиоведческие взгляды Гумилева корректируются на основании школы европейских традиционалистов (Генон, Эвола и т.д.).

Идеи традиционалистов "кризис современного мира", "деградация Запада", "десакрализация цивилизации" и т.д. входят важным компонентом в неоевразийство, дополняя и развивая те моменты, которые были представлены у русских авторов лишь интуитивно и фрагментарно.

Кроме того, досконально исследуются европейские континенталистские проекты (Хаусхофер, Шмитт, Никиш, "новые правые" и т.д.), за счет чего горизонты евразийской доктрины распространяются и на Европу, понятую как потенциально континентальная сила. Это мотив совершенно чуждый историческим евразийцам-эмигрантам, которые писали основные произведения в ситуации, когда США еще не имели самостоятельного геополитического значения, и тезис о различие Европы и Запада еще не получил должного развития. Неоевразийство, внимая европейским континенталистам, признает стратегическую важность Европы для геополитической законченности и полноценности евразийского "Большого пространства", особенно учитывая то, что именно фактор неустойчивого разделения геополитической карты Европы привел к поражению СССР в "холодной войне".

Другой особенностью неоевразийства является выбор исламских стран (особенно континентального Ирана) в качестве важнейшего стратегического союзника. Идея континентального русско-исламского альянса лежит в основе антиатлантической стратегии на юго-западном побережье евразийского материка. На доктринальном уровне этот альянс обосновывается традиционным характером русской и исламской цивилизаций, что объединяет их в противостоянии антитрадиционному, светско-прагматическому Западу.

В этом направлении неоевразийства картина всех геополитических проектов применительно к актуальной ситуации достраивается до своей полноты, так как и идеологически, и стратегически, и политически, и позиционно, неоевразийский проект представляет собой наиболее полную, непротиворечивую, законченную и исторически обоснованную противоположность всем разновидностями западных геополитических проектов (как атлантист ских, так и мондиалистских).

Мондиализм и атлантизм выражают две разновидности геополитической идеологии крайнего Запада. Европеизм и умеренный континентализм европейских геополитиков представляет собой промежуточную реальность. И наконец, неоевразийство "Дня" и особенно "Элементов" выражает радикально антизападную точку зрения, смыкающуюся со всеми остальными альтернативными геополитическими проектами от европейского национал-большевизма до исламского фундаментализма (или исламского "социализма") вплоть до национально-освободительных движений во всех уголках Третьего мира.

Другие разновидности неоевразийства менее последовательны и представляют собой адаптацию всего комплекса вышеназванных идей к меняющейся политической действительности: либо речь идет только о прагматическом экономическом "евразийстве", призванном воссоздать экономическое взаимодействие бывших республик СССР (проект президента Казахстана Н. Назарбаева), либо об обосновании экспансионистских тезисов ("великодержавный" проект В. Жириновского), либо о чисто риторическом взывании к "евразийской общности" для сохранения единства русских и национальных меньшинств (в большинстве своем этнических тюрок и мусульман) в составе РФ (проект некоторых деятелей правительства Б. Ельцина), либо о чисто историческом интересе к наследию кружка Савицкого, Трубецкого, Сувчинского, Карсавина и т.д. в эмиграции. Но все эти версии с необходимостью искусственны, фрагментарны, непоследовательны и не могут претендовать на самостоятельную и серьезную геополитическую идеологию и методологию. Поэтому подробнее останавливаться на них не имеет особого смысла.

Заметим только, что любые апелляции в евразийству и Евразии, какой бы ограниченный смысл ни вкладывали бы в эти понятия те, кто их используют, прямо или косвенно отсылают именно к тому неоевразийскому проекту, который выработан в кругах оппозиции и оформлен в работах авторов "Дня" и "Элементов", так как только в этом контексте употребление слова "евразийство" оправдано и преемственностью русской геополитической школы, и соотнесенностью с общим веером геополитических проектов планетарного масштаба, существующих вне России.

6.3 К новой биполярности

Неоевразийство, помимо своего интеллектуального наследия и общих принципов континентальной геополитики, стоит перед лицом новейших проблем, поставленных в форме последних геополитических проектов Запада. Более того, это геополитическое направление приобретает значение именно в той мере, в какой оно способно не просто объяснить геополитически логику происходящих исторических событий, но выработать связный футурологический проект, способный противостоять проектам Запада.

Победа Запада в "холодной войне" концептуально означает окончание биполярного и начало однополярного мира. При этом если чистые атлантисты (Хантингтон) предполагают, что эта однополярность будет относительной выигравший Запад (The West) будет вынужден постоянно улаживать нарастающие межцивилизационные конфликты со "всем остальным миром" (The Rest) то мондиалисты (Фукуяма, Аттали) видят беспроблемную доминацию Запада надо всей планетой как нечто уже случившееся. Даже самый конфликтный вариант профессора Санторо предполагает, в конце концов, установление Мирового Правительства.

Это проекты геополитических победителей, обладающих сегодня неоспоримыми преимуществами и стратегической инициативой, с которыми необходимо считаться в высшей степени. Все они сходятся в одном: на планете рано или поздно должен восторжествовать универсализм западного типа, т.е. атлантистская, талассо кратическая система ценностей должна стать доминирующей повсеместно. Двухполюсный мир времен холодной войны считается полностью преодоленным. Евразии и евразийству в такой картине просто нет места. Все это логично и вытекает напрямую из работ первых англосаксонских геополитиков, стремившихся всемерно ослабить силы Суши, подорвав их могущество и сдерживая их развитие разнообразными стратегическими методами особенно стратегией "анаконды", т.е. жестким контролем над все большими и большими секторами rimland.

Неоевразийство не может, оставаясь самим собой, признать правомочности такого положения дел и обречено на то, чтобы искать возможности обратить все эти процессы вспять. И начинает оно с самого центрального вопроса с вопроса об однополярности. Однополярность (доминация атлантизма в любых формах как в чистом виде, так и через мондиализм) обрекает Евразию как heartland на историческое небытие. Неоевразийство настаивает на том, что этой однополярности следует противостоять.

Осуществить это можно только через новую биполярность.

Это требует пояснения. Есть точка зрения, что после окончания противостояния США СССР мир сам по себе перейдет к многополярному устройству возвысится Китай, демографические процессы выведут исламские страны в разряд геополитически центральных, тихоокеанский регион заявит о своей конкурентоспособно сти с Европой и Америкой и т.д. Все это возможно, но здесь не учитывается, что такая новая многополярность будет проходит под знаком "атлантистской системы ценностей", т.е. будет представлять собой лишь территориальные разновидности талассократической системы, и никак не подлинную геополитическую альтернативу. Вызов Запада, рынка и либерал-демократии универсален. После победы heartland'а все попытки народов и государств следовать каким-то иным путем, кроме западного, лишились основной опоры. И просоветские режимы, и все "неприсоединившиеся" страны, настаивавшие на "третьем пути", существовали лишь за счет биполярности, за счет зазора, существовавшего между Западом и Востоком в их позиционной геополитической борьбе. Современный победивший Запад отныне будет диктовать идеологические и экономические условия всем, кто станет претендовать на роль развитого региона. Поэтому любая многополярность при сохранении статус кво будет фиктивной и мондиалистской.

Это неплохо осознают западные стратеги, прекрасно понимающие, что главной геополитической задачей Запада на данном этапе является недопущение самой возможности формирования масштабного геополитического блока континентального объема, который мог бы быть по тем или иным параметрам сопоставим с силами атлантизма. Это является главным принципом военно-по литической доктрины США, что сформулировано в докладе Пола Вольфовица. Иными словами, Запад более всего не хочет возврата к биполярности. Это было бы для него смертельно опасно.

Неоевразийство, исходя из интересов "географической оси истории", утверждает прямо противоположное Западу. Единственным выходом из сложившейся ситуации может стать лишь новый биполяризм, так как только в этом направлении Евразия смогла бы обрести перспективу подлинной геополитической суверенности. Только новая биполярность сможет впоследствии открыть путь такой многополярности, которая выходила бы за рамки талассократической либерал-демократической системы, т.е. истинной многополярности мира, где каждый народ и каждый геополитический блок смог бы выбирать собственную систему ценностей, имеет шанс осуществиться только после освобождения от глобальной атлантистской доминации через новое планетарное противостояние.

При этом важно, что евразийский континентальный блок не может стать простым воссозданием Варшавского пакта. Распад прежней геополитической континентальной конструкции необратим и коренится в самой его структуре. Новый континентальный альянс должен либо включить в себя всю Европу до Атлантики и несколько важнейших секторов южного побережья Евразии Индию, Иран, Индокитай и т.д., либо обеспечить дружественный нейтралитет этих же пространств, т.е. вывести их из-под контроля атлантизма. Возврат к старому биполяризму невозможен по многим причинам в том числе и по идеологическим. Новый евразийский биполяризм должен исходить из совершенно иных идеологических предпосылок и основываться на совершенно иных методиках.

Эта теория "нового биполяризма" достаточно развита в неоевразийских проектах, являясь теоретическим обоснованием для всех нонконформистских геополитических теорий Европы и Третьего мира. Как heartland объективно является единственной точкой, способной быть плацдармом планетарной альтернативы талассократии, так неоевразийство представляет собой единственную теоретическую платформу, на основе которой может быть разработан целый веер планетарных стратегий, отрицающих мировую доминацию атлантизма и его цивилизационной системы ценностей: рынка, либеральной демократии, светской культуры, философии индивидуализма и т.д.