Основы политологии

Гражданские (личные) права -- это права, принадлежащие человеку как биосоциальному существу. К ним относятся право на жизнь, на свободу и личную неприкосновенность, на честь и достоинство, на гражданство (а следовательно, на защиту государства), равенство перед законом и судом, презумпция невиновности, свобода выбора места жительства, неприкосновенность жилища и частной жизни, право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых и иных сообщений, другие права. Политические права -- права, обеспечивающие возможности участия граждан в политической жизни страны. В Российской Федерации каждому гарантированы избирательные права, то есть право избирать и быть избранным в органы государственной власти и местного самоуправления, закреплены свобода слова, мысли, совести, мирных собраний, создания союзов и объединений. Граждане имеют право направлять личные и коллективные обращения (петиции) в органы государственной власти.

К экономическим правам, под которыми понимаются узаконенные возможности свободного распоряжения средствами производства, рабочей силой и предметами потребления, относятся: право быть собственником (т. е. свободно владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом), право наследования, право на свободное занятие предпринимательской деятельностью, право на труд и свободный выбор профессии и рода занятий, на отдых, на удовлетворительное вознаграждение за труд (не ниже минимального размера оплаты труда, установленного федеральным законом), на защиту от безработицы и др.

Государство закрепляет и защищает социальные права граждан (права на благосостояние и достойный уровень жизни). К ним относятся: право на социальное обеспечение по возрасту, в случае болезни, инвалидности, потери кормильца, для воспитания детей; право на жилище; право на медицинскую помощь (бесплатную в государственных учреждениях здравоохранения); право на защиту материнства и детства; право на образование; право на благоприятную окружающую среду.

Культурные права -- права, обеспечивающие духовное развитие и самореализацию личности. В Конституции провозглашается право на участие в культурной жизни, на доступ к культурным ценностям, свобода творчества, право на культурную самобытность (пользование родным языком, национальными обычаями, традициями и т. д.).

Конституция содержит лишь основные права и свободы человека и гражданина, их перечень в ней далеко не полный. В различных законах и международных обязательствах Российской Федерации закреплены и другие права (в частности, права ребенка в Конвенции о правах ребенка и др.).

Права и свободы человека могут быть ограничены только законом для защиты конституционного строя и интересов других граждан. Каждый человек может защищать свои права и свободы всеми законными способами. Государством разработана и закреплена в нормативных актах целая система гарантий прав человека, установлена ответственность (в том числе и уголовная) за их нарушение.

19. Политическое сознание и политическая идеология

Политическое сознание - одна из центральных категорий политологии, входящая в систему ее понятийных координат обозначающая восприятие субъектом той части окружающей его действительности, которая связана с политикой и в которую включен он сам, а также связанные с ней действия и состояния. В содержательном отношении большинство исследователей рассматривает политическое сознание как многогранное, неоднородное, “пульсирующее”, внутренне противоречивое, многоуровневое образование в обобщенной форме отражающее степень знакомства субъекта с политикой и рационального к ней отношения. В гносеологическом плане политическое сознание тесно связано с другими основополагающими политологическими понятиями и категориями: с политической культурой - генетически политическое сознание является ее производным, высшим уровнем и одновременно, в развитых формах политической культуры, ее стержневым компонентом; с политическим поведением - политическое сознание выступает в качестве рациональной основы субъективных механизмов такого поведения; с политической системой общества - политическое сознание представляет собой ее субъективный фундамент, человеческую основу; и др. В традиционном марксистском понимании политическое сознание трактуется как вариант общественного сознания, возникающий как отражение прежде всего социально-экономических условий бытия людей. В общепринятой мировой традиции политическое сознание рассматривается в более широком аспекте, как вся совокупность психического отражения политики, как ее субъективный компонент, проявляющий себя на разных уровнях, в различных ситуациях .

Понятие “политическое сознание” имеет достаточно длительную историю употребления в различных отраслях обществознания, однако специально разрабатывается в основном в рамках человеческого направления в политологии. Оно приобрело особую популярность к середине 20-го века, после того, как выявилась ограниченность ортодоксального бихевиористского течения и обнаружилось, что понимание политического поведения и, шире, динамики политических процессов вообще требует внимания к таким “независимым переменным”, как политическое сознание и вся психическая сфера субъекта этого поведения. Категория политического сознания оказалась удобной благодаря широте вкладываемого в нее содержания, значительной объяснительной силе, а также тому, что стала своеобразным узловым понятием, аккумулировавшим разрозненные взгляды и данные различных научных дисциплин. Такое синтетическое свойство и позволило понятию “политическое сознание” стать одним из основополагающих в новой, во многом синтетической по своему происхождению политической науке.

Политическое сознание даже в рамка политологии относится к числу междисциплинарных, комплексных категорий, с различных точек зрения исследуемых разными направлениями внутри политической мысли.

Политическая социология выделяет в политическом сознании иные, прежде всего идеологический и массовый уровни, и сосредотачивает внимание на раскрытии содержательных характеристик демократического, консервативного, либерального, реформистского, революционного, тоталитарного, авторитарного и других типов политического сознания, трактуя его прежде всего как совокупность, с одной стороны, установок и стереотипов, сформировавшегося вне сферы политического сознания, и, с другой стороны, выводов, полученных в результате самостоятельного анализа индивидом или группой социально-политической деятельности, выделяя в качестве особых факторов идеологические компоненты политического сознания, оказавшие на него значительное влияние.

Исследование политического сознания средствами политической психологии и психологии политики характеризуются стремлением соединить анализ его социально-политического содержания и индивидуальных механизмов его функционирования, используя обще- и социально-психологические понятия (потребности, интересы, ориентации, установки и т.п.), оценивая политическое сознание на основе данных, касающихся информированности людей в отношении политики, характера их мировоззрения, системы ценностей и т.п.

Целостное, собственно политологическое изучение политического сознания в первую очередь включает исследование его субъектов-“носителей”, динамики развития политического сознания и основных его функциональных форм. С точки зрения субъекта политического сознания в мировой политологии выделяется массовое, групповое и индивидуальное политическое сознание. В первом измерении политическое сознание определяется как массовое сознание общества по вопросам, имеющим актуальное политическое содержание и чреватым определенными политическими последствиями. В этом смысле политическое сознание - особый, политизированный сегмент массового сознания. Структурное массовое политическое сознание включает статичные (типа ценностей и “общих ориентацией”) и динамичные (типа массовых настроений) компоненты. В конкретном выражении это, во-первых, уровень ожиданий людей и оценка ими своих возможностей влиять на политическую систему в целях реализации имеющихся ожиданий; во-вторых, социально-политические ценности, лежащие в основе идеологического выбора (справедливость, демократичность, равенство, стабильность, порядок и т.д.); в-третьих, быстро меняющиеся мнения и настроения, связанные с оценками текущего положения, правительства, лидеров, конкретных политических акций и т.д. Массовое политическое сознание определяет тип и уровень политической культуры общества и обуславливает наиболее типичные, массовые варианты политического поведения. Наиболее распространенный способ выявления массового политического сознания - опросы общественного мнения по политическим вопросам.

Во втором измерении политическое сознание рассматривается как общественное сознание тех или иных более определенных и организованных, чем масса, конкретных --больших (социальные классы, национально-этнические образования, группы и слои населения) и малых (политическая элита, “правительственная военная хунта” политбюро правящей партии, разнообразные лоббистские образования типа групп давления и т.п.) групп, связанных с политикой. Исходя из объективного места группы в социально-политической системе и особенностей группового самосознания, такое политическое сознание трактуется как совокупность представлений, определяющих содержание, направленность и интенсивность политической активности группы. В структурном отношении особое внимание уделяется политическим позициям и идеологическим предпочтениям, доминирующим в групповом политическом сознании. Наиболее распространенный способ выявления такого политического сознания - анализ документов политического характера, исходящих от интересующих групп.

В третьем измерении политическое сознание трактуется как свойство и качество личности, “политического человека”, способного так или иначе воспринимать политику, более или менее точно ее оценивать и относительно целеустремленно действовать в политическом плане. Здесь наибольший интерес представляют субъективно-психологические особенности, типовые характеристики и структурные компоненты сознания и поведения человека в политике -как способов, используемых индивидом для овладения массовыми и разными групповыми политическими сознаниями, а также для выработки собственного политического сознания на индивидуальном уровне. Анализ механизмов, управляющих функционирование политического сознания на этом уровне, позволяет выделить в нем два блока компонентов: мотивационные (политические потребности, ценности, установки, чувства и эмоции) и познавательные (знания, информированность, интерес к политике, убеждения). Наиболее распространенный способ выявления такого политического сознания - личностно-психологические исследования, а также выделение социально-политических типов личности в отношении политического сознания.

Помимо такого ракурса, прежде всего центрирующегося на субъекте политического сознания, выделяются направления, связанные с исследованием динамических аспектов политического сознания. Они изучают последовательные этапы и трансформации политического сознания, процессы перехода от тоталитарного к авторитарному, как в рамках одного общества, так и в сравнительно-политологическом, с помощью “метода резов”, анализа типов и видов политического сознания, существующих в разных обществах (сопоставительные исследования такого рода). Динамика и характеристики разных этапов развития политического сознания обычно исследуются на всех доступных уровнях - массовом, групповом и индивидуальном, что позволяет строить достаточно надежные прогнозы и оценивать вероятность конкретных вариантов модификации политических систем в исследуемых обществах. В целом, одним из ключевых в данном контексте является вопрос о связи политического сознания с функционирование политической системы.

Важным функциональным направлением изучения политического сознания является исследование его обыденных и теоретико-идеологизированных форм. Обыденное политическое сознание отличается целым рядом специфических свойств: содержательной диффузностью, размытостью, “смутностью”, спутанностью и противоречивостью, отрывочностью, несистематизированностью, повышенной эмоциональностью, во многом случайностью его компонентов, стихийностью становления и развития под влиянием бытовых представлений о политике в рамках так называемого житейского здравого смысла. Одновременно, оно характеризуется устойчивостью и особого рода нерациональностью влияния на политическое поведение: даже вступая в противоречие с параметрами теоретико-идеологизированного политического сознания обыденной политическое сознание может продолжать определять такое поведение. В отличие от него, теоретико-идеологизированное политическое сознание исходит из строгих и стройных представлений, составляющих собой целостную рациональную систему взглядов и суждений, определенное мировоззрение, объясняющего окружающую человека политическую действительность на основе той или иной идеологической концепции и сводящееся к расширенному истолкованию идеологии на подлежащие осознанию сферы жизни. Диалектика перехода тех или иных компонентов политического сознания из одной формы в другую представляет собой существенный показатель социально-политического развития.

Идеология - система взглядов и идей, в которых выражается отношение к той или иной действительности, взгляды, интересы, цели, намерения, умонастроения людей, классов, партий, субъектов политики и власти тех или иных эпох, поколений, общественных движений, искусства, литературы и т.д., вплоть до мировоззрения, умонастроений и жизненных позиций носителей той или иной идеологии. Термин “идеология”ввел французский ученый и философ А.Л.К. Лестют де Граси (“Элементы идеологии”, 1801-1815 гг.), стремившийся найти в мировосприятии и явлениях сознания основы этики, морали, политики - их логическое и психологическое обоснование. Устойчивые, вневременные, универсальные формы идеологии , ее свойство выражать реальные или иллюзорные, кажущиеся либо придуманные ситуации и интересы и других, неидеологических сферах жизни общества - в политике, экономике, культуре и пр. стали основой развития самой идеологии и ее отношений с неидеологическими системами и прежде всего - политикой.

Идеологические течения, борьба между ними - древнейшее явление, как и борьба политических группировок, партий, взглядов и т.п. Новым явление стало постепенное формирование, начиная с 18-го века, дошедших в основном до нас крупных политико-идеологических течений, неоднократно оформлявшихся в политические партии и учения, активно противостоящие друг другу.

Идеология может быть институционально оформлена в соответствующих политических (и неполитических) группировках, союзах, партиях, движениях.

Отношения политики и идеологии определяются рядом специфических особенностей той или другой, которые их сближают. Обе они представляют собой явления сознания, питающиеся одной и той же по типу подосновой материальной, экономической жизни общества, а также ее культурными и духовными основаниями и непосредственно включены в исторический и общественный процессы. Идеология универсальна, как политика, т.е. способна охватывать самые различные области мысли, деятельности, поведения и определять их направление (“образ мыслей”, “особые интересы”), цели и средства. Идеология ближайшим образом связана с процессом сопоставления идеалов и конкретных задач, целей и возможностей, который занимает в политике центральное место. Именно идеология указывает политике систему идеалов и ценностей к которой та должна стремиться (процесс идеализации, т.е. выбора целей, ориентация этого выбора). Поэтому и возникают консервативная либо либеральная, прогрессивная либо реакционная политика.

Политика и идеология - наиболее экспансивные, навязчивые системы общественного сознания и организации, они не только способны проникать в другие сферы его жизни, но и сочетаться друг с другом. При этом всякий дефицит политики, любая ее слабость, политический вакуум, недостаток политических идей и решений немедленно и неизбежно замещается идеологией. Она способна и вытеснять политику и подчинять ее себе, особенно, когда идеологизация и гиперидегизация политики стимулируются какими-либо внешними событиями (угрозой извне) или внутренними обстоятельствами - экономическими (спад в экономике, трудовые конфликты), в социальной сфере и т.д.

Политика и идеология в равной мере активны и связаны с борьбой и многообразием мнений, взглядов, решений, программ и т.д. Они неизбежно поляризуются на различные направления с положительными и отрицательными оценками по принципу антиномии: “да - нет”. Поэтому они делятся на правые и левые, реакционные и т.д. И политика, и идеология способны в то же время на компромиссы, взаимоприемлемые решения.

По всем этим причинам естественным отношением политики и идеологии является их непосредственное объединение в политико-идеологический комплекс. Если нравственность (мораль), культура, научные знания, религия несмотря на все их влияние на политику мало или редко могут определять политику, и мера этого влияния весьма условна, то и идеология слита с политикой непосредственно. Политика идеологична по самой своей сути как стремление управлять, контролировать во имя определенной идеи, замысла, тех или иных интересов и целей.

Тем не менее существуют, по общему правилу, допустимые пределы взаимного проникновения идеологии в политику, за которыми гиперидеологизация разрушает политику, делает ее нефункциональной, неспособной определять и решать общественно важные задачи, порождает тоталитарные и тиранические режимы, репрессии, кризисы, войны. Тогда и возникает проблема политических, а не идеологических решений. Избыток идеологии порождает потребность деидеологизации политики, освобождения ее от идеологических приоритетов. Требование деидеологизации может распространяться на исполнительскую деятельность в политике, который не должны решать идеологические пристрастия. Существует и другая аналогичная проблема несоответствия политики и идеологии: несовпадение частных, групповых, классовых идеологий с большой политикой, способные придать политике направление, которое более не отвечает общим интересам страны и народа. Отсюда возникает вождизм, авторитарное правление, личная и групповая диктатуры, диктатура партий, кланов и т.д.

Характерным современным явлением стало обновление традиционных идеологий, появление их неоклассических форм: неомарксизма, неолиберализма, неоконсерватизма. Они сохраняют основные установки прежних течений, нов некоторых отношениях способны радикально перестраиваться, например, в оценке экономической деятельности государства.

20. Роль средств массовой информации в формировании политического сознания членов общества

политология общество система государство

Для того, что бы понять и оценить новую роль и систему СМИ в политической жизни и политической системе нашего общества, обратимся к истории создания и развития печати и других СМИ в послеоктябрьский период. В тоталитарном государстве, с одной стороны, СМИ становятся жертвой тоталитарного режима, утрачивая все положительные качества свободной трибуны, средства информирования населения, с другой - они средство тоталитарного режима. Интенсивное использование СМИ, по мнению многих исследователей, важнейшая особенность этого режима. Сталинская модель социализма была невозможна не только без разветвлённого репрессивного аппарата, доведённого до абсурда централизма, насилия над человеком, его правами и природой, но и без лжи. Называть чёрное - белым, рабство - высшей свободой, деспота и тирана - отцом всех времён и народов стало правилом в период сталинизма. В каком-то смысле тотальная ложь была даже страшнее тотального террора, ибо последний именно ею маскировался, создавая видимость благополучия, вводя в заблуждение даже проницательных мыслителей и писателей мира в отношении того, что происходило в нашей стране. Как известно нам из истории, в Декрете о печати, подписанном В.И.Ленином 27 октября 1917 года, отмечалось, что, поскольку новая власть только укрепляется, невозможно оставлять в руках буржуазии печать, которая в данный момент не менее опасна, чем бомбы и пулемёты. Согласно этому Декрету закрытию подлежали те органы печати, которые призывают к открытому сопротивлению новой власти, сеющие смуту путём кливетнического извращения фактов, призывающие к приступным действиям. Подчёркивалось, что это положение имеет временный характер и будет упразднено, как только наступят нормальные условия общественной жизни. В постепенном процессе закрепощения СМИ свою роль сыграла неправильно истолкованная мысль В.И.Ленина о бесприкословном подчинении печати жёсткому партийному контролю, высказанная им в статье "Партийная организация и партийная литература", написаной ещё в 1905 году. В тех конкретных условиях, когда неокрепшая ещё партия только выходила из подполья, когда Ленин считал, что печать должна стать частью общепартийного дела.

К сожалению, жёсткая привязка и подчинение партийной журналистики, публицистики интересам общепартийного дела были истолкованы потом, как слепой подчинение и беспрекословное повиновение не только СМИ, но и всей литературы, всего искусства партийно- административному аппарату. Было гальванизировано и высказанное В.И.Лениным ещё в 1901 году определение газеты как коллективного пропагандиста, организатора. Речь шла о нелегальной газете "Искра" как об инструменте, способном в условиях подполья создать политическую партию, которая со временем могла бы захватить власть. Игнорировалось главное назначение печати - информировать обо всём, что происходит в мире. Печать рассматривалась как инструмент создания партии и взятия власти. Такой она и оставалась на протяжении более 70 лет. Её работники превратились в "подручных партии", покорных исполнителей указаний партийных вождей. Пресса не должна была информировать обо всём. Перечень запретов составлял, как мы знаем сегодня, целые тома. Зато ей разрешалось пропагандировать, агитировать, организовывать сев, подготовку к зиме, соревнование, передовые методы плавки стали и т.д. Результаты известны.

К концу 20-х годов в нашей стране была создана тоталитарная журналистика. Кратковременная оттепель на переломе 50-60 годов внесла много изменений в систему СМИ. Газеты, журналы, телевидение и радиовещание стали живее, многобразнее, интерес и надежда на их работу окрепла. Но глубинное существо журналистики как части тоталитарной системы не изменилось. Она являлась порождением и продолжением самой системы, с её чрезмерной централизацией, безропотным подчинением центру, командными методами руководства, подавлением инакомыслия и инициативы, догматизмом и угодничеством. Однопартийная система, жёсткое планирование в экономике, отсутствие материальной заинтересованности в качественном труде, канонизация единственной идеологии с её мифами и стереотипами, оторванность от реальности, поиск врага, наклеивание политических ярлыков - всё это решительным образом отразилось на работе СМИ.

Для средств массовой информации времён культа личности и последующего периода характерны политическая нетерпимость, пропаганда единомыслия, оторванность от жизни, попытки нанизать всем и вся "единственно правильное" учение, ложь и полуправда, догматизм мышления, приказной тон, отсутствие критики основ общественных пороков и вместе с тем - отсутствие настоящих дискуссий, столкновения мнений, постоянное запаздывание в информировании населения, неполнота и искажение информации, замалчивание положительных явлений, имевших место в жизни за рубежом.

Но и в этих нелёгких условиях на страницах газет и журналов, на телевидении и радио стали появляться смелые, принципиальные выступления, будоражившие общественную мысль. Литература, СМИ готовили общество к переменам. Некоторые публицисты отстаивали новые идеи. С середины 80-х годов появилось слово "гласность".

Гласность - это право знать обо всём, что происходит в стране и в мире, это право получать правду и право говорить правду, не опасаясь за последствия. Ее надо понимать и как право на собственное мнение, инакомыслие, как залог социального прогресса.

Правда, гласность, как и политический плюрализм долгое время, да и сегодня ещё пытаются как-то дозировать и ограничивать.

Неизбежно напрашивается вопрос: а кто является арбитром, кто определит, какие мысли идут на пользу страны, на пользу народа, а какие нет? Ведь у нас накоплен огромный опыт ограничений и запрещений, осуществляемых тем же административно-бюрократическим аппаратом, именно от имени народа ради чистоты идей и принципов. Находятся люди, готовые на практике реализовать контроль над гласностью. Некоторые консервативно мыслящие деятели считают, что либеральные иллюзии относительно абсолютной гласности беспочвенны.

Да, рамки гласности действительно должны быть, и в качестве таковых выступают: объективность, истинность, достоверность, доказательность информации, базирующиеся на честности, порядочности, ответственности перед законом журналиста, автора того или иного выступления, гарантированное право на опровержение ложной информации.

Сегодня в стране право на издание газет и журналов получили не только государственные учреждения, различные партии и общественные организации, кооперативные, религиозные, творческие организации, но и отдельные лица.

Несмотря на отсутствие должной политической культуры, должного профессионализма, СМИ активизировали политическую жизнь, став аккумулятором новых идей и взглядов, ниспровергая мифы и догмы, устаревшие представления. Большая заслуга принадлежит печати в национальном возрождении России, в пробуждении исторической памяти народа, ликвидации "белых пятен" в истории, осуждении жёсткой диктатуры, возвращении к духовности народа, его традициям.

Формируется принципиально новая структура СМИ, фактически легализованы так называемые неформальные, полулегальные издания самых различных политических направлений. Их издатели, редакторы имеют право официально зарегистрировать свои газеты, журналы, бюллетени.

Важнейшей особенностью состояния СМИ является их активное участие в национальном возрождении, что означает не только резкое увеличение материалов на эти темы на страницах газет и журналов, в передачах телевидения и радио, горячие споры по вопросам национальной истории, политики, межнациональных отношений, проблем суверенитета и т.д., но и обретение СМИ суверенности, независимости от центра.

В ряде республик уже приняты свои Законы о средствах массовой информации. Созданы независимые национальные союзы журналистов. В новых условиях усложняются взаимоотношения политической системы, политической жизни общества и журналистики. Если при тоталитарном режиме таковые сводились к безоговорочному подчинению журналистики политике по формуле "Журналистика - вид политической деятельности; журналисты - продолжение партийного аппарата, подручные партии" и т.п., то сегодня отношение подчинённости и субординации сочетается с деловым партнёрством, сотрудничеством постоянным взаимодействием. Однако всё ещё нередко бывает, что авторы, не стесняясь оскорбительных выражений, ищут и рисуют образ врага, а полемика переходит в открытую брань. Да, без политической борьбы демократическое общество не мыслимо, но и не допустимо запугивание народа своим политическим оппонентом, копание в его биографии, поиски столь знакомого по прошлому компромата. Обновление общества, очищение мысли от заскорузлых схем, проявление доброжелательности и человечности, честности и порядочности - процесс длительный, сложный, и роль в нём СМИ весьма значительна.

Особо следует сказать об участии СМИ в формировании и реализации государственной внешней политики. Уходит в прошлое политика конфронтации, усилились международные контакты людей. В связи с эти изменились сама сущность и тон освещения СМИ взаимоотношений между странами и народами:

1.информация стала более объективной и достоверной. Многочисленные материалы печати о "загнивающем" капитализме уступили место серьёзным публикациям, анализирующим реальное состояние жизни за рубежом; - затухание длившейся десятилетиями "холодной" войны изменило сам подход к освещению международных проблем. Конфронтация уступила место поиску точек соприкосновения;

2.в СМИ появилось множество материалов, несущих положительный опыт работы зарубежных фирм, предприятий, организаций медицинского обслуживания. СМИ буквально открыли многим глаза на мир, раньше невидимый, укрытый от нашего человека туманом проклятий и извращений. Благодаря телевидению, в частности организации телемостов, а также публикациям зарубежных авторов в нашей печати рассеяны годами создаваемые мифы о ненавистном строе, безжалостно эксплуатирующем бедных трудящихся. И, наоборот, за рубежом получили, возможность убедиться в том, что россияне не имеют ничего общего с теми монстрами, какими изображала нас их массовая пропаганда.

Таким образом, в процессе обновления нашего общества, изменения политической системы принципиально изменяются место и роль СМИ. Из безоговорочно подчиняющихся партийно-бюрократическому аппарату они превратились в активную влиятельную составную часть нашей политической системы, общественного судью, народного стража общественного порядка и справедливости, в неотъемлемый элемент формирующегося правового государства.

21. Понятие и типы политической культуры. Особенности политической культуры современной России

Политическая культура принадлежит наряду с политической психологией и этикой к важнейшим сторонам гуманитарного измерения политики. Ее можно определить как внеинституциональную систему, охватывающую политические традиции, политические ценности и установки практического политического поведения. Понятие политической культуры активно используется в тех случаях, когда нужно объяснить, почему одни и те же политические институты по-иному работают в разных странах, почему те или иные политические новации и заимствования в одном месте прививаются легче, в другом - труднее. Человек не является автоматически действующим механизмом, он всегда - активный интерпретатор осваиваемых или навязываемых ему ролей. Источником таких интерпретаций и является культура. Политическая культура, как и культура в целом, выполняет следующие функции:

- когнитивную (политические знания);

- эмоциональную (политические чувства);

- оценочную (политические ценности и идеалы как основа политических оценок).

Характер политической культуры влияет на протекание политического процесса в той или иной стране, повышая или, напротив, снижая вероятность согласования различных групповых интересов, политической предсказуемости, стабильности.

С точки зрения политолога, вопрос о культурном контексте связан с выяснением значимости внеинституциональных аспектов политики: за деятельностью тех или иных политических субъектов, за фасадом институтов просматривается присутствие устойчивых традиционных архетипов или "канонов", отнюдь не всегда осознаваемых, но неизменно действующих. В опыте модернизации обнаружено, что даже новые технологии невозможно произвольно пересаживать на любую культурную почву; так, будучи импортированными, с Запада на Восток, в развивающиеся страны, они дают заметно меньший эффект, хуже "приживаются". Это тем более справедливо в отношении новых общественных институтов: импортированный извне парламентаризм, "импортированная демократия" оставляют впечатление глубокой профанации. Поэтому изучение культурного контекста становится решающим условием успешности тех или иных социально-политических нововведений и модернизаций.

Политология становится культурно-центричной: не ограничиваясь исследованием политической системы как механизма, требующего взаимодействия и пригнанности своих "деталей", она анализирует условия интеграции этого механизма в "метасистему" социума, где традиции и нормы, ценности и образцы поведения играют не меньшую роль, чем прагматически понимаемые интересы и инструменты их достижения. Словом, в политике, как и повсюду, человек выступает в двух ипостасях: как существо, преследующее практические цели, и как существо, взыскующее высших смыслов" бытия. Таким образом, вопрос о политической культуре, с одной стороны, выступает как вопрос о наследии, о традиции, в прямых или превращенных формах, оказывающих влияние на политику, а с другой стороны, как вопрос об общих жизнеориентирующих "смыслах" и ценностях.

В политическом процессе всегда существуют и сталкиваются политические идеи двух основных типов: представительские, выражающие интересы и позиции различных групп общества (социопрофессиональных, региональных, этических и т.п.), и глобальные, конкурирующие на рынке политических проектов "лучшего будущего". Эти типы не являются взаимозаменяемыми; они связаны отношением дополнительности. Если политика превращается в конкурс одних только глобальных мироустроительных идей, а представительские функции оказываются подавленными, то это грозит идеократическим (теократическим) вырождением политической культуры, теряющей способность соизмерять "высшие смыслы" с запросами человеческой повседневности. Если же ареал политических идей всецело заполнен формами представительства групповых интересов, это чревато потерей ценностных ориентаций; складывается целиком прагматическая политическая культура, не способная представить сущее на суд должного, - культура, в которой гаснет творческое политическое воображение, обращенное к будущему.

Наряду с указанной дихотомией надо иметь в виду и другую: в политике мы имеем дело не только с "пространственными" формами детерминации, взаимодействием и взаимоограничением сосуществующих социальных групп и групп давления, но и с временной формой детерминации, с давлением прошлого опыта и традицией.

Таким образом, культуролог в политике выступает как герменевтик, решающий проблему контекста. Сегодня, когда в России вновь встал вопрос о культурной и цивилизационной идентичности, о месте между Западом и Востоком, Севером и Югом, индустриальным и постиндустриальным обществом, понимание специфики и перспектив ее политической культуры приобретает особое значение.

Наиболее известной из современных классификаций политической культуры является та, что предложена американским политологом Г. Алмондом. Он различает четыре типа политической культуры: англо-американскую, континентально-европейскую, доиндустриальную (авторитарно-патриархальную) и тоталитарную. Англо-американскую культуру отличают следующие черты. Во-первых, она является светской и прагматической: политика здесь выступает не в манихейском обличий непримиримой борьбы сил Добра и Зла (Прогресса и Реакции), а всего лишь как столкновение групповых интересов, каждый из которых имеет право на существование. И поскольку здесь отвергается фаталистический принцип предопределенной коллективной судьбы, оно давало о себе знать в привычной для нас теории "непреложных исторических закономерностей", то политический процесс выступает как "процедура открытия" реальных возможностей и влияния различных общественных групп, а также как ограничитель их стихийной экспансии.

Во-вторых, эта культура отличается гомогенностью: общенациональным консенсусом по поводу некоторых основополагающих ценностей и не нарушаемых правил игры. Практическим тестом, подтверждающим наличие этого признака, является то обстоятельство, что здесь не только победившая партия признает законность и справедливость правил игры, в которой она победила, но и побежденная партия - тоже, хотя именно ей это признание дается труднее. Что дает побежденной стороне силы вынести свое поражение и не броситься на баррикады, не прибегнуть к тактике террора или тотального саботажа? В первую очередь, светскопрагматическое видение реальности: убеждение в том, что в ходе выборов сталкивались не силы Добра и Зла, а всего лишь "грешные" земные интересы, каждый из которых законен. Далее, представление о том, что общественная жизнь не представляет игру с нулевой суммой, при которой благополучие одной стороны покупается ценой обезболивания другой. Наконец, уверенность в том, что политические победы и поражения не являются окончательными: следует просто потерпеть до следующих выборов. Ясно, что такой культуре чужд "эсхатологический романтизм": предчувствие конца мира, кануна "величайших переворотов" и "окончательных развязок" истории. Этот тип ментальности тяготеет к "срединному" времени, равноудаленному от варварских стихий "начала истории" и от кульминационного напряжения ее "позднего часа".

В пространственном отношении эта культура центристская: ее олицетворяет "партия середины", которую в других политических культурах склонны считать "презренной". Электорат обеих крупнейших партий тяготеет к центру. Например, республиканцы, представляющие в США правый спектр, тяготеют к нему справа, а демократы, представляющие аналог европейского умеренного социал-демократизма, - слева. Поэтому и партийная политика балансирует вокруг центра: всякое смещение позиций в духе правого или левого радикализма угрожает политическим вакуумом; по краям политического спектра массовый избиратель "не водится". В отдельные моменты истории традиция центризма может прерваться, в американской политической лексике это обозначается как "смена рубежей". Но если взять долговременный масштаб, то доминанта политического центризма не вызывает сомнений. С этим связана высокая преемственность различных периодов американской истории: приход новой администрации, столь же близкой к центру, как и предыдущая, не нарушает размеренной ритмики, не порождает ожиданий "нового мира" и "нового человека".

Характеризуя континентально-европейскую политическую культуру, Амонд указывает на ее смешанный или переходный - между традиционным и современным обществом - характер. Наряду со светским восприятием политики как борьбы групповых интересов здесь сохраняет влияние ее понимание как борьбы идеалов, столкновения Добра и Зла. Эта традиция накладывает свой отпечаток на массовое восприятие политического процесса как "борьбы титанов", как космогонии, рождающей новые миры. Электорат здесь резко поляризуется на левых и правых при явной малочисленности центра. Поэтому и политическим лидерам невыгодно демонстрировать центризм, ибо это угрожает утратой массовой социальной базы и рождает презрительное неприятие с обеих сторон. Здесь имеют шанс на победу только партии и коалиции с ярко выраженной правой или левой доминантой. Поэтому и политическое время в континентальной культуре отличается выраженной цикличностью, прерывностью. Каждая победившая партия пытается начать национальную историю "сначала", "переиграть" и переиначить ее.

К политическому противнику относятся как к злому искусителю - похитителю рая, с которым компромиссы неуместны. Поэтому важнейший из демократических принципов, касающийся охраны прав политического меньшинства, здесь постоянно ставится под вопрос в качестве помехи для прометеевых амбиций победившего "авангарда". Но тем самым в историю закладывается механизм цикла - побежденная сторон ждет своего часа, чтобы развернуть движение истории в противоположном направлении. Так, французский политолог А.Пейрефит подсчитал, что между 1789 и 1958 гг. Франция пережила 16 режимов (средняя продолжительность каждого - 10 лет и 5 месяцев). И после каждого переворота французы чувствовали себя помещенными в "новую истории. Только в последние годы французская политическая культура демонстрирует тенденцию к центризму. Переизбрав в свое время на следующий срок Миттерана, французы продемонстрировали непривычный для политической традиции вкус к сочетанию гетерогенных начал: президента-социалиста вкупе с кабинетом, проводящим "правую" политику экономического либерализма.

Можно сказать, что политический центризм, принципы плюрализма, готовность защитить права политического меньшинства - это не что иное, как инструмент борьбы с цикличной, "бумеранговой" историей. В самом деле, чем безусловнее победа одной стороны над другой, чем безраздельнее ее господство сейчас в настоящем, чем последовательнее возводится однопартийная "воля" в общеобязательный закон, тем и сильнее скажется в будущем эффект бумеранга, ударяющего по нынешним победителям или их наследникам. И наоборот, признав права и интересы другой стороны, сегодняшние победители расширяют горизонт предсказуемой и преемственной истории, предотвращая ее трагическую цикличность.

Таким образом, сопоставление англо-американской и континентально-европейской культур является достаточно содержательным, чтобы быть принятым во внимание у нас, вырабатывающих стратегию политической модернизации и сопоставляющих различные ее модели. Однако дихотомия Алмонда должна быть переосмыслена. Нам представляется культурологически более содержательной дихотомия протестантской и католической или, в более широком смысле, реформационной и ортодоксальной религиозных традиций. В странах, не имеющих опыта религиозной реформации, противопоставление высших мироспасательных целей и повседневных забот, общего интереса и индивидуальной пользы, великих учений и массового обыденного сознания продолжает довлеть над людьми, принимая каждый раз новые, в том числе светские, формы.

В свете сравнительно-политического анализа, пожалуй, французская политическая история отмечена для нас знаком "коммуникационного избранничества": постижение ее обогащает нас новым знанием самих себя. Как и наша страна, Франция не имела полноценного опыта религиозной реформации. Результатом этого опыта является особая "релятивистская" парадигма мышления, отрицающая возможность точных разгадок "конечного смысла" и "плана" истории. Поэтому революции, если они и совершались в протестантских странах, не выходили за рамки земных, эмпирических целей: ликвидации зримых, очевидных препон, сковывающих предпринимательскую инициативу или политические свободы граждан. Разительно отличаются от этого амбиции преобразующего Разума в странах, в свое время не преодолевших теократическое искушение католической доктрины. На месте всезнающей папской церкви здесь неизменно возникают "великие учения", претендующие на постижение смысла истории, конечного назначения человека и других трансцендентных сущностей. И Франция здесь - наиболее яркий пример. Французская революция осознавалась ее живыми участниками как эпоха обретения земного рая, построения истинных, основанных на Разуме форм жизни.

Столь же разительны отличия, касающиеся собственно политических последствий революций в протестантских и католических странах. Например, в США буржуазная революция выступала как акт высвобождения гражданского общества из-под опеки государства (к тому же чужого, английского). Во Франции, напротив, якобинская диктатура ставила целью завоевание созданным в центре революционным государством, представляющим "передовое меньшинство" нации, консервативного гражданского общества ("несознательного" большинства).

На основе этих дух типов революции сложились и два разных понимания демократии. "Протестантская" политическая традиция видит в ней систему представительства и защиты различных групповых интересов; общее благо (интерес) здесь понимается как сбалансированная сумма групповых интересов, что предполагает принятие решений на основе консенсуса. Якобинская традиция связывает с демократией в первую очередь принцип подчинения меньшинства большинству. И волю большинства трактует в духе политического гегемонизма - как абсолютную, "возведенную в закон" и не нуждающуюся в консенсусе.

Это - до боли знакомая нам картина, которая, кстати, позволяет демистифицировать понятие тоталитаризма. В современной трактовке этого понятия присутствует старый мотив избранничества, только с обратным знаком. Еще недавно мы были без ума от собственной истории, теперь нередко шарахаемся от нее в ужасе. Но "французский прецедент" помогает нам понять, что наш тоталитаризм -- это радикализированная версия якобинского этатизма, доведенная до предела, до "логического завершения". Только при таком понимании тоталитаризм лишается мистического ореола "великой тайны", необъяснимой загадки истории и открывается возможность цивилизованной будничной работы по его демонтажу.

Немалое значение для понимания природы демократической культуры имеет старый философский спор о природе универсалий. Как известно, на этой основе в европейской культуре возникла дихотомия "номинализм - реализм", и сегодня сохраняющая содержательность. В политологии номинализм связан с двумя основными принципами:

а) вместо подчинения частного общему, вместо этики "самоотверженного служения" - приоритет индивидуального интереса. Претензии, какой бы то ни было государственной и политической инстанции на монопольное представительство всеобщего интереса, здесь решительно отвергаются: самое государство понимается как одна из форм частного интереса, с которым другие частные интересы устанавливают договорные отношения (например, уплата гражданами налогов государству в обмен на некоторые гарантии, им предоставляемые, - опять-таки не в силу мессианской природы государства, пекущегося о гражданах, а на основе заинтересованности);

б) вместо жесткой привязанности граждан к той или иной общности - классу, этносу, словом, вместо единой коллективной судьбы риск индивидуального самоопределения и право свободно менять групповую принадлежность. Демократическая культура исходит из презумпции эпохи Просвещения о сообществе суверенных индивидов, и в экономике, и в политике действующих от своего собственного имени, а не от лица высших коллективных сущностей. Собственно, и сегодня демократия основывается на этой презумпции.

В самом деле, политические выборы утратили бы всякий смысл, если бы люди вели себя в политике в духе принципа единой коллективной судьбы и голосовали, как всегда, лояльные члены своих макрогрупп, классов. Тогда распределение голосов избирателей всегда было бы заранее известным, будучи отражением - социальной структуры и совпадая с удельным весом рабочего класса, крестьянства и т.п. Лишь в той мере, какой избиратели ведут себя как свободные "электроны", меняя свою "орбиту" (ориентацию) в ходе новых выборов, демократическая Вселенная становится сложной, стохастической.

Демократическую политическую систему неплохо описывает бихевиористская теория обмена. Различные конкурирующие партии выступают в качестве продавцов политического товара, а избиратели - в качестве его покупателей. Нормальный демократический процесс требует единого политического рынка, свободного от протекционистских барьеров. Это означает, что его "товары" - различные политические идеи, программы и платформы - беспрепятственно циркулируют и конкурируют между собой; избирателей интересует исключительно качество "товаров", а не облик продавца. В этой связи Алмонд характеризует американскую политическую культуру как "фридредерскую", непротекционистскую, в отличие от континентально-европейской, сохраняющей в некоторых своих ареалах протекционистские установки. Эти установки дают о себе знать везде, где избиратели демонстрируют априорную готовность принимать или отвергать политические идеи, в зависимости от того, исходят ли они от "социально близких" или "социально далеких".

Здесь возникает вопрос о перспективах, о "господствующих тенденциях" в развитии политической культуры. Г.Алмонд, как и большинство теоретиков "атлантизма", склонен выстраивать пространственно-временную иерархию политических культур, располагая их на "оси прогресса": американская выступает эталоном современной культуры, другие призваны эволюционировать в том же направлении. Здесь мышление атлантистов в чем-то поразительно напоминает марксистское: та же единая линейная перспектива, те же неумолимые императивы прогресса. Однако, глядя на эволюцию политических институтов послевоенной Германии или Японии, мы убеждаемся, что здесь внешний, экзогенный фактор играет большую роль, чем внутренний.

В свое время Р.Арон назвал демократию ФРГ "импортированной". Не означает ли это, что при ослаблении давления прежнего "экзогенного фактора" эволюция данной страны способна совершить очередной зигзаг, не укладывающийся в рамки атлантизма? Недавнее объединение Германии дает повод всерьез об этом поразмышлять. Однако здесь мы видим, что дихотомия Алмонда, противопоставляющая англо-американскую политическую культуру континетально-европейской, как и дихотомии М.Вебера и Густава Ле Бона, акцентирующие различие протестантской и католической Европы, "латинских" и "германских" народов, не всегда эвристична.

В 70-х гг. в ряде ведущих стран Западной Европы наметились тенденции, удаляющие их от "атлантического образца". Самое удивительное при этом то, что они охватили Великобританию, тем самым, поставив под сомнения эвристическую ценность понятия "англо-американизма". До этого времени политическая культура Великобритании соответствовала эталону центризма. Лейбористы слева и тори справа тяготели к центру, где концентрировался прагматичный и благонамеренный британский избиратель. И вдруг происходит внезапное "полевение" лейбористов, их отход от центризма. В качестве реакции намечается и радикализация консерваторов, заметно дрейфующих вправо. В результате в традиционном центре образуется заметный вакуум; британская политическая культура словно бы заимствует континентальную модель политической поляризации.

Аналогичные сдвиги в это же время происходят в ФРГ. Прежняя система "двух с половиной партий" в этой стране была центричной. Умеренная "половинная" партия свободных демократов "делала правительство"; социал-демократы, как и христианские демократы, побеждали только в коалиции с этой небольшой партией, посылая, каждая со своей стороны (с "левой" или "правой" частей политического спектра) импульсы в сторону "центра". С появлением значительно более радикальной партии "зеленых" для обеих крупных партий возникла альтернатива центризму. Теперь социал-демократы могли рассчитывать на получение голосов большинства, двигаясь не вправо, к центру, а влево, в коалиции с "зелеными" или с целью захвата их электората. В противовес левому радикализму "зеленых" (направленному против ценностей потребительского общества) партия свободных демократов эволюционирует вправо. Таким образом, вместо центристских коалиций намечаются две полярные: левая, объединяющая социал-демократов и "зеленых", и правая, объединяющая христианских демократов со свободными демократами.

Во Франции примерно в эти же годы происходит усиление традиционной для этой страны партийно-политической поляризации. К началу 80-х гг. происходит заметное "полевение" партии социалистов и начинается ее коалиция с коммунистами. Эта коалиция и побеждает на выборах в мае 1981 года, когда ее лидер Ф.Миттеран заявил, что верит в концепцию "ruprut" (поворота, перелома истории).