Проблема гуманизма в философии экзистенциалистов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Проблема гуманизма в философии экзистенциалистов

Маклакова Алена Юрьевна, СПБГИКиТг. Санкт-Петербург Научный руководитель: А.С. Веремчук, к. ф. н., доц., СПБГИКиТ г. Санкт-Петербург

Аннотация

В статье рассмотрена диалектика проблемы атеистического и гуманистического в философии экзистенциалистов. Вслед за экзистенциальным кризисом отрицание бога, отчаяние поиска смысла жизни, дезориентация нравственных устоев в обществе может обернуться, несмотря ни на что, вполне оптимистичным для ХХ века мировоззрением. Предпосылки для возникновения такого мировоззрения и попытка представить экзистенциализм именно как в высшей степени гуманистическое философское направление нашли место в данной статье. Также большое внимание уделено классической работе Ж. -П. Сартра «Экзистенциализм -- это гуманизм», а также взаимосвязям с российской культурой и философией.

Ключевые слова: экзистенциализм, гуманизм, этика, самость, бытие, экзистенциальный кризис, атеизм.

Summary

гуманизм экзистенциалист философия

The article considers the dialectic of the problem of atheistic and humanistic in the philosophy of existentialists. Following the existential crisis, the denial of God, the desperation of the search for the meaning of life, the disorientation of the moral foundations in society can turn, in spite of everything, into a completely optimistic worldview for the 20th century. The prerequisites for the emergence of such a worldview and an attempt to present existentialism precisely as a highly humanistic philosophical direction have found a place in this article. Also, much attention is paid to the classic work of J.-P. Sartre "Existentialism is humanism”, as well as the relationship with Russian culture and philosophy.

Keywords: existentialism, humanism, ethics, selfhood, being, existential crisis, atheism.

Экзистенциализм (иначе -- философия существования) сконцентрировался на субъекте философии, на проблеме бытия человека, обозначив большой спектр важнейших философских проблем: поиск смысла жизни, отношение к смерти, вопросы самости человека в атеистической и теологической картинах мира.

Предтечей экзистенциализма был датский философ Серён Кьеркьегор со своей работой «Болезнь к cмерти» (1849). В ней Кьеркьегор обращает внимание на феномен отчаяния человека, которое, как результат его самопознания, приводит к экзистенциальному кризису. Этот процесс постижения самого себя, хоть и болезненный, необходим для постижения человеком своей самостности и, следовательно, обретения своего смысла жизни [1]. Однако философа называет предтечей экзистенциализма потому, что разрешение экзистенциального кризиса он видел в приходе человека к Богу, обращении к трансцендентному, поиске самости человека через всевышнее предназначение. Приход к Богу, который можно рассматривать как религиозный экзистенциализм, по Сартру, позволяет Кьеркегору укорениться в идее высшей цели жизни человека, то есть отчуждении человека от самого себя, от своего «Я».

Смерть Бога и поиски нового ответа о смысле жизни человека, не касаясь божественного провидения, затрагивал Фридрих Ницше спустя тридцать лет. «Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами -- кто смоет с нас эту кровь?» [2, 593]. Многие рассматривали за отчаянием этой страшной фразы “Gott starb6” и позитивный ракурс для человеческой цивилизации, где основной акцент сместился с трансцендентного на антропологическое, то есть человек теперь не может винить Бога в своих грехах -- теперь он сам в ответе за все свои мысли и поступки. Человек становится центром собственного мира, теперь он несет ответственность за свое будущее, и может менять его. Бог умер (нем.)

Нет никакого злого рока или предначертанной судьбы -- если Бог мертв, то человек одинок, но зато теперь он окончательно свободен.

И здесь мы подходим к проблеме свободы, как личной, так и общественной, которая так остро стояла перед экзистенциалистами. Жан -Поль Сартр пишет, что «Я осужден быть свободным», а значит и «осужден быть в поиске самого себя» [3, 451], то есть представляя свободу не как привилегию разумного человека, но и его тяжкое бремя. Ведь за свободой действия стоит не вседозволенность, а ответственность. Обо всем этом Сартр пишет в своем эссе «Экзистенциализм -- это гуманизм» (1946), которое по праву можно считать основной работой для экзистенциализма.

Начиная с защиты от прямых нападок оппонентов (в данном случае, затекстовых), Сартр объясняет важность понимания «субъективизма» и почему это максимально далеко от анархизма. «Слово “субъективизм” имеет два смысла, и наши оппоненты пользуются этой двусмысленностью. Субъективизм означает, с одной стороны, что индивидуальный субъект сам себя выбирает, а с другой стороны -- что человек не может выйти за пределы человеческой субъективности. Именно второй смысл и есть глубокий смысл экзистенциализма. Когда мы говорим, что человек сам себя выбирает, мы имеем в виду, что каждый из нас выбирает себя, но тем самым мы также хотим сказать, что, выбирая себя, мы выбираем всех людей. Действительно, нет ни одного нашего действия, которое, создавая из нас человека, каким мы хотели бы быть, не создавало бы в то же время образ человека, каким он, по нашим представлениям, должен быть. Выбрать себя так или иначе означает одновременно утверждать ценность того, что мы выбираем, так как мы ни в коем случае не можем выбирать зло. То, что мы выбираем, -- всегда благо. Но ничто не может быть благом для нас, не являясь благом для всех» [4]. То есть именно та свобода, о которой говорил Сартр, невероятно тяжела для человека, столкнувшегося с экзистенцией. Именно она и замечательна своей же тяжестью, так как только теперь человек может оценивать свое существование, не прятаться от вопросов смысла жизни, а смотреть со всей прямотой. Бог -- мертв, а человек -- брошен в этом мире и одинок, но мир, населенный мыслящими и свободными субъектами, несущими полную ответственность за свои поступки здесь и сейчас, а не в условном потустороннем мире, представляется более оптимистичной картиной, чем всё, мыслимое прежде.

Сартр цитирует знаменитую фразу Ф. М. Достоевского «Если бога нет, то все дозволено», и комментирует так: «Это -- исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма, человек свободен, человек -- это свобода» [4]. Конечно, Достоевский вкладывал в эту фразу все свое непринятие атеистического мировоззрения, ведь в его понимании вседозволенность равна анархии, различным преступлениям и разрушениям моральных устоев общества. Без Бога, без явного внутреннего духовного ориентира, человек не может прийти к добру; без высшего смысла человек не может оправдать все те беды и тягости, которые встречались ему в жизни. Если нет Бога, то всем виноват только лишь человек, и это слишком страшный и немыслимый вывод. Именно поэтому в России экзистенциализм мог существовать только религиозный.

Л.Н. Толстой, размышляя о смысле жизни человека, считал необходимым обретение собственного «Я» только для того, чтобы отказаться от него. «Единственное спасение от отчаяния жизни - вынесение из себя своего «я»» или «признание других я -- собою», освобождающее человеческое существо от «суеверия личности» [5, 455]. Сложность толстовской концепции заключается в том, что самопознание и самоопределение себя как индивида, как субъекта со своими особенностями и потребностями, важно только как промежуточный этап для последующего отказа от них. Одновременно это принципы всеобщей любви к ближнему, и самоотречение и жертвенность, как элемент христианской догматики, которую Толстой оспаривал, но все равно в своей философии не мог выйти за ее рамки. Этика и гуманизм, в экзистенциальных категориях, немыслимы в этой концепции и в культурном контексте всей России во второй половине XIX века. Вопросы о принятии ответственности за самого себя, как об ответственности обо всем мире, и только лишь внутренней совести, без любви и гнева догматического Бога, не могли рассматриваться в должной мере в государстве, где застой политической жизни изредка нарушался только лишь тревогами о ближнем. Общественное было куда сильнее субъективизма, и такая «соборность» была единственным возможным ракурсом философии. Иными словами, экзистенциализм, если и существовал, то только лишь религиозный, и здесь мы явно видим непреодолимые расхождения в определении достойной жизни человека и важности его самости: «Наша теория -- единственная теория, придающая человеку достоинство, единственная теория, которая не делает из него объект» [4, 334]. Толстой вполне мог бы поспорить с этим утверждением, однако это была бы лишь полемика, не принесшая значительных изменений в его мировоззрение.

Вновь обратимся к Ф. М. Достоевскому и другой его известной фразе из романа «Братья Карамазовы»: «Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы -- сердца людей». Здесь мы снова видим, что ответственность за зло или добро, совершаемое человеком, в конечном итоге лежит на высших силах. Сам человек в ответе лишь за свою веру, которая в итоге приведет его к спасению или нет. По Достоевскому, чем он ближе к догматическому православию, чем Толстой, помысли человека могут быть важнее, чем поступки, ведь самый греховный поступок можно искупить покаянием. Истинным покаянием, меняющим всю жизнь человека, но это приведет к спасению не только его, но и общество может встать на верный путь. Толстой же, до конца жизни пытающийся найти ответ на вопрос о смысле жизни, преследовал идею первостепенности деяний, а не помыслов, необходимость прожить «живую жизнь», истинную, а не «жизнь мертвую» [7].

Однако, несмотря на разность взглядов на душу человека и догматическое православие, российский путь экзистенциализма не выходит за религиозные рамки. Этика и эстетика также остаются глубоко внутри, разбирая все только лишь в рамках высшей цели и блага для всего человечества. Известная фраза Достоевского о силе красоты, трактуемая обычно только по своему началу, о красоте внешней, а значит, в корне неверно, приводит нас к рассуждению как раз не эстетики, а этики; как раз приводит нас к тезису, рассматриваемому выше, о сердце человека как поле битвы Дьявола и Бога. «Красота -- это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, и определить нельзя потому, что Бог задал одни загадки. Тут берега сходятся, тут все противоречия вместе живут... Иной высший даже сердцем человек и с умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом содомским. Еще страшнее, кто уже с идеалом содомским в душе не отрицает и идеала Мадонны, и горит от него сердце его и воистину, воистину горит, как и в юные беспорочные годы... Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотой. В содоме ли красота?.. Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы -- сердца людей» [8, 103]. То есть все духовные и нравственные поиски человека принадлежат не ему, а высшим силам, от него лишь нужно отдать свою душу. Конечно, здесь скорее прослеживаются мотивы философии Кьеркегора, и даже мотив его отчаяния в прозе Достоевского может показать новые грани.

Однако вернемся к вопросам этического в рамках традиционного экзистенциализма, то есть трактовкам Сартра и его атеистическому экзистенциализму. Утверждая, что «ничего не изменится, если Бога не будет; мы заново откроем для себя те же нормы морали, прогресса и человечности, и мы избавимся от Бога как от устаревшей гипотезы, которая тихо умрет сама по себе» [3, 294]. Сартр чрезвычайно оптимистично верит в силу человека, в силу его нравственности и морали, так как без Бога у него теперь нет внутренних ориентиров, теперь он предоставлен сам себе и это и есть свобода. Опять же, за кажущийся на первый взгляд безысходностью его утверждения, на самом деле здесь кроется невероятная вера в человечества, которое без Бога перестанет надеяться на будущее, а будет жить лишь настоящим [9].

Необходимо повториться, что в данном случае «жить настоящим», без оглядки, столь же далеко от анархических настроений и лозунгов, в которых часто встречаются похожие формулировки, сколько невозможно оправдание пороков и слабостей человека его страстью или роком судьбы. «С другой стороны, если бога нет, мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые оправдывали бы наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой -- в светлом царстве ценностей -- у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки, и нам нет извинений. Это и есть то, что я выражаю словами: человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал, и все -таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает. Экзистенциалист не верит во всесилие страсти. Он никогда не станет утверждать, что благородная страсть -- это всесокрушающий поток, который неумолимо толкает человека на совершение определенных поступков и поэтому может служить извинением. Он полагает, что человек ответствен за свои страсти» [4, 322].

В эпоху постмодерна, современником которой был Сартр, стало острой необходимостью поиск для человечества нравственных ориентиров. Вместо привычных ценностей и моральных констант приходит вне-системность, которую вполне резонно определить как некую ситуацию абсурда, где эта не - системность не позволяет человеку постоянно переопределять критерии этики и морали самого себя и всего окружающего мира. Невозможно навсегда определиться с этими критериями, как невозможно ответить на вопрос «Возможна ли поэзия после Освенцима?» и безоговорочно стать религиозным после ницшеанского «Бог умер». Мир сильно изменился, и философия должна проложить один из возможных путей к сердцу и разума человечества, которое, возможно, и поле битва Дьявола и Бога, а возможно лишь очаг свободомыслия. И то, и другое следует одной этической цели -- движение человека через тьму к свету. И, подытоживая, приведем слова Сартра, свидетельствующие о том, что никогда еще отчаяние атеиста не было так гуманно и оптимистично: «Экзистенциализм -- не такой атеизм, который растрачивает себя на доказательства того, что бог не существует. Скорее он заявляет следующее: даже если бы бог существовал, это ничего бы не изменило. Такова наша точка зрения. Это не значит, что мы верим в существование бога, -- просто суть дела не в том, существует ли бог. Человек должен обрести себя и убедиться, что ничто не может его спасти от себя самого, даже достоверное доказательство существования бога. В этом смысле экзистенциализм -- это оптимизм, учение о действии. И только вследствие нечестности, путая свое собственное отчаяние с нашим, христиане могут называть нас отчаявшимися» [4, 330].

Список литературы

Кьеркегор С. Болезнь к смерти. -- М.: Академический проект, 2014. -- 160 с.

Ницше Ф. Сочинения в двух томах. Том 1. -- М.: Мысль, 1990. -- 830 с.

Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. -- М.: Республика, 2000. -- 639 с.

Сартр, Ж.-П. Экзистенциализм -- это гуманизм // Сумерки богов. -- М.: Политиздат, 1989. -- C. 319-344.

Толстой Л.Н. Философский дневник. 1901-1910 / сост., вступ. ст. и коммент. А.Н. Николюкина. -- М.: Известия, 2003. -- 543 с.

Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. -- СПб.: Азбука, 2022. -- 832 с.

Л.Н. Толстой. В чем моя вера? -- СПб.: Свет, 2019. -- 208 с.

Новикова Е.Г. «Мир спасет красота» Ф. М. Достоевского и русская религиозная философия конца XIX -- первой трети XX вв. // Достоевский и XX век \ под ред. Т.А. Касаткиной. В 2 т. Т. 1. -- М.: ИМЛИ РАН, 2007. -- С.97-124.

Бекбаев Р.Р., Шин Ю.Б. Почему экзистенциализм -- это гуманизм?

[Интернет-ресурс: URL: https://cyberlernnka.ru/article/n/pochemu-

ekzistentsializm-eto-gumanizm]. Дата обращения: 03.06.2022.

Размещено на Allbest.ru/