Континуум "мышления-существования" личности и переживание прекрасного

Размещено на http://allbest.ru

Московский государственный институт культуры

Континуум «мышления-существования» личности и переживание прекрасного

Л.Г. Пугачева

Химки, Московская область, Российская Федерация

Аннотация

Статья посвящена исследованию темы непрерывности «мышления-существования» и переживания прекрасного как критерия истинности экзистенциального опыта личности. Автор показывает, что современная философская традиция, опирающаяся на текстовый способ аккумуляции и трансляции знания в культуре, в ХХ и XXI веках подходит к пониманию континуума «мышления-существования» в качестве экзистенциального переживания личности, где прекрасное как характер самого переживания служит гарантом его бытийной истинности.

Особое внимание автор уделяет концепции М.К. Мамардашвили, который рассматривал событие «мысли» как подлинную реализацию человеческой природы, случающуюся исключительно во внутреннем измерении сознания личности, но впоследствии становящуюся культурной опорой. В статье обосновывается то, что связь красоты и истины в глубоком, бытийном смысле во многом интуитивна.

Потому эстетика мышления при всей своей концептуальной сложности может быть понятной в культурной практике любому человеку, ведь в её основе лежит переживание прекрасного как такового, которое принципиально доступно каждому, кто мыслит и, следовательно, существует.

Ключевые слова: мышление, существование, прекрасное, эстетика мышления, бытие, сознание, экзистирование, личность, истина бытия, культура.

Abstract

The continuum of “thinking-existence” of the personality and experience of beautiful

Lyudmila G. Pugacheva

Moscow State Institute of Culture, Khimki City, Moscow Region, Russian Federation,

The article is devoted to the study of the theme of the continuity of “thinking-existence” and the experience of the beautiful as a criterion of the truth of the existential experience of a person. The author shows that the modern philosophical tradition, based on the textual method of accumulating and transmitting knowledge in culture, in the twentieth and twenty-first centuries approaches the understanding of the “thinking-existence” continuum as an existential experience of a person, where the beautiful as the nature of the experience itself serves as a guarantor of its being truth. The author pays special attention to the concept of Merab Mamardashvili, who considered the event of “thought” as a true realization of human nature. It's occurring exclusively in the inner dimension of the consciousness of a person, but later becoming a cultural support. The article develops the idea that the relationship between beauty and truth in the deep, existential sense of the word is largely intuitive. Therefore, the aesthetics of thinking can be understood in cultural practice by any person for all its conceptual complexity. Because it is based on the experience of beauty as such, which is fundamentally available to everyone who thinks and, therefore, exists.

Keywords: thinking, existence, beautiful, aesthetics of thinking, being, consciousness, personality, truth of being, culture.

В XXI веке глобальная информационная открытость и взаимное проникновение идей разных культур и эпох позволяют увидеть привычные темы под новым углом зрения. В частности, в современных исследованиях взаимоотношений сознания (мышления) и реальности принимают участие, с одной стороны, специалисты по искусственному интеллекту, психологи, лингвисты и философы, а с другой - знатоки религиозно-философских текстов и монахи - практики медитации.

Живое доказательство этого взаимодействия - сообщение РИА Новости от 15 марта 2021 года о том, что в обсуждении идей Далай-ламы, помимо представителей всех российских буддистских регионов, приняли участие «известные представители научного сообщества, не первый год ведущие диалог с Далай-ламой о природе сознания.

В их числе Татьяна Черниговская (СПБГУ), академик Константин Анохин (МГУ), Александр Каплан (МГУ), Рубен Апресян (Институт философии РАН), Мария Фаликман (НИУ ВШЭ)» [4].

Актуальность темы обусловлена ситуацией парадигмального переустройства взгляда XX - начала XXI века на внутренний опыт человека. «Континуум бытия-сознания» М. К. Мамардашвили, «онтология первого лица» Дж. Серля, область личностного «не-алиби в бытии» М. М. Бахтина, «экзистирование» К. Ясперса - таков далеко не полный перечень различных культурно-исторически, но интенционально близких концептуальных подходов к описанию этого невыразимого до конца и всё- таки фундаментального опыта единства мышления и существования человека.

Но истоки такого взгляда на мышление и существование индивида как своеобразное смысловое единство можно найти ещё в философских и религиозно-философских системах древности: «брахман» и «атман», «сатчитананда» древнеиндийской философии, «ригпа» буддизма, «адвайта» адвайты-веданты, «дао» и «дэ» даосизма.

Не чужда эта идея соответствующим парадигмальным поправкам и средневековой христианской философии (например, Августин Блаженный: «ты знаешь, что существуешь; знаешь, что живёшь; знаешь, что познаёшь» [1, с. 347]), и философии западноевропейского Нового времени (Р. Декарт: Cogito ergo sum), а также Новейшего времени (феноменологическая установка Э. Гуссерля, а также позиция М. Хайдеггера: «человек - пастух бытия», который как экзистирующий «призван хранить истину бытия» [11, с. 202], и в целом экзистенциализм ХХ века).

Итак, идея связи мысли и существования как области рефлексии субъекта, понимаемого от абстрактной субъектной позиции до экзистенциально-личностного измерения или личностного бытийного акта, может быть найдена в истории философии практически в любую культурно-историческую эпоху.

Это объясняется, как уже было сказано, универсальным характером самой проблемы, с одной стороны, и принципиально уникальным - «атомарным» характером реализации человеческой природы, с другой. Человеческое бытие по определению личностное, индивидуальное, сопряжённое с долгом, выбором, ответственностью и ценностью самореализации.

Там, где человек определён конкретными социальными обстоятельствами, он находится в пространстве личного выбора. Даже если что-то выглядит как социокультурно заданное, интерсубъективно-неизбежное, мы остаёмся в измерении личной ответственности. И тому можно обнаружить множество примеров.

Сделаем историческое отступление, обратившись к недавнему прошлому нашей страны, которое определяли с помощью устоявшегося выражения - «такое время».

Сама семантика выражения «такое время» намекает на предопределённость и зависимость человеческих поступков от силы высшего порядка - государственного уровня. Но даже в «такое время» ценность индивидуальных решений как области человеческого достоинства и человеческой свободы играла решающую роль - для поддержания силы духа, самосознания культуры и воспитания молодого поколения. Наряду с теми, кто существовал по законам «такого времени», были люди независимые и свободные внутренне.

Можно вспомнить опоэтизированную временем апокрифическую мартирологию ареста и гибели Николая Гумилёва Более подробно см.: Зобнин Ю. В. Н. Гумилёв поэт православия. Санкт-Петербург : СПбГУП, 2000. 384 с. [8], расстрелянного по решению ВЧК, а также документально подтверждённую реакцию на арест Гумилёва группы литераторов.

Последнее явилось актом огромного гражданского и личного мужества: «Несмотря на всю рискованность такой акции, группа литераторов обратилась к Советскому правительству с письмом в защиту Николая Гумилёва. Письмо подписали А. Волынский, М. Лозинский, Б. Харитон, А. Маширов (Самобытник), М. Горький, И. Ладыжников» [2]. Все они рисковали жизнью в «такое время» - и проявили себя по-человечески - лично, индивидуально, и именно поэтому абсолютно свободно продемонстрировали мужество и красоту духа.

Красота или прекрасное - здесь не случайные определения; прекрасное в данном случае выступает не просто как изолированно-эстетическая категория, но приобретает или, точнее, восстанавливает в контексте конкретного исторического события свою изначальную связь с «бытийным» и «мыслимым по истине» - связь, присущую изначально древнегреческой философии и отчасти философии Древнего Востока.

Прекрасное здесь - субъективно-экзистенциальный фокус восприятия индивида, в котором истина-бытие-сознание не существуют в качестве отдельных смысловых позиций, а сливаются в единое целостное переживание жизни, которое не требует рациональной рефлексии, поскольку непосредственно свидетельствует сознанию само за себя.

Прекрасное как качество переживания истории Гумилёва - тот момент, который придаёт силы и поднимает поникший человеческий дух на экзистенциально необходимую ему высоту. Потому история Гумилёва столь популярна в современной культуре [6] - история мужества Поэта, его внутренней свободы перед лицом смерти. Этот смысл выступает на первый план и свидетельствует об истинности в высоком бытийном смысле, даже о долженствовании происходящего - независимо от уровня фактичности, остающейся «за кадром».

Если смотреть на проблему с этой точки зрения, то личный, внутренний аспект становится тем единственным пространством, в котором обретает смысл решение.

Даже если такое решение далее «социализируется» и опредмечивается в поступках и текстах, не важно - мифологических, исторических или научных, источник и сама локализация остаются «внутри» личного сознания как непосредственный феномен.

Возникающий текст и его философский смысл будут носить вспомогательный, вторичный характер.

Это понимали в религиозно-философских учениях древности, что выражалось в институте личностной передачи знания от учителя к ученику, который существует и сегодня в китайской философско-духовной традиции цигун, даосизме и буддизме.

Однако современная западная философская традиция, исконно опиравшаяся на текстовый способ аккумуляции и трансляции знания в культуре, только в ХХ и XXI веках стала вплотную подходить к пониманию мышления-существования в качестве экзистенциального переживания личности, где прекрасное как уровень самого переживания служит гарантом его бытийной истинности и одновременно маркером такой истинности, актуальным только для индивидуального сознания, переживающего это.

Очевидно, что философия и культура Запада подошла к некоторому порогу, за которым философские прозрения древнего и современного Востока могут послужить источником её дальнейшего развития. Потому в данном исследовании мы более подробно рассмотрим философские идеи М. К. Мамардашвили, наряду с идеями, высказанными в тот же период Нисар- гадаттой Махараджем, духовным лидером идейно близкой буддизму адвайты-веданты, пришедшей в современный мир из глубины древнеиндийской цивилизации.

Континууму «мышления-существования» на уровне экзистенции личности и переживания прекрасного как критерия истинности выхода индивидуального сознания на этот фундаментальный уровень во многом посвящена «Эстетика мышления» Мамардашвили. О том же свидетельствует Нисаргадатта Махарадж в книге «Я есть То».

На наш взгляд, универсальный, выходящий за пределы национальной культуры и конкретной теории характер открытий Мамардашвили и Нисаргадатты Махараджа обусловлен тем, что каждый по-своему - через теоретическое мышление и медитативную практику - отражённую в книгах последователей духовного лидера адвайты, показывает выход на уровень мышления, где критерием истинности происходящего является переживание прекрасного в платоновском и плотиновском смысле.

***

Анализ методологически неподдающейся объективации континуальности индивидуального мышления-существования Мамардашвили предложил в прочитанном им в 1987 году в университете Тбилиси курсе лекций по эстетике мышления.

В предисловии книги по курсу Мамардашвили Ю. П. Сенокосов так комментирует основную интенцию философа: «мысль как таковая, когда она становится предметом философствования, никому не предназначена, из неё нельзя извлечь никакой пользы. Она не для просвещения, если человек сам не предпринял для этого личных усилий.

То есть не отличил хотя бы раз в жизни понятие мысли от самой мысли, в которой, как он выражался, “ты отсутствуешь, но она есть”, и следовательно, твоя задача, когда она озарила тебя, попытаться каким-то образом удержать её, чтобы остаться человеком» [9, с. 5-6]. Таким образом, у Мамардашвили акт мысли - это возможность и долг личности проявиться в качестве человека (в этическом кантианском смысле). Причём подобно восточным мудрецам, Мамардашвили здесь не проводит принципиального различия между мышлением и сознанием, которое пребывает в непосредственном единстве с индивидуальным существованием человека.

Если рассмотреть размышления Мамардашвили в контексте анализа отношений знака и означаемого, и феномен, и символ (позиции, особенно интересовавшие философа) не отправляют сознание к некоему содержанию во «вне» самого сознания. (И в этом, заметим в скобках, ключевое сходство с пониманием отношений мышления и бытия в буддизме.) И символ, и феномен «создают» сознание как сферу осознанности содержания самого сознания. мамардашвили красота истина эстетика мышление

И символ, и феномен, каждый по-своему, оставляют сознание открытым и подвижным, готовым к принятию любых изменений как имеющих континуальную природу, в смысле непрерывности «континуума бытия- сознания» (ключевая тема Мамардашвили, в частности исследованная им в известной работе «Как я понимаю философию»).

Заметим, что, в отличие от символа и феномена, простой знак как эпистемологический инструмент классического мышления указывает на объект, который сознание квалифицирует в качестве находящегося за пределами самого себя.

Можно сказать, что объект - это кристаллизованный смысл, неподвижное и ригидное образование, отчуждённая форма, потерявшая связь со своей изначальной феноменальной - континуальной, недвойственной природой мышления-бытия. Развивая идею дальше, можно заметить, что в этом контексте объект - нечто утратившее красоту, так как в нём угасает движение живой мысли.

Вспомним героя романа «Тошнота» Рокатена. Он созвучным образом переживает «застывшую» материальность мира - как что-то безобразное, «корень каштана», который существует в другом измерении по отношению к его внутреннему личному переживанию жизни, то есть к человеку как мыслящему и трансцендирующему наличное бытие существу.

Исследователь В. Ю. Файбышенко, соответственно, замечает, что «своеобразие феноменологических построений Мамардашвили заключается в представлении опыта символа и опыта феномена как двух типов трансцендирования, в которых разрешает себя проблема личного бытия» [10].

Анализируя природу мысли, Мамардашвили пытается совершить невозможное: вторгается на территорию, которая не поддаётся описанию и составляет сферу живого переживания жизни личности - и на уровне феноменов, символов в сфере сознания, и на глубоком уровне переживания беспредметной природы самого сознания как чистой интенциональности, гуссерлевской направленности на предмет. Но, в отличие от Гуссерля, в случае Мамардашвили это вопрос не абстрактный, а личностный, индивидуальный, адресованный философом прежде всего самому себе, в своей конкретной личностно-событийной ситуации.

Обобщая позицию философа, можно заметить, что именно так - на уровне экзистенции и личностного переживания жизни - должно состояться исследование отношения мышления к бытию. И здесь не последнюю роль играет «эстетика мышления».

Исследователь В. А. Кругликов пишет: «Мамардашвили вводит понятие “симулякр”, но понимаемый им не в постмодернистских рамках “образец - копия - след”, а как дистанция между мыслью мысли и “манком” (копией) мысли. Мысль есть нечто случайное, она случается (“нельзя захотеть - и помыслить”).

И кроме пластики мыслительного движения эстетика мышления включает в себя необходимость и качество выражения помысленного. Выразительности можно достичь лишь в совпадении приёмов выразительности с помысленным и понимаемым. Чтобы отличить подлинное от мнимого, мы должны быть живыми. Чтобы мы были живы и жизнь как таковая была возможна, должно случиться совпадение множества вещей. Эстетика мышления проявляется, когда ощущение “живой жизни” случается как мысль» [3, с. 226].

Итак, мысль случается - и в этом её онтологическая, независимая от желаний нашего «эго» природа. Одновременно становится понятно: если «эго» как отчуждённый продукт континуума мышления-существования - своеобразный внутренний «объект» самого сознания - не встаёт на пути у процесса проявления мысли со своими идеологическими фильтрами (готовыми социально обусловленными концепциями происходящего), превращающими мысль в симулякр, то событие подлинного мышления состоялось.

И это очевидно, по крайней мере, дважды. Во-первых, самому мыслящему сознанию, личности, трансцендировавшей к своей подлинной глубине и обнаружившей там бытие.

Во-вторых, если у этого события есть свидетели: слушатели лекции, друзья, готовые понять сказанное и невысказанное за рамками речи, вдумчивый читатель, внимающий истории, - то всем им это очевидно настолько, насколько свидетели открыты к диалогу.

Если всё происходит так, то они также становятся причастны к этому подлинному бытию. Вот как об этом говорил сам Мамардашвили в своих лекциях, обращённых к слушателям, употребляя местоимение «мы»: «мысль есть нечто, находящееся в области, необходимо существующей и только существующей.

Это несколько переиначенная мною традиционная философская формула Парменида о тождестве бытия и мышления ... Я утверждаю (вслед за Парменидом, хотя буквально он этого не говорил), что именно рождённое может и должно быть высказано.

То, что высказывается, - родившееся, тогда как любые психологические состояния человека (в том числе и мысль, взятая как психологическое состояние) несамодостаточны. Если они существуют родившись, то в них уже есть нечто другое, являющееся их основанием. Это нечто, “что-то другое” нами уже введено - это бытие. Оно дано нам прежде всего в чувстве той отрешённой тоски, которую все мы хоть на миг, хоть раз в жизни, но испытали» (выделено нами. - Л. П.) [9]. В данном фрагменте Мамардашвили наиболее близко подходит к тому самому реальному, а не концептуальному тождеству «мышления-существования», которое не составляет никакого вопроса, но само по себе является ответом на вопрос всей западной теоретической философской традиции - о бытии. И это тождество в данном случае трактуется философом как «чувство отрешённой тоски».

Тут обращают на себя внимание два важных момента. Первый: ответ на вопрос представляет собой некое неконцептуальное переживание, «чувство», не посвящённое никакому объекту, процессу или явлению, поэтому было бы справедливо его назвать абстрактным чувством, наиболее близким к тому, что мы, в нашей традиции, называем пониманием.

Второй момент, и он чрезвычайно важен, это абстрактное «чувство» является глубоко экзистенциальным, личностным переживанием и свидетельствует о некоем конечном опыте - предельном для человеческого существа, поскольку это опыт основы сознания - он же (вспоминаем ссылку на Парменида!) - опыт бытия.

В этом случае Мамардашвили вплотную приближается к трактовке сознания в восточной философско-религиозной традиции. Обратимся в качестве примера к адвайте-веданте.

Нисаргадатта Махарадж, широко известный учитель адвайты ХХ века (1897-1981), даёт созвучные объяснения по поводу соотношения бытия, сознания и личностного переживания за пределами концептуализации: «В действительности всё сущее, всякая форма - моя, и находится внутри моего сознания. Я не могу сказать, что я, потому что слова могут описать только то, чем я не являюсь. Я есть, и поскольку я есть, всё есть.

Но я за пределами сознания, поэтому в сознании я не могу сказать, что я такое. Однако я есть. Вопрос “Кто я?” не имеет ответа ... Вы сказали: “Я есть здесь и сейчас”. Остановитесь на этом, это реально. Не превращайте факт в вопрос. Ваша ошибка в этом. Вы не являетесь ни знанием, ни незнанием, ни умом, ни материей, не пытайтесь описать себя в терминах ума и материи» (выделено нами. - Л. П.) [7, с. 184-185].

Специальные рассуждения он посвящает чувству бытия как чистому, незапятнанному никакой конкретной предметностью. Именно оно у Нисаргадатты Махараджа является основой сознания - практически тождественному или очень приближенному к парменидовскому пониманию бытия, пропущенному через трактовку Мамардашвили: «“Я есть” всегда присутствует изначально ... На самом деле, прежде чем вы сможете испытать что-либо, должно присутствовать чувство бытия. Сейчас ваше бытие смешано с переживанием.

Вам просто нужно распутать бытие из клубка переживаний. Когда вы познаете чистое бытие, перестанете быть тем или этим, вы различите его среди переживаний и больше не запутаетесь в именах и формах ... Вы не можете стать тем, что вы уже есть. Просто перестаньте воображать себя чем-то конкретным. Что приходит и уходит, не обладает бытием. Оно обязано самим своим видом реальности» (выделено нами. - Л. П.) [7, с. 270-271].

Место прекрасного в этом процессе осознания практически парменидовского бытия-по-истине Нисаргадатта Махарадж определяет в знакомых западному мышлению с древнегреческих времён смысловых рамках: «Исправлять вещи - это сама моя природа, которая есть сатьям, шивам, сундарам (истина, добро, красота)», - естественным образом постигший истину искатель реализует добро и красоту (выделено нами. - Л. П.) [7, с. 185].

В заключение хочется ещё раз заметить, что в философии Мамардашвили субъект и объект существуют как два полюса непрерывности живого акта мышления-существования.

Объект возникает «там», а субъект остаётся «здесь» только в случае, если эта живая связь потеряна. И тогда мысль прекращается в симулякр и теряет красоту, а личность - понимание своей истинной природы.

Другими словами, быть человеком - это мыслить в подлинном смысле. Прекрасное, естественная эстетика мышления, таким образом, является маркером подлинного мышления и реализации человеком своего предназначения - в философии Мамардашвили.

Специфику, особенность взгляда Мамардашвили очень точно обобщает Сенокосов, обращаясь для этого к философии Лосева: «А. Ф. Лосев был прав: философия, конечно, немыслима без анализа эстетических, выразительных форм действительности, которые мы воспринимаем обычно как объективную ценность. Из чего он, собственно, и исходил, когда писал свою “Историю” ...

Для него (Мамардашвили. - Л. П.), в отличие от А. Ф. Лосева, “эстетическая форма” - будь то безличный античный космос, которому поклонялись древние греки, или духовный личностный абсолют Средних веков и более позднего времени - не существовала вне мысли ... Мораль, как и мысль, - автономна (свое- законна) ... Для их существования в мире нет никаких причин. Моральный поступок, как и мысль, утверждает он, или есть, или их нет. Это метафизическое ощущение жизни пронизывало всё творчество М. К. Мамардашвили» [9, с. 6].

Концепция Мамардашвили хорошо объясняет массовый интерес к ситуациям проявления высоты человеческого духа: вспомним историю смерти Гумилёва.

Народное сознание - современное, пропущенное через Интернет и другие современные масс-медиа - сохраняет архетипическую тягу к истине. А красота служит для сознания, стремящегося к истине, верным знаком, естественным указателем правильности выбранного направления. Поэтому апокрифический рассказ о Поэте кочует по страницам современных сайтов.

Связь красоты и истины в глубоком, бытийном смысле слова во многом интуитивна, поэтому эстетика мышления при всей сложности концептуального аппарата философа, может быть понята в культурной практике даже теоретически неподготовленным человеком, ведь в основе её лежит переживание прекрасного, которое принципиально доступно каждому.

Это делает подлинное мышление могучим механизмом саморазвития и самозащиты культуры от распада в любые, самые тяжёлые времена. Но, хочется заметить, что реализуется этот механизм только на уровне отдельных личностей, зачастую никак не связанных с философией как с определённой теоретической традицией, но имеющих свою глубокую философскую позицию на уровне «проживания» жизни, совершения личностных выборов и поступков, что сближает их с древними философами и представителями восточного миросозерцания сегодня.

Например, таких, как известный современный осетинский художник А. М. Хадзарагов, который так определяет экзистенциальную и личностную сущность эстетического: «Для меня красота - это определённый угол зрения. Красивое же не во внешнем! Пока я не увижу, что Джоконда красивая, она для меня не может быть таковой ... Если человек делает что-то искренне, то это красиво. Есть законы гармонии, но не факт, что если сделать что-то по этим законам, получится красиво. Фальшивое всегда бывает видно, и я легко отличу это даже в своих работах ...» [12].

Выводы

Выводы автора можно свести к четырём пунктам:

1. Вопрос о том, что такое сознание и бытие, мышление и существование, а также неразрывно связанный с этим вопрос - что такое человек? - в XXI необходимо рассматривать в диалоге исследовательских традиций Запада и Востока в первую очередь потому, что западная мысль в своём объективном научном развитии подошла к осознанию необходимости преодоления исключительно дуального подхода к теме мышления и существования. А преодоление дуализма, как ясно показывает «Эстетика мышления» Мамардашвили, лежит в глубинном опыте свидетельства личности акта мысли как истинного уровня реальности за пределами субъективных - индивидуальных психологических искажений.

2. Эстетика мышления как проявленность события мысли с точки зрения критерия её истинности на фундаментальном уровне уникального свидетеля мышления выступает в качестве переживания прекрасного. Прекрасное в данном случае не является характеристикой предмета мышления, но относится к самому акту экзистенциального события мысли, которое свидетельствует личность в своём внутреннем опыте.

3. Прекрасное (понимаемое в рамках развития платоно-плотиновской традиции) выступает как внутренний, доступный индивидуальности критерий истинности события мышления-существования. Таким образом, существовать, мыслить, быть личностью - это выражение свободы и одновременно долга (в кантовском смысле) человека (по Мамардашвили).

Вопросы существования и мышления - самые близкие, обыденные для любого человека, в силу его человеческой природы. И в силу этой близости - наиболее трудные вопросы.

Поэтому культура в целом, особенно современная, где выражением мысли в информационно-сетевом пространстве становится естественным способом проявления каждого человека, отвечает на них не только и не столько философскими трактатами, а историческими ситуациями, поворотами судеб известных личностей настоящего и прошлого. Примером может служить история жизни и смерти Николая Гумилёва, длящаяся в культурной памяти наших современников, переживающих красоту духа Поэта как уникальное событие своего мышления.

Список литературы

1. Блаженный Августин. Творения / сост. и подгот. текста к печати С. И. Еремеева. Санкт-Петербург : Алетейя ; Киев : УЦИММ-пресс, 1998-. Том 1 : Об истинной религии. 1998. 740, [2] с. : ил.

2. Гумилёв Н. С. Электронное собрание сочинений [Электронный ресурс]. иЯЬ: https://gumilev.ru/Ь^гарЬу/20/

3. Кругликов В. А. Эстетика мышления // Новая философская энциклопедия : в 4 томах / Институт философии РАН, Национальный общественно-научный фонд ; науч.-ред. совет. : В. С. Степин [и др.]. Москва : Мысль, 2000-2001. Том 4 : Т-Я. 2001. С. 226.

4. Липич О. Далай-лама надеется исследовать «тонкое сознание» с российскими учёными [Электронный ресурс] // РИА новости : [веб-сайт]. 05.11.2020. ИЯЬ: https://ria.ru/20201105/ soznanie-1583252175.html

5. Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. Москва : Московская школа политических исследований, 2000. 416 с.

6. Мирошкин А. Смерть Н. С. Гумилёва как литературный факт [Электронный ресурс]. URL: https://gumilev.ru/biography/22/

7. Нисаргадатта Махарадж. Я есть То / перевод с английского Н. Гориной. Москва : Изд-во Джняна, 2008. 700 с.

8. Последние слова Н. Гумилёва [Электронный ресурс]. иЯЬ: http://izbrannoe.com/news/lyudi/ poslednie-slova-nikolaya-gumilyeva/

9. Сенокосов Ю. П. Предисловие // Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. Москва : Московская школа политических исследований, 2000. С. 5-6.

10. Файбышенко В. Ю. Встреча с феноменом : воплощение и развоплощение. О некоторых чертах феноменологического проекта М. К. Мамардашвили // Международный журнал исследований культуры. 2013. № 3 (12). С. 35-40.

11. Хадзарагов Аркадий : Творчество - это одно из самых главных доказательств существования Творца. Интервью взяла Альбина Джиоева [Электронный ресурс] // Портал гражданской журналистики “Gradus.Pro” : [веб-сайт]. 12.12.2014. иЯЬ: http://gradus.pro/arkadij-hadzaragov- tvorchestvo -e-to-odno ^- samy-h-glavny-h- dokazatel-stv- sushhestvovanrya-tvortsa/

12. Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Время и бытие : Статьи и выступления / составление, перевод, вступительная статья, комментарии и указатели В. В. Бибихина. Москва : Республика, 1993. С. 202.

References

1. Blessed Augustine. On True Religion In: Creations, volume 1 / comp. and prepare. text for printing by S. I. Eremeev. St. Petersburg, Kiev, Aletheia Publishing House, 1998. 740 p. (In Russ.)

2. Gumilyev N. S. Electronic Collected Works. Available at: https://gumilev.ru/biography/20/ (In Russ.)

3. Kruglikov V. A. Aesthetics of thinking. In: Stepin V. S., ed. New philosophical encyclopedia. In 4 volumes, volume 4. Moscow, Mysl Publishers, 2001. P. 226. (In Russ.)

4. Lipich O. Dalai Lama hopes to explore “subtle consciousness” with Russian scientists. Available at: https:// ria.ru/20201105/soznanie-1583252175.html (In Russ.)

5. Mamardashvili M. K. Aesthetics of thinking. Moscow, Published by Moscow School of Political Studies, 2000. 416 p. (In Russ.)

6. Miroshkin A. Death of N. S. Gumilyev as a literary fact. Available at: https://gumilev.ru/biography/22/ (In Russ.)

7. Nisargadatta Maharaj. I am That. Moscow, Jnyana Publishing House, 2008. 700 p. (In Russ.)

8. N. Gumilyev's last words. Available at: http://izbrannoe.com/news/lyudi/poslednie-slova-nikolaya-gumilyeva/ (In Russ.)

9. Senokosov Yu. P. Foreword. In: Mamardashvili M. K. Aesthetics of thinking. Moscow, Published by Moscow School of Political Studies, 2000. Pp. 5-6. (In Russ.)

10. Faybyshenko V. Yu. Encounterinwith Phenomenon: Realization and De-realization: On Merab Mamardashvili's phenomenology. International Journal of Cultural Research. 2013. № 3 (12). C. 35-40. (In Russ.)

11. Khadzaragov Arkady: Creativity is one of the most important proofs of the existence of the Creator. Interviewed by Albina Dzhioeva. Available at: http://gradus.pro/arkadij-hadzaragov-tvorchestvo-e-to- odno-iz-samy-h-glavny-h-dokazatel-stv-sushhestvovaniya-tvortsa/ (In Russ.)

12. Heidegger M. Letter on Humanism. In: Heidegger M. Time and Being : Articles and Speeches. Moscow, Publishing House “Republik”, 1993. P. 202. (In Russ.)

Размещено на Allbest.ru