Николай Ставрогин, или Пустота

У Д. Андреева в «Розе Мира» обоснован удивительный теологумен: литературные герои, не ставшие наследниками спасения, будут спасены на одном из уровней Загробья. Там же будут спасены и старые детские игрушки -- куклы, зайцы и медвежата, сохранившие тепло маленьких ладошек. Достоевский же без всяких теологических излишеств воскрешает вновь и вновь своих основных героев и дает им шанс на искупление и спасение словесно-эстетическим образом.

С Достоевским впервые в мировой классике появился герой интервального мышления, обитающий в дискретной действительности [20] (которую, с легкой руки Н. Бора, называют квантовой; «квант» здесь -- примерно то же, что в учении шуньяты у мадхьямиков называют дхармой [63]). Ставрогин восхотел иметь за плечами хорошо отредактированное прошлое, не тревожащее его совести, а перед глазами -- столь же бестревожную современность, которой он режиссерски управляет, насколько это возможно; будущее также отчасти прогнозируется сценическим артистизмом героя.

Ставрогин -- игрок и экспериментатор, но из его онтологических фокусов ничего, кроме пошлости [27; 99; 73], не рождается. Здесь нет того «катарсиса пошлости», о котором говорил М. Бахтин применительно к «Мертвым душам». Лавируя в щелях между обрывками и фрагментами разорванной, клочковатой действительности, Ставрогин своим внеприсутствием в актуальной социальности пытается сохранить позу горделивой невозмутимости, что так импонирует его окружению.

Циник-мизантроп и артист на сцене жизни, Ставрогин демонстрирует одну черту женского поведения: страх ошибки. Но если женщина при этом между «да» и «нет» выбирает обе позиции, ведомая древним инстинктом, то Ставрогин, демон сладострастия и злодейства, выбирает между подлостью и добродетелью тоже оба пути из любопытства к последствиям. Это не патология, а игра в невозможный внутри обыденной жизни эпатаж.

Словечко «игра» имеет специальную акцентуацию: это не только тип «творческого поведения» (словечко М. Пришвина), но еще и свобода за пределами здравого смысла. Вот примеры словоупотребления `игры в «Бесах»: «Скажу прямо: Степан Трофимович постоянно играл между нами некоторую особую и, так сказать, гражданскую роль и любил эту роль до страсти, -- так даже, что, мне кажется, без нее и прожить не мог»; о Варваре Петровне; «Может быть, была всего только одна лишь женственная игра с ее стороны, проявление бессознательной женской потребности»; о ней же голосом «хроникера»: «Она со злобным наслаждением выслушала все “правдивые” словоизвержения Петра Степановича, очевидно игравшего роль (какую -- не знал я тогда, но роль была очевидная, даже слишком уж грубовато сыгранная)»; «в то, что Шатов донесет, наши все поверили; но в то, что Петр Степанович играет ими, как пешками, -- тоже верили»; Кириллов целится в Петра Степановича: «-- Поиграли и довольно, -- опустил оружие и Петр Степанович. -- Я так и знал, что вы играете; только, знаете, вы рисковали: я мог спустить».

Герой Достоевского способен не просто играть, но еще и заигрываться, превращая свободу в своеволие и азарт анархии. Вот реплика Петра Степановича Верховенского на сборище заговорщиков: «-- Я понимаю, что вы уж слишком заигрались».

Ставрогинская игра в жизнь -- результат искушения свободой. Она, эта свобода, не встретившая сопротивления в атмосфере безнравственной клоунады, обернулась жалким фиглярством и эстетским шутовством. Неожиданную квалификацию этого поведения мы найдем в подготовительных материалов к «Бесам»:

Человек легкомысленный, занятый одной игрою жизнию, изящный Ноздрёв делает ужасно много штук и благородных и пакостных, и он-то вдруг и застреливается... Только пустой и легкомысленный, а под конец оказывающийся глубже всех человек и больше ничего [26, т. 11, с. 119].

«Изящный Ноздрёв» профанирует подлинный трагизм жизни и превращает мистерию в дьяблерию; высокий артистизм «человека играющего» снижен и дискредитирован до уровня самой омерзительной пошлятины [34; 58; 30].

Спросим себя: «Почему герой счел свою жизненную ситуацию безысходной?» Будь Ставрогин убежденным в правоте своих поступков, он и не подумал бы о суициде. Его мизантропия мотивирует тот вывод, что с окружающими его людьми следует обходиться именно так, они другого и не стоят. Не напрасно Достоевский ставил себе в заслугу приоритет в изображении «подпольного человека», признавшего автономную этику принципом поведения:

Только я один вывел трагизм подполья, состоящий в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его и, главное, в ярком убеждении этих несчастных, что и все таковы, а стало быть, не стоит и исправляться!.. Еще шаг отсюда, и вот крайний разврат, преступление (убийство) [26, т. 16, с. 329].

У Ставрогина есть повод сказать себе что-нибудь вроде мандельштамовского: «Меня только равный убьет» («За гремучую доблесть грядущих веков.», 1931). Но равного ему в паноптикуме романа нет; выстрел в воздух на дуэли с Гагановым -- жест презрения к сопернику и дуэльному кодексу в целом. Ставрогин сознает мотивы своей мизантропии, но он знает и то, что печоринская поза для его эпохи -- это уже смешно (в черновиках имя героя Лермонтова неотступно рядом с «Князем», т. е. Ставрогиным романа). Герой Достоевского заворожен созерцанием «двух бездн одновременно», между которыми «ужасно много штук и благородных, и пакостных», но всем этим «штукам» -- грош цена, они скользнут к краям бытия, проваляться в безднах, и между ними опять воцариться пустота бессмыслицы. Встретившись, «благородное» и «пакостное» дают эффект взаимной этической аннигиляции, даже если сей фейерверк вполне способен произвести впечатление. Шатов вопрошает Ставрогина:

-- <...> Правда ли будто вы уверяли, что не знаете различия в красоте между какою-нибудь сладострастною, зверскою штукой и каким угодно подвигом, хотя бы даже жертвой жизнию для человечества? Правда ли что вы в обоих полюсах, нашли совпадение красоты, одинаковость наслаждения? [26, т. 10, с. 201]. пустота индуизм буддизм онтологический

Ставрогин остро ощущает спонтанность своих поступков и то, что спонтанность эта -- не от яркости творческой натуры и не от избытка эстетических фантазий, а от необходимости быть подлее самой подлости и пошлее самой пошлости, чтобы выглядеть иным, чем прочие. Чем больше раздвигаются крайние точки нравственной амплитуды поступков, тем больше у Ставрогина шансов удержаться в рамках жизни. Но рано или поздно лимит дистанции крайних точек исчерпывается, маятник ставрогинского жития теряет энергию движения, оно становится инерционным и затихает, наконец, в мертвой точке -- в точке оцепенелого бездействия, в топосе «нигде», в пустоте ничтой- ствования. Некому толкнуть маятник и превратить его в бодрый метроном ритмической событийности.

Альтернатива у Ставрогина была. Он надеялся обрести ее в келье Тихона. Окажись рядом с ним князь Мышкин или Алеша Карамазов, быть может, и сбылось бы излечение Ставрогина. Рецепт сформулирован Тютчевым:

Растленье душ и пустота, Что гложет ум и в сердце ноет,

-- Кто их излечит, кто прикроет?..

Ты, риза чистая Христа.

(«Над этой темною толпой.», 1857)

Но и здесь героя ждет неудача Он, конечно, верующий человек, но это вера скептика, циника и неуверенного в своем деизме деиста. Его Бог, скорее, чем-то напоминает Бога эпиграфа к «Анне Карениной» -- неотвратимо-мстительного и жестокого Адонаи Ветхого Завета. Ставрогин не верит в свою веру, но и боится оказаться вовсе к ней не причастным. Ему ведом богоборческий смысл суицида, но тяжкий грех уныния (тоска, скука, хандра, меланхолия, сплин печоринский) доводит его до последнего порыва -- отчаянного прыжка в Пустоту, где нет ни Ада, ни Рая, ни воздаяния, ни спасения, но «все это» может себя обнаружить, только без Ставрогина, потому что его более всего «нет», нет окончательно и бесповоротно. Автор заранее предрешил: «Князь обворожителен как демон, и ужасные страсти борются с. подвигом. При этом неверие и мука -- от веры. Подвиг осиливает. Вера берет верх, но и бесы веруют и трепещут. “Поздно”, говорит Князь и бежит в Ури, а потом повесился» [26, т. 11, с. 173-175].

Для Достоевского и его героев в пустоте ничего не начинается и не обретается. Пустота для них -- категория итога, а не безосновно-первого Начала, но итоговость ее столь же мнима, как и сама Пустота. Здесь нет буддийской Всеполноты Пустоты как онтологической Первоначальности, источности и бытийного обетования. Зато есть соблазн самоумаления Плеромы (лХцршра) до стадии нуля и черный восторг прыжка в Бездну.

И все же Достоевский не хотел завершать героя ни на одном из путей его кривых блужданий. Завершенный герой -- это скучно, как Наташа Ростова последнего тома. Истинность истины не в завершенности, а в неисчерпанной проблемности. Но в каноническом варианте «Исповеди» автор «Бесов» не дает герою шанса на спасение, поскольку он самоубийца.

Мы не должны недооценивать того факта, что Ставрогин для Достоевского -- герой не просто «глубже всех человек», но и трагический.

В глазах читателей Ставрогин достоин если не оправдания, то хотя бы сочувственного понимания. А. Л. Бем не без основания писал, что «даже во второй редакции, предусматривающей нераскаянность Ставрогина, она содержала такое напряжение его воли к возрождению, что предопределяла собой трагическую гибель героя, а не позорное безвольное самоистребление» [9, с. 152].

Сергей Гессен, поставивший Ставрогина на фон проблематики Мирового Зла, тоже, как А. С. Долинин и А. Л. Бем, не поверивший в преступление героя, сказал в статье 1932 г.:

Ставрогин совершает свои преступления даже без всякого умысла, как своего рода гений в кантовском смысле, как бы некая природная сила, не знающая, что она творит. Впрочем, Ставрогин сознает свои преступления, и трагическое его образа состоит как раз в том, что демон его стоит выше всякой пользы, и что никакие утилитаристические соображения не могут его обмануть относительно истинного характера его существа, не могут заглушить в нем сознания собственной гибели [21, с. 60].

Стоит прислушаться и к современному автору:

Ставрогин не совершил подвиг исповеди и покаяния. Ставрогин не избежал греха попустительства и бросил город на произвол разрушителей. Ставрогин не убивал и был против убийства, но знал, что люди будут убиты, и не остановил убийц. Ставрогин не устоял в искушениях страсти и погубил Лизу. Ставрогин совершил смертный грех самоубийства. Но Ставрогин явил пример несоучастия в «крови по совести», в разрушении по принципу [77, с. 312].

Много это или мало для оправдания героя? Для апофатического приговора -- достаточно; для своевременной профилактики некротического эстетства в пустоте безответственной анархии -- более чем.

Литература

1. Алексеев П. В. Достоевский и Восток. -- Горно-Алтайск: Изд-во ГАГУ, 2017.

2. Антоний, митр. Сурожский. О Встрече // Новый мир. -- 1992. -- № 2. -- С. 184191.

3. Арсеньев Н. С. Мистическая встреча // Арсеньев Н. С. О Жизни Преизбыточествующей. -- Брюссель, 1966. -- С. 65-68.

4. Аташ Б. М. Дальневосточный концепт «пустоты» и его проявление в антропологической парадигме // Журнал научных публикаций аспирантов и докторантов. -- Курск, 2010. -- № 2 (44). -- С. 141-144.

5. Ашитова Г. А. Восток в творческом сознании Ф. М. Достоевского: автореф. дис. .. канд. филол. наук. -- М., 1995.

6. Бадмаев Б. Б. Учение о пустоте (из книги: Лекции по философии и практике буддизма. -- СПб.: Гиперион, 2009. Гл. 3. Учение о пустоте. С. 116-148) // Буддизм: pro et contra. Конфессиональные факторы формирования ценностной структуры российской цивилизации. Антология / сост., вступ. ст., комм. С. В. Пахомова; отв. ред. Р. В. Светлов. СПб.: РХГА, 2017. -- С. 451-472.

7. Баткин Л. Вещь и пустота. Заметки читателя на полях стихов Бродского // Октябрь. -- 1996. -- № 1.

8. Бахтин М. М. Собр. соч.: в 7 т. -- М.: Русские словари, 2000.

9. Бем А. Л. Эволюция образа Ставрогина (К спору об «Исповеди Ставрогина») (1930) // Бем А. Л. Исследования. Письма о литературе / сост. С. Г. Бочарова; предисл. и комм. С. Г. Бочарова и И. З. Сурат. -- М.: Языки славянской культуры, 2001. -- С. 111-157.

10. Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского. -- Париж, 1968.

11. Бернюкевич Т. В. Буддийские идеи в культуре России конца XIX -- первой половины ХХ века: дис. ... д-ра филос. наук. -- М., 2010.

12. Блок А. А. Собр. соч.: в 8 т. / под общ. ред. В. Н. Орлова. -- М.; Л.: Гослитиздат, 1963. --Т.7.

13. Бобрышева И. А. Семантическое поле «пустота» в идиолекте М. И. Цветаевой: автореф. дис. ... канд. филол. наук. -- Ростов-на-Дону: РГУ, 2013.

14. Богданов Н. Н. Патография Николая Ставрогина // Вопросы литературы. -- 2009. -- № 1. -- С. 241-270.

15. Болынанин А. Ю. Пустота и экзистенциальный вакуум: перспективы экзистенциальной терапии.

16. Бочаров С. Г. «О, бессмысленная вечность!» (От «Недоноска» к «Идиоту») // К 200-летию Е. А. Боратынского: Сб. материалов Междун. научн. конф. (21-23 февр. 2000 г.). -- М.: ИМЛИ РАН, 2002. -- С. 127-151.

17. Брук П. Пустое пространство. -- М.: Прогресс, 1976.

18. Вейдле В. В. Крещальная мистерия и религиозно-христианское искусство // Православная мысль. -- 1947. -- Вып. V. -- С. 18-36.

19. Верешков Г. М., Минасян Л. А. Саченко В. П. Физический вакуум как исходная абстракция // Философские науки. -- 1990. -- № 7. -- С. 20-30.

20. Воробьев Д. В., Спиридонов А. Л. О природе ничто в его отношении с «дискретной» действительностью // Современные научные исследования и инновации. 2017. № 1 [Электронный ресурс].

21. Гессен С. И. Трагедия зла (Философский образ Ставрогина) // Путь. -- Париж, 1932. -- № 36. -- С. 44-74.

22. Геше Джампа Тинлей. Ум и пустота / пер. Т. Проватаровой, М. Малыгиной. -- М.: Цонкапа, 2002.

23. Гиренок Ф. И. Удовольствие мыслить иначе (Гл. 4: Ф. М. Достоевский. Записки аутиста). -- М.: Академический проект, 2008.

24. Григорьева Т. П. Дао и Логос. -- М.: Восточная литература РАН, 1992.

25. Дандарон Б. Д. Теория шуньи у мадхьямиков (по тибетским источникам) // Тибетский буддизм. Теория и практика. -- Новосибирск, 1995.

26. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. -- Л.: Наука, 1972-1990.

27. Евдокимова Е. А. Избывая «бессмертную пошлость». Опыт художественной литературы. -- СПб.: Церковь и культура, 2016.

28. Евреинов Н. Н. Азазел и Дионис. -- Л., 1924.

29. Жмеймо Б. Алексей Петрович как пленник границ («Ночь» Всеволода Гаршина) // Уральский филологический вестник. -- 2010. -- № 4.

30. Зайцев Р. Б. Стихия игры в творчестве Достоевского: автореф. дис. ... канд. филол. наук. -- Иваново: ИГУ, 2006.

31. Ибрагимов М. И. Драматургия русского символизма: поэтика мистериальности: дис. ... канд. филол. наук. -- Казань: КГУ, 2000.

32. Инютин В. В. Метафора пустоты в поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» // Вестник ВГУ Сер. Филология. Журналистика. -- 2010. -- № 2. -- С. 46-48.

33. Исупов К. Г. Апофатика М. Бахтина // Исупов К. Г. Русская философская культура. -- СПб.: Университетская книга, 2010. -- С. 543-567 (Российские пропилеи).

34. Исупов К. Г. Игра в литературном творчестве и произведении: автореф. дис. . канд. филол. наук. -- Донецк: ДонГУ, 1975.

35. Капустин Д. Цейлонский рай Антона Чехова // Знание -- сила. -- 2010. -- № 2. -- С. 119-125.

36. Кереньи К. Элевсин: архетипический образ матери и дочери. -- М., 2000.

37. Климова И. В. Образ Черта в немецкой мистерии позднего Средневековья // Искусство и религия. Материалы научной конференции. -- М., 1998. -- С. 118-134.

38. Колязин В. Ф. От мистерии к карнавалу. Театральность немецкой религиозной и площадной сцены раннего и позднего Средневековья. -- М., 2002.

39. Клеман О. Истоки. Богословие отцов Древней Церкви. Тексты и комментарии (Ч. 1, гл. 1: Поиск, встреча, решении) / пер. с франц. -- М., 1984. -- С. 17-26.

40. Ковач А. Принципы поэтической мотивации в романе «Бесы» // Dostoevsky Studies. Klagenfurt. -- 1984. Vol. 5. -- С. 49-62.

41. Козырьков В. П. Социокультурные аспекты пустоты // Вестник Нижегородского университета им. Н. И. Лобачевского. Сер. Социальные науки. -- 2012. -- № 1 (25). -- С.57-64.

42. Кувакин В. А. Разговор с собой о смысле, духе, бытии и ничто и о возможностях заглянуть за первоначала // Вестник МГУ Сер. 7. Философия. -- 1991. -- № 2. -- С. 43-50.

43. Кузнецов О. Я., Лебедев В. И. Достоевский над бездной безумия. -- М.: Когито- Центр, 2003.

44. Кулакова Л. А. Символика античных мистерий // Символы в культуре. -- СПб., --С.5-20.

45. Курдюмова М. Достоевский и Мандельштам // Илья. Альманах. -- 2011. -- № 10.

46. Левандовский А. А. «Мистерия» на Светлояр-озере в восприятии интеллигенции // Казань, Москва, Петербург: Российская Империя взглядом из разных углов. -- М., 1997. --С.202-212.

47. Леонгард К. Акцентуированные личности / пер. с нем. -- Ростов-на-Дону: Феникс, 2000.

48. Лесевицкий А. В. Метафизика «новой и старой этики» в творчестве Ф. М. Достоевского и психоанализе Э. Нойманна // Гуманитарные научные исследования. 2014. № 1. -- URL: http://human.snauka.ru/2014/01/5332 (дата обращения: 23.09.2018).

49. Липовецки Ж. Эра пустоты: Эссе о современном индивидуализме / пер. с фр. В. В. Кузнецова. -- СПб.: Владимир Даль, 2001.

50. Липовецкий М. Критерий пустоты // Урал. -- 2001. -- № 7.

51. Лишаев С. А. Эстетика пространства (Раздел «Пропасть как эстетический феномен»). -- СПб.: Алетейя, 2015. -- С. 109-112.

52. Лотман Ю., Лотман М. Между вещью и пустотой // Лотман Ю. О поэзии. -- СПб.: Искусство-СПб, 1998. -- С. 741-746

53. Лысенко В. Г. Атомистический подход в школах буддийской абхидхармы: дхармы и атомы // Вопросы философии. -- 2016. -- № 8. -- С. 150-155.

54. Малышев М. Крайности нигилизма: Образ Ставрогина в романе Достоевского «Бесы» (1997) / пер. с фр. O. C. Мастюгиной // Alter Idem. -- М.: Спутник, 2009. -- Вып. 2: Феноменология реальности: Конструкт и концепт.

55. Мандельштам О. Э. Собр. соч.: в 4 т. -- М.: Арт-Бизнес-Центр, 1994.

56. Мандельштам О. Э. Стихотворения и проза. -- М., 2001.

57. Маслов О. Ю. Пустота и симулякр -- ключевые символы постмодерна. Электрон. ресурс. -- URL: http://www.polit.nnov.ru/2009/03/03/symbolpoostota/

58. Медвецкий И. Е. Модель игрового сознания в романе Ф. М. Достоевского «Идиот» // Филологические науки: НДВШ. -- М., 1991. -- № 3.

59. Мейер А. А. О смысле революции // Перевал. -- 1907. -- № 8/9.

60. Мейер А. А. О путях к Возрождению // Свободные голоса. -- 1918. -- № 1.

61. Мейер А. А. Заметки о смысле мистерии (Жертва), 1933 // Мейер А. А. Философские сочинения. -- Париж, 1982.

62. Муравьев А. И. Ставрогин Достоевского и Каразин М. Горького // Достоевский. Материалы и исследования. -- Л.: Наука, 1985. -- С. 154-167.

63. Мялль Л. Шуньята в семиотической модели дхармы // Труды по знаковым системам. -- Тарту, 1998. -- Вып. XXII: Зеркало. Семиотика зеркальности. -- С. 52-58.

64. Мялль Л. Четыре термина праджняпарамитской литературы // Ученые записки Тартуского университета. -- 1973. -- Вып. 309. -- С. 202-208.

65. Набоков В. В. Лекции по русской литературе /пер. с англ. С. Антонова, Е. Голышевой, Г. Дашевского и др. -- СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2015.

66. Назаренко Н. М. А. П. Чехов на Цейлоне: Опыт русского путешественника // Русская литература. Исследования. Сб. науч. трудов. -- Киев: Логос, 2010. -- С. 56-71.

67. Новосадский Н. И. Элевсинские мистерии. -- СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1887.

68. Онтология негативности: Сб. науч. трудов / отв. ред. Е. Г. Драгина-Черная. -- М.: Канон+, 2015.

69. Осмоловский О. Я. Идея «сверхчеловека» у Лермонтова и Достоевского (Печорин и Ставрогин) // Достоевский и современность. Материалы XVI Международных Старорусских чтений 2001 года. -- Старая Русса, 2002. -- С. 152-162.

70. Парсамов В. С. Николай Ставрогин: его «предки» и «потомки» // Исторический вестник. -- 2013. -- № 1 (151). -- С. 184-206.

71. Пекарский П. П. Мистерии и старинный театр в России // Современник. -- 1857. -- № 2, 3.

72. Пятигорский А. М. Избранные труды / сост. и общ. ред. Г. Амелин. -- М.: Языки русской культуры, 1996.

73. Рудова О. С. Проблема пошлости: взгляды Н. В. Гоголя и В. В. Набокова // Международный журнал социальных и гуманитарных наук. -- 2016. -- Т. 4, № 1. -- С. 134-138.

74. Ручко С. «Внешние пустоши» бытия // Топос: литературно-философский журнал. -- 2008. -- 09/12/2008.

75. Саенко Н. Р. Онтологическая поэтика пустоты. -- М.: Академия Естествознания, 2010.

76. Салтыков-Щедрин М. Е. Собр. соч.: в 20 т. -- М.: Художественная лит-ра, 1972.

77. Сараскина Л. Бесы: Роман-предупреждение. -- М.: Совпис, 1990.

78. Севастьянова В. С. «В заговоре против пустоты» (О борьбе с небытием в «Камне» О. Мандельштама // Проблемы истории, филологии, культуры. -- 2016. -- № 4. -- С. 124-136.

79. Сейдашева А. Б. Мотив пустоты в романе В. О. Пелевина «Чапаев и пустота» // Вестник РУДН. -- 2017. -- Т. 22, № 3. -- С. 449-456.

80. Смольянинова Е. Б. Тропический рай Ивана Бунина (стихотворение «Цейлон» («Окраина земли...»)) // Русская литература. -- 2008. -- № 2. -- С. 143-158.

81. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. -- М.: Языки русской культуры, 1997.

82. Стрелкова А. Ю. Принцип «пустоты» в дзэн-буддизме и философии Догэна // Мистико-эзотерические движения в теории и практике буддизма. История, психология, философия: Сб. материалов Второй международной научной конференции / под ред. С. В. Пахомова. -- СПб.: РХГА, 2009. -- С. 301-310.

83. Судзуки Д. Т. Основы дзэн-буддизма // Буддизм / сост. Я. В. Боцман. -- Харьков: Фолио, 2011.

84. Суродина Н. Р. Русский концептуализм: онтологическая определенность пустот в языке и культуре // Русский постмодернизм: Материалы межвузовской научной конференции / под ред. проф. Л. П. Егоровой. -- Ставрополь: Изд-во СГУ, 1999. -- С. 71-76.

85. Тузиков А. Пустота: онтологическое, гносеологическое и психологическое значение. -- URL: http://psyfactor.org/lib/tuzikovl.htm (дата обращения: 24.09.2020).

86. Филий Д. Элевсин и его таинства. -- СПб., 1911.

87. Филатов В. Сны воинов пустоты // Новая литература. Электронный журнал (newlit.ru).

88. Философов Д. В. Быт, события, небытие (1910) // А. П. Чехов: pro et contra: в 2 т. / сост., предисл., общая ред. И. Н. Сухих; послеслов., примеч. А. Д. Степанова. -- СПб.: РХГА, 2002. -- Т. 1.

89. Франк С. Л. Крушение кумиров. Гл. 5 -- Духовная пустота и встреча с живым Богом // Франк С. Л. Соч. -- М., 1990. -- С. 161-182.

90. Цветаева М. И. Стихи и проза. -- М., 2002.

91. Чанышев А. Н. Трактат о небытии // Вопросы философии. -- 1990. -- № 10. -- С. 158-165.

92. Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. -- М.: Наука, 1986. -- Т. 10.

93. Шестов Л. Философия трагедии. -- М.: АСТ, Фолио, 2001.

94. Шохин В. К. Мнимые влияния (О современных попытках отыскать буддийские «корни» в христианстве) // Альфа и Омега. -- М., 1997. -- № 3(14). -- С. 274-307.

95. Штайнер Р. Мистерии древности и христианство. -- М., 1912.

96. Шубина П. В. Пустота как онтологическая и гносеологическая категория: способы говорить об отсутствии в западноевропейской философии: дис. . д-ра филос. наук. -- Архангельск, 2005.

97. Эпштейн М. Н. Пустота как прием. Слово и образ у Ильи Кабакова // Октябрь. -- -- № 10. -- С. 177-192.

98. Эткинд А. Хлыст. Секты, литература и революция. -- М., 1998.

99. Ямпольский М. Пошлость -- эстетический феномен. -- URL: http://stengazeta. net/?p=1000648 (дата обращения: 18.08.2020).

100. Янгутов Л. Е. Понятие Пустоты в буддийской философии // Вестник Бурятского госуниверситета. -- 2016. -- Вып. 3. -- С. 119-125.

101. Ястребова А. Л. Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности. СПб: Рипол-Классик, 2012.

102. Bergmann R. Katalog der deutschsprachigen geistlichen Spiele und Marienklagen des Mittelalters / unter Mitarbeit von E. P. Diederichs und Chr. Treutwein. -- Munchen, 1986.

103. Burkert W. Ancient Mystery Cults. -- Harvard, 1987.

104. Graf F. Dionysian and Orphic Echatology: New Text and Old Questions // Masks of Dionysus. -- Cornell, 1993.

105. Hencker M. von. Katalogbuch zur Ausstellung im Oberammergau. -- Munchen, 1990.

106. The Mysteries: Papers from Eranos Yearbooks / ed. by J. Campbell. -- Princeton, 1955.

107. Nillson M. P. The Dionysiac Mysteries of the Hellenistic and Roman Age. -- Stockholm, 1957.

108. Seaford R. Transformation of Dionysiac Sacrifice // Seaford R. Reciprocity and Ritual: Homer and Tragedy in the Developing City-State. -- Oxford, 1994. -- P. 281-328.

Размещено на Allbest.ru