Русская пресса о кончине Вильгельма Виндельбанда

Размещено на http://www.allbest.ru/

Русская христианская гуманитарная академия

Русская пресса о кончине Вильгельма Виндельбанда

Ермичёв Александр Александрович, доктор философских наук, профессор

Анализируется содержание публикаций в русской прессе, посвященных памяти немецкого философа В. Виндельбанда, скончавшегося в октябре 1915 г. Русские неокантианцы Б. В. Яковенко и С. Н. Гессен констатируют внесенные В. Виндельбандом элементы новизны в развитие европейской философии. С.Л. Франк, занявший позицию онто-гносеологизма, критически относится к нормативному идеализму В. Виндельбанда и отрицательно оценивает его националистическое оправдание войны. Приложением к статье являются малоизвестные заметки П. С. Юшкевича, А.И. Введенского и М. Н. Самсонова, посвященные В. Виндельбанду и опубликованные в газетах октября 1915 г.

Ключевые слова: неокантианство, первая мировая война, национализм, религиозный универсализм, В. Виндельбанд, А. И. Введенский, С. И. Гессен, М. Н. Самсонов, С.Л. Франк, П. С. Юшкевич, Б. В. Яковенко.

A.A. Ermichev

THE RUSSIAN PRESS ON THE DEATH OF WILHELM WINDELBAND

The article analyses the publications in the Russian press dedicated to the memory of the German philosopher Wilhelm Windelband (passed in October 1915). Russian neo- Kantians B. V. Yakovenko and S. N. Hessen observe the originality of certain ideas introduced by Windelband in the development of European philosophy. From the positions of onto- epistemology S. L. Frank regarded the normative idealism of Windelband with criticism and highly negatively evaluated thinker's nationalistic justification of the war. The little-known notes of P. S. Yushkevich, A. I. Vvedensky and M. N. Samsonov, dedicated to Windelband and published in October 1915 are to be found in the appendix to the article.

Keywords: neo-Kantianism, First World War, nationalism, religious universalism, W. Windelband, A. I. Vvedensky, S. I. Hessen, M. N. Samsonov, S. L. Frank, P. S. Yushkevich, V. Yakovenko.

В газете «Русские ведомости» -- кадетской, сориентированной на ценности европейской культуры -- в рубрике «Иностранные телеграммы» 16 октября 1915 г. появляется следующее сообщение: «Копенгаген (От нашего корреспондента), 14 октября. Скончался философ Виндельбанд».

Имя В. Виндельбанда было хорошо известно не только русскому студенчеству -- историкам, философам и юристам, изучавшим философию в университетах, но и гимназистам, которые тоже осваивали философию. При подготовке к экзамену по истории философии не было лучше его двух книг «История древней философии» и «История новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками». Обе книги с 1893 по 1913 г. вышли четырьмя изданиями. Перевели «Истории» В. Виндельбанда слушательницы Высших женских курсов в Петербурге под редакторским руководством заведующего кафедрой философии Петербургского университета Александра Ивановича Введенского. В своем «Предисловии» ко второму изданию «Истории древней философии» он с удовольствием написал, что две тысячи экземпляров перевода разошлись менее чем за четыре года, а требования на книгу поступали постоянно.

Инициатором перевода этих книг (и тогда же -- переводчицей) была Екатерина Ивановна Максимова (1857-1905) -- слушательница Санкт-Петербургских Высших женских курсов и потом их преподавательница. А. И. Введенский в прочувствованном некрологе Е. И. Максимовой аттестовал ее как первую из русских женщин, вообще занимавшихся преподаванием философских наук и первой, которая преподала их в высшем учебном заведении. виндельбанд философ пресса

Не только у студентов и гимназистов, но и у отечественных философов -- как профессионалов, так и «философствующих публицистов» -- имя В. Виндельбанда было предметом особого внимания. Это вполне объяснялось их общим заинтересованным отношением к расцвету немецкой философии в конце XIX -- начале XX вв., подогреваемом постоянным ощущением какого-то его кризисного финала. Надежды, связанные с расцветом, и опасения возможного кризиса возлагались, в первую очередь, на неокантианство -- наиболее совершенный результат этого процесса.

В сущности, значительная часть трудов и энергии русских философов и социальных мыслителей этого времени была употреблена на разбирательство неокантианских идей и их применения к общественным, культурным и собственно философским процессам. Об этом говорит постоянно демонстрируемая вражда религиозных философов и философов-марксистов (и материалистов и позитивистов) к Канту и к тем, кто «преодолевал» Канта (здесь имелось в виду неокантианство то Марбургской, то Баденской школ), но не так, как надо. Не о том ли свидетельствовала поднятая В. Ф. Эрном шумиха в связи с выходом первой книги русского издания «Логоса», попытка «Пути» подготовить сборник, направленный против немецкого идеализма, долгая работа Е. Н. Трубецкого над «Метафизическими предположениями познания»? Знаменитая «махомахия в стане марксистов» имела к этому самое прямое касательство.

Вот тогда-то, в конце XIX -- начале XX вв. русская молодежь едет учиться философии в Германию, о чем энергично высказался Андрей Белый: «...был организован настоящий экспорт юношей в Марбург и Фрейбург, где маститые минотавры съедали их без остатка и ими распоряжались...» [1, с. 272]. О том, как маститый «минотавр «В. Виндельбанд «съедал» русских студентов, с любовью и с уважением рассказал Ф. А. Степун в своих знаменитых воспоминаниях.

Возвратившись на родину, ученики Г. Когена, В. Виндельбанда и Г. Риккерта существенным образом меняли ландшафт отечественной философии -- началось взаимное проникновение традиционного, религиозно-онтологического, и нового, трансцендентно-идеалистического, направлений русской мысли, образцами чего стали книги С. Л. Франка, И. А. Ильина, Н. О. Лосского, Б. П. Вышеславцева и др.

Первая мировая война развела русских и немецких философов. На заседании Московского Психологического общества в феврале 1915 г. сообщалось, что по распоряжению г. Министра народного просвещения из его состава были исключены как германские подданные теперь уже бывшие его почетные члены А. Виндельбанд, В. Вундт, О Кюльпе, И. Ремке, а также четыре члена-корреспондента -- Г. фон Равенсбрук, М. Дессауэр, А. Байерсдерфер, Ш. фон Нотцит.

Но и то следует признать, что позиции, занятые немецкими учеными в войне, и сегодня представляются опасными и возмутительными. Девяносто три из них -- цвет немецкой науки -- 4 октября 1914 г. подписали обращение «К цивилизованному миру», в котором целиком и полностью и во всем оправдывались военные действия Германии. Но было и другое существенное: в обращении утверждалось, что немецкий милитаризм и немецкая культура суть одно и то же! Своих западных соседей интеллектуалы упрекали за то, что они подстрекают монголов и негров (читай -- русских и сербов) против белой расы. К великому огорчению русских гейдельбержцев это обращение подписали немецкие философы -- В. Вундт, В. Освальд, А Риль и уважаемый ими Виндельбанд. Далее было страшней. Через две недели еще четыре тысячи четыреста преподавателей немецкой высшей школы поддержали это выступление.

Насколько известно, в русской печати появилось несколько откликов на кончину В. Виндельбанда: уже в октябре 1915 г. «Северные записки» в разделе «Памяти умерших» печатают статью С. И. Гессена, в ноябре того же года в «Русской мысли» в разделе «В России и за границей» появилась заметка Л. Франка и, наконец, в 1916 г. в сдвоенной 132/133 книге «Вопросов философии и психологии» -- большая статья Б. В. Яковенко. Все они проходили философскую школу в Германии, немецкую философию знали очень хорошо и тонко чувствовали атмосферу ее повседневной жизни. Как своего учителя Гессен и Яковенко лично знали В. Виндельбанда, а Франк превосходно перевел его лучшую книгу -- «Прелюдии»» (1904).

Наиболее академичной из этих трех публикаций следует признать статью Б. В. Яковенко. В ней названы и положительно оценены основные новационные содержания о философском творчестве В. Виндельбанда -- проблемно-понятийное рассмотрение историко-философского процесса, нормативная интерпретация Канта, различие объективной и субъективной достоверности познания, учение об отрицательных суждениях и основоначалах логики, наконец, предложенная им классификация наук. Б. В. Яковенко пишет о высоком мастерстве Виндельбанда-педагога и только в заключении статьи, отделенном звездочками от основного текста, позволит себе жесткую критику культурно-политической позиции В. Виндельбанда военного времени.

Один из лучших учеников Г. Риккерта, С. И. Гессен в своем некрологе тоже говорит о новизне философских прозрений Виндельбанда, но акцентирует внимание на том, как коллеги развивают его идеи до степени теории (Г. Зиммель, Г. Риккерт, Э. Лоск). «Для Виндельбанда, -- оценивает С. И. Гессен, -- характерна была эта промежуточная роль зачинателя философского движения» -- того, кто находит проблему, намечает ее решение, но само оно достигается другими. «Чем же объяснить такое обилие новых мыслей, такую кипучесть творческой фантазии и такое бессилие дать им систематическое развитие?» -- спрашивает автор. «Вероятнее всего -- отсутствием воли к творчеству. Ученик одного из самых систематических мыслителей -- Лотце, Виндельбанд не ощущает в себе должного размаха и смелости для систематического творчества. Он чувствовал себя эпигоном. Несмотря на всю парадоксальность этого утверждения, можно с известным правом сказать, что Виндельбанду мешала чрезмерная глубина и совершенно исключительная его историко-философская образованность. По сравнению с отмеренной ему смелостью творческого устремления он слишком много понимал и много знал. Его давил груз историко-философского знания. Поэтому будучи вначале своей литературной и профессорской деятельности во главе философского движения, он к концу своей жизни, как-то отошел в сторону от большой дороги современной философии» [3, с. 222].

Так случилось, что книга С. Л. Франка «Предмет знания», в которой он прочно закрепляется на позиции онтогносеологизма, вышла в свет на последней неделе августа 1915 г., всего за полтора месяца до кончины В. Виндельбанда. Это обстоятельство не могло не сказаться на содержании его заметки о немецком коллеге. Если прямые последователи неокантианства Б. В. Яковенко и С. И. Гессен скорее констатировали те или иные элементы философских взглядов В. Виндельбанда, то обретенная С. Л. Франком теоретическая платформа предложила ему прочные основания для критики и неприятия неокантианского гносеологизма и нормативизма. Длившаяся уже более года война давала философу возможность, так сказать, применить свой онтологизм на практике социального движения. Он увязывал «умаление» идеалистического и религиозного духа Германии с социально-политическими и культурными процессами, свойственными ей в последней трети XIX -- начале XX вв. Из всего написанного о почившем заметка С. Л. Франка, помещенная в 11-й книге «Русской мысли», была самой критичной.

Оказалось, что даже всеми хорошо принятую «Историю древней философии» С. Л. Франк считает «педагогически мало целесообразной». К тому же в ней нет «адекватного интуитивного понимания и значения основных учений античной мысли» -- особенно Анаксагора и Платона с новоплатонизмом. Другая история философии Виндельбанда, заявленная автором «в ее связи с общей культурой», соприкасается с культурой только в заголовке на обложке. Вполне приемлем для С. Л. Франка учебник истории философии как истории проблем, но на русском он дан в плохом переводе (См.: [5, с. 20]).

С. Л. Франка интересует не Виндельбанд-историк философии, а Виндельбанд-преобразователь Канта, «основатель и вождь особой школы современного неокантианства» [5, с. 21]. Но как раз в этом качестве он и неприемлем. Если у Канта этика является путеводителем в мир трансцендентного, то у Виндельбанда нравственность, напротив, становится основой всего философского мировоззрении, причем так, что и теоретическая истина и идея безусловного Существа оказываются вторичны «от первичного начала долженствования» нравственной ценности.

Критические претензии С. Л. Франка не были этим исчерпаны. Неприемлемо еще то, что пустую форму нравственной ценности Виндельбанд наполняет обязанностью для человека выявлять и укреплять «стихийные основы национальной культуры», а далее -- ее совершенствовать. Так национальная культура обретает абсолютную ценность. Далее С. Л. Франк цитирует статью Виндельбанда «О принципе морали» из его «Прелюдии»: «Мы нисколько не колеблясь, выражаем одобрение, когда европейское общество при помощи своей цивилизации, при помощи огнестрельного оружия и броненосцев физически и морально разрушает один «дикий» народ за другим и постепенно стирает с лица земли. Этим нашим одобрением мы освящали бы лишь грубое право силы, если бы не были убеждены, что победоносное общество является носителем высшей нравственной ценности» [5, с. 22].

Относительно этого пассажа Виндельбанда переводчик тогда же, в 1904 г., заметил: «Для непредубежденного нравственного сознания, не может быть никакого сомнения, что физическое и моральное разрушение целых народов ни при каких условиях не заслуживает одобрения» [2, с. 264]. Общественным взглядам Виндельбанда, замечал он, свойственны черты «доктринерства и филистерства».

Таким образом, С. Л. Франк поставил свою заметку в контекст бурных споров о характере немецкой культуры, которая, к изумлению русского читателя, была потеснена агрессивным и жестоким милитаризмом. В этих обсуждениях С. Л. Франк принял активнейшее участие. Но сейчас, лишь упомянув о подписи В. Виндельбанда под манифестом 93-х, С. Л. Франк упрекает его за то, что он не дал философски обоснованного ответа на требования времени, когда теоретически признаваемую объективную общеобязательную истину нужно было согласовать с фактом убийственного противостояния на полях сражений.

Эта антиномия стала центральной проблемой выступлений С. Л. Франка 1914-1916 гг., в которых он пояснял свое отношение к «духовной сущности Германии». Будучи религиозным философом, он знал, что любое национальное бытие есть одно из проявлений Абсолюта, и не мог соглашаться с утверждением о Германии как воплощении зла.

Напротив, Виндельбанд, «слабой стороной» которого были «его суждения по общественным вопросам» (такой была оценка С. Л. Франка), не почувствовал такого антиномизма и пошел на поводу «общераспространенных верований его среды и народа» [5, с. 22].

Такими верованиями со времени, когда Германия вступила на путь материалистической цивилизации, а особенно со времени Бисмарка и франко-прусской войны, стали национальный эгоизм и поклонение мощи государственного механизма. При этом немцы, руководствуясь «сверхлично-нравственной волевой энергией, которая выражена в кантово-шиллеровой формуле “ты должен, следовательно, ты можешь”» [4, с. 10], вносят в свои верования силу религиозного воодушевления и, уже не замечая «безнравственности своего общего миросозерцания», превращаются в идолопоклонников.

С. Л. Франк увязывает эти процессы с ускоренными темпами становления материалистической цивилизации в Германии и, конкретнее, с политикой Бисмарка и победой во франко-прусской войне. Злой дух, овладевший Германией, -- это культ практического материализма в отношении национального целого. В этом С. Л. Франк видит специфическую черту мировоззрения воюющих немцев.

Но он не выносит окончательного приговора ни Германии, ни Виндельбанду. Мыслитель верит в общеевропейское будущее и в сохранность «живых и глубоких сил германского духа» [6, с. 27]. Порукой тому является «величайшее достижение» человечества -- установление понятия «категорического императива», открытие нравственности как свободно, внутренней силой самой личности признаваемого и осуществляемого и «вместе с тем безусловного веления» [4, с. 17].

Что касается Виндельбанда, то он был одним из тех, кто во времена засилья позитивизма и материализма в европейском сознании стал говорить о возвращении к идеализму Канта. Эти его заслуги и сегодня делают философа одним из первых робких и непоследовательных зачинателей грядущего духовного обновления Германии.

Три русских газеты тоже откликнулись на смерть В. Виндельбанда. Ниже статьи, в них появившиеся, приводятся по времени их публикации. В петроградской газете «День» 17 октября (№ 286 (1084), с. 6) появилась заметка марксиста и эмпириосимволиста П. С. Юшкевича, в советское время более известного по его критике в книге В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». В другой столичной газете -- «Биржевые ведомости» -- 18 октября (№ 1515, с. 7) была опубликована небольшая статья автора «русского доказательства критицизма» и руководителя кафедры философии Петроградского Императорского университета А. И. Введенского. 20 октября в московских «Русских ведомостях» (№ 240, с. 6) о Виндельбанде написал психолог, философ и эстетик, приват-доцент Московского университета и преподаватель Высших женских курсов Н. В. Самсонов.

Размещено на Allbest.ru