Мультикультурализм или культурный промискуитет?

Размещено на http://www.allbest.ru/

Мультикультурализм или культурный промискуитет?

Чешко Сергей Викторович - доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН

В статье анализируются процессы мультикультурализма, понятие «диаспора» в исторической ретроспективе и в контексте современных интеграционных тенденций. Автор отмечает, что Запад оказался не готов к выдвинутой им парадигме мультикультурализма и теперь вынужден искать пути решения этой проблемы. В то же время, Россия на протяжении всей своей истории демонстрировала в целом успешной пример мультикультурного развития.

Ключевые слова: мультикультурализм, миграции, диаспора, миротворчество.

S.V. Cheshko. Multiculturalism or Cultural Promiscuity?

The article analyzes the processes of multiculturalism, the concept of “diaspora ” in historical retrospect and in the context of modern integration tendencies. The author notes that the West was not ready for the paradigm of multiculturalism put forward by it and is now forced to look for ways to solve this problem. At the same time, throughout its history, Russia has demonstrated a generally successful example of multicultural development.

Key words: multiculturalism, migration, diaspora, peacemaking.

Волею обаяния Михаила Николаевича Губогло я оказался участником проекта «Миротворческий потенциал народной этики и эстетики». Честно говоря, я не являюсь сторонником привнесения в научные исследования, касающиеся этнополитической проблематики, сюжетов, которые связаны с моральными нормами или эстетическими вкусами. И очень не люблю «притягивать за уши» свои тексты к заданной теме. Но в данном случае мне показалось возможным и даже полезным совместить тему проекта со своими прагматически-материалистическими установками. Сложные «вызовы» современности требуют выявления стоящих за ними факторов и моделирования механизмов разрешения этнокультурных конфликтов.

Современные этнокультурные и этнополитические процессы разворачиваются на фоне, своего рода, бинарной оппозиции «глобализация - национализация». Глобализация проявляется в восхождении на гораздо более высокий, чем прежде, уровень интернационализации капитала (при этом транснациональные компании во многом определяют условия жизни отдельных государств, их внутреннюю и внешнюю политику), рынков труда, товаров, услуг, жизненных стандартов и, в значительной степени, культурных ориентиров людей. Национализация, как ответная реакция, состоит в стремлении отстоять собственный государственный суверенитет, национальные интересы - так, как они понимаются противниками глобализации, - свое право на выбор путей развития, культурную самобытность.

Эта коллизия дает дополнительную подпитку этнонационализму, который возник вообще-то в других исторических условиях и в разных странах в силу разных причин, но демонстрирует, что он представляет собой одну из устойчивых универсалий новейшего времени, способную выживать, видоизменяться и даже мультиплицировать в изменяющихся условиях. В одних случаях этнонационализм выступает как сопутствующий партнер социально-политического национализма, в других - как его конкурент или даже противник.

Коль скоро я затронул данную тему, то замечу, что эти два типа национализма имеют, на мой взгляд, принципиальное отличие. Социально-политический национализм, стремящийся утвердить или сохранить свой государственный суверенитет, склонен к некоторому обособлению от окружающего мира, в радикальном варианте - вплоть до изоляционизма. Этнонационализм же стремится к самоутверждению обычно за счет подавления реальных или выдуманных врагов и, часто, к захвату «Weltraum» - он, по сути, не является идеологией изоляционизма, может быть, скорее или зачастую экспансионизма, если к тому есть предполагаемые возможности. Поэтому, как ни странно это может прозвучать, этнонационализм в большей степени, нежели национализм, соответствует - не идеологии, видимо, а некоему духу глобализма, как антипод особости. Разумеется, бывают особые случаи своеобразного пересечения национализмов, когда трудно (но можно) разобраться «что-есть где» (например, нацистская Германия, КНДР, современная Украина).

Массовые акции антиглобалистов, участившиеся в последние годы, понятны. Надо, однако, понимать или для аккуратности, допускать, что глобализм - как «высшая стадия» интернационализма в современном мире - это, наверное, даже не зловредный заговор транснациональных корпораций и ведущих финансовых кланов. Человечество само в процессе своего развития пришло к высокому уровню интеграции. Правда, эта интеграция в разных частях земного шара происходит неравномерно, по-разному, зачастую сопровождается острыми конфликтами и кровопролитными войнами. Но она происходит. И она неизбежна по причине взаимодействия, обмена всевозможными ресурсами (и захвата их тоже), товарами, идеями, культурными образцами и людьми.

Наблюдая происходящие в мире процессы, легко скатиться к модным и бесплодным, на мой взгляд, рассуждениям о цивилизационных контроверзах (оживившаяся в последние годы тема евразийства - это из той же категории философически-политиче- ского «дискурса»). Нельзя, однако, не замечать того, что Старый свет и, пока в меньшей степени, Северная Америка становятся все более культурно разнородными, причем это происходит в значительной степени за счет массовой инфильтрации носителей культурных традиций, резко отличающихся от европейских. Реальный мультикультурализм все более становится неизбежной нормой, а это ставит перед государствами-рецепциентами и их коренным населением сложную задачу адаптации к новым реалиям. Я не оговорился - адаптироваться приходится именно Европе, а не мигрантам, поскольку европейские государства фактически проводят в отношении мигрантов политику вседозволенности, а отдельные попытки несколько ограничить ее вызывают агрессивную ответную реакцию. И, похоже, Европа не знает, что этому противопоставить. По сути, она оказалась перед вопросом, что грядет - некий качественно новый уровень мультикультурализма или своего рода культурный промискуитет с правом сильного на обладание самкой.

В контексте столь наверняка спорных рассуждений тема о миротворческом потенциале «народной культуры» оказывается где-то вдалеке от этой проблематики. Допускаю и даже считаю, что так и есть. Но ведь и скептический подход может быть полезным. А пока позволю себе остановиться на двух важных аспектах (их, конечно, больше) той совокупности проблем, о которых я пишу. Это - понимание значения межгосударственных, межконтинентальных и внутригосударственных миграций для осмысления феномена наступающего «мультикультурализма» и трактовка «диаспоры» в данном контексте.

Миграционные тенденции современности

мультикультурализм диаспора культурный

Понятие диаспоры непосредственно связано с переселениями целых групп людей в другие страны, где они оказывались в чужом для них этнокультурном окружении. Собственно, миграции сопровождали всю историю человечества и нередко носили массовый характер, радикально меняя облик целых регионов и континентов.

А.А. Зубов полагал, что исход древнейших предков людей современного вида из Африки начался 2 млн лет назад (Зубов 2012: 74). Последовало заселение Азии, Австралии, Европы, Нового Света. Наиболее близкие нам по времени крупные миграционные волны - расселение индо-ариев по Европе в I тыс. до н.э., Великое переселение народов в 1У-УП вв. (датировки варьируют, например - У-УШ вв.). В Новое и Новейшее время европейцы активно осваивали новые земли, обнаруженные в ходе Великих географических открытий, в результате чего сложились новые нации американцев, канадцев, австралийцев, новозеландцев, а миллионы африканцев были вывезены в Америку. Русские переселялись на огромные территории Сибири, Дальнего Востока и Туркестана (существенным стимулом была, в частности, столыпинская аграрная реформа), и этот процесс резко усилился уже при советской власти в связи с грандиозной кампанией по индустриализации страны, а затем, уже вынужденно, в годы Великой Отечественной войны (эвакуация гражданского населения, этнические депортации; кстати, они происходили еще в годы Первой мировой войны - выселение немцев из западных губерний России). Разумеется, это далеко не полная миграционная история человечества. И многое из нее мы до сих пор не знаем. Остается неясным появление/ происхождение шумерской цивилизации в Месопотамии, цивилизации Мохенджо-Да- ро - Хараппы на Индостанском полуострове, заселение Сибири, Америки, не говоря уже о менее крупных регионах (например, Северо-Восток Африки). Загадок истории древних культур, плохо обеспеченных письменными источниками, хватит на многие поколения историков, археологов, палеоантропологов.

Я это все вскользь напоминаю только для того, чтобы высветить ускользающий подчас в контексте обсуждения современных геополитических проблем факт - история человечества, начиная от его колыбели, являла собой и, возможно, состоялась в силу взаимодействия культур, в том числе за счет пространственных взаимодействий народов. Они могли выражаться в торговых и военных контактах, завоеваниях, но наиболее сильно в результате массовых миграций, обусловленных поисками благоприятных условий жизни или необходимостью уйти от возникших неблагоприятных условий жизни в прежних регионах обитания (нашествия врагов, природные катаклизмы, недостаток пищевых ресурсов в силу, например, роста численности населения). И теперь мы наблюдаем современность.

Последние десятилетия XX и начало XXI века демонстрируют резкое усиление межконтинентальных, межгосударственных и межрегиональных миграций, которые вполне уже можно назвать Вторым великим переселением народов. И оно имеет весьма примечательные особенности по сравнению с предыдущими эпохами.

Во-первых, это «Великое переселение» происходит, главным образом в Европу, а также в США, Канаду, Австралию - из стран Азии и Африки, - то есть в наиболее богатые страны, предоставляющие хорошие условия для жизни, а то и просто возможности выжить, учитывая, что во многих регионах выхода и сегодня свирепствуют голод и эпидемии. После распада СССР и «социалистического лагеря» добавились еще сотни тысяч мигрантов из Восточной Европы.

Во-вторых, оно происходит по историческим меркам практически мгновенно. Крупная арабская община во Франции начала складываться после мятежа ОАС в 1961 г. и обретения независимости Алжиром в 1962 г. Трудовые мигранты с Балкан устремились в Западную Европу еще во времена СФРЮ. Турки появились в ФРГ в 1960-е годы после того как в 1961 г. был подписан межгосударственный «трудовой пакт» между ФРГ и Турецкой Республикой (имелись аналогичные соглашения ФРГ и с рядом других государств). Правда, он не предусматривал укоренение турок в стране, но получилось иначе. «В отличие от миграций предыдущих эпох, которые порою были не менее масштабными и даже составили основу формирования так называемых переселенческих наций, - пишет В.А. Тишков - нынешние миграции имеют многовекторный характер, несводимый к линии “бедный Юг - богатый Север”» (Тишков 2016: 5).

Миграционные процессы с 1990-х годов захлестнули и Россию. Но у нас наиболее интенсивный характер имеют внутригосударственные миграции. Основная тенденция состоит в переселении представителей коренных народов Северного Кавказа в центральные области России. Первоначально этот поток мигрантов направлялся, прежде всего, в крупные города, привлекательные по причине обширности возможностей для применения своих сил. Со временем, когда эти ниши были заполнены, мигранты расселились практически по всей территории России, вплоть до заполярных территорий. Основная причина этого процесса состоит в том, что северокавказский регион беден ресурсами и не может, в условиях его экономической неразвитости, обеспечить людям работу и хорошие заработки. Кроме того, существенным стимулом для переселения послужил длительный вооруженный конфликт в Чечне в 1990-е годы. Из Чечни выехали не только почти все русские, но и многие тысячи самих чеченцев.

Экономические и/или политические проблемы стимулируют и массовую эмиграцию в Россию жителей некоторых постсоветских государств, прежде всего, с Украины, из Молдавии, Киргизии, Узбекистана, Таджикистана, Азербайджана.

Как правило, иммигранты занимают неквалифицированные ниши на рынке труда. Так, например, в Москве профессия дворника «монополизирована» узбеками, таджиками, киргизами, молдаванами. Правда, не они сами установили эту монополию. Просто работодатели платят им гораздо меньше, чем гражданам России, пользуясь тем, что многие иммигранты находятся на территории России не вполне легально или не умеют отстаивать свои права. Значительная часть сфер торговли и услуг занята выходцами с Северного Кавказа и из Закавказья. Таджики широко используются в строительстве, в чем они традиционно сильны. Многие мигранты работают водителями на общественном транспорте.

Для понимания причин эмиграции, а точнее, механизмов ее сдерживания, показателен пример Казахстана, из которого переселенцев-казахов сравнительно немного. В 1990-е годы из Казахстана в Россию выехали многие русские и представители других некоренных народов. В ФРГ уехало большинство из 900 тысяч (на 1989 г.) немцев.

Казахстан под руководством его президента Н.А. Назарбаева сумел выстроить эффективную экономику и неплохую социальную политику. Более того, власти Казахстана стимулируют возвращение в страну казахов, бежавших еще в 1920-1930-годы в Китай и другие сопредельные страны, спасаясь от гражданской войны в России, связанного с коллективизацией голода и репрессий советского времени. Переселенцев (оралманы) привлекают разнообразными льготами, включая значительные денежные пособия - около 3000 долларов на человека, включая грудных младенцев. Надо, конечно, иметь в виду, что Казахстан имеет богатые природные ресурсы и руководство страны умеет их использовать. Следует также отметить, что при Назарбаеве, после агрессивной казахизации в 1990-е годы осуществляется довольно деликатная политика, защищающая права людей, отличающихся от казахов по этническому происхождению, самосознанию и религии. Правда, это имеет больше значения для неказахских групп населения, чем для самих казахов. А вот недавнее решение о переводе казахского языка на латиницу может сильно осложнить жизнь именно казахов.

В России оседают выходцы и из других стран мира, причем не только стран «Третьего мира», но и из Европы и США. У нас уже есть мэр города африканец, есть обосновавшиеся в провинциальных городах и сельской местности фермеры, бизнесмены из той же Африки, США, Великобритании, Германии (включая растущую реэмиграцию этнических немцев, выехавших в свое время из СССР и России). Примеру француза Жерара Депардьё, принявшего российское гражданство, последовали еще несколько известных людей, и это уже не выглядит экзотикой.

В числе собственно трудовых мигрантов из «дальнего зарубежья» значительно преобладают китайцы и вьетнамцы. Китайцы находят применение своим силам в сельском хозяйстве, мелком бизнесе. Вьетнамцы заняты в мелкорозничной торговле на городских рынках, составляют значительную часть рабочей силы на подпольных швейных мастерских, изготавливающих контрафактную продукцию под торговыми марками известных зарубежных компаний.

Увеличение этнической, культурной, расовой и религиозной мозаичности пока касается преимущественно тех стран, которые представляются иммигрантам наиболее привлекательными. Однако, на мой взгляд, этот процесс будет распространяться вширь как одно из проявлений глобализации. Термин придумали ученые и политики, но он вполне соответствует современным, реальным процессам в глобальных масштабах. И теперь те же ученые вынуждены объяснять такие процессы и описывать их с помощью каких-то определенных терминов. Одним из них является термин «диаспора».

«Диаспора» в историческом и понятийном контекстах

В научной литературе и СМИ в качестве базового понятия для обозначения эмигрантских групп утвердилось понятие «диаспора». В разных странах выходят научные журналы с таким названием. Однако, в связи с применением самого термина «диаспора», возникает ряд вопросов, которые уже неоднократно обсуждались в научных публикациях (см., например: Арутюнов 2000; Тишков 2000; Тишков 2003; Ямсков 2010; Cheshko 2015; Shain 2007).

Позволю себе напомнить происхождение и историю использования этого термина, поскольку даже в ученой среде бытует представление, что он первоначально был связан с бегством евреев из Израиля в эпоху римского господства. На ошибочность такого мнения указывает сам термин, имеющий греческое происхождение - 5таоло- ра («рассеяние»). Изначально диаспорой назывались общности граждан древнегреческих полисов, мигрировавших на новые земли с целью их колонизации. А в среде эллинизированных евреев термин диаспора употреблялся для обозначения еврейских общин, состоящих из добровольно переселившихся из Израиля, в отличие от насильно изгнанных (галут) из Иудейского царства вавилонянами в 586 г. до н.э. и римлянами - из римской провинции Иудея в 136 г.

Считается, что под влиянием Септуагинты («перевод семидесяти старцев») - первого перевода Ветхого Завета на древнегреческий язык, датированного Ш-П вв. до н.э., - слово диаспора изначально использовался для обозначения именно евреев рассеяния, насильно изгнанных из Земли Израиля.

Со временем термин «диаспора» неоднократно пытались конкретизировать. Вот одно из его определений: «Диаспора... - часть народа (этноса), проживающая вне страны своего происхождения, образующая сплоченные и устойчивые этнические группы в стране проживания, и имеющая социальные институты для поддержания и развития своей идентичности и общности» (Социология 2003).

Дефиниций на этот счет - великое множество, а не очень вдумчивые ученые, публицисты и журналисты настолько расширили область применения этого термина, что он уже почти стал отождествляться с терминами «этнические меньшинства», «этнические группы», «этнические общины» и т.п. А.Н. Ямсков, рассуждая на эту тему, писал: «Итак, можно заключить, что корректная и соответствующая современной мировой социальной науке трактовка обсуждаемого термина может быть следующей. Диаспора - дисперсно расселенное этническое меньшинство иммигрантского происхождения, являющееся гражданами страны проживания, представители которого создали собственные общественные организации и предпринимают усилия как минимум по изучению и популяризации языка и культурных традиций родины предков <.> Иные категории этнических меньшинств не должны именоваться диаспорами, иначе данный термин потеряет свое вполне конкретное значение и превратится просто в синоним общего понятия “этническое меньшинство”» (Ямсков 2010: 134).

«Диаспоры» в России

Расширительное толкование понятие «диаспора» доводит до абсурда. Так, в работах многих российских ученых (и не только начинающих, кто еще плохо разбирается в нюансах понятийно-терминологического аппарата) коренные россияне из числа нерусских народов, живущие в исконно русских или преимущественно русских областях страны, именуются диаспорами. Татарин, бурят или калмык, гражданин России, родившийся в России и имеющий предков на российских кладбищах до, скажем двадцатого поколения, но переселившийся в Москву или Владимир, якобы должен принадлежать к соответствующей «диаспоре». То есть в этих городах и регионах он не вполне и «россиянин». На подобные несуразицы обращали внимание и другие авторы (см., напр.: Тишков 2003; Ямсков 2010: 138-139). В.А. Тишков, например, в этой связи писал о «диаспоризации всей страны», когда «.фактически все группы российского населения нерусского этнического происхождения, проживающие за пределами так называемых своих республик или государств (под “своими” имеется в виду совпадение название группы и государства: “татары - Татарстан”, “армяне - Армения”), вдруг стали называться диаспорами» (Тишков 2003: 467-468).

На подобные представления работает и другой стереотип, связанный с неразберихой вокруг термина «коренные народы». Как известно, в англоязычной литературе термины «aboriginal», «indigenous» применяются к народам, которые в свое время европейцы обнаружили в заморских странах, - обычно народов небольших, стоявших на более ранних, чем сами европейцы, стадиях общественного развития («primitive peoples»). В русском языке есть термины, которые имеет приблизительно такой же смысл - «туземный», «туземец» (то есть это люди, народы, обитающие в «тех», новооткрытых землях). Они применялись в эпоху Российской Империи, прежде всего, в отношении народов Сибири, занимавшихся охотой, рыболовством, оленеводством.

В Советское время от этих терминов почти совсем отказались, поскольку они казались уничижительными по отношению к народам, в отношении которых Советская власть проводила политику модернизации. Базовыми понятиями стали, как казалось, более нейтральные термины «коренной», «коренные народы» (от коренной - исконный, изначальный). Однако в результате этих лингвистических изменений произошла своего рода логическая инверсия. Коренными теперь называют все автохтонные или «очень давно» переселившиеся на данные территории народы, независимо от их численности, социальной и культурной продвинутости. Переселяясь теперь в новые места, представители этих народов как бы перестают быть «коренными», даже если они мигрируют в пределах своей же страны - России, и превращаются в диаспоры. Следствием этого является, в частности, то, что при таком подходе крупнейший народ, русские, не должен рассматриваться в качестве коренного на большей части России - в Сибири, на Дальнем Востоке, в республиках Поволжья и Северного Кавказа, в Карелии. Но в то же время никому не приходит в голову называть русских, живущих в этих регионах, диаспорой. На мой взгляд, термин «коренные народы» плохо подходит для адекватной характеристики современных полиэтничных государств. Можно говорить о том, что человек как индивид - «коренной», если он родился в данной местности.

Дело, однако, не только в терминологических эволюциях, но и в стойкости некоторых идеологических стереотипов советской эпохи, связанных с особенностями государственного устройства СССР и его идеологическим обоснованием. Советское федеративное государство было устроено по этническому принципу и включало иерархическую систему союзных республик и автономий разных уровней. Считалось, что эти территориально-политические образования были формой государственного, административно-территориального самоопределения конкретных народов и, по сути, «принадлежали» им, хотя здесь же обитали и другие этнические группы, нередко превышавшие по численности «коренное» население. Соответственно, если человек переезжал в другой регион, то попадал в категорию людей, «проживающих за пределами своих национально-государственных образований». А в современной, модной терминологии - это диаспоры.

Не больше оснований называть диаспорами в России представителей титульных народов некоторых новых, постсоветских государств. Так, армянская и грузинская общины Москвы складывались еще с XVII века. Российских немцев тоже едва ли можно считать диаспорой. Они начали селиться в средневековых русских княжествах как минимум с конца XII века, а после Манифеста императрицы Екатерины II 1762 г. иммиграция в Россию из различных немецких и австрийских земель приобрела массовый характер, причем в то время еще не существовало ни немецкой, ни австрийской наций с более или менее единым этническим самосознанием. В ходе наших экспедиций в Казахстана во второй половине 1980-х годов мы наблюдали четкое разделение «немцами» себя на швабов («швабен»), саксонцев («саксен»), австрийцев, меннони- тов («платы» - сами они называли себя чаще всего «плаутдич») и др. Интересно, что немцы-католики (выходцы из Австрии, Баварии и других католических германских земель) предпочитали ходить в православные храмы, а не в молельные дома протестантов в силу сходства обрядности и антуража католицизма и православия.

В советское время, в связи с процессами модернизации, резко усилились миграционные процессы. Они привели к увеличению этнической гетерогенности многих регионов страны, причем, не только центральных. Так, освоение нефтяных и газовых месторождений Сибири привлекло специалистов из Азербайджана, имевших богатый опыт работы на нефтяных полях Прикаспия, многих тысяч выходцев с Украины. Украинцев, а также белорусов в России, вообще бессмысленно рассматривать в качестве диаспор в силу близкого этнокультурного и языкового родства этих народов. Существует, как известно, даже точка зрения, имеющая корни в историографии XIX века, что это не три отдельных народа, а единый народ с тремя диалектами одного, русского языка. Обычно ее высказывают публицисты, журналисты и политики, а прежде всего, радикальные сторонники идей «Русского мира» и панславизма. Но и с научной точки зрения здесь нет ничего «крамольного» в силу близости культур, наличия многочисленных пограничных «интерсубкультур» и отсутствия четких критериев различения языка и диалекта.

«Диаспоры» в зарубежном мире

К Европе рассуждения в духе диаспорной терминологии еще менее уместны. В противном случае придется признать, например, что все население Швейцарии - это диаспоры немцев, французов, итальянцев, а собственно швейцарцев не существует, за исключением разве что ретто-романцев. Многочисленные общины турок, арабов, выходцев из «черной Африки», Южной Азии, бывшей Югославии, Восточной Европы - это уже не диаспоры, а очень значительные компоненты населения стран Западной и Центральной Европы.

Едва ли можно называть диаспорами в США ирландцев, немцев, афроамериканцев, латинос, а уж в Канаде, тем более, - франкофонов и англофонов, во Франции армян, в Аргентине итальянцев. Все «нации иммигрантов» (американцы, канадцы, австралийцы, новозеландцы и др.) могут формально считаться диаспорами, но никто так их не именует. Подобных примеров можно привести множество. Да и евреи, с которыми ассоциируется само понятие «диаспора», давно уже не диаспора, а своего рода мировой народ. Рискну усомниться и в правомерности квалификации корейцев в странах бывшего СССР в качестве диаспоры. Более ста лет - это достаточно большой срок, чтобы корейцы в разных частях бывшей Российской Империи и СССР и постсоветских государствах выработали некоторые культурные и ментальные особенности, отличающиеся от страны выхода (см.: Хан 2009). В равной мере трудно считать русской диаспорой в Китае албазинцев, укоренившихся здесь в XVI век - настолько они подверглись аккультурации со стороны китайцев (см.: Курто 2013).

Следует обратить внимание также на численность «диаспор». Китайцы - почти 40 млн человек (в Малайзии они составляют почти четверть населения страны), индийцы - около 30 млн, русские - примерно 25 млн, украинцы - свыше 12 млн, армяне - более 8 млн, греки - тоже около 8 млн человек. Эти показатели соответствуют численности населения многих полноценных и не самых мелких государств. Не менее важно то, что эти группы прочно укоренились в странах проживания, выработали определенные способы адаптации к иноэтничной среде, сами вносят важные черты в их культурный облик, подвергаются аккультурации и ассимиляции.

Бывают случаи, когда такие условия приводят к формированию специфической этнической идентичности. В ходе своих экспедиций в Среднюю Азию мне приходилось общаться с выходцами с Украины, потомками переселенцев начала XX века. Они называли себя не украинцами, а хохлами, считая, что украинцы на Украине - это не очень «правильные» украинцы. Идентичность «хохол» типична и для украинцев приграничных районов Украины и России (см.: Листова 2014). Здесь она основывается на традиционном смешении лексики, близости локальных вариантов культуры и на родственных связях. Вообще для населения этих территорий разграничение понятий «русский» и «украинец» никогда не имело существенного значения.

Мультикультурализм в контексте «Диаспоры» и vise versa

Европа сильно рискует утратой своего традиционного культурного облика. Она заполнена выходцами из Африки, Азии, с Балкан, из постсоветских стран. Мигранты привозят с собой собственные культурные традиции, которые (если это выходцы из Азии и Африки) резко отличаются от европейских норм, и это, как мы видим, зачастую является одним из факторов возникновения межэтнических и межрелигиозных конфликтов.

Не обязательно быть сторонником взглядов Хантингтона, чтобы признать, что одной из главных коллизий является противопоставление мусульманских ценностей христианским - с поправкой на то, что носителями и интерпретаторами мусульманских ценностей в данном случае являются выходцы из бедных стран и бедных слоев тамошних обществ, для которых межконфессиональная толерантность, уважение к иным культурам, мягко говоря, несвойственны. Тема о целенаправленной инфильтрации в Европу потенциальных террористов тоже очень актуальна. Но, похоже, в целом мы наблюдаем своего рода реваншистскую колонизацию Европы бывшими европейскими колониями с целью перераспределения материальных ресурсов, нажитых Европой посредством эксплуатации колоний.

Европа оказалась явно неготовой к подобной экспансии, спровоцированной ей же самою. Европа не учла, как минимум, следующие факторы:

зачастую мигранты, попавшие в иную этнокультурную среду, не считают обязательным соблюдать нормы поведения, совершенно обязательные в их исконных социумах, в отношении коренных европейцев;

многие коренные насельники регионов-реципиентов не имеют опыта общения с носителями существенно отличных от собственных традиций;

усиление конкуренции на рынке труда и услуг, высокий уровень криминоген- ности среди мигрантов.

Тем не менее, о мультикультурализме приходится говорить по причине чрезвычайной актуальности этого понятия и всего вкладываемого в него в зарубежной и отечественной науке.

В.А. Тишков выделял три «уровня или сферы применения» дефиниции «мультикультурализм»: «Существует уровень демографического или дескриптивного использования, когда данным словом определяются общества, имеющий сложный этнодемографический профиль. Последние часто называются полиэтничными или мультукультурными. Существует идеологическая или нормативная сфера, где определяются концепты и установки, что есть мультикультурализм, помимо простого признания существования культурно сложного сообщества на уровне государства или его регионов. Наконец, возможно выделить сферу программатики и политики, через которые идеология и желаемая нормативность должны претворяться в целенаправленные коллективные действия» (Тишков 2002: 334-335).

А В.С. Малахов высказывался довольно резко, иронично, но, по-моему, в целом справедливо: «Слово “мультикультурализм” провоцирует недоразумения. Оно не было однозначным уже в пору своего возникновения, а за полтора десятилетия использования в публичных дебатах обросло самыми противоречивыми, вплоть до взаимоисключающих, значениями: от коммунитаристской критики либерализма до этноцентристски и расоцентристки мотивированного изоляционизма, от левацкого жеста субверсии по отношениию к существующим структурам господства до неоконсервативного постмодернизма» (Малахов 2002: 48).

Действительно, «мультикультурализм», возникший первоначально в Канаде (см.: Тишков 2002: 337-345), а затем распространившийся в Австралии и Западной Европе (в США он не обрел большой популярности), на поверку означал нечто красивое, прогрессивное, а реально довольно абстрактное - что-то между «плавильным тиглем» и апартеидом. Суть концепции мультикультурализма, принятой в Евросоюзе в качестве неофициальной, но общепринятой политической доктрины, состоит в мирном сосуществовании, сотрудничестве и интеграции старожильческих и иммигрантских общин с разными культурными традициями. Как это делать на практике, ее создатели, кажется, не знали, а на деле все свелось к поощрению миграций из стран «Третьего мира» и созданию режима наибольшего благоприятствования для переселенцев в сферах социального обеспечения, занятости, поддержания их культурных традиций. Поведение европейцев напоминало умиление в духе парадигмы «доброго дикаря» философов эпохи Просвещения, хотя, конечно, задача привлечения рабочей силы в стареющую Европу играла, как минимум, далеко не последнюю роль.

Ситуация радикально изменилась в последние годы в связи с резким увеличением миграционных потоков из стран Северной Африки и Передней Азии. Не буду рассуждать о причинах этого всплеска, какие силы и каким образом, в каких целях его спровоцировали - это сфера профессиональной деятельности политологов. Но фактом является то, что в результате Европа оказалась на грани коллапса как в области безопасности, так и в сохранении своего культурного облика.

Не думаю, что можно говорить о правоте теории войны цивилизаций Хантингтона, поскольку миграционный вал только отчасти выглядит спонтанным. Виноваты, прежде всего, лидеры самих европейских стран с их неразумной миграционной политикой, догматическим следованиям неким нормам демократии, толерантности и т.п. Однако нельзя не признать и того, что Старый Свет проигнорировал угрозу, связанную с гигантским разрывом между ним и странами «Третьего мира» по уровню благосостояния, обеспеченностью продовольствием, да вообще по всему, что называется качеством жизни.

Европа, кажется, долго не могла понять, что теперь колонии нагрянули к ним с ответным визитом. Даже теперь, после всех драматичных и трагичных событий в европейских странах, производных от политики мультикультурализма, в них действуют общественные движения, выступающие против отказа от нее. А политиков вроде Мари Ле Пен причисляют, самое мягкое, к правым националистам, а чаще - к расистам и фашистам. Но это уже чисто политологическая тема, связанная с конфликтом экономических и политических интересов в современном западном мире. Следует только заметить, что этот национализм обычно трактуют неверно (а в наших СМИ, воспитанных на советской традиции понимания национализма как этнонационализ- ма, это вообще, кажется, не понимают и упорно именуют Мари Ле Пен идеологом радикального национализма). Национализм «а ля Ле пен»- это не этнический шовинизм, а отстаивание государственного суверенитета перед наднациональным (надгосударственным) диктатом евробюрократии и подпитывающим ее транснациональным капиталом (о новом издании идеи Соединенных Штатов Европы я писал: Чешко 2016: 144). Да и вообще, нормативные теории и понятия политологии и политической экономики, действовавшие в 1960-1980-е годы, куда-то делись. Понятия «консерватизм», «неоконсерватизм», «либерализм», «неолиберализм» и т.п. чудесным образом изменили свое значение, нередко, на прямо противоположное, и теперь уже непонятно, с чем мы имеем дело. Но посредством подобных инверсий удобно манипулировать общественным мнением.

Как бы то ни было, к концу первого десятилетия текущего века в Европе, наконец-то обнаружили, к чему ведет политика мультикультурализма. Ее критики не без основания утверждают, что эта политика ведет к разрушению европейских культур, нарушению прав коренных европейцев, угрожает их безопасности, ведет к исла- мизации Европы. Наиболее резонансной в этом смысле стала книга Тило Сарраци- на «Германия. Самоликвидация» (Саррацин 2012). Но в 2010-е годы и лидеры ряда ведущих европейских государств - А. Меркель, Д. Кэмерон, Н. Саркози - заявляли, что считают политику мультикультурализма провалившейся.

И что со всем этим делать?

Мои суждения относительно применимости понятия «диаспора» не означают, что я призываю отказаться от его использования в исследованиях современных миграционных и связанных с ними этнокультурных процессов. Более того, допускаю, что и в современном мире можно попытаться отыскать такие группы людей, которые можно называть диаспорами. Но это, возможно, будут исключения из глобальной тенденции перемешивания населения. И необходимо скорректировать смысл понятия «диаспора», учитывая чрезвычайную вариативность процессов этнокультурной гетерогенизации существующих государств и обществ. При этом необходимо еще иметь в виду, феномен превращения диаспор в «недиаспоры» и наоборот, о чем писали, в частности, С.А. Арутюнов (Арутюнов 2000) и В.А. Тишков (Тишков 2000).

Мне близка мысль В.А. Тишкова о том, что реально в современном мире происходит «формирование транснациональных общностей за привычным фасадом диаспоры» (Тишков 2003: 462.). Правда, не более, чем близка, поскольку возникает вопрос о собственно этнической специфике (или отсутствия таковой) этих пока еще больше гипотетических общностей. Данная тенденция или, хотя бы перспективная проблема, заслуживает специальных исследований. Надо также иметь в виду, что неаккуратное употребление этого термина может иметь негативные психологические, идеологические и политические последствия, провоцировать риски для внутренней политической стабильности отдельных стран.

Живучесть «диаспорных» стереотипов в головах многих исследователей чревата риском ухода от осмысления новых глобальных реалий. А они требуют выработки каких-то новых подходов, прорывов в выработке механизмов регулирования мировых интеграционных процессов, когда они затрагивают этнокультурную палитру человечества.

При этом неплохо бы учитывать уже имеющийся опыт, который обычно упускают при обсуждении методологических, идеологических и политических коллизий вокруг «мультикультурализма».

Такой опыт есть у России (а еще, например, у Китая, Индии и других стран, не являющихся для Запада «референтными»), как есть у нее существенные отличия и преимущества перед Европой, попытавшейся встать на путь мультикультурализма. В России, по большому счету, нет межрелигиозного и межкультурного противостояния. Россия веками строилась - более того, складывалась - на основе того самого «мультикультурализма», который на Западе вдруг изобрели в 1970-е годы, а теперь сокрушаются по поводу провала этой политики. Напрашивается аллюзия известной телевизионной рекламы - «вы просто не умеете их готовить». Одно из очень важных отличий состоит в том, что Запад стал сходу принимать инородные этнокультурные массы людей, не озаботившись анализом, к чему это приведет. И теперь Европа должна понять, как не превратить раскритикованный, но не отмененный (и отменить уже очень трудно - джинн выпущен на волю) мультикультурализм в культурный промискуитет.

* * *

И в заключении пора возвратиться к той теме проекта, в рамках которой выполнена данная работа - «Миротворческий потенциал народной этики и эстетики». Что могут дать традиционные соционормативные нормы и мировоззренческие установки разных народов для, если не разрешения, то, хотя бы смягчения (микширования, демпфирования и т.п.) обозначенных выше проблем?

На мой взгляд, немного. Если иметь в виду «традиционные» культуры, несущие следы многовековой истории своих народов, то в них можно найти следы «мирно- сти», «терпимости», но не по отношению к чужакам вообще, а в конкретных ситуациях - например, в контексте обычаев гостеприимства, да и то «до порога дома», как на Кавказе. А в фольклоре можно найти и множество примеров недоверчивого и даже враждебного отношения к чужакам: «Незваный гость...» и тому подобное. Многие самоназвания народов, относимых, условно говоря, к племенной стадии развития, означают только «мы - люди», «мы - настоящие люди». К соседям «люди» не относилось. «Традиционным этнологам» все это хорошо понятно. Можно, конечно, проводить масштабные и дорогостоящие исследования, чтобы выкопать в тех архаических традициях что-то «толерантное». Только есть ли смысл? Более перспективно, например, использовать миротворческие мотивы, содержащиеся в авра- амических религиях, в буддизме, джайнизме и пр., богатое гуманистическое наследие мировой философии и литературы.

Изменился мир. Изменились народы-этносы. Их современные культуры - это уже давно глубоко традиционные культуры, трансформировавшиеся на индустриально/ постиндустриальной базе. Разумеется, я имею в виду народы «развитых стран». Если говорить о массах мигрантов из стран «Третьего мира», то ни о каких миротворческих традициях речи не может быть.

Полагаю, есть только одно, что может способствовать взаимопониманию, согласию, миру между людьми - способность видеть в человеке именно и прежде всего

ЧЕЛОВЕКА, а уж потом эллина или иудея. Эта способность должна выступать как «категорический императив» нашего времени.

Литература

Арутюнов 2000 - Арутюнов С.А. Диаспора - это процесс // Этнографическое обозрение, 2000. № 2. С. 74-78.

Зубов 2012 - Зубов А.А. Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета. М.: АСТ- ПРЕСС, 2012.

Курто 2013 - Курто О.И. Русский мир в Китае: Исторический и культурный опыт сосуществования русских и китайцев. М.: Наука - Вост. лит., 2013.

Листова 2014 - Листова Т.А. Воронежские украинцы - русские хохлы // Вестник антропологии, 2014. № 2 (28). С. 116-128.

Малахов 2002 - Малахов Владимир. Зачем России мультикультурализм? / Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / под ред. В.С. Малахова и В.А. Тишкова. М.: ИЭА РАН, 2002. С. 48-60.

Саррацин 2012 - Саррацин Т. Германия: самоликвидация / пер. с нем. М.: Рид Групп, 2012. Ситнянский, Бушков 2016 - Ситнянский Г.Ю., Бушков В.И. Миграции населения в Центральной Азии: прошлое, настоящее и будущее. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2016.

Социология 2003 - Социология: Энциклопедия / сост. А.А. Грицанов, В.Л. Абушенко, Г.М. Евелькин, Г.Н. Соколова, О.В. Терещенко. М.: Книжный Дом, 2003.

Тишков 2016 - Тишков В.А. Введение / Культурная сложность современных наций / отв. ред.

В. А. Тишков, Е. И. Филиппова. М.: Политическая энциклопедия, 2016. С. 3-6.

Тишков 2002 - Тишков Валерий. Заключение / Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / под ред. В.С. Малахова и В.А. Тишкова. М.: ИЭА РАН, 2002. С. 331-350.

Тишков 2000 - Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Этнографическое обозрение. 2000, № 2. С. 43-63.

Тишков 2003 - Тишков В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии. М.: Наука, 2003.

Хан 2013 - Хан В.С. Корё сарам: кто мы? (Очерки истории корейцев). Бишкек, 2009.

Чешко 2016 - Чешко С.В. Рец. на: Культурная сложность современных наций / отв. ред. В.А. Тишков, Е.И. Филиппова; Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. М.: Политическая энциклопедия, 2016. С. 140-146.

Ямсков 2010 - Ямсков А.Н. Проблема трактовки понятия «диаспора» / Учитель XXI века. Интеграция естественно-научного образования в мировое образовательное пространство: Сборник научных статей. Редколлегия: В.Т. Дмитриева (отв. ред.), В.П. Белобров, А.Н. Ямсков. - М.: изд. МГПУ, 2010. С. 134-139.

Cheshko 2015 - Cheshko S. «Diaspora» in the Contemporary World - What is It? // International Journal of Global Diaspora Studies. 2015. Vol. 1. No. 2. (www.wadis.or.kr). Pp. 3-10.

Shain 2007 - Shain Y. Kinship and Diaspora in International Affairs. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2007.

References

Arutiunov S.A. Diaspora - eto protsess // Etnograficheskoe obozrenie, 2000. No. 2. Pp. 74-78. ZubovA.A. Kolumby kamennogo veka. Kak zaselialas' nasha planeta. Moscow: AST-PRESS, 2012. Kurto O.I. Russkii mir v Kitae: Istoricheskii i kul'turnyi opyt sosushche-stvovaniia russkikh i kitaitsev. Moscow: Nauka - Vost. lit., 2013.

Listova T.A. Voronezhskie ukraintsy - russkie khokhly. Vestnik antropologii, 2014. No. 2 (28). Pp. 116-128.

Malakhov Vladimir. Zachem Rossii mul'tikul'turalizm?. Mul'tikul'turalizm i transformatsiia postsovetskikh obshchestv. V.S. Malakhova, VA. Tishkov (Eds.). Moscow: IEA RAN, 2002. Pp. 48-60.

Sarratsin T. Germaniia: samolikvidatsiia. trans. from German. Moscow: Rid Grupp, 2012.

Sitnianskii G.Iu., Bushkov V.I. Migratsii naseleniia v Tsentral'noi Azii: proshloe, nastoiashchee i budushchee. Moscow: Institut etnologii i antropologii RAN, 2016.

Sotsiologiia: Entsiklopediia. A.A. Gritsanov, VL. Abushenko, G.M. Evel'kin, G.N. Sokolova, O.V Tereshchenko (Eds.). Moscow.: Knizhnyi Dom, 2003.

Tishkov VA. Vvedenie. Kul'turnaia slozhnost' sovremennykh natsii. V.A. Tishkov, E.I. Filippova (Eds.). Moscow: Politicheskaia entsiklopediia, 2016. Pp. 3-6.

Tishkov Valerii. Zakliuchenie. Mul'tikul'turalizm i transformatsiia post-sovetskikh obshchestv. V.S. Malakhova, V.A. Tishkova (Eds.). Moscow: IEA RAN, 2002. Pp. 331-350.

Tishkov V.A. Istoricheskii fenomen diaspory. Etnograficheskoe obozrenie, 2000. No. 2. Pp. 43-63.

Tishkov VA. Rekviem po etnosu: Issledovaniia po sotsial'no-kul'turnoi antropologii. Moscow: Nauka, 2003.

Khan VS. Kore saram: kto my? (Ocherki istorii koreitsev). Bishkek, 2009.

Cheshko S.V Rets. na: Kul'turnaia slozhnost' sovremennykh natsii. V.A. Tishkov, E.I. Filippova (Eds.). Moscow: Politicheskaia entsiklopediia, 2016. Pp. 140-146.

Iamskov A.N. Problema traktovki poniatiia “diaspora'. Uchitel' XXI veka. Integratsiia estestvenno- nauchnogo obrazovaniia v mirovoe obrazovatel'noe prostran-stvo: Sbornik nauchnykh statei. Redkollegiia: V.T. Dmitrieva (ed.), VP. Belobrov, A.N. Iamskov. M.: MGPU, 2010. Pp. 134-139.

Cheshko S. “Diaspora” in the Contemporary World - What is It?. International Journal of Global Diaspora Studies. 2015. Vol. 1. No. 2. (www.wadis.or.kr). Pp. 3-10.

Shain 2007 - Shain Y. Kinship and Diaspora in International Affairs. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2007.

Размещено на Allbest.ru