Лев Шестов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Лев Шестов

К.В. Ворожихина

Институт философии РАН

АННОТАЦИЯ

лев шестов философ экзистенциальный

Статья посвящена биографии и творчеству русского религиозного экзистенциального мыслителя Льва Шестова. В статье отражены основные этапы мировоззренческой эволюции философа: анализируются истоки его творчества, рассматривается круг мыслителей и философов, который был наиболее близок Шестову, исследуются причины трансформаций его взглядов, заставившие мыслителя преодолеть этическое и встать на путь философии трагедии и имморализма, прослеживается его творческая эволюция от народничества к ницшеанству и религиозной философии экзистенциального типа. Автор статьи анализирует, как менялось понимание Шестовым этического, его видение философии и представление о гуманизме, отношение к личности и наследию Ф. Ницше на протяжении творческого пути. В статье рассматриваются основные понятия его учения: трагедия, живой Бог, вера, разум, грех, дерзновение, «всемство», смерть, умозрение и др. Прослежена связь с европейскими интеллектуалами, оценен вклад Льва Шестова в западную культуру.

Ключевые слова: Лев Шестов, экзистенциальная философия, религиозная философия, философия трагедии, литературная критика, народничество, Ницше, Кьеркегор, «Афины и Иерусалим»

ABSTRACT

Шестов родился 31 января (12 февраля) 1866 г. в семье киевского коммерсанта Исаака Моисеевича Шварцмана. В юности он, как и многие, увлекался политикой и был близок к народовольцам, изучал Маркса и был одним из первых критиков марксистского учения в Киеве [1.С. 75]. В 1884--1889 гг. будущий философ обучался в университете. Сначала он поступил в Московский университет на математический факультет, затем перевелся на юридический. Учителями Шестова в университете были профессора А.И. Чупров, находившийся под влиянием Д.И. Писарева и Н.Г. Чернышевского и считавшийся выразителем взглядов народнического направления, и И.И. Янжул, который приобрел известность, находясь на посту фабричного инспектора. Во время учебы под влиянием Янжула Шестов написал в соавторстве статью «О положении рабочих в России». Вскоре ему пришлось оставить Московский университет, и он вернулся в Киев. В 1889 г. после окончания Киевского университета Шестов работал над диссертацией «Фабричное законодательство в России». Из-за революционности содержания текст не прошел цензуру, рукопись и черновики диссертации были утеряны. В возрасте 23--28 лет Шестов пробовал себя в прозе -- писал рассказы, героями которых были правдоискатели и революционеры, борцы против социальной несправедливости, готовые принести себя в жертву во имя высоких идей. Первые из дошедших до нас публикаций Шестова появились в ежедневной «литературной, политической и художественной» киевской газете народнического направления «Жизнь и искусство», где в 1895--1899 гг. он вел журнальное обозрение, публиковал статьи по юридическим и финансовым вопросам под псевдонимами «Читатель», «Черный», «Л.Ш.».

Осенью 1895 г. Шестов пережил нервное расстройство, сопровождавшееся сильными мучительными невралгиями и полным упадком сил. Дочь мыслителя Н.Баранова-Шестова предположила, что занятие нелюбимым делом -- работа на мануфактурных складах отца (с 1891 г.) -- могло спровоцировать подобное состояние. К этому же периоду относится знакомство с начинающими поэтессами сестрами В.Г. и А.Г. Малахиевыми. Согласно свидетельствам В.Г. Малахиевой, шестовская философия трагедии родилась из личной драмы мыслителя -- из мучительных отношений, сложившихся между философом и сестрами Варварой и Анастасией. В итоге Шестов сделал предложение Анастасии, но отец философа не дал согласия на брак с православной девушкой. Это подорвало душевные силы философа, и он пережил тяжелый кризис.

В 1896 г. Шестов уехал за границу, чтобы лечиться, заниматься литературой и философией. В Европе он переезжал с места на место: останавливался в Вене, Карлсбаде, Берлине, Рейхгале, Париже, Лё-Трепоре, Мюнхене и др. В 1896-- 1897 гг. Шестов работал над первым крупным сочинением «Шекспир и его критик Брандес», которое было опубликовано под псевдонимом «Лев Шестов» в издательстве А.М. Менделевича в декабре 1898 г. Во время работы он читал Шекспира, Брандеса, Тэна, Канта, начал изучать Ницше. В конце 1898 г. Шестов завершил работу над второй книгой «Добро в учении гр. Толстого и Ф. Ницше (философия и проповедь)», которая была опубликована спустя два года в типографии М.М. Стасюлевича благодаря рекомендации В.С. Соловьева и хлопотам Л. А. Сева. В 1902 г. в журнале С.П. Дягилева «Мир искусства» напечатано третье сочинение Шестова «Достоевский и Ницше (философия трагедии)» (№№ 2--9/10), которое в январе 1903 г. вышло отдельным изданием в типографии Стасюлевича. Эта работа Шестова выдержала наибольшее количество изданий и была переведена на множество языков. В период 1899--1904 гг. он познакомился с петербургскими философами и литераторами: Л.А. Севом, Н.М. Минским, П.Б. Струве, Д.С. Мережковским и В.В. Розановым. В Киеве произошло знакомство философа с Г.И. Челпановым, С.Н. Булгаковым, Н.А. Бердяевым, М.Б. Ратнером, А.М. Ремизовым. Несмотря на расхождения в некоторых принципиальных вопросах, между Шестовым и Бердяевым завязалась искренняя дружба, продолжавшаяся всю жизнь. Приблизительно в это же время он познакомился с философом А.М. Лазаревым и писателем Е.Г. Лундбергом, впоследствии также ставшими его ближайшими друзьями. В 1903--1904 гг., находясь в Швейцарии, Шестов написал книгу «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления)», которая вышла в 1905 г. в издательстве «Общественная польза». В это же время Шестов познакомился с Е.К. Герцык, с которой состоял в переписке с 1902 г. В 1908 и 1910 гг. вышли сборники статей «Начала и концы» и «Великие кануны», куда вошли работы философа о А.П. Чехове, Ф.М. Достоевском, Н.А. Бердяеве, Л.Н. Толстом, Ф. Сологубе. 2 марта 1910 г. Шестов посетил Л.Н. Толстого в Ясной Поляне. В 1910 г. с женой А.Е. Березовской (официальный брак был заключен в Лондоне в 1908 г., в России он не был признан действительным) и дочерьми переехал в Швейцарию, жил в Коппе (до 1914 г.), где начал углубленно изучать европейскую философию и богословие, которые с этого момента становятся центральным предметом его размышлений (за исключением Библии).Этот этап является водоразделом между литературно-критическим и собственно философским периодами творчества философа. В КоппеШестовых навещают друзья из России: В.Г. Мала-хиева-Мирович, Е.К. Герцык, С.В. Лурье, А.М. Ремизов, Е.Г. Лундберг и др. Там было написано сочинение «Solafide-- только верою», которое было издано посмертно (вторая часть вышла по-французски в 1957 г.; на русском языке она была опубликована в 1966 г. в издательстве YMCA-Press). В октябре 1914 г. Шестовы переехали в Москву, где мечтали остаться навсегда. В московский период философ часто встречался с Г.Г. Шпетом, Г.И. Челпановым, С.Н. Булгаковым, Н.А. Бердяевым, В.И. Ивановым, М.О. Гершензоном, С.В. Лурье, сестрами А.К. и Е.К. Герцык и др. 11 июня (по старому стилю) 1918 г. Шестов присутствовал на рукоположении в священнический сан С.Н. Булгакова и подарил ему сукно на рясу. В октябре 1919 г. философ с семьей покинул неспокойный Киев и через Харьков, Ростов, Новороссийск и Ялту выехал за границу. Одновременно с этим он начал «Дневник мыслей», в котором размышлял о судьбе России. В декабре 1919 г. Шестов получил звание приват-доцента Таврического университета, которое впоследствии помогло ему при устройстве профессором на Русское отделение Парижского университета. На первых порах Шестов с семьей прибыл в Геную, затем -- в Париж и Женеву. В Женеве им была написана статья «Что такое русский большевизм» с изложением своего понимания происходящего в России, которая вскоре была опубликована в “Mercure de France”.

С весны 1921 г. Шестов обосновался в Париже, где установил контакты и наладил сотрудничество с эмигрантскими газетами и изданиями: «Последние новости», «Грядущая Россия», «Современные записки». Шестов начал чтение лекций на Русском отделении Института славяноведения при Сорбонне, где на протяжении 15-ти лет он вел свободный курс по философии, посвященный русской философии и ее «резонансам» с европейской мыслью. Впервые французские критики обратили внимание на философа в 1922 г. после выхода статьи «Преодоление самоочевидностей. К столетию рождения Ф.М. Достоевского» в номере журнала “Nouvelle Revue Franзaise”, приуроченном к юбилею русского писателя. После выхода номера в парижских газетах и журналах стали появляться «сочувственные заметки» о статье. Шестову начали поступать предложения от французских издательств. В 1923--1924 гг. Шестов был приглашен в Понтиньи, где проводились встречи, целью которых было сближение интеллигенции из различных стран. Это было первое общение русского мыслителя с французскими интеллектуалами. Шестов начинает публиковаться во французских журналах: “Nouvelle Revue Franзaise” Ж. Ривьера, “Mercure de France” и “Revue philosophique de la France et de l'йtranger”, которым руководил Л. Леви-Брюль. С 1921 по 1930 гг. философ часто ездил в Берлин (гостил у психоаналитика М.Е. Эйтингона), где встречался с русскими и немецкими писателями и философами. В 1925 г. Шестов вошел в президиум общества Ницше Германии, которое способствовало изданию на немецком его работы «Власть ключей», и стал членом Кантовского общества. В 1924 г. он познакомился с Б. Фонданом, молодым поэтом румынского происхождения, который впоследствии стал его учеником. К 1926 г. у Шестова появился широкий круг знакомых среди русских, французских и немецких литераторов и философов. Из французских интеллектуалов у него установились приятельские отношения с философом-ницшеанцем Ж. де Готье, Л. Леви-Брюлем, он общается с германистом и знатоком творчества Ницше Ш. Андлером, Г. Марселем, А. Маль-ро, Ж. Маритеном. В 1928 г. произошло знакомство Шестова с Э. Гуссерлем, М. Бубером, М. Хайдеггером, Г. Шпильбергером, чуть позже с Х. Ортега-и-Гассетом. С Гуссерлем и Бубером завязались теплые приятельские отношения; благодаря им Шестов узнал о датском мыслителе С. Кьеркегоре и начал изучать его работы. Шестов читал лекции и выступал с докладами во Франции, Германии, Швейцарии и Палестине. Из числа русских эмигрантов самым близким человеком для Шестова на протяжении долгих лет оставался Бердяев, с которым он вел ожесточенные споры по самым существенным философским вопросам; кроме него Шестов дружил с И.А. Буниным, в разные периоды времени общался с Д.С. Мережковским, З.Н. Гиппиус, П.Б. Струве, П.Н. Милюковым, А.М. Ремизовым, А. Белым, З.А. Венгеровой, Н.М. Минским, М.И. Цветаевой, С.Н. Булгаковым. В 1929 г. вышла книга Шестова «На весах Иова (Странствование по душам)» в издательстве «Современные записки» и одновременно с этим ее немецкий перевод (“Auf Hiobs Waage”). В 1936 г., когда Шестову исполнилось 70 лет, по инициативе Шлёцера был создан Комитет друзей Льва Шестова, который взял на себя финансирование издания сочинений философа. Кроме Шлёцера туда вошли Л. Леви-Брюль, Н.А. Бердяев, П. Дежарден, А.Ю. Добрый, М. Эйтингон, Ж. де Готье, А.М. Лазарев, Ж. Полан. Благодаря комитету было издано сочинение философа «Киргегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне)». Книга вышла в философской серии издательства “Vrin” тиражом в 1000 экземпляров с пометкой “Les amis de Lйon Chestov” («Друзья Льва Шестова») в 1936 г., на русском языке она появилась в 1939 г. В 1937--1938 гг. Шестов читал лекции на французском радио, посвященные творчеству Достоевского и Кьеркегора. В 1938 г. в издательстве “Vrin” опубликован итоговый труд Шестова“Athиnes et Jerusalem” («Афины и Иерусалим»), которая состояла из статей, написанных Шестовым за 10 лет (1926--1936). На немецком языке в переводе Г. Руофа книга “Athen und Jerusalem” вышла в австрийском издательстве “Schmidt- Dengler”. На русском языке она была опубликована в 1951 г. в издательстве “YMCA-Press”. В Граце было учреждено Шестовское общество, которое просуществовало несколько лет и издало ряд книг о русском мыслителе. В 1938 г. Шестов заболел бронхитом, у него открылся туберкулез, 20 ноября он умер в клинике Буало. Философ похоронен на кладбище Boulogne-Billancourt.

2. СОЧИНЕНИЯ

Первым учителем философии для Шестова был Шекспир: именно от него мыслитель воспринял «столь загадочное и непостижимое, а вместе с тем, и столь грозное и тревожное: время вышло из своей колеи» [2.С. 304]. Шестов начал читать Шекспира, Канта и Библию в 1892--1894 гг. Будущий философ и литератор сразу же ощутил себя противником Канта, а от чтения Шекспира потерял сон. Впервые Шестов написал о творчестве английского драматурга в 1895 г. в киевской газете «Киевское слово». Его статья «Георг Брандес о Гамлете» (Л.Ш.<Шестов Л.> Георг Брандес о Гамлете // Киевское слово. 1985. № 2855.С. 2--3) была реакцией на опубликованные в журнале «Русская мысль» (1895, № 8--9) главы из работы о Шекспире известного датского критика Г. Брандеса.

В 1896 г., находясь за границей, Шестов вновь обращается к творчеству Шекспира. Прочитав сочинение Брандеса о жизни и творчестве Шекспира, начинает работать над новой статьей о трагедиях английского драматурга, которая постепенно разрослась в книгу, получившую название «Шекспир и его критик Брандес» (1898).

В этой работе Шестов стоит на этических позициях. Нравственность для Шестова не носит формального характера: добра не существует вне человека и независимо от него; добро -- это не идол и не цель, целью являются люди. «Высший закон в душе» соткан из «тончайших сердечных струн» [3. С. 91], он строится на сопереживании другим людям, на любви к ближнему, что означает «чувствовать в ближнем самого себя» [3. С. 210]. По мнению Шестова, нравственность начинается там, где заканчивается действие категорического императива, поскольку она не терпит принуждения.

В работе о Шекспире Шестов критикует науку и научную литературную критику в духе И. Тэна и Г. Брандеса, поскольку, возвеличивая закон причинности, объясняющий события внешнего мира, они утрачивают способность постигнуть внутренний мир человека и смысл его страданий, и потому сводят содержание человеческой жизни к случайности. В отличие от науки философия открывает смысл того, что кажется бессмысленным, случайным и ненужным. Шестов понимает философию как «обзор и объяснение человеческой жизни» [3. С. 69]; она направлена на то, чтобы «объяснить смысл жизни во всех ее проявлениях» [3. С. 69], «поставить жизнь впереди всего, в ней видеть начало» [3. С. 69]. Идеалом философа для Шестова является Брут, философия которого служит не только вопрошанием, но и обретением ответа; для Брута размышления размыкаются в поступок, жизнь и философия неразрывно связаны.

Первое сочинение Шестова отличается критическим отношением к философии Ф. Ницше, которого он только начинает изучать в этот период. Впервые познакомившись со взглядами немецкого мыслителя, Шестов не сразу понял их и не мог принять. Он пишет об авторе сочинения «Так говорил Заратустра» как о вдохновителе Г. Брандеса, как об антигуманисте, выразителе аристократических идеалов и апологете рабства, что было неприемлемым для Шестова, воспитанного на традициях «шестидесятников» с их гуманизмом и любовью к человеку. Однако уже в следующей работе мы видим иное восприятие творчества немецкого философа. Начинается ницшеанский период творчества Шестова.

В сочинении «Добро в учении гр. Толстого и Ницше (философия и проповедь)» (1900) Шестов переосмысливает свое представление об этическом в духе Ницше. Шестов рассматривает жизненный и творческий путь немецкого философа, начавшийся с обожествления добродетели и закончившийся восстанием и бунтом против морали и переосмыслением понятий добра и зла. Сущность добродетели, пишет он, следуя за Ницше, заключается во лжи, лицемерии, трусости и отказе от жизни. По мнению Шестова, Ницше приходит к формуле величия человека -- amorfati, что означает любовь к судьбе, к необходимости, т.е. к жизни, какой она является на самом деле: «в жизни есть зло -- стало быть нельзя его отрицать, проклинать; отрицания и проклятия бессильны» [3. С. 307]. При этом, как подчеркивает Шестов, философия Ницше оказывается ближе к Евангельским идеалам, чем романы Толстого.

Если в первой книге Шестов борется с призраком случая, то впоследствии мыслитель изменяет свою точку зрения: в работе о Толстом и Ницше он утверждает, что случай все же имеет власть над людьми, и все, что может сделать человек, -- склониться перед ним, покориться судьбе и принять жизнь со всеми ее тяготами и роковыми изломами. Позднее и эта позиция переосмысливается Шестовым. С нарастанием фидеизма в его мировоззрении он пришел к выводу, что для Бога нет ничего невозможного, как и для человека, верующего в Него.

В книге «Достоевский и Ницше (философия трагедии)» (1902, 1903) Шестов первый (наряду с Д.С. Мережковским) провел параллель, которая ранее не представлялась возможной, -- параллель между творчеством православного писателя Ф.М. Достоевского и философией аморализма Ф. Ницше. Шестов сближает идеи романов Достоевского и философию Ницше, полагая, что в основе творчества русского писателя и немецкого мыслителя лежит сходный трагический опыт, который приводит к «перерождению убеждений» одного и «переоценке всех ценностей» другого. Достоевский и Ницше являются великими психологами: они открывают эру психологии, которая приходит на смену эре разума и морали. И тот, и другой являются имморалистами, несмотря на то, что у них пытались найти некую обновленную мораль. В их идеях нет прочности, нет равновесия, почвы, они мыслят противоречиями, поэтому философ и писатель не годятся в учителя. Они не являются проповедниками, поскольку не выражают готовых истин, но находятся в постоянном поиске и привлекают читателей не в качестве учеников или паствы, а в качестве свидетелей этого поиска.

Несмотря на свое народническое прошлое, на то, что ранние статьи и рассказы Шестова имели политическое звучание и были направлены на пробуждение общественного сознания, со временем он отказался от пропаганды каких-либо политических идей. В третьей книге (о Достоевском и Ницше) Шестов проводит мысль, что идея всеобщего счастья -- красивая выдумка, и если человек видит свою задачу в строительстве «Царства Божьего» на земле, то все погибло: благоденствием будущего зачастую оправдываются бедствия и преступления настоящего.

В 1903--1904 гг. Шестов работает над новой книгой, которую он хотел посвятить творчеству Тургенева и Чехова. Ему оставалось объединить собранный материал, подчинить его главной идее, но, не желая приносить в жертву идее и последовательности живую мысль, Шестов решился издать в форме афоризмов «внешним образом ничем не связанные меж собой мысли» [Цит. по: 4.С. 63]. Опубликованная в 1905 г. книга «Апофеоз беспочвенности (опыт адогматиче-ского мышления)» произвела скандал в обществе, вызвала всеобщее негодование. Все знакомые Шестова были ею недовольны из-за афористичной формы изложения, которая не была принята в то время, а также из-за того, что Шестов не приходил к заключениям, -- он ставил вопросы, не давая ответа. По всей видимости, только отзыв А.М. Ремизова на эту книгу был положительным (Ремизов А.М. По поводу книги Льва Шестова «Апофеоз беспочвенности» // Вопросы жизни. 1905. № 7.С. 204).

Форма афоризма позволяла Шестову сохранять недосказанность, оставляя место для непоследовательности, давала возможность не искать доказательств, подчеркивала адогматизм автора и асистемность его воззрений. Впоследствии он включал афоризмы в большинство своих книг. В этой книге Шестов выступает критиком устоявшихся убеждений, мировоззрений, систем и теорий, закрывающих человеку путь к истине и жизни. Он продолжает тему перерождения убеждений и переоценки всех ценностей и, выступая против общеобязательности, предлагает человеку довериться себе. По мнению мыслителя, истин столько же, сколько людей, поэтому каждый человек должен быть творцом истин, жить на свой страх и риск и делать выводы на основе собственного опыта. Тех, кто живет по чужой указке, «следует всячески клеймить и порицать. В них говорит лень и трусость» [5.С. 206]; согласно Шестову, мужество и дерзновение являются единственными предпосылками мышления, которое должно оставаться свободным, «адогматическим».

Прочитав в книге У. Джеймса «Многообразие религиозного опыта» о М. Лютере, Шестов обращается к сочинениям и личности религиозного реформатора, вынесшего свое кредо «solafide» из опыта «переоценки всех ценностей»; при этом «спасение верою» Лютера он отождествляет с ницшеанским «по ту сторону добра и зла».В работе «Solafide-- только верою (Греческая и средневековая философия.Лютер и Церковь)» (1911--1914) шестовская критика разума и этики становится более резкой и акцентированной. Шестов обращается к библейскому сюжету о грехопадении, который оказывается ключевым для его антропологии, этики и гносеологии. От Лютера он воспринимает фидеизм. Свою философию, отныне религиозную parexcellence, Шестов выстраивает, опираясь на католическую и протестантскую теологию (сочинения Августина, М. Лютера, А. Гарнака, Г. Гризара, Г. Денифле, А. Ричля и т.д.).

Следуя формуле Г арнака, Шестов начинает видеть в христианстве и святоотеческой традиции неестественный симбиоз Откровения с эллинской мудростью. Работу Шестова«Власть ключей (Potestasdavшm)» (1923) можно рассматривать как продолжение, с одной стороны, критики католицизма М. Лютером, с другой -- «легенды» о Великом Инквизиторе Ф.М. Достоевского. Основным объектом критики христианства является понятие власти ключей, то есть права Церкви «вязать и решать».

Смысл идеи ро1е81а с1аушш, согласно Шестову, заключается в том, что ключи от Царства Небесного хранятся на земле -- тот, кто хочет войти в ворота райского сада, должен рассчитывать на свои дела и силы. Этим, по мнению мыслителя, христиане похожи на идолопоклонников: и те, и другие боятся вверить себя живому Богу. Католичество, считает Шестов, представляет собой воплощение идеи неограниченной власти человека над небом и землей и желание того, чтобы ключи хранились в человеческих руках, находились под человеческим контролем. Ни одна церковь, пишет Шестов, кроме католической, не претендовала на непогрешимость. Книга «Власть ключей» была закончена в 1919 г., однако ее публикация в России так и не состоялась из-за требования большевиков уделить несколько страниц учению К. Маркса [См. 6].

В книгу «На весах Иова (Странствования по душам)» (1929) вошли статьи, написанные философом в эмиграции в 1920--1926 гг. Она состоит из трех частей: «Откровения смерти» (в нее вошли статья о Достоевском, которая обратила на себя внимание французских критиков и способствовала налаживанию связей Шестова с французскими интеллектуалами, и работа «На Страшном суде» о сочинениях Толстого), сборник афоризмов «Дерзновения и покорности» и раздел «К философии истории», куда вошли сочинения о Спинозе, Паскале и Плотине, которым философ, вероятно, стал интересоваться под влиянием В.И. Иванова. Эпиграфом к книге служат слова ветхозаветного Иова: «Если бы взвешена была горесть моя, и вместе страдание мое на весы положили, то ныне было бы оно песка морей тяжелее» (Иов. 6:2--3)).Согласно Шестову, на одной чаше весов лежат тяжелые, грузные и неподвижные самоочевидности, диктуемые разумом и природой, на другой -- «невесомые» обида, страх, ужас, восторг, торжество, отчаяние, свобода, которые оказываются «самым важным» и перевешивают чашу весов как для Шестова, так и для близких ему мыслителей.

Одной из центральных тем книги является загадка смерти. В 1938 г. в личной беседе Шестов говорил Б. Фондану о том, что главной идеей «Откровений смерти» было то, что начало истины заключено в смерти [См.: 7.С. 183]. Философия, неоднократно повторяет Шестов вслед за Платоном, -- это подготовка к умиранию. Смерть дает нам истину, которая является не отрицанием жизни, а, наоборот, ее утверждением: «откровение смерти есть, в последнем счете, искание за видимыми ужасами разложения и конца невидимых начал новой красоты» [Цит. по: 4. С. 207] по ту сторону всех тревог бытия. В статье о Толстом он пишет о том, что страшна не смерть, а страшно «жить нашей бессмысленной, тупой жизнью. Наша жизнь есть смерть, наша смерть -- есть жизнь или начало жизни» [8.С. 111]. В книге «На весах Иова» остро звучит тема противостояния «всем-ству». «Записки из подполья» прочитываются Шестовым в новом ключе: подпольный «джентельмен» -- это человек, дерзнувший «противопоставить себя всему миру, всей природе и даже последней самоочевидности: „все“ не считается со мной, но и я не считаюсь со „всем“» [8.С. 49].Шестова интересует «отвергнутый всемством человек», которого он призывает «заявить своеволие». «Всемство» губит истину: как только мы хотим открыть истину, сделать ее явной, мы начинаем видеть, «как все», говорить то, что нужно «всем». Поэтому никакая экзистенциальная истина не может оставить следа в истории. Как только истина становится всеобщей, то есть оказывается достоянием культуры и истории, -- она исчезает. История оказывается пустой оболочкой, скорлупой, утратившей конкретное содержание. Занимаясь не частным, но общим, она пытается уловить и отразить дух времени, упуская из виду то, что противоречит ему. Между тем, когда индивид идет на поводу у общей тенденции развития, когда он служит духу времени, -- он действует как социальный индивид и выражает не себя, но внешнее, наносное, поверхностное, чуждое, возможно, даже враждебное его «я».

Другим важнейшим понятием философии Шестова становится дерзновение, взятое у Плотина, которое Шестов называет «величайшей правдой человека». Философ призывает отказаться от повиновения, которое «есть начало земных ужасов, начало смерти» [8.С. 312] и устремиться к борьбе -- с разумом, с законами, с ограничениями, накладываемыми на человека природой. Сама философия становится для Шестова «великой и последней борьбой».

Начав по настоянию Гуссерля читать Кьеркегора, Шестов пишет своим родственникам Ф.И. и Г. Л. Ловцким: «Иногда кажется, что он (Кьеркегор -- К.В.) читал „Ап.<офеоз>Бесп. <очвенности>“, или я читал его книги» [Цит. по: 7. С. 26]. Главное расхождение между мыслителями заключается в отношении к гегелевской диалектике: несмотря на критику Гегеля, она остается неотъемлемой частью философии датского философа.

В книге «Киргегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне)» (1939) Шестов отождествляет экзистенциальную философию Кьеркегора с философией трагедии (обе берут начало в отчаянии и «слиты» с верой). Экзистенциальная философия требует не изложения какого-либо учения, а его проведения в жизнь, его осуществления. Для Шестова основной идеей экзистенциальной философии является мысль о том, что для Бога все возможно, которую он, следуя за Кьеркегором, начинает воспроизводить в своих поздних сочинениях и статьях. Экзистенциальная философия, согласно Шестову, -- это «борьба веры с разумом о возможном, вернее о невозможном» [9.С. 230]. Экзистенциальными мыслителями для Шестова являются Лютер, Паскаль, Кьеркегор и Достоевский. Вслед за Кьеркегором и Ницше Шестов пишет о жестокости и свирепости «кроткого» христианского учения, основанного на бесконечных императивах и требованиях «ты должен».

В 1933 г. на французском языке вышла книга Кьеркегора «Повторение». В 1934 г. в журнале «Путь» (№ 39) была опубликована статья Шестова «Гегель или

Иов? (По поводу экзистенциальной философии Киркегарда)» о книге «Повторение», в которой он сближает повторение с «вечным возвращением» Ницше, являющимся для Шестова символом всемогущества Бога, который в силах отменить прошлое и сделать бывшее небывшим.

Итоговый труд Шестова«Афины и Иерусалим» является своеобразной «критикой разума»; он пишет в предисловии: «Задача настоящей книги испытать притязание человеческого разума или умозрительной философии на истину» [10.С. 332]. В первой части книги Шестов рассуждает об ограниченности и несвободе мышления, о давлении «вечных истин» и о «сотворенных» истинах; вторая часть -- этика, или критика практического разума, в ней содержатся размышления о свободе воли и о знании, ограничивающем волю человека, учащем благочестию и повиновению, заставляющем философов и христиан покорно, стоически и даже радостно относиться к тяготам и невзгодам -- то есть искать счастья в «фаларийском быке»; третья часть -- рассуждение о невозможности примирить «библейскую, откровенную истину с истиной эллинской» [10.С. 332], то есть о противоположности Афин и Иерусалима; четвертая часть посвящена вере -- «второму измерению мышления». Первоначально работа была опубликована на французском и немецком языках (1938 г.), на русском она появилась только в 1951 г.

В этой книге свою философию Шестов определяет как религиозную, то есть «рождающуюся в безмерных напряжениях, через отврат от знания, через веру, преодоление ложного страха пред ничем не ограниченной волей Творца, страха, внушенного искусителем нашему праотцу и переданного нам всем» [10. С. 335]. Афины у Шестова символизируют негативную противоположность откровенного знания: господство рациональных истин, отдаляющих человека от истоков жизни -- древа жизни. Ученые и философы Афин вкушают плоды с древа познания, содержащие в себе яд -- несвободу и смерть. Иерусалим -- это образ ничем не ограниченной райской свободы, когда человек находился в непосредственных отношениях с Богом, когда все было «добро зело» и не существовало ни страдания, ни рабства, ни смерти.

Шестов призывает к борьбе с Ананке (Необходимостью), то есть со всеобщими и необходимыми, принуждающими и принудительными истинами [10. С. 406].Для человека, который дерзнул вырваться из-под ее власти, нет ничего невозможного, бывшее может стать не бывшим, он становится не нудимым, а власть имеющим. По мнению Шестова, философия может дать человеку сверхъественное зрение, т.е. не такое, которое видит то, что есть, а иное, благодаря которому то, что он видит, по его воле становится тем, что есть. Шестов вновь переосмысливает Ницше: он критикует немецкого философа за amorfati, в которой ранее видел величие человека, теперь же наоборот -- отказ от борьбы и безропотную и даже радостную покорность судьбе. Наиболее важной частью учения Ницше для Шестов становится понятие безмерного и могущественного «вечного возвращения», способного одолеть Ананке.

3. УЧЕНИЕ

Философия Шестова -- это «странствование по душам» мыслителей, близких философу по духу (среди них -- Шекспир, Ницше, Достоевский, Толстой, Лютер, Паскаль, Кьеркегор и др.).Шестов видел свою задачу в восстановлении траектории внутренней жизни исследуемого философа, осознании того, как преломился пережитый мыслителем опыт в его произведениях. Шестов использовал неявный способ изложения мыслей, прикрываясь масками своих философских двойников, что давало ему возможность вовлечь читателя в полемику и размышление, а не преподносить готовые «истины».

Многие критики и комментаторы (в том числе -- Н.А. Бердяев, Н.М. Минский, М.О. Гершензон) указывали на психологизм метода Шестова при исследовании творчества философов и писателей. Минский отмечал, что «Шестова влечет не столько к философии, сколько к философам» [11.С. 295], не к идеям, но к лицам. Однако при этом, по замечанию Бердяева, он не интересуется «многообразием индивидуальных душ», а все его герои похожи друг на друга и переживают одну и ту же трагедию, перед которой бессильны общественные переустройства, и которую, согласно Шестову, нужно принять и понять. Ему в определенной мере присущ «психологический схематизм», искусственно упрощающий сложные индивидуальности исследуемых им мыслителей.

Начиная с первой книги, философ размышляет о смысле трагедии. Согласно Шестову, трагедии, происходящие с человеком, не являются случайностью, они -- «разумная необходимость», благодаря которой происходит духовный рост; совершенство и развитие, считает философ, необходимо выстрадать: «скорбями заостряется» [3. С. 58] душа, она становится способной понимать жизнь; «под видимым всем горем... происходит невидимый рост... души» [3. С. 175].

Шестов прослеживает, как перерождаются герои в трагедиях Шекспира: мыслителю-Гамлету трагедия необходима, чтобы очнуться к жизни и воспринимать людей не как понятия и категории, а как живых чувствующих существ; Брут, как и Гамлет, -- мыслитель, но прошедший через горнило жизни и возвысившийся до настоящей философии, предполагающей открытость миру и любовь к людям; Марций, не идущий на поводу у внешних обстоятельств, отстаивает свою свободу и право на свой путь вопреки римским традициям и идеалам; Лир, подобно Иову многострадальному, теряет все, но не смиряется и отстаивает свои права и человеческое достоинство; Макбет становится жертвой «полиции духа» -- жестокого и неумолимого категорического императива, единожды нарушив который, он навсегда подвергается нравственной анафеме, что толкает его на дальнейшие злодеяния.

Впоследствии Шестов развивает свою философию трагедии, то есть «философию безнадежности, отчаяния, безумия -- даже смерти» [12.С. 1]. Философ утверждает, что человек, побывавший в области трагедии, «начинает иначе думать, иначе чувствовать, иначе желать. Все, что дорого и близко всем людям, становится для него ненужным и чуждым» [12.С. 16], он оказывается уже не способным вернуться к обыденности.Переживание трагического является для Шестова средством познания: «нет иного пути к истине, как через каторгу, подземелье, подполье» [12.С. 37].Основной вопрос, который ставит философия трагедии, -- «имеют ли надежду те люди, которые отвергнуты наукой и моралью, т.е. возможна ли философия трагедии?» [12.С. 16]. Философ развивает свою критику идеализма и утверждает, что мир человеческой души противоположен сфере разума и совести. По мнению философа, традиционная нравственность, проповедующая добро и любовь к ближнему, безжалостна: она предполагает высокомерное отношение к людям и «готовность клеймить всех, кто хоть притворно не отдает ей дань уважения» [3.С. 311].Обожествление нравственности «ведет обязательно к стремлению уничтожить, душить, давить других людей во имя какого-либо принципа, который выставляется обязательным» [3.С. 257], что мы видим в романе Толстого «Анна Каренина», героиню которого писатель приговаривает к смерти за нарушение заповеди, воздает ей за супружескую измену.

Шестов -- философ библейского откровения: Библия для него -- это самая первая «критика разума», она полна противоречий, «несравненно чудесна» [10. С. 27], ей присущи «ни с чем не сообразная парадоксальность», и даже «чудовищная нелепость» и «имморализм» [10. С. 312]. В Библии содержится истина, которая идет вразрез со всеми навыками человеческого мышления, она не требует никаких доказательств и не принимает обоснований. Библия -- это свидетельство опыта переживания единства с Богом.

Шестов не делает различия между Заветами: «чистый иудаизм» выражается как в Ветхом, так и в Новом Завете [13.С. 105].В своей первой религиознофилософской книге («Solafide-- только верою») Шестов проводит границу между эллинизмом и язычеством, с одной стороны, и иудаизмом и христианством, с другой (но не между христианством и иудаизмом); их разделяет догмат о спасении верой [13.С. 132], что значит: своими силами человек бессилен спастись -- только силою Божией:«Кто надеется на себя -- тот отрекается от Бога» [13.С. 208].

Шестов проводит свою «критику» Библии, акцентируя внимание лишь на тех ее частях, которые считает не зараженными духом античной философии; при этом мыслитель принимает как Ветхий, так и Новый Завет не целиком. Он «исключает» из Ветхого Завета Книги учительные -- Псалтырь и «хокмическую» письменность (т.е. письменность мудрых:Книги Притчей Соломоновых, Экклезиаста и др.), кроме Книги Иова, а также, за небольшими исключениями, и пророческие книги. В Новом Завете наиболее неприемлемым для него является Евангелие от Иоанна, начинающееся антиветхозаветно -- «В начале было Слово» (Ин. 1:1), что в понимании Шестова, означает, что откровение должно быть взвешено на весах Афин, т.е. разума.

Для Шестова нет ни христианина, ни иудея, но «все под грехом» (Рим. 3:9). Философ принимает христианскую идею о первородном грехе, трактуя ее на свой лад. Согласно Шестову, грех коренится не в человеческой природе, но в человеческом сознании. Кроме того, Бог не осуждал первых людей после нарушения запрета: он лишь предупреждал их о том, что плоды с древа познания таят в себе смерть. Человек погубил себя сам, поверив не Богу, а змию, духу лжи, говорящему, что знание сделает человека более могущественным; человек стал знающим, но ограниченным и смертным существом.

Шестов размышляет о бытии Бога, определяя его как волю, неопределенность и произвол. Живой библейский Бог «не знает ни должного, ни необходимого» [10.С. 253], Он свободен от всех ограничений и не нуждается ни в почве, ни в опоре.Бог для него -- «великий Творец, из ничего творящий все» [13.С. 253]; Он как «свободнейшее существо» не выбирает между добром и злом, он не знает добра и зла, поскольку Он вообще ничего не «знает», но Бог все творит.Значимость поступков человека, их ценность определяется «свободным, произвольным, ничем не связанным, решением Бога» [13.С. 96]. То есть нравственный порядок случаен, он основан на абсолютной Божественной воле, то есть на произволе Бога.

Для живого Бога, утверждает Шестов, нет невозможного, как нет ничего вечного и неизменного. Бог не подвластен никаким законам, Он может помочь человеку переступить через истину, через добро и через последнее ограничение -- законы материального мира -- и сделать бывшее небывшим: «Перед Его лицом (faciesinfaciem) и зло, и ложь сами собой перестают существовать, превращаются в ничто, которого не только в настоящем, но и в прошлом никогда не было, вопреки всем свидетельствам человеческой памяти» [10. С. 176].

Шестов полагает, что вера и непосредственные отношения между Богом и человеком есть конец человеческой трагедии, конец борьбы и страданий. Вера оказывается «непостижимой творческой силой» [10.С. 292], преображающей бытие; она влечет нас в пространство невозможного, то есть соединяет человека с Богом.Вера «излучает из себя последние, решающие истины о существующем и несуществующем» [10. С. 27], то есть «сотворенные истины», которые «свободно даются, свободно принимаются, ни пред кем не отчитываются, никем не регистрируются, никого не пугают и сами никого не боятся» [10. С. 395].Существование вечных истин («застывших, окаменевших, омертвевших и мертвящих» [10.С. 317]) иллюзорно, им человек подчиняется из-за чувства страха и тревоги, а также из-за нежелания бороться; есть только истина сотворенная, то есть истина веры и откровения, над «которой Творец является господином и которая служит, должна служить ему, находится у него на посылках» [10.С. 307].Вся философия Шестова проникнута и одушевлена единой задачей: «стряхнуть с себя власть бездушных и ко всему безразличных истин, в которые превратились плоды с запретного дерева» [10.С. 24].

По мнению Шестова, дело веры не в том, чтобы исправить слабого и грешного человека. Вера не имеет ничего общего ни с нашим знанием, ни с нашими моральными чувствами [13.С. 243--244]. Божественное правосудие не имеет никакого отношения к нашему человеческому представлению о справедливости: перед высшим судом грешники и праведники равны («Так будут последние первыми, и первые последними» (Мф. 20:16)). «Величайшей реальностью» обладает лишь тот суд, который ждет человека по ту сторону истории: он не знает «ни норм, ни законов, для него нет правосудия, пред ним все виноваты, и особенно тяжко виноват тот, кто подчинялся законам и в добровольном подчинении законам видел свою добродетель» [8.С. 135]. Шестов пишет о том, что на Страшном суде решается вопрос о свободе воли, бессмертии души, а также бытии Бога: «И Бог ждет, как каждая живая человеческая душа, последнего приговора» [8.С. 242]. Шестов утверждает, что Бог не всеблаг, не всезнающ: Он «любит, и хочет, и волнуется, и раскаивается, и спорит с человеком, и даже иной раз уступает человеку в споре» [8.С. 18] (как это было в случае с Иовом). Последнее решение остается для Шестова за человеком, и именно выбор человека определит, что победит -- жизнь или смерть, реальное или идеальное. «Человек, -- считает Шестов, -- должен быть мерой всех вещей» [8.С. 250], как человеческих, так и божественных, и в этом -- «высшая цель» и новая заповедь.Шестов ощущал богооставленность человека, и поскольку «Бога нет, человек должен сам стать Богом, т.е. все творить из ничего, все: и материю, и формы, и вечные законы» [8.С. 237].

Оппозицию откровению Библии и вере пророков составляют философы, то есть Афины и умозрение. Афины для Шестова -- это покорность вечным и неизменным законам разума и морали, которые нельзя умолить и к которым нельзя обратиться. Сущность умозрения, считает Шестов, заключается в том, что человек приучается видеть себя как часть единого целого и убеждает себя, что люди сами по себе значения не имеют. Свобода умозрения, говорит Шестов, -- это свобода повиноваться; все, что может делать античный философ -- это постичь истину и с мудрым спокойствием ей покориться. Бог, которому поклоняется философ, потерял все личностные черты, превратившись в принцип; он стал сверхличностью. Бог философов -- далекий бог, слепой и глухой, не видящий человеческих страданий, не слышащий молитв; он не противоречит добру, он идет по тем путям, который ему указывает разум.

Разум, приписывая Богу предикаты, подчиняя Его этическим принципам, стремится спасти человека от «несдержанного и беспорядочного произвола» [8.С. 259] Бога и Его всевластия -- то есть руководствуется человеческими целями и интересами, однако тем самым разум убивает живого Бога и порождает неумолимого бога философов. Выбор Афин -- античных философов и ученых -- заключается в подчинении воли разуму, мудрость пророков Иерусалима -- в дерзновенной борьбе за чаемое и бесконечной вере в его осуществление.

Компромисс веры и разума, полагает Шестов, невозможен: Афины «никогда не договорятся» с Иерусалимом. Философия, богословие, судьбы истории и всего человечества для Шестова определяется противоборством двух начал: разума и веры, умозрения и откровения, Афин и Иерусалима, эллинского и библейского начал.

Шестов призывал к освобождению от разума, используя рациональную аргументацию и средства умозрительной философии. Решение этого парадокса связано с тем, как Шестов определял задачу своей философии, которую видел в том, «чтобы помочь ближнемуосвободиться от обычной, ставшей как бы второй человеческой природой мудрости. Здесь еще человек может быть нужен и полезен человеку. Тот, кто узнал тщету человеческой мудрости, тщету готовых путей к истине, -- может в трудную минуту поддержать и утешить начинающего» [13.С. 285--286], но дальше человек должен продолжать свой путь в одиночестве.

Согласно Шестову, философия -- это искусство «жить в неизвестности», она должна «не успокаивать, а смущать людей» [5. С. 38]; философия стремится «прорваться сквозь логическую цепь умозаключений» и вынести человека «в безбрежное море фантазии, фантастического, где все одинакового возможно и невозможно» [5. С. 49].

Несмотря на то, что в «Апофеозе беспочвенности» Шестов призывал стоически принимать все непоправимое за должное и предлагал «слагать гимны уродству, разрушению, безумию, хаосу, тьме» [5.С. 165], в своей эволюции философ от смирения движется к дерзновению -- Брут перестает быть для мыслителя героем и идеалом философа, но становится жертвой идеи.

Люди, считал Шестов, спят наяву и бодрствуют во сне.

Свою задачу мыслитель видел в пробуждении от сна, в призыве к бодрствованию, поэтому он полагал, что его философия должна «тормошить, щипать, бить, щекотать» человека, чтобы привести его в чувство, в сознание, в реальность. Философия оказывается в конечном итоге «великой и последней борьбой за первозданную свободу» [10.С. 28], то есть борьбой за реальность верующего сознания, неопороченную знанием.

Для мировоззрения Шестова характерен радикальный оптимизм, утверждающий, что все человеческие мольбы будут услышаны, а чаяния исполнены. Его философия «человечна», она обращена к единичному индивидуальному существованию и отражает состояние души человека.

Правда для Шестова всегда оказывается на стороне человека; его желания и стремления перевешивают чашу весов.

Мыслитель призывал к свободе и критичности мышления, говорил о необходимости отказа от любых авторитетов, ведь человек -- это неограниченная возможность, открытость миру и Богу. Для философии Шестова характерна бесконечная вера в человека. Он отстаивает его права и свободы перед необходимостью -- природной или социальной.

4. ВЛИЯНИЕ НА ПОСЛЕДУЮЩУЮ ТРАДИЦИЮ

Несмотря на то, что Шестов не стремился никого обратить в свою «веру», не искал учеников и последователей, в России вокруг философа сложился круг «шестовцев», в который входили философ, юрист, журналист, публицист и литературный критик С.В. Лурье, поэтесса и переводчица В.Г. Малахиева-Мирович, писатель и литературный критик Е.Г. Лундберг и актриса МХАТа Н.С. Бутова. К ним примыкают философ А.М. Лазарев и Б.Ф. Шлёцер, сделавший себе имя во Франции как переводчик, музыкальный и литературный критик; в меньшей степени он известен как писатель и мыслитель. Шестов оказал влияние на творчество А.М. Ремизова.

На Западе экзистенциальные идеи Шестова нашли значительно больший отклик, нежели на родине. Так, А. Камю в работе «Миф о Сизифе: эссе об абсурде» (Камю А. Миф о Сизифе. Эссе об абсурде. С. 222--318) уделяет значительное внимание экзистенциальной философии Шестова. Определенное влияние идей русского философа испытал Г. Марсель (но отказался от них, так как со временем пришел к убеждению, что Шестов, непрестанно вопрошая, стучался туда, куда нет доступа человеческому разуму). О воздействии шестовской философии на свое творчество говорили И. Бонфуа, «парижские румыны» эссеист Э. Чоран и драматург Э. Ионеско и др.

В 1923--1925 гг. Ж. Батай, увлеченный в то время идеями Шестова, был частым гостем в его доме. В течение двух лет Шестов был наставником Батая в чтении философской литературы. Шестов очаровал Батая философией, показав, насколько свободной может стать мысль, если движет ей воля к невозможному.

В 1924 г. Шестов в салоне философа-ницшеанца Ж. де Готье познакомился с Б. Фонданом, молодым поэтом румынского происхождения, который стал его учеником и последователем в самом точном смысле этого слова. Так же как и у Шестова, центральную роль в философии и творчестве Фондана играет противопоставление Афин и Иерусалима, разума и веры (у Фондана понятие «веры» заменяется понятием «надежды»). Как для Шестова, так и для Фондана истинная экзистенциальная философия -- это философия трагедии, которая у Фондана сближается с поэзией.

Философия Шестова произвела впечатление на писателя и поэта Д.Г. Лоуренса, писателя и журналиста Дж.М. Мерри, польского поэта и эссеиста Ч. Милоша, британского поэта-сюрреалиста Д. Гаскойна. Таким образом, философия Шестова оказала значительное (хотя отчасти «подпольное») влияние на европейскую культуру.

ЛИТЕРАТУРА

1. Лундберг Е.Г.Записки писателя (1920--1924). В 2 т. Т. 2. Ленинград: Издательство писателей в Ленинграде, 1930.

2. Шестов Л.Умозрение и откровение. Религиозная философия Владимира Соловьева и другие статьи. Париж: YMCA-Press, 1964.

3. Шестов Л.Соч.: В 2 т. Т. 1. Томск: Водолей, 1996.

4. Баранова-Шестова Н.Жизнь Льва Шестова. В 2-х тт. Т. 1. Paris, 1983.

5. Шестов Л.Апофеоз беспочвенности (опыт адогматического мышления). Париж: YMCA- Press, 1971.

6. Ловцкий Г.Л.Лев Шестов по моим воспоминаниям // Грани. 1960. № 45. С. 78--98; № 46. С. 123--141.

7. Баранова-Шестова Н.Жизнь Льва Шестова. В 2-х тт. Т. 2. Paris, 1983.

8. Шестов Л.Соч.: В 2 т. Т. 2. Москва: Наука, 1993.

9. Шестов Л.Киргегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне). М.: Прогресс-Гнозис, 1992.

10. Шестов Л.Соч.: В 2 т. Т. 1. Москва: Наука, 1993.

11. Л.И. Шестов: proetcontra, антология / Сост., вступ. статья, комментарии Т.Г. Щедриной. СПб.: РХГА, 2016.

12. Шестов Л. Достоевский и Нитше (философия трагедии). СПб.: Стасюлевич, 1903.

13. Шестов Л.Solafide-- только верою (Греческая церковь и средневековая философия.Лютер и церковь).Paris: YMCA-Press, 1966.

REFERENCES

1. LundbergEG. Zapiskipisatelya (1920--1924): V2 t.[Writer's Notes (1920--1924): In 2 vols.]. Vol. 2. Leningrad: Izdatel'stvopisatelej v Leningrade Publ., 1930. (In Russ.).

2. Shestov L. Umozrenieiotkrovenie. ReligioznayafilosofiyaVladimiraSolov'evaidrugiestat'i[Speculation and Revelation. The Religious Philosophy of Vladimir Solovyov and Other Articles]. Paris: YMCA-Press, 1964.