Преобразование онтологии в процессе формирования новой научной теории

Размещено на http://www.allbest.ru/

НОУ ВПО «Московский институт управления»,

ПРЕОБРАЗОВАНИЕ ОНТОЛОГИИ В ПРОЦЕССЕ ФОРМИРОВАНИЯ НОВОЙ НАУЧНОЙ ТЕОРИИ

Окладной Владимир Анатольевич,

доктор философских наук, профессор

кафедры гуманитарных и

социально-экономических дисциплин

г. Москва

Аннотация

В процессе перехода от предшествующей теории к новой преобразуется онтология - совокупность явлений, свойств и отношений, которым придается статус реального существования. Этот парадоксальный факт объясняется тем, что онтологии не только технических и социальных, но и естественных наук являются элементами культуры. Получает объяснение и такой необычный феномен, как онтологическое «мнимое явление».

Ключевые слова: научная теория, онтология научной теории, подлинные и мнимые явления.

Annotation

The process of transfer from the previous theory to a new one transforms ontology as a scope of phenomena, qualities and relationships, which are given the real existence status. The fact that ontologies of technical, social and natural sciences are elements of culture explains the paradox. The author gives explanation to such an unusual phenomenon as `imaginary phenomenon', too.

Keywords: scientific theory, ontology of scientific theory, true and imaginary phenomena.

Основная часть

Смена онтологии - совокупности явлений, свойств и отношений, которым придается статус реального существования, является одной из закономерностей перехода от старой теории к новой. Ситуация выглядит следующим образом. В рамках старой теории в исследуемом фрагменте действительности выделяют определенные явления, доказывают их объективность, исследуют и практически воспроизводят в экспериментах, однако сторонники новой, конкурирующей теории отрицают реальность всех или части этих явлений, вводят новую онтологию и не только теоретически, но и экспериментально работают с отличными, даже противоположными по своим характеристикам явлениями.

Рассмотрим пример. Основным понятием рефлекторной теории является понятие рефлекса. На основе этого понятия и построено все здание теории И.П. Павлова, и главное заключается в том, что с условным рефлексом работали, а часть физиологов продолжают работать, как с объективным, принадлежащим самой нервной деятельности явлением. Не только специалист, но и любой школьник без особого труда может продемонстрировать на опыте образование какой-либо условно-рефлекторной связи. Казалось бы, нет никаких оснований отказывать условному рефлексу, - каким он описан и практически исследован И.П. Павловым и его последователями - ни в реальности его существования, ни в том, что он является основной единицей нервной регуляции поведенческих актов. Однако если рассмотреть ту онтологию, относительно которой строятся теоретические рассуждения и с которой экспериментально работают оппоненты рефлекторной теории, то нетрудно заметить, что она имеет существенные отличия, более того, можно сказать, что она принципиально иная [1-5]. В онтологии новых физиологических концепций, развивающихся в русле идей кибернетики и системного подхода, условный рефлекс теряет свои привычные черты, а подчас и вовсе «растворяется» в системе чужеродных ему явлений и связей. Понятие условного рефлекса часто вообще не используется при описании высшей нервной деятельности. В теории функциональной системы П.К. Анохина, отмечал один из видных сторонников павловского учения Э.А. Асратян, «условный рефлекс под своим названием вообще не представлен им ни в одном из... трех основных элементов функциональной системы, а об его присутствии в каком-нибудь из них, хотя бы под иным названием, можно делать лишь осторожные и рискованные догадки» [6. С. 364].

Совершив такое «насилие» над физиологической реальностью, какой она была представлена и экспериментально воспроизведена в рефлекторной теории, сторонники теории функциональной системы, тем не менее, отмечают: «Широкое проявление общих закономерностей, присущих функциональным системам в различных классах явлений природы и общества, позволяет говорить о том, что функциональные системы представляют объективно существующую реальность....Бесспорно, что чем глубже будет наше познание объективных свойств функциональных систем, тем ближе мы подойдем к познанию объективной реальности» [4. С. 78]. Подчеркнем, что функциональная система не только декларируется как теоретическая схема, но на основе ее понятий практически работают многие физиологи, экспериментально исследуя постулированные теорией явления.

Таким образом, модель организма как «машины», запускаемой в ход внешними раздражителями, управляемой средой, работающей на основе достаточно жестко детерминированных линейных связей и т.п., заменяется другой моделью, и в ней организм предстает как система, функционирование которой направлено на получение некоторого биологически значимого результата («цели») и осуществляется на основе определенных поведенческих программ, постоянной сигнализации по обратным связям о результатах действия, выбора вариантов поведения, принятия решений и т.п. Человек, воспринявший последнюю систему представлений и наблюдающий, как, например, молодой хищник, перенесенный в непривычную для него среду, преследует жертву, уже не задается вопросом о том, какие условные и безусловные раздражители воздействуют на рецепторный аппарат животного, как они в процессе погони сочетаются между собой, чтобы образовать необходимые для «уравновешивания» (И.П. Павлов) организма со средой связи. Он не задает такие вопросы потому, что для него значимых для этих вопросов онтологических явлений просто не существует. Скорее всего он будет следить за тем, как неумелый и попавший в непривычную обстановку охотник строит и перестраивает программы поведения, необходимые для достижения жизненно важных целей. Для него вопросы о целях, программах и т.п. будут не «...только как пособие, как прием научного воображения, ради постановки вопросов и всяческого варьирования экспериментов» [7. С. 388], как считал И.П. Павлов, а как совершенно правомерные исследовательские задачи относительно того, что происходит на самом деле, в действительности, объективно, что поддается наблюдению, моделированию, экспериментальному изучению.

Что касается, скажем, развития техники, то здесь смена «технических реальностей», онтологий различных концептуальных схем не вызывает особого удивления, является привычной и в общем понятной. Если некоторое время на основе определенных технических знаний создаются одни технические системы, а затем появляются претендующие на преодоление старых новые технические идеи, то ясно, что онтологии нового и старого подходов, новая и старая техника, вполне реальны и что одна реальность со временем заменяет другую.

Иное дело, когда речь идет не о проектировании и создании ранее не существовавших искусственных систем, а о познании действительности, противостоящей исследователю как «данное», как уже «созданная» природная или социальная реальность. В этом случае единственно возможным представляется, на первый взгляд, понимание процесса перехода от старой теории к новой как замены онтологически несостоятельной теоретической схемы экспериментально подтвержденным, а значит ухватывающим объективную реальность знанием, либо как появления, наряду с существующей, еще одной интеллектуальной конструкции, которая будет конкурировать со своей соперницей до тех пор, пока какая-нибудь из них не выйдет на практику и тем самым не докажет онтологического статуса постулированных ею явлений. Одним словом, для познания более верной представляется смена и конкуренция теоретических схем перед лицом единой онтологии, нежели смена и конкуренция самих онтологии.

Вместе с тем в ситуации, которая сложилась в физиологии, а аналогичные примеры можно привести и из других областей знания, с достаточной наглядностью проявляется тот факт, что при переходе от старых теорий к новым меняются и вступают в конкурентные отношения онтологии этих теорий, и не в форме лишь теоретических схем, логико-лингвистических конструкций, а в форме именно онтологии, реальностей, явлений и их связей, которым в рамках соответствующих систем практики придается статус действительного, реального существования. В таком случае закономерно возникает вопрос: на чем основана и каким образом осуществляется смена онтологии? онтология рассуждение рефлекторный модель

При изложении результатов, полученных в рамках той или иной теории, объект описывается, как правило, в онтологическом плане, т.е. как реальность, существующая сама по себе. Этот факт способен породить иллюзию независимости онтологии от исследовательской, интеллектуальной и чувственно-предметной деятельности, возможности последней служить лишь «лестницей», необходимой для достижения цели, но могущей быть отброшенной, когда цель достигнута. Вместе с тем, если рассмотреть процесс построения научной теории в ходе реализации исследовательской программы и учесть, что он совершается на основе практического воспроизведения явлений, исследуемых теорией, то можно заметить, что онтология теории, хотя, так сказать, и выполненная в природном материале, является элементом культуры, опредмеченной человеческой деятельностью, и что, следовательно, все утверждения о реальности или нереальности тех или иных онтологических феноменов непосредственно связаны с нормами и процедурами этой деятельности. Последний момент имеет важное значение для понимания механизма изменения онтологии сменяющих друг друга теорий.

Реализация исследовательской программы есть процесс, в котором сообщество специалистов, образно говоря, одновременно и учится говорить на языке исследуемого объекта, и учится его видеть, и вырабатывает приемы и навыки оперирования изучаемыми явлениями, и, наконец, выявляет сам объект как таковой, т.е. строит соответствующую онтологию. Все эти аспекты построения научной теории суть не «ступени» познания, а именно аспекты, разные, но взаимосвязанные и взаимообусловленные стороны единого, целостного, саморегулирующегося «онтогенеза» теории, направляемого исследовательской программой и осуществляющегося на основе практического воспроизведения исследуемых явлений.

Сообщество ученых в процессе построения теории «учится говорить», т.е. не исходит из некоторой готовой априорной логико-лингвистической структуры, которая затем накладывается на эмпирические данные, а через них на объект, а именно строит и осваивает соответствующий теоретический язык: вводит и уточняет понятийный аппарат, вырабатывает объяснительные схемы, логически упорядочивает знание и т.п. И вся эта работа прямыми и обратными связями скоррелирована с накоплением эмпирических данных, разработкой и совершенствованием методик эмпирического исследования, выявлением новых характеристик исследуемого объекта.

В процессе реализации исследовательской программы сообщество специалистов формирует и свою «чувственность» в смысле способности чувственно воспринимать специфические для данной предметной области явления: идентифицировать эти явления в процессах восприятия, отличать друг от друга и от явлений другого класса, распознавать в данных наблюдений скрытые для глаз неспециалиста феномены. Формирование «чувственности» есть формирование категориальных структур восприятия, и этот процесс развивается в тесной взаимосвязи как с обнаружением в практике новых явлений, порождающих необходимость корректировки имеющихся или создания новых перцептивных структур, так и с развитием логического аппарата теории, нормирующего процессы восприятия, формирующего для него адекватные объекту категориальные структуры.

В аспекте практического, предметно-чувственного оперирования исследуемыми явлениями построение научной теории предстает как процесс воспроизведения этих явлений в предметной человеческой деятельности, управляемой соответствующей исследовательской программой. В самом общем плане можно сказать, что познать объект - это значит научиться воспроизводить в деятельности то, что «создала» сама природа. Образно говоря, человечество познает природу, пересоздавая, творя ее заново в своей предметной, практической и интеллектуальной деятельности. Сформулированная И.П. Павловым программа изучения высшей нервной деятельности - это в практическом плане есть программа экспериментального, предметно-чувственного воспроизведения объективных физиологических механизмов в исследовательской деятельности. Условные рефлексы во всем их многообразии не пассивно наблюдались, а реально, практически создавались, вырабатывались у животных в лабораторных условиях. При этом практика как основа построения теории не предшествовала последней, а сама строилась в тесной взаимосвязи с развитием теории. Инструментарий, процедуры и правила экспериментального исследования конструировались, модифицировались и совершенствовались по мере постановки новых исследовательских задач и в свете реализации ранее сформулированной исследовательской программы.

В онтологическом плане процесс построения научной теории, процесс выявления объективных характеристик изучаемого объекта можно представить в виде серии картин, на первой из которых, соответствующей онтологическому содержанию программной работы, исследуемый объект изображен в виде простой, бедной по содержанию «принципиальной схемы», а на последующих - в виде все более усложняющихся, наполняющихся новыми деталями онтологических моделей. Онтология как совокупность реальных явлений исследуемого объекта не предстает в виде изначально определенной данности, которую только остается чувственно воспринять, скопировать в экспериментальных операциях и зафиксировать в теоретических терминах. В ходе реализации исследовательской программы онтология строится, воссоздается, и этот процесс скоррелирован с содержательно-логическим развертыванием теории, формированием перцептивных структур, совершенствованием методов экспериментального оперирования изучаемыми явлениями.

Напомним, что онтология теории - это совокупность явлений, их свойств и отношений, которым придается статус реального существования. Когда физиолог рассуждает об условном рефлексе, он имеет в виду не только и даже не столько умственную конструкцию, фиксированную в знаковой форме, сколько реальное явление, принадлежащее самому объекту, явление, с которым возможен чувственный контакт и которое можно воспроизвести в экспериментальной деятельности. То, что в ходе построения теории строится фиксированная в знаковой форме онтологическая модель, бесспорно. Но каков смысл утверждения, что строится и онтология, как она определена выше?

Основное уже было сказано: исследуемые теорией явления в процессе познания проходят через деятельность, и не только интеллектуальную, но и чувственно-предметную. То многообразие конкретных фактов, которое выявляется в ходе развития теории и к которому исследователь апеллирует как к реальным, чувственно фиксированным характеристикам объекта, предстает как своеобразное порождение эмпирического бытия. Иными словами, в ходе реализации исследовательской программы строится не только теоретическая онтологическая модель, но и эмпирический базис теории. Последний является не чувственно «данным», а чувственно «взятым», выявленным и воспроизведенным в чувственно-предметной деятельности.

Выражение «онтология теории строится» имеет еще один смысловой оттенок, а именно тот, что построение теории включает в себя в качестве необходимого элемента процессы объективации, придания предмету исследовательской деятельности статуса реального, онтологического явления. Не исключением, а скорее правилом научного познания является ситуация, когда то или иное постулированное теорией и даже чувственно наблюдаемое и экспериментально произведенное явление определенное время «держится под подозрением» как гипотетическое, онтологически возможное, а не действительное, и лишь затем, после соответствующих теоретических и экспериментальных исследований, «отпускается» в онтологию, объективируется.

Процессы опредмечивания хорошо просматриваются, например, в рефлекторной теории. Три базисных для павловской исследовательской программы принципа («принцип детерминизма, т.е. толчка, повода, причины для всякого данного действия, эффекта»; «принцип анализа и синтеза»; «принцип структурности, т.е. приурочение динамики к структуре») характеризуют прежде всего метод, структуру и процедуры исследовательской, практики. В специальных лабораторных условиях, исключающих действие посторонних раздражителей, исследователь воздействует на рецепторный аппарат животного, используя различные по качеству раздражители, и следит за реакциями животного; многообразные условные связи строятся, отрабатываются и лишь затем признаются присущими самой нервной деятельности, оцениваются как онтологически реальные. Обратим внимание: структура экспериментальной деятельности - воздействие извне, вызывание ответных реакций, отработка устойчивых связей - фактически сама является, так сказать, рефлекторной, и эта структура затем опредмечивается, онтологизируется. Аналогичным образом физиолог, согласно принципу анализа и синтеза, начинает с вычленения простейших рефлекторных связей, «вырывает» их из нелестной нервной системы, затем из этих единиц в своей деятельности синтезирует эти связи в комплексы, в сложные рефлексы. Аналитико-синтетическая структура деятельности, получившей устойчивые результаты, затем объективируется в ее продукте, переходит из формы деятельности в форму предметных связей и онтологически предстает как аналитико-синтетическая деятельность мозга самого по себе.

Чуственно-предметное воспроизведение, а затем объективация воспроизведенного в деятельности явления - необходимый аспект установления отношения соответствия между знанием и его предметом, т.е. установления истинности знания. Адекватность отражения действительности, соответствия знания своему объекту складывается в ходе исследовательской практики, и человек, констатирующий, что то или иное теоретическое утверждение соответствует действительности, одновременно констатирует и другое: соответствующие этому утверждению явления могут быть объективированы, включены в онтологию как реальные. Результаты исследовательской деятельности фиксируются как в знаковой, так и в предметной форме: в первом случае кодируется, а во втором - опредмечивается одно и то же содержание.

В той мере, в какой онтология теории построена, точный и однозначный смысл приобретают выражения «на самом деле, в действительности, в реальности имеет место А», которые содержат оценку объективной реальности утверждаемых теорией феноменов, достоверности знания. Такие выражения констатируют результат сравнения содержания каких-либо высказываний с объектом как онтологическим феноменом, т.е. с объектом самим по себе. Именно таким образом они интерпретируются и в обыденном сознании, и в науке, и эта интерпретация имеет полное право на существование. Сущность скрывающейся за этой интерпретацией операции состоит в том, что в ней осуществляется стандартная, соответствующая нормам исследовательской деятельности процедура построения искомого явления, и последнее в объективированной форме используется в качестве эталона, с которым сравнивается предметное содержание проверяемого утверждения. Эта процедура может быть отработана до автоматизма и осуществляться неосознанно, как это имеет место в большинстве актов восприятия (что порождает иллюзию их непосредственности, независимости от деятельности), либо она может осуществляться в форме тщательно контролируемого экспериментального воспроизведения проверяемого явления, но принципиальное ее содержание остается тем же самым.

Утверждения об объективной истинности тех или иных теоретических высказываний, или, в другой форме, утверждения о реальности отображаемых в данных высказываниях явлений, имеют характер истин конкретных, связанных с нормами и процедурами осуществляемой исследовательской деятельности. Преобразование этих норм и процедур должно неизбежно отразиться и на онтологической картине объекта.

Исходные идеи новой исследовательской программы, претендующие на описание, объяснение и экспериментальное воспроизведение не укладывающихся в старую теорию явлений, составляют ту основу, на которой базируются столь характерные для языка критики старого подхода выражения, как «на самом деле, в действительности А, а не Б». Их роль та же: констатация объективной истинности знаний, отделение реальных явлений от онтологически неправомерных. Вместе с тем, если для сторонника старой теории такие выражения означали апелляцию к выявленной им онтологии, то для его оппонента они означают апелляцию к новой, строящейся онтологии и критику старой. «На самом деле А...» - это явления, воспроизводимые в предметной деятельности, управляемой нормами и процедурами новой исследовательской программы; «...а не Б» - отрицание онтологического статуса постулированных и объективированных старой теорией явлений.

Новая исследовательская программа вводит новые нормы и процедуры чувственно-предметного воспроизведения исследуемого объекта, и она формируется как деструктивно-конструктивное преобразование ранее существовавшего типа практики в процессе критики этой практики, не останавливаясь перед тем, что последняя была в определенной мере успешной и подтверждала ранее существовавшие теоретические представления. Инспирированная старой теорией практика подвергается критике потому, что в каком-то отношении она оказывается неудовлетворительной. Ряд такого рода «грехов» инкриминируется и исследовательской практике сторонников рефлекторной теории высшей нервной деятельности, в частности, искусственность лабораторных условий, в которых вырабатываются условные рефлексы: подопытные животные изолируются в специальной комнате или звуконепроницаемой камере, помещаются на экспериментальном станке, ограничивающем их естественную подвижность, и т.п. Поэтому, если экспериментатору «и удается (нередко ценой упорного труда) воспитать у подопытного животного ту или иную форму реагирования», то «явно бесполезную»
[8. С. 71] для животного, не соответствующую тому, что имеет место в его поведении в естественных условиях.

Критика ранее применявшегося подхода идет по линии его перепрограммирования, критической «разборки» существующей исследовательской программы и построения альтернативной программы на базе новых идей и принципов. Если у внешнего наблюдателя, познакомившегося с исследовательской работой, теоретическими представлениями сначала одной, а затем другой из соперничающих сторон, может сложиться представление, что он переселился из одного эмпирического мира в другой, такой же правомерный, как и первый, что перед ним не одна, а две реальности, то сами участники теоретической борьбы воспринимают позиции друг друга иным образом. Для сторонников новой теории теоретические воззрения их предшественников - заблуждения, интерпретация наблюдаемых фактов - иллюзия, а реальность описываемых явлений мнимая.

Вместе с «разборкой» концептуальной схемы исследовательской программы, которая оценивается как заблуждение, «разрушаются» и перцептивные структуры. Сторонники новой теории воспринимают объект в ином плане, нежели их оппоненты, и оценивают восприятия последних как иллюзии. Анализируя результаты опытов гештальтпсихологов, И.П. Павлов отмечал: «Все это есть ассоциация и анализ... и пока мы ничего другого тут не видим» [9. С. 389. Выделено мною - В.О.]. Физиологи и психологи, придерживающиеся принципов системного подхода, видят в формах поведения животных целостные поведенческие акты и не видят «ассоциации и анализа», относя последние к иллюзиям элементаризма и аналитического подхода. «Действительное видение» и «иллюзорное видение» - оппозиция, необходимо сопровождающая процесс критической переинтерпретации фактического материала, накопленного в рамках старой исследовательской программы, с позиции новой.

Наконец, деструктивно-конструктивное преобразование ранее существовавшей исследовательской практики приводит к тому, что построенная в ней онтология оценивается не как действительная, а как мнимая, неподлинная, как видимость, маскирующая действительное положение дел. Оценка этого рода возможна потому, что критике подвергается именно практика, чувственно-предметная деятельность людей, действительно воспроизводящих и объективирующих соответствующие явления.

В различных областях социальной деятельности постоянно используются выражения «псевдореволюционность», «мнимые ценности», «видимость благополучия», «фальшивые добродетели», «псевдоискусство» и т.п. Содержащиеся в них негативные оценки - это одновременно и признание, и отрицание реальности соответствующих явлений, и признание определенного вида практики, и стремление преодолеть ее практикой, построенной на иных нормах и эталонах. «Псевдоискусство» - не эстетический трактат, точнее, не только эстетический трактат, но и художественная практика, реализующая соответствующие идеи и опредмечивающая их в той или иной форме. Если бы существовала единая, построенная на неизмененных эталонах художественная практика, то конкурировали бы только теоретические конструкции и существовали бы лишь удачные и неудачные теории искусства, но не было бы такого явления, как псевдоискусство. Но в действительности конкурируют разные художественные практики, разные «художественные реальности», и поэтому наряду с собственно теоретическими критическими оценками появляются и такие оценки, как «подлинное искусство» и «псевдоискусство».

Аналогичным образом обстоит дело в преобразовании исследовательских программ в науке. Единой, нейтральной для соперничающих сторон практики не существует. Каждая из них строит свою систему исследовательской деятельности и объективирует те явления, которые удается воспроизвести на основе ее норм и процедур. Поскольку исследовательская практика старой программы оценивается как неудовлетворительная, а сама программа отвергается, то и объективированные ею явления оцениваются как мнимые, т.е. действительно воспроизведенные, чувственно фиксированные и теоретически описанные, но должные быть преодоленными в новой исследовательской деятельности, построенной на иной системе норм и стандартов.

Заметим, что сторонники отвергаемой теории обычно строят аналогичные критические онтологические оценки: свои онтологические феномены считают реальными, а постулируемые соперничающей теорией феномены мнимыми, т.е. чувственно воспринимаемыми, даже экспериментально воспроизведенными, но нереальными, «не соответствующими истине». Что будет «мнимым», а что «реальным» - это зависит от занимаемой теоретической позиции и соответствующей ее содержанию исследовательской практики. Пока соперничество альтернативных теоретических подходов сохраняется, удерживается и оппозиция «мнимые явления - реальные явления».

Литература

1. Анохин П.К. Очерки по физиологии функциональных систем. М.: Медицина, 1975. 447 с.

2. Анохин, П.К. Философские аспекты теории функциональной системы. М.: Наука, 1978. 400 с.

3. Бернштейн Н.А. Очерки по физиологии движений и физиологии активности. М.: Медицина,1966. 218 с.

4. Судаков К. В. Функциональная система // Вопросы философии. 1984. № 10.
С. 74-82.

5. Судаков К.В. Общая теория функциональных систем. М.: Медицина, 1984. 224 с.

6. Асратян Э. А. Иван Петрович Павлов: Жизнь, творчество, современное состояние учения. М.: Наука, 1981. 440 с.

7. Павлов И.П. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1949. 569 с.

8. Бернштейн Н.А. На путях к биологии активности // Вопросы философии. 1965. № 10. С. 69-75.

9. Павловские среды. Протоколы и стенограммы физиологических бесед. Т. 2. М.; Л., 1949. 585 с.

Размещено на Allbest.ru