Онтология власти как онтология истории: политическая философия Владимира Бибихина

Книга «Новый ренессанс» занимает особое место в наследии философа. Большинство изданных его работ представляют собой опубликованные материалы лекционных курсов; к ним прилегают немногочисленные сборники статей. Книга «Новый ренессанс» лишь в незначительной степени отражает курс 1992 года «Ренессанс: образ и место Возрождения в истории культуры»: вводное занятие курса открывает книгу в качестве главы «Наш ренессанс» Поскольку название главы написано заглавными буквами, невозможно угадать, с заглавной или строчной буквы написано в нем слово «ренессанс». Предложенное нами прочтение мы предпочли ввиду значимости данной главы для рассмотрения Бибихиным ренессанса как философского концепта. Проследить происхождение других глав книги «Новый ренессанс» можно с помощью полного библиографического списка работ Бибихина, опубликованного в качестве приложения к книге «Введение в философию права» (Бибихин, 2013а: 554-571). О строчной букве в написании концепта также см. статью Игоря Евлампиева: Евлампиев, 2015: (Бибихин, 201зб: 18-44). Основную часть книги составляют статьи и рефераты, большей частью написанные в рамках работы Бибихина в ИНИОНе (например, главы, посвященные Г. Зедль- майру, дублируют один из рефератов, опубликованных Р. Гальцевой в сборнике «В. В. Бибихин. Из творческого наследия») (Бибихин, 2006: 152-191)27.

В названии книги Бибихина слово «ренессанс» неслучайно пишется со строчной буквы: в разделе «Наш ренессанс» философ подчеркивает, что кроме итальянского есть множество других ренессансов -- и не только каролингский, исламский, византийский или русский религиозный (Бибихин, 201зб: 34-36)2®. Традиционно понимая под ренессансом возрождение, Бибихин, однако, настаивает, что речь идет не обязательно о возрождении античности: в самой античности также могли быть ренессансы, возрождения древности, как, например, в постройках Перикла, которые, по словам Плутарха, «с самого начала были старинными», или в основании Рима, который для Вергилия был восстановлением древней Трои (Там же: 36-37) Об этом подробнее см.: Евлампиев, 2015: 346-347.-

Бибихин не ограничивает свое понятие ренессанса и возрождением былого. Согласно его трактовке, ренессанс представляет собой не «красивый музей» и не всякое, пусть механическое, возвращение древности, но лишь то, в котором последняя раскрывает человеку свою актуальность. Для того, чтобы понять, что такое ренессанс, необходимо, по Бибихину, заметить, что «древность не сзади, а впереди, человеку от нее не уйти и, возможно, он всего ближе к старому тогда, когда его щекочет и манит остров небывалой новизны... Ренессанс тогда окажется сутью истории, которая была и остается прорывом к возвращению. <...> Прежнее не может быть заказано по образцам, раннего по-настоящему еще не было, древность осуществляется в будущем, которое не воображаемое, а имеет все черты настоящего, в том числе и его загадочный беспредел» (Там же: 26).

Событие ренессанса для Бибихина оказывается не просто «сутью истории» -- оно тождественно истории: «История, которая является историей, является ренессансной» (Там же: 37).

В таком описании Бибихиным ренессанса мы узнаем онтологию времени лекционного курса «Пора» О соотношении прошлого, настоящего и будущего см. первые девять лекций «Поры» (Бибихин, 2015а: 5-137). Бибихин особенно оговаривает, что отказ от линейного понимания времени, заложенный в концепте ренессанса, не должен приводить к бездумному переходу к циклической схеме, поскольку последняя лишает всякое событие его индивидуальности. К этому философ добавляет, что увидеть событие мешает любая схема, поэтому даже от трактовки ренессанса как «синтеза циклического и линейного развития, когда от возвращения ожидается завершение» «геометрической тоски станет не меньше» (Бибихин, 2013б: 37).; как и в «Поре», в «Новом ренессансе» Бибихин отказывается от линейной концепции времениз1; как и в «Поре», он размышляет о том, что же такое настоящее: «Ренессанс в своем существе не склеивание прошлого из остатков, а искание настоящего. Настоящим оказывается то будущее, в котором настает древнее. Оно возвращается впервые, потому что было оно без того, чтобы вместить все настоящее. Древности прошлого как настоящего еще не было, она будет. <...> Ренессанс вводит в узел, в котором завязывается история, т. е. настоящее время, которое должно наступить» (Там же: 26-27).

Размышление Бибихина о ренессансе как сути истории, как возвращении к древнему, которого еще не было, становится понятным в контексте восемнадцатой лекции «Поры», в которой история понимается как попытки -- слепые или нет -- возвращения к событию мира. Но если в концептах ранней и поздней дисциплины Бибихин говорит о разных способах заметить «отсутствие» события мира, то в концепте ренессанса философ на первый взгляд утверждает возможность преодоления «опоздания к событию». Однако в дальнейших разделах книги мы встречаем и критику ренессанса. Это позволяет мне заключить, что в «Новом ренессансе» Бибихин прилагает к ранней дисциплине тот способ рассмотрения, который мы обнаруживаем в текстах, посвященных России, где философ движется от идеологического восторга до беспощадного самообличения, желая показать диапазон поздней дисциплины от ее чистого вида до возможных искажений.

Введя концепт ренессанса, Бибихин считает необходимым обратиться к Ренессансу с большой буквы -- к итальянскому Ренессансу, поскольку «в Ренессансе содержится ключ ко всей истории. Он возможно даже и есть история в ее существе. Дело мира, в смысле общества и человечества, это всегда возрождение, восстановление... возвращение полноты, апокатастасис Богословским термином «апокатастасис» Бибихин называет предельную цель всякой философской работы и историко-философской герменевтики. Ср. с описанием цели курса «История современной философии», оставленной Бибихиным в формальной программе: «Целью курса намечается участие в искании путей жизни для современности, насколько оно ведется философией. Предельной целью остается перспектива спасения (апокатастасиса) в полноте бытия» (Бибихин, 2014: 15). Полный обзор Бибихиным наследия итальянского Ренессанса см.: Бибихин, 201зб: 201-422.» (Там же: 33).

Какова же роль для нас итальянского Ренессанса? По Бибихину, Ренессанс -- «событие, признанное. величайшим переворотом в жизни человечества», -- изменил ход истории не только «в виде расхожей историко-культурной тематики (гуманизм, индивидуализм, возрождение античности, расцвет изобретательного художества), но и без сравнения весомее -- в виде укоренившегося навыка деятельного подхода к истории и захватывающего отношения к природе и миру» (Там же: 201).

Бибихин признает, что без Ренессанса современный технократический кризис не мог бы произойти (Там же: 205). Философ спрашивает: «Был ли этот риск оправдан, и если да, то чем?» (Там же: 206). Иначе говоря, каков был замысел Ренессанса? Для ответа на этот вопрос Бибихин обращается к философскому и культурному наследию Возрождения33.

Анализируя работы наиболее выдающихся представителей эпохи Ренессанса, Би- бихин выделяет несколько ярких черт ренессансной культуры, которые, на мой взгляд, позволяют сблизить последнюю с поздней дисциплиной.

Когда Бибихин говорит о Ренессансе, он постоянно подчеркивает связь культуры и политики в эту эпоху. Обращаясь к наследию Данте, Бибихин пишет, что Данте свою речь понимает как единственную слышную и осмысленную в его историческое время и поэтому перенимает «тон площадного глашатая», обращаясь к государям и народам с целью «перевести человечество из состояния убожества в состояние счастья». К силе слова поэта Бибихин не меньше, чем к мысли Ницше, считает применимой метафору философствования кувалдой (Бибихин, 201зб: 218).

Хотя счастье и «дается или не дается человеку свыше помимо его воли», однако оно «не может не прийти к тем, кто утверждается в добродетелях мужества, разумности, справедливости, непраздности». Для Данте идеалом выступает античная добродетель, но, ни во что не ставя такие плоды тысячелетней традиции, как потомственная аристократия или церковная иерархия, поэт, по Бибихину, считает, что «хорошее новое сразу становится „древним“ и даже лучше древнего» (Там же: 221) Ср.: «Античность была тут прежде всего спроецированным на прошлое предельным потолком того, что возможно достичь человеку» (Бибихин, 20136: 232)..

Связывая поэзию Ренессанса с политическими реалиями эпохи, Бибихин указывает, что добродетель, воспетая Данте и Петраркой, легла в основу свободных итальянских городов. Не только политическую, но и домашнюю жизнь ренессансные города стремились превратить в произведение искусства (Там же: 264). Соревнование граждан в добродетели происходило не только в городах-республиках, но и в сеньориях, которым из-за конкуренции с республиканскими коммунами и возможности смены строя «приходилось волей-неволей заботиться о соблюдении гласности, права, конституции» (Там же: 256). Политика велась под знаменем подражания Риму (Там же: 258).

Полемизируя с исследователями, объясняющими расцвет городов «итальянской почвой», Бибихин подчеркивает, что ренессансный свободный город «был скорее оживлением не специфически национальной, а общечеловеческой расположенности к свободному гражданствованию» (Там же: 259-260). Бибихин указывает, что свободные города существовали не только в Италии, и с разгромом Флоренции сравнивает смирение в России Новгорода и Пскова (Там же: 260) Во «Введении в философию права» Бибихин также оставляет некоторые замечания, которые позволяют сделать вывод о важности для философа взаимосвязи между не осуществившейся в России возможностью свободного гражданствования и принципами итальянского Ренессанса. Подчеркивая значимость поэзии для варягов-воинов, в описании которых можно увидеть параллели со словами Бибихина о ренессансных поэтах (Бибихин, 2013а: 377 и др.), философ особенно выделяет свободу поэтов и их способность говорить с властью на равных (ср.: Там же: 366-369). Но в России, как замечает Бибихин, деспоту не нужен собеседник, воспитанный в духе ренессансной свободы, что прекрасно видно на примере судьбы Максима Грека, о которой философ говорит в курсе «Узнай себя» (Бибихин, 2015б: 138-145). Варяжская свобода не стала достоянием России потому, что, по Бибихину, русское государство основали шведы, а не норвеги (Бибихин, 2013а: 393); политическую жизнь последних Бибихин сравнивает с Флоренцией и говорит о горечи жесткого разделения на Запад и Восток (Там же: 384). Однако следует заметить, что для Бибихина граница между востоком Европы и итальянским Ренессансом не является непреодолимой пропастью. См., например, его сопоставление традиционно противопоставляемых друг другу Франческо Петрарки и Григория Паламы, в мысли которых Биби- хин обнаруживает множество совпадений (Бибихин, 1990)..

Однако, помимо положительных черт ранней дисциплины, уже в эпоху Ренессанса наметилась возможность ее искажения, наиболее явно выраженная в технической цивилизации Запада. В поэзии Данте этого искажения еще нет, но появляется то, благодаря чему оно становится возможным, -- открытость мира человеку.

Возможность перевести все человечество в состояние счастья Данте раскрывает в поэтическом акте: «Мир проходит перед ним шествием, где каждая личность и вещь показывает свой высветленный образ» (Там же: 216). Но поэт не ограничивается этим и требует «учреждения всемирной философской монархии» (Там же: 227), в которой «монарх обязан следовать во всем философской мудрости» и «церковь должна нести в мир божественное откровение, а для этого обязана полностью отказаться от мирской власти и материальных богатств» (Там же: 220). Данте надеется, что в наступающие века человек развернет всю мощь своего ума, вытряхнет из мира все зло и всю ложь и сделает его для себя садом. Однако цель этого -- не жадное обладание вещами, но узнавание себя (Там же: 228-229), мудрая внимательность к миру (Там же: 271).

В поэтическом слове Данте, подхваченном Петраркой и Боккаччо, человек встречается с дружественным ему миром, который теперь открывается не как бесконечный космос, подчиненный Богу, а как целое -- целое истории, пространства, науки, искусства, политики (Там же: 276). С этого «поэтического вчувствования началось необратимое взаимодействие между человеком и открытым миром» (Там же: 274): вначале лишь в проекте, человек уже очерчивает все сущее -- в картографии, составлении таблиц со сплошным весовым и временным описанием мира и даже в магических практиках, необходимых для сохранения темпа мысли (Там же: 277-279).

По Бибихину, важный сдвиг в ренессансном умонастроении произошел из-за изменения отношения к религии и античности, то есть к прошлому. Если Данте вводит католицизм «в свою поэтическую вселенную» (Там же: 217) и желает ее обновления, то в XV веке гуманисты задумались о перемене религии и возрождении язычества (Там же: 298-201), а вместо идеала, пусть и метафизического, вместо подражания античности поставили целью ее преодоление (Там же: 304). Параллельно с этими процессами место поэтической философии заняли художественные искусства и изобретательство, а место отношения к античности как к идеальному образцу -- ее филологическое изучение (Там же: 304-341).

После кризиса XV века в ренессансной культуре вновь появляется возможность возвращения к более осторожному отношению к открывшемуся миру, восприятию мира как родного человека. Такое отношение Бибихин видит в рукописи Леонардо да Винчи «Кодекс Лестера» (Codex Leicester). Чувствуя землю как живое существо, Леонардо беспокоится из-за изменений, происходящих с ней. Например, он изобретает подводную лодку, но держит свой проект втайне «из-за злой натуры людей». Тем самым, по Бибихину, Леонардо «перенимает от ранних по- этов-философов влюбленность в мир, и она теперь становится хозяйской заботой о нем» (Там же: 404).

Настроение завороженности машиной самого мира, немеханический фон ренессансного отношения к природе Бибихин находит и в политической философии Франческо Гвиччардини (Там же: 420). Только в горизонте этого фона можно верно понять, что Гвиччардини понимает под доблестью:

Человек сам ничего не может. Его добрые пожелания и стремления, будь они самые искренние, имеют не больше шансов что-то исправить в мире, чем как если бы они ему приснились. Свобода воли самостоятельно создает только зло, «творит добро» человек никогда не сам. С равным успехом для победы добра человек мог бы застыть вне подвижности. Мужество-доблесть-доброт- ность, virtu, переводимая как добродетель, имеет смысл не «делания добра», а мужества, крайнего напряжения сил, полного развертывания способностей без уточнения, каких именно и в каких целях, безотносительно к благу-злу в расхожем морализаторском смысле (Там же: 415).

На такой высоте Европа держалась недолго, и вскоре после Леонардо открытый в поэтической философии мир оказался захвачен прогрессистскими проектами, приведшими к современной технократической цивилизации. Как для кризиса XV века толчком послужило противопоставление себя христианству и античности, так и наше время, как справедливо резюмирует мысль Бибихина Игорь Евлампи- ев, от Ренессанса отделено в первую очередь мнением о своей исторической исключительности, невниманием к прошлому (Евлампиев, 2015: 347) Подробнее см. вводную часть статьи Игоря Евлампиева: Евлампиев, 2015: 345, 347-348. Детальному анализу современного кризиса Европы посвящены не случайно вошедшие в книгу «Новый ренессанс» реферативные и аналитические главы (Бибихин, 2013б: 45-200), идейно связанные с рефератами посвященных нигилизму работ Хайдеггера (Бибихин, 2006: 13-148). Несмотря на связь этих рефератов с общим замыслом «Нового ренессанса», идеи мыслителей, пересказанные Бибихиным, нельзя считать идеями самого Бибихина, в связи с чем я не разделяю основной вывод статьи И. Евлампиева, построенный на атрибуции Бибихину взглядов Ж. Эллюля..

В этой характеристике Ренессанса и его кризисов мы вновь видим, как Бибихин связывает онтический уровень исторического времени с онтологическим уровнем «события мира» и одновременно различает их. Когда Бибихин говорит о древнем, он указывает, что «древним» может стать и новое -- иначе говоря, он не отождествляет «событие мира» с онтическим прошлым, что исключает интерпретацию его философии в духе консерватизма или традиционализма. Такое понимание ренессанса может быть прочитано в контексте замечания из восемнадцатой лекции «Поры»: «Все линейные движения в истории уже сделали всегда слишком много. Настоящее возвращение, которое не во времени, всегда возвращение назад, к тому что уже» (Бибихин, 2015а: 260).

Но в то же время именно отношение к онтическому прошлому, к возвращению «во времени», становится для Бибихина одним из «маркеров» экзистенциальной структуры политического акта: если политик, мыслитель либо целая эпоха отвергают прошлое -- либо желая молниеносно «наверстать упущенное», как Петр Великий, либо утверждаясь в мнении об исключительности своего времени и намерении преодолеть прошлое, как западная цивилизация начиная с XV века, -- они, по Бибихину, забывают об «опоздании к событию», относятся к нему «слепо», вследствие чего теряют возможность участвовать в событии ренессанса -- подлинном способе исторического поступка. Это сближение онтологии времени «события мира» и онтологии истории позволяет сказать, что для Бибихина последняя определяет онтологию власти: отношение к прошлому и позиционирование политического предприятия в истории оказываются ключевыми характеристиками в оценке Бибихиным политических событий как проявлений двух видов дисциплины.

Итак, в итальянском Ренессансе Бибихин видит полное раскрытие человеком своих сил. Тем не менее философ указывает, что в наиболее выдающихся достижениях Ренессанса человек был ограничен, во-первых, авторитетом древних и, во- вторых, живым отношением и состраданием к миру. На мой взгляд, это позволяет рассматривать Ренессанс как пример ранней дисциплины -- «терпеливой школы независимого от трансценденции (от молнии), хотя и послушного ей земного гражданствования» (Бибихин, 2015а: 285). Срыв же Ренессанса, намеченный еще в ренессансную эпоху и вполне проявившийся в кризисе западной технократической цивилизации, показывает «раннюю дисциплину» в ее неполной, искаженной форме.

Бибихин надеется, что подлинные возможности «поздней дисциплины», основанной на недоверии к человеческим устроениям, могли бы напомнить Западу о той трансценденции, которая просвечивает в строгости закона, демократии, человеческого порядка. Поэтому тема ренессанса звучит и в статье «Наше место в мире»: «При всех наших срывах мы принадлежим ренессансу как делу истории. Исключение нас из ренессанса сделает нас не больше самими собой, а меньше. Не потому что в нас нет ничего особенного, а наоборот, потому что в замысле ренессанса нет ничего, что не было бы совершенно особенным. Восстановление Целого -- историософская проблема, не одна из, а вся. Та же самая, а не другая проблема -- наша страна в правде ее замысла» (Бибихин, 2003: 269).

Обособленная от европейского ренессанса, Россия рискует остаться лишь «далекой и в сущности не такой уж важной страной на северо-восточных задворках Европы» Так Бибихин называет Россию в письме к Ольге Седаковой: Бибихин, Седакова, 2014.. Однако важность участия нашей страны в ренессансе не сводится к тому, чтобы не отставать от западных держав или быть не хуже их, она, о чем пишет Бибихин в «Новом ренессансе», в первую очередь связана со значением России для самой Европы:

Что Европа, европейское предприятие проблематично, в Европе знают. Что Россия место, от которого можно ожидать настоящего осмысления или даже разрешения проблем, в Европе тоже знают. Что Россия страна, где случаются срывы, знают и в Европе и знаем все мы. Что статус философии как открытой мысли в России странный, что мысль здесь и не ожидается и не исключена, мы тоже можем чувствовать. Избави нас Бог еще и поэтому... говорить, пока нас не перестанут слушать. Важно одно: не упустить возможность, которая нам возможно дана, сохранить открытость, быть сторожами строгости (Бибихин, 20ізб: 31).

Когда Бибихин говорит о странах ранней и поздней дисциплины, называя их передовыми и отсталыми, он настаивает, что такое различие нельзя назвать про- грессизмом (Бибихин, 2015а: 276). Бибихин сосредоточен на онтологическом измерении, в котором, по его мысли, ни одна из дисциплин не лучше другой: страны ранней дисциплины рискуют совершенно обособиться от трансценденции и стать делом человеческого обустройства на земле -- такая потенция изначально была заложена в Ренессансе, -- а страны поздней дисциплины могут не выдержать близкого присутствия молнии, входящего в их политическую форму. Тем не менее, если мы ставим перед собой задачу продуктивного усвоения идей Бибихина, приходится усомниться в возможности столь легко переходить от политической к онтологической перспективе.

Пожалуй, именно в постоянном смещении акцента с политики на онтологию и состоит главный недостаток мысли Бибихина, если мы рассматриваем ее как политическую философию. Разумеется, сам Бибихин возразил бы, что он не смещает никакого акцента, но видит вещи такими, каковы они суть, и что вопрос о политике неотделим от вопроса о бытии. Соглашусь, что подход к политической философии с точки зрения анализа таких фундаментальных предпосылок политического, как онтология времени, онтология истории, онтология власти в их связи с экзистенциальной аналитикой, обладает актуальностью, но только как часть более комплексного подхода, а не как самодостаточная теория. При этом мы должны как минимум различать А как максимум осознавать политические следствия теоретической рефлексии и высказывания. Примечательна параллель между анализом демократии у Бибихина и недавней книгой Святослава Каспэ, в которой исследователь, анализируя различные теории демократии (Каспэ, 2016: 134-148), приходит к выводу, что во всех них встречается утверждение о «пустом центре» последней (Там же: 140): «Демократический центр пуст в том смысле... что никто, ни один актор и ни один субъект -- ни индивид, ни какой бы то ни было альянс индивидов, вне зависимости от своей численности и ресурсной мощи, -- не может представить себя единственным выразителем и транслятором демократических ценностей, единственным распорядителем и управителем демократических институтов, единственным пророком демократической трансценденции» (Там же: : 150). В этой же работе Каспэ указывает на тот факт, что анализ политической формы -- как и социальной структуры вообще -- опирается на пространственные метафоры (Там же: : 13), и сам характеризует демократию как имеющую форму тора (Там же: : 151). Представляется интересным, что Бибихин также говорит о демократии как о самоограничении перед «пустым местом» трансценденции, но использует для этого термины феноменологии времени и онтологии истории -- областей, не менее важных для понимания онтологии политического, чем пространство. размышление о природе политического и саму политику, которая движима вовсе не теоретическим интересом и, на мой взгляд, вовсе не должна быть им движима.

Политическое зло не может быть оправдано тем, что в нем «раскрывается истина бытия», хотя, вне сомнения, для теоретической рефлексии в нем действительно может раскрываться нечто, что должно быть проанализировано. Недоверие Бибихина к либеральным реформам 1990-х и к слишком легкому переносу демократии в Россию оказалось оправданным. Разумеется, при любом размышлении о политическом нельзя отрываться от исторических реалий. Размах мысли Бибихина, помещающей теоретико-философское размышление в контекст российских 1990-х годов и отечественной истории, в этом плане может быть хорошей школой.

Тем не менее концепты ранней и поздней дисциплины могут быть проанализированы не только как «встроенная метафизика» «передовых и отсталых стран», но и как продуктивный способ анализа различных политических форм и режимовз®.

Более того, тот факт, что сам Бибихин в «Поре» рассматривал возможность установления в России ранней дисциплины, свидетельствует, что и он не ограничивал свою мысль детерминизмом «встроенной метафизики». Вычленив из рассуждений Бибихина концепты ранней и поздней дисциплины, можно скорректировать подход русского философа не только соединением с другими философскими теориями власти и государства, но и помещением в рамки более комплексного подхода к разговору о политическом, включающем в себя как философский анализ, так и исторические, политологические, социологические и экономические исследования, изучающие функционирование конкретных институтов и тем самым позволяющие дополнить философскую рефлексию об исторической фактичности политико-философского высказывания.

Взятая в целом, философия Бибихина запрещает такое соединение Например, вводя в восемнадцатой лекции «Поры» ключевые концепты своей политической философии, Бибихин заявляет: «Всё, что я говорю, не теория и не мнение, а императив или простое, почти арифметическое правило для всех времен и обстоятельств» (Бибихин, 2015а: 260). Если мы хотим видеть в философии Бибихина ценные идеи, а не религиозную доктрину, приходится при чтении игнорировать такие пассажи, хотя они, к сожалению, не случайны и продиктованы внутренней логикой того понимания философии, которое предлагает Бибихин., настаивая на безусловном метафизическом приоритете философии и поэзии в разговоре об истории и политике. Поэтому каждый читающий тексты русского философа оказывается перед выбором: остаться внутри прекрасного дворца поэтической метафизики или разрушить целостность мысли Бибихина, чтобы благодаря этому вынести из нее во внешнюю ей реальность нечто стоящее.

Литература

1. Ахутин А. В. (2005). Философ В. Бибихин // Историко-философский ежегодник 2005. М.: Институт философии РАН. С. 126-134.

2. Бибихин В. В. (1990). Петрарка и Палама // Балканские чтения I: Симпозиум по структуре текста. М.: Институт славяноведения и балканистики Академии наук СССР. С. 71-76.

3. Бибихин В. В., Седакова О. А. (2014). Владимир Вениаминович Бибихин -- Ольга Александровна Седакова. Переписка 1992-2004. Ч. 2: 1996-1999.

4. Бибихин В. В. (2000). Власть России // Седакова О. А. и др. Наше положение: образ настоящего. М.: Изд-во гуманитарной литературы. С. 67-79.

5. Бибихин В. В. (2003). Другое начало. СПб.: Наука.

6. Бибихин В. В. (2006). Из творческого наследия. М.: ИНИОН РАН.

7. Бибихин В. В. (2007). Язык философии. СПб.: Наука.

8. Бибихин В. В. (2009а). Ранний Хайдеггер: материалы к семинару. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы.

9. Бибихин В. В. (20096). Чтение философии. СПб.: Наука.

10. Бибихин В. В. (2010). Энергия. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы.

11. Бибихин В. В. (2012а). Дневники Льва Толстого. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха.

12. Бибихин В. В. (20126). Собственность. Философия своего. СПб.: Наука.

13. Бибихин В. В. (2013а). Введение в философию права. М.: Русский фонд содействия образования и науке.

14. Бибихин В. В. (201зб). Новый ренессанс. М.: Ун-т Дмитрия Пожарского.

15. Бибихин В. В. (2014). История современной философии (единство философской мысли). СПб.: Владимир Даль.

16. Бибихин В. В. (2015а). Пора (время-бытие). СПб.: Владимир Даль.

17. Бибихин В. В. (2015б). Узнай себя. СПб.: Наука.

18. Богатов М. А. (2015а). Пора Бибихина // Неприкосновенный запас. № 3. С. 315-324.

19. Богатов М. А. (2015б). Способы говорить о Бибихине. Проблема рубрикации творческого наследия в академической среде // Res Cogitans. № 8. С. 95-117.

20. Богатов М. А. (2016). Идеология и платонизм в работах Владимира Бибихина 1989-91 годов. URL: http://gefter.ru/archive/18115 (дата доступа: 10.11.2018).

21. Бурдье П. (2003). Политическая онтология Мартина Хайдеггера / Пер. с франц. А. Т. Бикбова, Т. В. Анисимовой. М.: Праксис.

22. Евлампиев И. И. (2015). Ренессанс как неудача и как новое начало: концепция европейской истории в книге Владимира Бибихина «Новый ренессанс» // Stasis. Т. 3. № 1. С. 344-363.

23. Каспэ С. И. (2016). Политическая форма и политическое зло. М.: Школа гражданского просвещения.

24. Косыхин В. Г. (2015). Полюс события: Бибихин и феноменология // Stasis. Т. 3. № 1. С. 378-391.

25. Кюстин А. де (1996). Россия в 1839 году / Пер. с фр. под ред. В. Мильчиной. М.: Изд- во им. Сабашниковых.

26. Магун А. В. (2015). Понятие события в философии Владимира Бибихина // Stasis. Т. 3. № 1. С. 156-176.

27. Михайловский А. В. (2006). Памяти В. В. Бибихина // Бибихин В. В. Из творческого наследия. М.: ИНИОН РАН. С. 4-7.

28. Михайловский А. В. (2011). Владимир Бибихин как философ права // Сократ. № 3. С. 46-49.

29. Михайловский А. В. (2013). Владимир Вениаминович Бибихин: вольный ум // Поколения ВШЭ: ученики об учителях. М.: ВШЭ. С. 34-37.

30. Михайловский А. В. (2017). О некоторых особенностях российской рецепции философии Мартина Хайдеггера в связи с дискуссией вокруг «Черных тетрадей» // Вестник Самарской гуманитарной академии. Серия: Философия. Филология. № 1. С. 54-71.

31. Неретина С. С. (2008). Философские одиночества. М.: Институт философии РАН. Седакова О. А. (2010). О Владимире Вениаминовиче Бибихине // Седакова О. А. Четыре тома. Т. 4: Moralia. М.: Русский фонд содействия образованию и науке. С. 812-820.

32. Хайдеггер М. (2006). Бытие и время / Пер. с нем. В. В. Бибихина. СПб.: Наука. Хоружий С. С. (2005). Входя в мир Бибихина // Историко-философский ежегодник 2005. М.: Институт философии РАН. С. 121-126.

33. Черняков А. Г. (2001). Онтология времени: бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. СПб.: Высшая религиозно-философская школа. Ямпольская А. В. (2013). Феноменология в Германии и Франции: проблемы метода. М.: РГГУ

34. Sparrow T. (2014). The End of Phenomenology. Metaphysics and the New Realism. Edinburgh: Edinburgh University Press.

35. An Ontology of Power as an Ontology of History: An Appraisal of Vladimir Bibikhin's Political Philosophy Ilia Pavlov

36. PhD student, School of Philosophy; Research Assistant, International Laboratory for the Study of Russian and European Intellectual Dialogue, National Research University Higher School of Economics

References

1. Akhutin A. (2005) Filosof V. Bibihin [Bibikhin the Philosopher]. Istoriko-filosofskij ezhegodnik 2005 [Historical-Philosophical Yearbook 2005], Moscow: RAS Institute of Philosophy, pp. 126

2. Bibikhin V. (1990) Petrarka i Palama [Petrarch and Palamas]. Balkanskie chteniya I: Simpozium po strukture teksta [Balkan Readings I: Symposium on the Structure of the Text], Moscow: Institut slavjanovedenija i balkanistiki Akademii nauk SSSR, pp. 71-76.

3. Bibikhin V. (2000) Vlast' Rossii [The Power of Russia]. Sedakova O. A., Bibikhin V. V. et al., Nashe polozhenie:obraznastoyashchego [Our Situation: The Image of the Present Time], Moscow: Izdatel'stvo gumanitarnoj literatury, pp. 67-79.

4. Bibikhin V. (2003) Drugoenachalo [The Another Beginning], Saint Petersburg: Nauka.

5. Bibikhin V. (2006) Iz tvorcheskogo naslediya [Creative Heritage], Moscow: INION RAN.

6. Bibikhin V. (2007) Yazyk filosofii [The Language of Philosophy], Saint Petersburg: Nauka.

7. Bibikhin V. (2009a) RannijHajdegger:materialykseminaru [Early Heidegger: The Materials for the Workshop], Moscow: Institut filosofii, teologii i istorii sv. Fomy.

8. Bibikhin V. (2009b) Chtenie filosofii [Reading of Philosophy], Saint Petersburg: Nauka.

9. Bibikhin V. (2010) Energiya [The Energy], Moscow: Institut filosofii, teologii i istorii sv. Fomy.

10. Bibikhin V. (2012) DnevnikiL'va Tolstogo [Leo Tolstoy's Diaries], Saint Petersburg: I. Limbakh.

11. Bibikhin V. (2012) Sobstvennost. Filosofiyasvoego [Ownership: The Philosophy of the Own], Saint Petersburg: Nauka.

12. Bibikhin V. (2013) Vvedenie v filosofiyuprava [Introduction to the Philosophy of Right], Moscow: Russkij fond sodejstviya obrazovaniya i nauke.

13. Bibikhin V. (2013) Novyjrenessans [A New Renaissance], Moscow: Universitet Dmitriya Pozharskogo.

14. Bibikhin V. (2014) Istoriyasovremennoj filosofii(edinstvo filosofskojmysli) [The History of Modern Philosophy: The Unanimity of Philosophical Thought], Saint Petersburg: Vladimir Dal.

15. Bibikhin V. (2015a) Pora (vremya-bytie) [(It's) Time (Time-Being)], Saint Petersburg: Vladimir Dal'

16. Bibikhin V. (2015b) Uznajsebya [Know Yourself], Saint Petersburg: Nauka.

17. Bibikhin V., Sedakova O. (2014) Vladimir Veniaminovich Bibihin -- Ol'ga Aleksandrovna Sedakova. Perepiska 1992-2004. Chast'2-ya (1996-1999) [Vladimir Bibikhin -- Olga Sedakova. Correspondence 1992-2004. Part 2 (1996-1999)].

18. Bogatov M. (2015a) Pora Bibihina [The Time of Bibikhin]. Neprikosnovennyzapas, no 3, pp. 315-324.

19. Bogatov M. (2015b) Sposoby govorit' o Bibihine: problema rubrikacii tvorcheskogo naslediya v akademicheskoj srede [The Ways to Speak about Bibikhin: The Problem of Rubrication of Intellectial Heritage in Academic Context]. Res Cogitans, no 8, pp. 95-117.

20. Bogatov M. (2016) Ideologiya iplatonizm vrabotah Vladimira Bibihina 1989-91 godov [Ideology and Platonism in Vladimir Bibikhin's Works of 1989-1991].

21. Bourdieu P (2003) Politicheskayaontologiya MartinaHajdeggera [The Political Ontology of Martin Heidegger], Moscow: Praksis.

22. Chernyakov A. (2001) Ontologija vremeni: bytie i vremja v filosofiiAristotelja, Gusserlja iHajdeggera [The Ontology of Time: Being and Time in Aristotle, Husserl and Heidegger], Saint Petersburg: Vysshaja religiozno-filosofskaja shkola.

23. Custine A. de. (1996) Rossiya v 1839 godu [Russia in 1839], Moscow: Sabashnikovs.

24. Evlampiev I. (2015) Renessans kak neudacha i kak novoe nachalo: koncepcija evropejskoj istorii v knige Vladimira Bibihina "Novyj renessans" [The Renaissance as Failure and New Beginning: Vladimir Bibikhin's Interpretation of European History in The New Renaissance]. Stasis, vol. 3, no 1, pp. 344-363.

25. Heidegger M. (2006) Bytie i vremya [Being and Time], Saint Petersburg: Nauka.

26. Khoruziy S. (2005) Vhodya v mir Bibihina. Istoriko-filosofskijezhegodnik2005 [Historical- Philosophical Yearbook 2005], Moscow: RAS Institute of Philosophy, pp. 121-126.

27. Kaspe S. (2016) Politicheskaya forma ipoliticheskoezlo [Political Form and Political Evil], Moscow: Shkola grazhdanskogo prosveshcheniya.

28. Kosykhin V. (2015) Polyus sobytiya: Bibihin i fenomenologiya [The Pole of Event: Bibikhin and Phenomenology]. Stasis, vol. 3, no 1, pp. 378-391.

29. Magun A. (2015) Ponyatie sobytiya v filosofii Vladimira Bibihina [The Concept of Event in Vladimir Bibikhin's Philosophy]. Stasis, vol. 3, no 1, pp. 156-176.

30. Mikhailovsky A. (2006) Pamyati V. V. Bibihina [In Memory of Vladimir Bibikhin]. Bibikhin V., Iz tvorcheskogo naslediya [From Creative Heritage]. Moscow: INION RAN, pp. 4-7.

31. Mikhailovsky A. (2011) Vladimir Bibihin kak filosof prava [Vladimir Bibikhin as a Philosopher of Right]. Socrates, no 3, pp. 46-49.

32. Mikhailovsky A. (2013) Vladimir Veniaminovich Bibihin: vol'nyj um [Vladimir Bibikhin: A Free Mind]. Pokoleniya VSHE: uchenikiob uchitelyah [The HSE Generations: The Disciples about the Teachers], Moscow: HSE, pp. 34-37.

33. Mikhailovsky A. (2017) O nekotoryh osobennostyah rossijskoj recepcii filosofii Martina Hajdeggera v svyazi s diskussiej vokrug "Chernyh tetradej" [On Some Features of the Russian Reception of Martin Heidegger's Philosophy in Connection with the Discussion around "Black Notebooks"]. Samara Academia for Humanities Bulletin. Series: Philosophy, Philology, no 1, pp. 54-71.

34. Neretina S. (2008) Filosofskie odinochestva [Philosophical Lonely Men], Moscow: RAS Institute of Philosophy.

35. Sedakova O. (2010) O Vladimire Veniaminoviche Bibihine [About Vladimir Bibikhin]. Chetyre toma. Vol. IV:Moralia [Four Volumes, Vol. 4: Moralia], Moscow: Russkij fond sodejstviya obrazovaniyu i nauke, pp. 812-820.

36. Sparrow T. (2014) The End of Phenomenology: Metaphysics and the New Realism, Edinburgh: Edinburgh University Press.

37. Yampolskaya A. (2013) Fenomenologiya vGermaniiiFrancii:problemymetoda [Phenomenological Method and its Limits: From German to French Phenomenology], Moscow: RGGU.

Размещено на Allbest.ru