В «Государстве» выделяются три основных человеческих природы Золотая, серебренная, железная и медная природы, последние две - для «земледельцев» и «ремесленников», но земледельцев и ремесленников Сократ не рассматривает раздельно. Там же, 415а.: ремесленников, стражей и философов, которые соответствуют трём основным частям человеческой души: вожделеющей, яростной и разумной. Ремесленниками можно было бы назвать тех, кто ориентируется на общепризнанные блага; это обычные люди, которых большинство, и у которых, по той или иной причине, нет особенной проблемы касательно поиска самих себя. Стражами являются те, кто «мало того, что яростны», но к тому же «должны по своей природе еще и стремиться к мудрости» Там же, 375e.. Платон сравнивает стражей с собаками, мудрость которых заключается в том, что они признают только близких себе людей; а близкие - это те, кого мы понимаем, «ведь стремление познавать и стремление к мудрости - одно и тоже» Там же, 376b.. Метафора собаки не просто подразумевает специфическую признательность к хозяину-воспитателю; страж - это человек, который не согласен терпеть или признавать никакие общественные нормы, если он их не понимает; и любой запрос на понимание превращается в лай «собаки» Что хорошо согласуется с интерпретацией кинического образа жизни у Фуко; ведь киники только и делают, что указывают на истину своим образом жизни - лают на то, что устроено неправильно в современном сообществе., если сообщество не способно его удовлетворить. Стражи - это одаренные от природы люди, основными ориентирами которых является честолюбие, соперничество и желание прославиться Там же, 581b.. В противоположность остальным, выше всего они ставят общественное признание, несводимое к материальному исчислению (деньгам). Стражи способны из-за нарушенной по отношению к ним справедливости терпеть холод и стужу Там же, 440d. вплоть до смерти, так как свою честь они ценят выше материальных благ - удовольствий вожделеющего начала; ведь честь и имеет смысл в противопоставлении прочим благам. Несмотря на то, что ярость в основном служит защитником разуму Там же, 441a., иногда она бывает «извращена». Дело в том, что выбор того, что считать разумным, может быть вполне случайным, если мы отдаёмся на волю гневу, особенно при отсутствии должного воспитания; а свободно господствует разумное начало только у философа.

Философу «свойственны хорошие способности, памятливость, мужество и возвышенный образ мыслей» Там же, 494a.; это тот, «кто охотно готов отведать от всякой науки, кто с радостью идет учиться и в этом отношении ненасытен» Там же, 475d.; отличает его любовь к «усматриванию истины» Там же, 475e. и то, что он «ценит всё существующее само по себе» Там же, 470a.. Философ обращает свое внимание только на суть происходящего в человеческой жизни, и не согласен останавливаться на мнении, в этом частью он подобен стражу; ведь основное свойство стражей - собачье непризнание чужого и опора только на то, что знаешь, - Сократ и называет «подлинно философским», однако есть разница: страж исходит из своего воспитания, то есть того, что он точно знает на личном опыте и противопоставляет всему внешнему, сообществу; философ же обращает внимание и признает не только то, что ему интуитивно ясно или близко, но и на вещи в целом, включая и общественные, «внешние» по отношению к нему нормы, пытаясь понять, как они должны быть устроены сами по себе, справедливым образом.

1.3.2. Критика компромиссного решения Платона

Мне представляется, что компромиссное решение самое удачное и в перспективе плодотворное из всех. Сократовское рассуждение о государстве позволяет помыслить решение проблемы самопознания (в «Государстве» подлинного понимания самого себя, созерцания своего блага, достигает философ), не устраняя и не подменяя саму проблему, как это было в предыдущих двух решениях; к тому же, только в «Государстве» человек не вынужден отрицать существующее сообщество целиком, через революцию или своим собственным образом жизни: платоновский философ самостоятельно находит своё место среди людей без отрицания существующего сообщества и интересов других людей.

Тем не менее, в «Государстве» ведущим вопросом становится вопрос о защите справедливости, в то время как вопрос о самопознании, хоть и является неоспоримо важным, но выступает вторичным по отношению к защите справедливости Хотя и следует учитывать, что защита справедливости во многом заключается именно в том, что Сократ доказывает, что без справедливости невозможно прийти к полному самопознанию и адекватно понять своё место в жизни и собственное благо; проблема самопознания во многом является ведущим мотивом сократовского рассуждения.. Сократ использует государство как зеркало нашей собственной души, однако это идеальное зеркало, идеальное сообщество, мало помогает нам понять, кем мы являемся в нашем неидеальном сообществе - ремесленниками, стражами или философами: как отдельному человеку найти самого себя?

2. Политическое мифотворчество как решение проблемы самопознания

Как человеку самостоятельно узнать, какова его природа, причем как в смысле понимания собственных природных задатков, так и в смысле того, какова его роль в сообществе? Иначе это можно было бы сформулировать и так: как становятся философами (теми, кто тем или иным образом решают для себя проблему самопознания) люди, не живущие в государстве Платона, люди, обязанные всем самим себе? Ведь именно этот вопрос является главным, когда мы обращаемся к тому или иному автору; как нам правильно найти и реализовать самих себя, даже если нам не повезло жить в идеальном сообществе.

Я предлагаю попытаться воспроизвести, ориентируясь на сократовское рассуждение, разделение людей по различным природам, но в неидеальном сообществе. Для этого я предлагаю отличное от Платона описание человеческих природ, однако сохраняю само разделение на ремесленников, стражей и философов, почему и продолжаю пользоваться именно этими терминами. Я нахожу важным подчеркнуть активный аспект самопознания стражей и философов, поэтому я использую термин мифотворчество, который подробнее раскрою во второй части этой главы; я считаю его удачным, так как, с одной стороны, слово «творчество» заключает в себе элемент активного созидания, а с другой стороны слово «миф» подчеркивает характер самой деятельности - стражи и философы самостоятельно создают собственную интерпретацию мира, создавая собственную действительность, и тем находя своё место в мире. Однако мифы, творимые стражами и философами, различаются. Отличием здесь выступает то, что страж создаёт индивидуальный миф, ориентируясь, в первую очередь, на самого себя; философ же ориентируется на сообщество, и поэтому миф философа можно назвать политическим, то есть справедливым.

Чтобы не вызывать путаницы, в дальнейшем, в потенциально неясных фрагментах я буду брать в кавычки термины Платона: ремесленник, страж и философ; это будет означать, что речь идёт именно о «ремесленнике», «страже» или «философе» в том смысле, какой подразумевает концепция политического мифотворчества. Обусловлено это желанием сделать более ясным для читателя в каком случае речь идёт о природах людей в платоновском государстве, а в каком о природах людей в предлагаемой автором теории; впрочем, речь о природах в платоновском государстве идёт только в абзаце, посвящённом испытанию стражей.

Вторая глава делится на две части. В первой части я предлагаю описание человеческой природы в неидеальных условиях, с тем, чтобы проиллюстрировать, как именно возможно разделять людей на различные природы в нашем сообществе; для этого я воспользуюсь лекциями о Спинозе Делёза, и его критерием радостных или печальных аффектов. Выбор этот не случаен и обусловлен тем, что моя предыдущая курсовая работа была целиком посвящена именно интерпретации Делёзом философии Спинозы Поздняков, Б. (2019). Теория аффектов Б. Спинозы в интерпретации Ж. Делёза. , что и натолкнуло меня на мысль воспользоваться Делёзом в этой работе, так как я нахожу критерии радости и печали очень простыми и понятными в нашей повседневной практике, а также весьма подходящими для иллюстрации того, как именно мы решаем для себя, чем же нам заниматься в собственной жизни. Кроме этого, мне показалась весьма полезной трактовка Хайдеггером природы в философии Гераклита; природа, как «всегда-восхождение» См. Лекции Хайдеггера про начало западного мышления. Хайдеггер, М. (2011). Начало западного мышления. In Хайдеггер, М. Гераклит. М: «Владимир Даль». Хайдеггер обращает своё внимание начиная с 4 лекции; С. 114 и далее.; мне представляется, что и Делёз, и Хайдеггер говорят в данном случае об очень похожей вещи - становлении, причём именно в том смысле, в котором мы лично способны попытаться уловить его в нашем собственном бытии. Соответственно и сам аффект радости я трактую как «всегда-восхождение» к раскрытию собственной природы.

Во второй части я предлагаю рассмотрение проблемы самопознания через мифотворчество, которое и является решением этой проблемы. В ней я раскрываю разницу между жизнью мифотворца и обычного человека, а также показываю различие между индивидуальным мифом «стража» и справедливым политическим мифом «философа».

2.1. Описание человеческой природы в неидеальных условиях

Если человек только может надеяться раскрыть собственную природу самостоятельно, вне идеальных условий, то первым и важнейшим ориентиром для него будет его собственная повседневная практика. Мы постоянно взаимодействуем с совершенно разными областями человеческой жизни и включены в неисчерпаемый поток бытовых ситуаций; возникает вопрос, какой конкретный ориентир в нашем собственном опыте мог бы стать подходящим для раскрытия нашей собственной природы?

Делёз, анализируя теорию аффектов Спинозы, сводит все аффекты к двум основным группам - аффектам радости и аффектам печали «Радость - это увеличение возможности действовать», печаль - наоборот. Возможность действовать - это не просто физические взмахи руками и подобное; возможность действовать - это возможность понимать самого себя и самостоятельно соотносить себя с окружающей действительностью - несчастный человек тем и несчастен, что он не понимает своей подлинной роли в происходящем, так как не видит ничего общего с тем, что с ним происходит (в пределе - самоубийство, величайшее несчастье): все аффектирует его негативно, то есть таким образом, что между ним и вещами вокруг него нет ничего общего - у него нет опоры для размышления. Подробнее см. Делёз, Ж. (2016). Лекции о Спинозе 1978-1981. М: Ад Маргинем Пресс. Части лекции 1 (стр. 15-17) и лекции 4-7 в дальнейшем почти полностью только об этом.. Речь там идёт о том, что когда мы взаимодействуем с различными областями нашей собственной жизни, мы чувствуем разную степень соучастия в происходящем; при этом само это чувство сопричастия с чем-то, чувство радости, то есть «увеличения возможности действовать», позволяет нам понять нечто общее между нашими природными задатками и тем, с чем мы соприкасаемся; это не разовый процесс, а постоянная практика. Чем более наша жизнь проходит в радостных аффектах, тем более наши мысли устремляются к размышлению; впрочем, следует заметить, что это размышление именно о том, что есть общего между нами и радостными для нас областями жизни. Именно радость может служить нам одним из важнейших ориентиров для раскрытия нашей природы.

Если бы мы жили в таком сообществе, где за нашими влечениями следили бы специально существующие для этого специалисты, обладающие абсолютным пониманием того, к чему именно нас влечёт, и которые бы только и занимались тем, что искали бы для нас подходящее место в сообществе, то, вполне вероятно, на этом бы и закончилось само рассуждение: скажем, у кого-то из нас есть радостные аффекты от занятия врачебным искусством, а у кого-то от написания книг - так им, собственно, по природе и суждено быть врачом или писателем, более того - их бы подхватили и направили бы в верном направлении. К сожалению, в нашем сообществе нет подобного отлаженного механизма, который помог бы нам понять, чем именно нам заниматься, да и сами роды потенциальных занятий крайне многообразны Если у человека есть склонность к врачебному делу - как он поймет, каким из сотен врачей-специалистов ему быть?; поэтому обычно, имея склонность к какой-либо деятельности, мы лишь наудачу направляемся в сторону того, что предвещает нам раскрытие нашего потенциала - как мотыльки летят на свет, так и люди летят в ту общественную область, что обещает им радость. Это весьма случайный и пассивный способ нахождения самих себя, а потому обычно он и требует некоей материальной компенсации, ведь здесь особенно велик риск ошибиться, - именно с этим и связано столь пристальное внимание большинства людей к финансовой составляющей той деятельности, к которой они стремятся; то есть к тем вполне понятным и ясным бонусам, сопутствующим и гарантированным им в их нелёгком пути. Собственно, это и есть описание жизни «ремесленника», который если и обнаружит своё дело, то ценой счастливой случайности; в целом же это скорее люди, которые вынуждены компенсировать своё неясное общественное положение по отношению к их собственной природе, ясными общественными привилегиями, которые они имеют на практике.

«Стражем» в неидеальном сообществе можно было бы считать такого человека, который не нашел приемлемую область, что предвещает ему радость; наоборот, это тот, кто столкнулся с ситуацией, когда его собственная природа не находит себе места в актуальном сообществе. Проще всего будет проиллюстрировать это на общепонятном примере, который совершенно по-разному будет рассматриваться, в зависимости от того, идёт ли речь о страже или ремесленнике. Представьте себе человека, который встаёт перед выбором между карьерой и семьёй. С одной стороны, мы могли бы пожаловаться, что нам не хватает времени на то, чтобы уделять его и семье и карьере; нам не хватает времени в сутках, и будь у нас две жизни (или, скажем, два тела), то наша проблема могла бы разрешиться Мне кажется, что во многом именно ввиду этого количественного рассмотрения проблемы может строиться и патриархальное рассмотрение семьи, где мужчина занимается некой общественной деятельностью, а женщина - семьей, причём мужчине приписывается некое управление и главенство; у них как бы два тела, но в одной семье и с одним разумом.. С другой стороны, эту проблему можно раскрывать и иначе: сама модель поведения человека в семье требует таких свойств характера, которые могут исключать успех в карьере. Например, от человека может требоваться мягкость, неконфликтность и прочие свойства, редко способствующие в достижении высокого карьерного положения. И это не просто навязанная иллюзия: в семейной жизни мягкость характера, терпимость, умение промолчать и тому подобное действительно не будет лишним; а для успешной карьеры же скорее требуется умение обратить на себя внимание, не упустить своё и так далее.

Первый способ рассмотрения проблемы был бы способом ремесленника; здесь нет качественный проблемы, речь идёт лишь о конфликте интересов в борьбе за время человека. Второй же является способом рассмотрения этой проблемы потенциальным стражем, ведь он подразумевает, что адекватного решения в сообществе пока в принципе не существует. Области жизни, к которым тянется природа стража и которые могли бы быть объединены в рамках какого-нибудь единой модели поведения, здесь и сейчас, в сообществе, логически исключают друг друга. Особенно явным это станет, если речь пойдет не о зрелом мужчине или женщине, а о человеке молодом, который лишь пытается понять, как же ему выстраивать свою жизнь и какие черты характера ему в себе воспитывать; какие из них, будучи воспитанными, действительно помогут ему занять своё место в жизни? Острота этого примера в том, что на него нет ясного ответа, в отличии от «ремесленнического» количественного рассмотрения, где речь шла лишь о недостатке времени и где советом будет неизменно - «гармоничнее распределяйте свой график», то есть сделайте карьеры поменьше\семьи побольше, или наоборот, в зависимости от ваших собственных возможностей.

Именно нахождение в такой ситуации, где человек не может совместить две или более областей собственной жизни (будь ему дана даже сотня часов в сутках), к которым тянется его собственная природа, можно считать началом самостоятельно мышления и пробуждением к поиску самого себя См. «Так вот как раз это я и пытался теперь сказать: кое-что побуждает рассудок к деятельности, а кое-что - нет. То, что воздействует на ощущения одновременно со своей противоположностью, я определил как побуждающее, а что таким образом не воздействует, то и не будит мысль.» Платон. Государство, 524d. В «Государстве» это пример из области математики и счёта; но мне представляется, что он вполне уместен и в этом контексте., бытием стража. До тех пор, пока перед человеком стоит подобный выбор, он находится в состоянии напряжения, которое толкает его на аккуратное приближение то к одной сфере жизни, то к другой; на исследование того, не является ли его ситуация случайностью, которую можно поправить; и, в отличии от ремесленника, страж попытается самостоятельно найти ответ в сложившейся ситуации и создать свой собственный образ жизни, в которой он не был бы вынужден выбирать чужие решения. Жизнь стража - это активный поиск некоего принципа, который мог бы объяснить, как согласовать в рамках его собственной жизни те, казалось бы, взаимоисключающие вещи, к которым он одинаково испытывает радостное чувство и внутреннее притяжение.

Остаётся отыскать последнюю, философскую, природу. Для этого я обращусь к рассуждению Сократа об испытании стражей с целью выявить среди них наилучшего охранителя государства, то есть философа Платон. Государство, 412с-414а.. Эти испытания должны проверить стражей, готовы ли они поставить свою жизнь на «самое ревностное служение государственной службе» Там же, 412е., учитывая, что «польза дела - это и его (стража) личная польза» Там же, 412d.. Здесь я предлагаю следующий ход - интерпретировать выражение «государственная служба», раз уж мы не живём в идеальном государстве, как «стояние на своём»; то есть речь идёт о том, что подлинной «государственной службой» «стражей» в нашем неидеальном обществе для отдельного человека является бытие «собакой» в смысле полного непринятия того, что человек не понимает и не признаёт; «государственной» же она является потому, что это не просто желание непротиворечиво согласовать собственные интересы, но желание сделать это справедливым, то есть учитывающим интересы окружающих, образом И конечно, когда говорится «государственная служба», речь не идёт о бытии чиновником или служении в том или ином бюрократическом аппарате. . Испытание стражей в «Государстве» делится на две части: первая закаляет характер стража и испытывает его на недостаток физических и духовных сил; вторая часть является испытанием обольщением, то есть наслаждениями. Соответственно, испытание проверяет две вещи:

1) Во-первых, суровая часть испытания определяет мужество человека и искренность его стремления к пониманию собственного места в жизни; готов ли человек отказаться от попытки согласовать собственную жизнь на своих условиях, или он не станет принимать чужие решения собственных проблем? Откажется ли он от той или иной области жизни, которая ему ценна, или он будет настаивать на своём? Добровольным долгом «стража», его «государственной службой», является стремление выдержать испытание и найти собственное решение стоящей перед ним проблемы;

2) Во-вторых, искушающая часть испытания проверяет человека на то, насколько крепки и значимы его взгляды в отрыве от принудительных испытаний; насколько дух этого человека крепок для того, чтобы не зависеть от случайности даров судьбы; самостоятелен ли этот человек или потеряет себя при первой же благосклонности судьбы.

Ключевой разницей между «стражем» и «философом» выступает то, что «страж» вынужден защищать своё здесь-сейчас бытие и состояние от нападок сообщества, обуреваемый страхами выпасть из «актуального» мира и потерять себя; стать обычным человеком, не выдержав трудностей собственного образа жизни. Испытанием же для «философа» выступает уже не просто тривиальная защита собственного образа жизни, в котором он вполне уверен, а скорее защита собственных представлений о мире перед сообществом; искушением потенциального философа является попытка распространить свои собственные интересы, свой образ жизни, на всех людей без исключения.

Соответственно, «философом» мы бы могли назвать такого человека, который пытается найти своё место в мире уже не просто защищаясь от сообщества, стараясь согласовать собственную жизнь для самого себя; философ пытается согласовать как свои интересы, так и интересы окружающих его людей, и сделать он это способен только предоставив сообществу новый взгляд на мир, политический миф, ведь его собственная жизнь пришла в согласие без участия сообщества.

2.2. Самопознание как мифотворчество

Исходя из вышесказанного, проблему самопознания теперь можно рассматривать тремя способами:

1) Самопознание «ремесленника»: это самый простой случай, так как ремесленник - это человек с одним доминирующим интересом, который может найти себя, будучи пассивно влекомым в ту или иную область жизни, где для него заранее сообществом уготовано некое место.

2) Самопознание «стража»: это более интересный случай, так как подобное самопознание подразумевает определенную долю активности человека. Страж оказывается в ситуации, в которой для него сообществом не было приготовлено ничего хотя бы потенциально приемлемого, что удовлетворяло бы его интерес; его задачей становится создать и воплотить в действительность такую картину мира, где он мог бы быть самим собою и не разрываться на части; при этом не сойти с собственного пути и не склониться в пользу чужих решений собственной проблемы.

3) Самопознание «философа»: философ - человек, кто не боится за потерю самого себя или собственных взглядов; образ жизни философа для него самого несомненен и прошел проверку практикой. Подлинным ориентиром для философа, который и поможет ему окончательно определить собственное место в жизни - попытка предложить сообществу такой взгляд на мир, который способен устроить как самого философа с его уникальным видением мира, так и остальных людей, будь то стражи или ремесленники.

Проблема самопознания различается здесь не только тем, что способы её решения разные; отличается и степень точности решения проблемы, о чем ниже.

Во втором и третьем случаях процесс самопознания выступает как мифотворчество, то есть как процесс интерпретации мира, с целью создать в нём для себя своё собственное место. В случае стража речь идёт об индивидуальном мифотворчестве, ведь он создает миф для самого себя, ориентируясь лишь на внутреннюю согласованность собственного мифа; в случае же философа - о справедливом, политическом мифотворчестве, которое учитывает как взгляды самого философа, так и интересы остальных людей в сообществе.

Индивидуальное мифотворчество стража служит цели защиты образа жизни стража перед внешним по отношению к нему миром; это попытка придумать некую общую и всепоглощающую схему, которая в пределе своем стремится к абсолютизации образа жизни стража и оценке всех остальных людей исключительно по той модели, которую вырабатывает сам страж в процессе своей жизнедеятельности; ведь если он был старателен в своей «службе», если он действительно сумел придумать достойный самого себя миф, с которым отныне связана вся его жизнь, то неудивительно, что этот миф становится для стража мерой всех вещей. Именно поэтому индивидуальное мифотворчество можно назвать тираническим, так как оно не стремится учитывать интересы других людей, а ровняет всех по мышлению самого мифотворца: миф стража неизменно будет несправедливым.

Политическое мифотворчество философа служит цели проверить способность философа вписать своё представление о мире в сообщество справедливым образом; философ не просто ориентируется на внутреннюю согласованность своего собственного мифа, но и обращает внимание на то, подходит ли этот миф существующему сообществу. Именно сообщество помогает понять философу, способен ли он создать такую картину мира, которая устроит и его самого, и людей с абсолютно другими интересами; философ, в противовес стражу, не исключает в рамках своего мифа напряжение от соприкосновения с сообществом и потому максимально точно способен определить собственное место в мире.

Нетрудно заметить, что первые два решения проблемы самопознания, предоставленные в первой главе этой работы, не являются политическим мифотворчеством, а скорее могут быть рассмотрены как примеры мифотворчества индивидуального, то есть тиранического, не учитывающего интересы других групп населения. В случае революционного решения, которое я показал на примере Маркса, напряжение между человеком и сообществом в конечном счете снимается, что лишает человека возможности самостоятельно понять свою собственную роль в жизни. В случае провокативного решения, которое я показал на примере кинического образа жизни в интерпретации Фуко, сама жизнь человека сводится к слепому отрицанию сообщества в пользу некоего универсального, истинного способа жизни; человек здесь обречен быть вечной тенью тех общественных норм, которые он отрицает; и хотя он самостоятельно находит для себя некое место, тем не менее это место остается случайным, ведь ориентиром человека служат случайные нормы конкретного сообщества.

Компромиссное решение, которое я проиллюстрировал на примере «Государства» Платона, оказывается примером политического мифотворчества, и именно поэтому является самым удачным. Платон предоставляет справедливый миф, который учитывает интересы совершенно разных по своей природе людей, предоставляя каждому возможность заниматься именно тем, к чему он сам лично склонен; при этом Платон не игнорирует запрос на самопознание и точно показывает, кто (философ) и в какой именно ситуации (в идеальном государстве) способен максимально точно понять своё собственное место в жизни, уж если у него есть подобный интерес. Тем самым учитываются интересы каждого человека, живущего в сообществе и именно поэтому политическое мифотворчество является подлинно справедливым.

Заключение

В этой работе я постарался раскрыть проблему самопознания. Я исходил из того, что проблема самопознания, как минимум, является моей собственной проблемой и может быть значима для других. Я обратился, в первую очередь, к Марксу, чтобы начать свой путь с надежного и общеизвестного фундамента. Для Маркса проблема самопознания, раскрываемая через понятие отчужденного труда, является общезначимой; однако его решение проблемы самопознания оказалось непригодным, так как, в конечном счете, исключало изначальные условия - взаимодействие человека с сообществом, у которого другие интересы, чем у самого человека. Далее я обратился к альтернативной попытке разрешить проблему самопознания - на примере кинического образа жизни в интерпретации Фуко; впрочем, как мне представляется, и большая часть континентальной, постницшеанской мысли, следует именно этому решению. Проблема здесь также выставляется общезначимой, ведь есть противопоставление «неправильное сообщество - подлинная природа, которой сопричастны все люди». Недостатком этого решения стало сведение собственного бытия к отрицанию сообщества и отсутствию каких-либо содержательных надежд на нахождения своего, независимого от сообщества, образа жизни.

После двух неудачных попыток я обратился к решению Платона, чьим теоретическим ходом является утверждение о том, что у людей разные природы, а значит и сама проблема самопознания общезначимой не является; для кого-то это - острая необходимость (как, например, для меня), а для кого-то она вторична и особенного места в их жизни не занимает. Мне показалось, что это очень плодотворный ход мысли, однако мало способствует пониманию своего собственного места в жизни человеку, который не живёт, и скорее всего никогда не будет жить в идеальном государстве. Поэтому у меня и возник интерес рассмотреть, как же мне, неидеальному человеку, узнать, какова моя природа и как именно я мог бы понять, кто я и что мне делать в этом мире? Для этого я несколько изменил само представление о природе различных людей, сохранив основное разделение Платона на ремесленников, стражей и философов. Я постарался показать, что стражей и философов можно рассматривать как людей, которые защищают свое представление о мире и не готовы от него отказаться, так как оказались в ситуации, в которых сообщество не способно найти готового решения для их проблем; при этом я постарался различить стражей и философов, ориентируясь на две части испытания потенциальных философов в «Государстве» Платона: с одной стороны, стражей испытывали на стойкость физически и духовно, с другой - на стойкость перед наслаждениями. Я предлагаю рассматривать это как испытание, с одной стороны, на волю к защите собственного образа жизни, а с другой стороны, на способность выдержать испытание легкостью обобщения своего личного представления о мире на всех существующих людей.

Для описания деятельности стражей и философов, я использовал термин мифотворчество, который подчеркивает сам характер их деятельности - создание некоего мифа о собственной жизни, который позволяет найти и привнести в сообщество что-то новое, найти собственное место в жизни через созидание, а не через принятие чужих решений, как это происходит в случае ремесленников. При этом я разделил мифотворчество на два типа - тираническое индивидуальное мифотворчество и справедливое политическое мифотворчество, которые соответствуют мифотворчеству стражей и философов; разницей между ними выступила ориентация стражей на то, чтобы согласовать собственный образ жизни и выстроить непротиворечивую картину мира с одной стороны, и, с другой стороны, ориентация философов на согласование своего представления о мире и своих собственных интересов с представлениями о мире и интересами других людей.

Все это, как я надеюсь, позволяет проиллюстрировать, как именно мы можем помыслить решение проблемы самопознания в неидеальном сообществе, то есть в нашем, в котором мы все живём; помыслить себе философа, который всем «обязан самому себе», и который мало интересовал Сократа в «Государстве», но, тем не менее, является предметом живого интереса для людей, не живущих в идеальных условиях, то есть для нас.

Особенно важным это размышление выступает для меня, как студента Что, вероятно, заметно и по основному тексту., что заканчивает первый этап собственной философской деятельности и пытается упорядочить своё первое знакомство с философией. За время обучения философия выступила передо мной с разных, зачастую совершенно несвязанных друг с другом сторон. На моё, уже немного угасающее удивление, в университете я обнаружил, что существует как минимум две философии: философия, которой нас обучают в университете и философия, которую я лишь намёками замечал в философской литературе.

Университетская философия, в самом общем смысле, явила несколько значимых для меня ликов:

1) Философия как попытка прокомментировать, насколько эффективно те или иные учёные перемывают собственные склянки перед каким-нибудь важным научным экспериментом и насколько им может помешать очередная телескопная пыль разглядеть чего-нибудь интересное как в самых далеких галактиках, так и глубинах нашей телесной материи;

2) Философия как набор последовательных общезначимых утверждений, которыми можно подпереть, подобно грузному атланту, ту или иную интересующую нас область человеческой деятельности и спокойно взирать на то, как при нашей безусловно важной, но скромной поддержке, там, может быть, наладится бренная и суетная человеческая жизнь;

3) Самое важное, я наткнулся на философию, понимаемую как калейдоскоп имён, количество которых на странице современного философского текста больше, чем можно отыскать содержательных идей, заложенных автором во всём его произведении, учитывая даже те идеи, которых он касается лишь мимоходом; и на этом я остановлюсь подробнее.

В своей работе я попытался проиллюстрировать очень важный для меня аспект философии:

Философия - это в первую очередь образ жизни, сердце человека и его собственная душа, которую он с заботой взращивал, сохраняя себя от бесконечного холода социального мира - это то пламя, которое одушевляет его разговоры, его мысли и, что самое важное, мысли окружающих его людей. Ведь второй необходимый аспект философии - это справедливое слово.

Главной целью философии, как я её наивно воспринял на первом курсе, было самопознание человека. Не анализ тех или иных социальных институтов, не попытка понять, как устроен материальный мир вокруг нас и даже не отыскание некой голой и сухой истины; главным вопросом философии был наивный вопрос о том, кем же я являюсь в этом мире. Мне казалось, что все остальное должно выступать лишь инструментом к самопознанию; что попытка человека понять самого себя неизменно должна вести к отличию как его образа мыслей, так и образа жизни - к воспитанию его собственной души. Именно поэтому я определял философию как образ жизни, явленный в справедливом слове - то есть такой образ жизни, который не игнорирует сообщество и окружающих людей; философ отвечает тем, кто в нём нуждается и молчит тогда, когда от него не требуется слов.

В противовес этому пониманию я скорее наталкиваюсь на весьма прискорбный для меня опыт, как человека, горячо влюбленного в философию и связывающего свою жизнь исключительно с ней, что в университете «философ» скорее превращает слово в свой собственный образ жизни, человека, который призван давать комментарии ко всему подряд, опираясь на свод тех или иных имён.

Я не знаю, чем это обусловлено, может быть это некая «объективная» необходимость, а может быть я слишком наивен и не понимаю каких-нибудь базовых вещей - все это, конечно, придёт с опытом. Однако для меня все еще звучит шокирующе, когда не только мои однокурсники, но даже люди, имеющие статус более «достойный», будь то магистранты, аспиранты или преподаватели различных мастей, в своей речи свободно разделяют «философию» и «настоящую» жизнь; когда философия превращается лишь в очередную деятельность, которая ничем не отличается от любой другой; когда философия превращается в профессию.

Во мне оставляет надежду лишь то, что в моей собственной практике люди совершенно разные, будь они «ремесленниками», «стражами» или «философами», были неизменно чувствительны к разговору о настоящей философии, о правильном и справедливом образе жизни; каждый из них был внимателен, если моя речь была справедливой, или делал внимательным меня, когда я чего-то искренне не знал или не понимал. Подобный искренний разговор очень тяжело найти в университете, и возникает потаенная мысль - а может быть искренний разговор в университете и не нужен; а может быть люди здесь лишь готовятся к настоящей философии (надеюсь, что к ней)?

Это, во многом, является утешительным моментом как представленной здесь работы в частности, так и занятия философией в целом - философия неспособна затеряться в застенках формальностей; огонь философии согревает и самый замерзший взгляд.

Библиография

1. Аристотель. (2015). Политика. М: Академический проект.

2. Дебор, Ги. (2014). Общество спектакля. М: Опустошитель.

3. Делёз, Ж. (2016). Лекции о Спинозе 1978-1981. М: Ад Маргинем Пресс.

4. Диоген Лаэртский. (2020). О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М: АСТ.

5. Маркс, К. (2010). Отчужденный труд In Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. М: Академический проект. С. 322-339.

6. Маркс, К. Энгельс Ф. (2009). Манифест коммунистической партии In Маркс К. Энгельс Ф. Принципы коммунизма. М: Издательство ИТРК. С. 28-63.

7. Нейлз, Д. (2019). Люди Платона. Просопография Платона и других сократиков. М: Издательство «Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина».

8. Платон. (1990). Горгий In Собрание сочинений в 4-х томах. Т.1. М: Мысль. С. 477-574.

9. Платон. (1990). Государство In Собрание сочинений в 4-х томах. Т.3. М: Мысль. С. 79-420.

10. Де Сад. (2018). Жюстина или несчастье добродетели In Маркиз де Сад. Малое собрание сочинений. СПб: Азбука, Азбука-Аттикус. С. 287-438.

11. Фуко, М. (2011). Мужество истины. Управление собой и другими I. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1983-1984 учебном году. СПб: Наука.

12. Фуко, М. (2014). Мужество истины. Управление собой и другими II. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1983-1984 учебном году. СПб: Наука.

13. Хайдеггер, М. (1993). Что такое метафизика? In Время и бытие. Статьи и выступления. М: Республика.

14. Хайдеггер, М. (2011). Начало западного мышления. In Хайдеггер, М. Гераклит. М: «Владимир Даль». С. 21-230.

15. Шмитт, К. (2016). Понятие политического. СПб: Наука.

Размещено на Allbest.ru