Теория речевых актов в аналитической философии и её философско-правовое значение

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 340.12

Теория речевых актов в аналитической философии и её философско-правовое значение

Р.А. Юрьев

Статья посвящена теории речевых актов в рамках аналитической фило-софской традиции. Исследование теории речевых актов выглядит крайне актуаль-ным в контексте «лингвистического поворота» в ХХ веке. Наиболее известные понятия теории могут быть использованы в философии права и имеют важное значение в вопросах онтологических оснований общества, отношения между языком и сознанием и т. д.

Ключевые слова: речевые акты, институциональный факт, статусные функции речевой философия право

The article considers of the theory of speech acts in the frame of the analytical philosophical tradition. The investigation of the speech acts theory seems very actual in the context of «linguistic turn» in the philosophy of XX century. It's the most famous concepts can be used in the philosophy of law and have an important meaning in issues of ontological foundations of society, relations between language and consciousness and so on.

Key words: speech acts, institutional fact, status functions

Теория речевых актов в аналитической философии возникла в середине ХХ в. благодаря английскому философу Джону Лэнгшо Остину. Его теория в наиболее полном и систематическом виде представлена в работе «Слово как действие» (другой варианта перевода - «Как совершать действия при помощи слов») . Теория речевых актов создавалась в рамках ревизии позитивистских взглядов членов Венского кружка, которые не рассматривали обыденный язык в качестве отдель-ного предмета исследования. Внимание же Дж. Остина направлено как раз направлено на обыденный язык, язык повседневного общения. «Было замечено, что в описательные на первый взгляд утверждения, - пишет Дж. Остин, - бывают вкраплены совершенно несуразные слова, указывающие вовсе не на какие-то новые особенные свойства описываемой действительности, а на обстоятельства, в которых делается данное утверждение, на оговорки, которыми необходимо его сопроводить, и то, как следует его понимать и т. п.» . Для философии права теория речевых актов от Дж. Остина и Г. Харта к Дж. Сёрлю даёт обширное поле для междисциплинарных исследований. Терминологи-ческий аппарат теории, например, продуктивно прижился в известной «драматургической социологической теории» И. Гоффмана . Необхо-димо отметить инструменталистскую позицию данных авторов: выска-зывая условия успешности речевого акта и даже рассматривая его как основу социальных конвенций, авторы не претендуют на анализ их содержания с точки зрения их истинности. Конвенции выступают в качестве данностей, к которым неприменимы традиционные критерии социально-философской проблематики, связанной со справедливостью, соотношением права, морали и нравственности, метафизической обоснованности права государства на насилие и т. д. Поэтому теория речевых актов вполне уместно действует в рамках распространённой парадигмы десубстантивации, перформативности и фактичности значения в аналитической философии в целом .

Вернёмся к взглядам родоначальника теории речевых актов в аналитической философии - Дж. Остину. Дж. Остин вводит такое понятие, как «перформатив», или «перформативное высказывание». «Название указывает, что производство высказывания является осущест-влением действия: естественно предполагать, что в этом случае происходит не просто говорение» . Тем самым он хочет показать, что язык с точки зрения речевых актов не отражает реальность, а активно участвует в её преобразовании. Классические примеры, приведённые английским философом:

«Да (т. е. я согласен взять эту женщину в жены) - высказывание в ходе брачной церемонии».

«Нарекаю судно “Королева Елизавета”- слова, сопровождающие разбивание бутылки с шампанским о нос судна».

«Я завещаю свои часы брату - слова из завещания».

«Держу пари на шесть пенсов, что завтра будет дождь».

Безусловно, появление в научном дискурсе такого понятия, как «перформатив» (перформативное высказывание) знаменует собой нечто иное, чем воззрение логического позитивизма на функционирование языка. Существует огромный пласт повседневных взаимодействий, которые не ограничиваются в коммуникативном смысле обычными констатациями. В то же время Дж. Остин сразу обращает внимание и на экстралингвистический аспект функционирования языка: важен также контекст «говорения», благодаря которому перформатив становится успешным.

Предметом анализа у Дж. Остина становятся обстоятельства, препятствующие проведению какой-либо социально-коммуникативной процедуры. Условиями успешности перформатива у Дж. Остина считаются:

? наличие конвенциональной процедуры, в которую входит произнесение необходимых слов определёнными лицами в соответ-ствующих обстоятельствах (А.1);

? лица и обстоятельства должны быть пригодны для проведения процедуры (А.2);

? процедура должна выполняться участниками правильно (В.1)

? и полностью (В.2);

? лица, участвующие в процедуре, должны иметь подлинное намерение к совершению соответствующих поступков (Г.1);

? впоследствии они должны вести себя соответственно (Г.2) .

К примеру, если в ходе брачной церемонии кто-либо из гостей произносит «Да», подразумевая согласие взять некую женщину в жёны, или если не уполномоченное лицо вдруг решит, разбив бутылку с шампанским, назвать какое-либо судно каким-либо именем, то проце-дура будет неудачной и недействительной.

Теория Дж. Остина оказала большое влияние на облик англо-американской традиции философствования. Наиболее яркими последо-вателями и сподвижниками Дж. Остина в логико-философском прояс-нении речевых актов стали Герберт Харт и Джон Сёрль.

С Г. Харта, а именно с его главного произведения «Понятие права» , с неё начинается отсчёт так называемой аналитической фило-софии права. Однако есть его работы более раннего периода, такие, как, например, «Приписывание ответственности и прав» , где рассматри-ваются многие вопросы, связанные с функционированием речевых актов в правовой сфере. Обратимся к этой работе.

Г. Харт утверждает, что высказывания могут быть в целом разделены на два типа: первые - это дескриптивные, т. е. те, которые описывают положения дел в рамках истинности и ложности, и вторые - это аскриптивные, которые приписывают некий статус определённому положению дел. С точки зрения Г. Харта, юридический язык представ-ляет собой большое поле для аскриптивных высказываний. Выска-зывания «это - твоё», «это - моё», «это - его» говорят не просто о наличии фактического владения, что кто-либо, я или кто-то другой обладают вещью как предметом физического мира, но прежде всего добавляем к этому фактическому владению права пользования, дарения, уничтожения и проч. «Произнося такие предложения, особенно в настоящем времени, мы часто не описываем, но фактически осуществляем или производим некое действие; с их помощью мы притязаем на право собственности, наделяем такими правами или передаем их, когда на них притязают, признаём или приписываем такие права, притязают на них или же нет; и когда эти слова употребляются таким способом, они соотносятся с подтверждающими их фактами во многом тем же самым образом, что и решение судьи» . Особенность аскриптивных высказываний в языке права в том, что они обладают отменяемым характером.

Почему, например, высказывание «он его ударил» в юридической практике не может быть исключительно дескриптивным, Г. Харт объясняет следующим образом. Кто-то совершил действие (удар), в этом действии, к примеру, обвиняют некоего Джона («Джон его ударил»). Чисто дескриптивным описанием это действие быть не может: во-первых, здесь истинность или ложность этого положения дел приписываются, а не описываются, а потому могут быть отменены в случае, если мы столкнулись с какими-то новыми обстоятельствами («Джон ударил его случайно», «Джон пытался убить комара», «Это сделал не Джон, а Смит» и т. д.). Во-вторых, вердикт судьи не описывает «умысел», а приписывает его. «Умысел» становится столь же необходимым предположением, основанным на фактическом составе - «как если бы» он был, или «как если бы» его не было, оставляя за скобками ту реальность, которая может быть с точки зрения Другого рассмотрена только экстраспективно. То, что понимание дескриптивности юридических терминов ведёт к абсурдности вытекающих из этого понимания следствий, Г. Харт демонстрирует в работе «Волевые акты и ответственность». «Поведение является “намеренным” или представляет собой “волевой акт”, - пишет Г. Харт, - если мышечное сокращение <…> вызвано желанием к этим сокращениям» . Подобное понимание ведёт к тому, что с помощью так называемых «минимальных сокращений» невозможно объяснить более сложные действия, такие как захлопывание, нанесение удара кому-то: мы не можем сказать, какие намеренно мышцы мы сокращаем, прежде чем совершить что-либо. Границы между волей и действием крайне неопределённы (как, например, состояния аффекта, лунатизма и т. д.).

Итак, речевые акты изменяют реальность - индивиды вступают в брак, заключают пари, признаются виновными или невиновными, но возникает совершенно новый вопрос - о первичности языка и социальных институтов. Ведь получается, что некоторые типы дискурсов обыденной речи наделяются правом аскрипции, правом задавания (иногда даже крайне строгих) условий для осуществления успешности речевого акта.

На этот вопрос пытается ответить один из наиболее известных учеников Дж. Остина - Джон Сёрль. Особое значение в раскрытии сущности речевых актов у Дж. Сёрля имеют работы «Как вывести «должное» из «сущего», «Речевые акты: эссе по философии языка». Книга «Свобода и нейробиология. Размышления о свободе воли, языке и политической власти» примечательна тем, что в ней Дж. Сёрль пытается на основе более ранних работ эксплицировать свою социальную онтологию.

Теория речевых актов претерпевает в творчестве Дж. Сёрля определённую эволюцию, связанную с необходимостью введения понятия сознания для объяснения контекста речевой ситуации. С точки зрения Дж. Сёрля ни одна социальная теория не будет плодотворной, если мы не введём в неё понятие «сознания». Сознание у Дж. Сёрля - это отдельная проблема исследования, и, не вдаваясь в подробности обширных дискуссий в философии сознания в англо-американской традиции, примем как факт то, что сознание у него обладает свойством индивидуальной и коллективной интенциональности. Сознание (для нас в данном случае неважно, какую оно имеет природу - материальную или идеальную) необходимо для объяснения того факта, что в ситуации речевого акта задействованы не только лица, но и часто задействованы предметы окружающего нас мира. И эти предметы каким-то (пока для нас непостижимым) образом являются частью контекста, в котором осуществляются перформативы. Безусловно, что, например, правила успешности перформатива соблюдены, но помимо намерений и действий участников, в контекст речевого действия всегда попадают и предметы окружающего мира. Почему после произнесения слова «Да» вместо кольца нельзя подарить футбольный мяч или диск любимой рок-группы? Теория Дж. Остина не даёт ответ на этот вопрос, вернее, может дать его в смысле нахождения в самой ситуации и будет, скорее, относиться к правильности выполнения процедуры. «Теория аскрипции» Г. Харта ближе к искомому ответу, например, говоря о том, что источником наделения того или иного смысла может выступать законодатель, суверен (говорящий, к примеру «Это его обручальное кольцо»), но, тем не менее, более глубокие онтологические основания источника аскриптивного утверждения, чем просто наличие выносящего его субъекта, дать не может.

Так вот, по Дж. Сёрлю, социальная ситуация возможна, если есть агенты, которые обладают «коллективной интенциональностью» и разделяют убеждения, намерения, верования и т. д. Коллективная интенциональность создаёт «социальные факты», которые есть не что иное, как «любой факт, включающий коллективную интенциональность двух или более человеческих или животных агентов» . Физические объекты начинают обладать особым статусом, не сводимым к их физической структуре, а статус позволяет выполнять определённые функции, которые Дж. Сёрль называет «статусными» (status functions).

Статусные функции позволяют перейти от грубого факта к институциональному путём введения так называемого «конститутивного правила» «Х считать как Y в С»: «Такая-то и такая-то персона, которая удовлетворяет определённым условиям, считается президентом, такой-то и такой-то тип объектов считается деньгами в нашем обществе, а наиболее важное, мы должны увидеть, что такая-то и такая-то последовательность звуков и знаков считается предложением и даже считается речевым актом в нашем языке <…> Институциональные факты конституированы существованием статусных функций» . Конститутивные правила - это такие правила, которые задают возможности нового поведения. «Очевидный пример - это правила шахмат. Шахматные правила не только регулируют игру в шахматы, но, скорее, игра в шахматы конституируется действием в соответствии с определённым использованием правил <…> Такое-то и такое-то движение коня считается правильным в шахматах, такая-то и такая-то позиция считается матом, такая-то и такая-то персона, которая удовлетворяет определённым характеристикам, считается Президентом Соединенных Штатов и так далее» . В тот момент, когда коллективная интенциональность принимает вещи как наделённые определённым статусом и соответствующей этому статусу функцией, возникает институциональный факт . Собственно говоря, всё это объясняет возникновение источника аскриптивных высказываний - чтобы он возник, должно быть использовано конститутивное правило, т. е. задающее параметры как поведения, так и функционирования институциональных систем в целом. Конечно, концепция Дж. Сёрля отвечает далеко не на все вопросы, одним из которых является уже вопрос об источнике и природе самого конститутивного правила.

Литература

1. Hart Н. L. A. Acts of Will and Responsibility // Punishment and Responsibility. - Oxford University Press, 2008.

2. Searle J. R. Freedom and Neurobiology. Reflections on Free Will, Language and Political Power. - Columbia University Press, New York, 2007.

3. Searle J. R. How to Derive “Ought” from “Is” // Philosophical Review. - Vol. 7. - No. 1 (Jan. 1964).

4. Searle J. R. Speech Acts. An Essay in the Philosophy of Language. - Alden Press, Oxford, 1969.

5. Борисов Е. В. Основные черты постметафизической онтологии. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2009.

6. Гофман И. Анализ фреймов. Эссе об организации повседневного опыта. - М.: Институт социологии РАН, Институт Фонда «Общественное мнение», 2004.

7. Касаткин С. Н. Приписывание ответственности и прав в концепции Герберта Л. А. Харта // Вектор науки ТГУ. - 2010. - № 3(3).

8. Оглезнев В. В. Г. Л. А. Харт и формирование аналитической философии права. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2012.

9. Остин Дж. Как совершать действия при помощи слов // Остин Дж. Избранное. - М.: Идея-пресс; Дом интеллектуальной книги, 1999.

10. Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. XVII. - М.: Прогресс, 1986.

11. Харт Г. Понятие права. - СПб.: Изд-во С.-Пб. ун-та, 2007.

12. Харт Г. Л. А. Приписывание ответственности и прав / пер. и авт. предисл. В. В. Оглезнев ; ред. пер. В. А. Суровцев // Правоведение. - 2010. - № 5.

Размещено на Allbest.ru