Символ и метонимия

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Амурский гуманитарно-педагогический государственный университет

Символ и метонимия

Авдеенко Иван Анатольевич, к. филол. н., доцент

Определяя специфику символа как знака особого рода, исследователи обращаются к неконвенциональным аспектам связи означающего и означаемого, метафорическим и метонимическим. Так, Р.О. Якобсон утверждал, что символический характер поэзии, её полисемантичность есть следствие взаимодействия отношений сходства и смежности [6]. В некоторых современных исследованиях «метонимический символ» рассматривается как исторически предшествующий «метафорическому» [4]. Однако в большинстве работ, посвященных мотивированности символа, метонимический аспект семантики символа рассматривается как второстепенный, по сравнению с метафорическим, либо игнорируется. Существенность метонимического аспекта в семантике символа и недостаточность описания специфики символа в метонимическом аспекте обусловили обращение к данной теме.

Действительно, символ как знак со специфическим, панрелятивным означающим, соответствующим концепту в культурологическом смысле [1], имеет значительное сходство с метонимией, поскольку каждый конкретный семантический элемент в означаемом символа так или иначе связан, смежен с понятийным означающим одноименного символу конвенционального знака.

Вместе с тем в сущностном плане символ не является тропом и уже этим, как и в случае с метафорой, не тождествен метонимии. В функциональном плане специфика метонимии видится исследователями в непосредственной предикации референта агентом и совпадении буквальной рамки с фокусом, что не позволяет метонимии указывать на абстрактное содержание [5]. Однако это не единственное функциональное отличие.

Будучи тропом, метонимия реализует один из возможных способов номинации (переносный). Означающее символа с его предельным уровнем абстрактности не допускает иного, не символического способа обозначения. В качестве альтернативы может рассматриваться описательный способ, однако обозначение «по частям» меняет и характер восприятия обозначаемого: сгусток культурного смысла, понимаемый в качестве целостного, органичного единства, превращается в набор потенциальных значений. Иначе говоря, если метонимию можно рассматривать как форму вторичной номинации, символ в качестве таковой рассматривать нельзя: описание семантики символа автологическими средствами отягощает смысл элементами метаязыка описания.

В логическом аспекте функционирования метонимия актуализирует импликации двух понятий путем замены номинации одного компонента номинацией другого. Символ же выходит за рамки логики, поскольку допускает не только непосредственные, но и опосредованные пропущенными (утраченными, трансформировавшимися) связующими элементами импликации. Это порождает новые возможности сочетаемости. Например, сочетание «разбить сердце» с точки зрения логических импликаций невозможно: нет такого объекта (целого, части, причины, условия, следствия и т.д.), который в данном случае мог бы быть метонимически назван словом «сердце», так как никакая из этих импликаций не имеет признаков твердости, хрупкости, заданных метафорой «разбить». С точки зрения символического значения слова «сердце» существует широкий спектр ассоциативной смежности: жизнь, чувство, расположение, целеустремленность, осмысленность, предпочтительность и т.д., который допускает совместное использование слова «сердце» и слова «разбить». Метафорическое значение номинации «сердце» по сходству функции обусловлено символическим, которое, в свою очередь, обеспечено метонимическим механизмом символизации: то, что ассоциируется с жизнью (чувством, расположением, целеустремленностью и т.д.), может метафорически рассматриваться как нечто, обладающее признаком хрупкости.

В каждом случае метонимии как замены имен смежных понятий устанавливается определенное направление связей, актуализируется одна из логических цепочек. В случае с символом все, в том числе разнонаправленные, ассоциативные цепочки актуализируются одновременно, что приводит к ассоциированию элементов различных направлений, в том числе взаимоисключающих. Так, символическое содержание номинации «дом» ассоциируется со свободой и тюрьмой, возможностями общения и его ограниченностью, подчиненностью и главенством и т.д., «река» - с движением и статичностью, жизнью и смертью, путем и преградой и т.д. Это свойство символа делает его незаменимым при обсуждении сложных и внутренне противоречивых явлений жизни с учетом того, что различие аспектов может приводить к эффекту мнимого взаимо(не)понимания, при котором одни и те же слова наделяются разными смыслами.

Метонимия, как и метафора, базируется на принципе фиктивности [3], рассматривать метонимичную форму выражения как буквальную невозможно, поскольку это не согласуется со здравым смыслом и понятийной сочетаемостью. Означаемое символа мыслится как изначально заданная реальность, существующая независимо от мнения, видения, точки зрения отдельного человека и в конкретном, и в отвлеченном аспекте; оно не предполагает действий по верификации соответствия означающего означаемому. Символ находится и вне возможности трансформации микроконтекста в нечто логичное, непротиворечивое, поскольку алогичность и противоречивость предусматриваются природой означаемого символа.

Метонимия может рассматриваться как механизм компрессии, в котором первичная, уточненная распространителем номинация опускается как лишняя, само собой разумеющаяся, а вместо нее используется трансформированная или буквальная номинация конкретизатора первичной номинации, имеющая более важное значение. Например, выражение «лекарство от головы» - свернутое сочетание «лекарство от головной боли», «выпить два стакана» - «выпить воды в объеме двух стаканов». В отличие от метонимии, символ не компрессирует содержание высказывания за счет редукции средств прямого выражения, а кумулятивно расширяет его, подразумевая под собой все возможные связи. Символ не редуцирует и форму высказывания, поэтому контекст его упоминания невозможно дописать, указав другим способом то, что обозначено символом.

Метонимия в отличие от символа и метафоры не интерпретируется, а дешифруется, поскольку прямой и переносный (фактический и подразумеваемый) вид формы выражения семантически тождественны. То, что выражается метафорой и символом, не имеет другого способа обозначения (речевого в случае с метафорой и языкового в случае с символом) и локальности семантики, ограничивающей пределы их понимания. Из этого следует, что осознанное оперирование метонимией ориентировано на результат, хотя и обеспечивает актуализацию (разрушение автоматизма восприятия речи), а оперирование символом и метафорой - на процесс понимания.

Как и метафора, метонимия может лежать в основе образования фразеологизмов, в том числе с утратой метонимической связи в пределах идиомы. Значение фразеологизма, основанного на метонимии, тем не менее, не выводится из значений его компонентов. Символ в составе фразеологизма не только не утрачивает своих свойств, но и фрагментируется: фиксирует во фразеологизме частное отношение концепта. Например, «железная дорога» может условно интерпретироваться как всё, частью чего является дорога, сделанная из железа (рельсы, вокзалы, поезда, пассажиры, станции, разъезды, работники). В то же время символический смысл слов «дорога» и «железный» (производное от «железо») выводится из состава фразеологизма и составляет его семантику. «Дорога» - жизнь человека в ее предопределенности, «железо» - бесчувственность, непоколебимость, неспособность к пониманию. В сочетании символы дают смысл, соотнесенный с семантикой двух символов: то, что ведет по жизни человека, лишенное чувства, понимания; лишающая возможности выбора пути сила надличностного порядка.

Особую роль в системе культуры (в плане её базовых мифологических метафор [2]) играет метонимия типа pars pro toto (синекдоха). Именно она предполагает, что в каждой части чего-то большего заложены его свойства. Магия по аналогии предполагает, что в данном случае речь идет не о мыслимой аналогии, а о реальной идентичности: разбрызгивая воду, можно добиться дождя, поскольку в каждой капле живет бог дождя и т.п. [Там же]. Использование символа в трансцендентных практиках и языке культуры опирается не столько на логику аналогии, понимаемой как реальная идентичность, сколько на логику осмысления абстрактного и управления им посредством знаковых «зацепок» конкретного и абстрактного. Причем такие практики носят преимущественно созерцательный и познавательный, а не манипулятивный характер. Например, капля воды в символическом плане представляет не воду как таковую, а идеи жизнетворности и всего, что с ней связано (живая вода доступна в предельно малых объемах), ценности малого (чем меньше остаток воды, тем он дороже), зыбкости и временности формы и т.д.

Функция семиотической «зацепки» абстрактного (идеального) за конкретное (реальное) позволяет символу использоваться и в психологических практиках якорения. В отличие от механизма метонимии (представлявшего бы в данном отношении поведение человека как совокупность безусловных и условных рефлексов), механизм символического перехода к абстрактному от конкретного и обратно опосредуется человеческой способностью к абстрагированию, мышлению в логически и словесно невыразимых категориях. При этом каждый символ, выступающий в качестве семиотического «якоря», втягивает человека в систему сложных, культурно значимых представлений, намечающих связи, отсутствующие в опыте непосредственного наблюдения и совершения логических операций.

Таким образом, в составе существенных функциональных отличий символа от метонимии следует учитывать следующее: 1) символ, в отличие от метонимии, не является формой вторичной номинации: его абстрактное значение не воспринимается как фигуральное; 2) метонимия как вторичная номинация опирается на логические импликации, смежность в семантике символа носит ассоциативный характер; 3) метонимия задает одно направление соотнесенности, символ выстраивает различные, в том числе противоположные ассоциативные ряды; 4) смысл метонимии выявляется в процессе верификации очевидно алогичного, семантика символа данной процедуры не требует, поскольку она изначально понимается как несомненная, несмотря на возможную алогичность; 5) метонимия компрессирует форму и содержание высказывания, символ кумулятивно расширяет план содержания относительно устойчивой языковой формы; 6) семантика символически понимаемого фразеологизма, в отличие от семантики фразеологизма, основанного на метонимическом переносе, выводима из семантики составляющих его символов; 7) в отличие от метонимии pars pro toto (синекдохи), символ не замещает собой всего обозначаемого, а семиотически (не в силу природной общности) связывает конкретное и абстрактное; 8) каждый символ, представляя собой семиотический якорь, заставляет человека выходить за пределы личного практического опыта, переводит его мышление в сферу сложных культурных представлений.

Список литературы

символ метонимия абстрактный предикация

1. Авдеенко И.А. Концепт, символ, текст: пространство эксперимента // Ученые записки Комсомольского-на-Амуре государственного технического университета. Науки о человеке, обществе и культуре. 2010. № 1-2 (1). С. 45-48.

2. Кассирер Э. Сила метафоры // Теория метафоры: сб. статей / под общ. ред. Н.Д. Арутюновой и М.А. Журинской. М.: Прогресс, 1990. С. 33-43.

3. Телия В.Н. Метафоризация и её роль в создании языковой картины мира // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.: Наука, 1988. С. 173-203.

4. Шелестюк Е.В. О лингвистическом исследовании символа // Вопросы языкознания. 1997. № 4. С. 125-143.

5. Шелестюк Е.В. Символ versus троп: сравнительный анализ семантики // Филологические науки. 2001. № 6. C. 50-58.

6. Якобсон Р.О. Лингвистика и поэтика / пер. с франц. И.А. Мельчука // Структурализм: «за» и «против»: сб. статей / под ред. Е.Я. Басина, М.Я. Полякова; сост. М.Я. Полякова. М.: Прогресс, 1975. С. 193-230.

Размещено на Allbest.ru