Некоторые аспекты публикации книги А.Ф. Лосева "Диалектика мифа" в контексте гонений на религию в СССР в 1929-1931 годах

Размещено на http://www.allbest.ru/

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ ПУБЛИКАЦИИ КНИГИ А. Ф. ЛОСЕВА «ДИАЛЕКТИКА МИФА» В КОНТЕКСТЕ ГОНЕНИЙ НА РЕЛИГИЮ В СССР В 1929-1931 ГОДАХ

Чагинский Андрей Александрович

Философия Алексея Фёдоровича Лосева, и в особенности его философия религии, не вписывалась в официальный марксистско-ленинский дискурс первых десятилетий советской власти. Отчасти причиной тому было отсутствие взаимного интереса: властям диалектик-идеалист до поры не был ни потребен, ни опасен; Лосева же интересовала философия без примеси политики и идеологии. Хрупкое это «перемирие» было нарушено 18 апреля 1930 года, когда в первом часу ночи Лосев был арестован, его книги, рукописи и черновики изъяты, а комната и шкафы - опечатаны [13, c. 128]. Этому событию предшествовала непростая история, определённым образом повлиявшая не только на текст одной из самых известных работ автора, но и на русскую философию XX века в целом.

К 1930 году Лосевым были выпущены книги так называемого «первого восьмикнижия»: «Античный космос и современная наука», «Музыка как предмет логики», «Диалектика художественной формы» и «Философия имени» (1927); «Диалектика числа у Плотина» (1928); «Критика платонизма у Аристотеля» (1929); «Очерки античного символизма и мифологии», том 1 и «Диалектика мифа» (1930). Ещё две книги - «Вещь и имя» и «Николай Кузанский и средневековая диалектика» на момент ареста находились в печати и выйти не успели. Изданные небольшим - менее полутора тысяч экземпляров - тиражом на собственные средства автора [Там же, c. 86-87], эти работы были сразу же замечены за рубежом, но в Советской России оказались обделены вниманием. Восемь книг в целом составляют единый корпус сочинений, охватывающий широкий спектр вопросов, актуальных для гуманитарных дисциплин, но последняя, «Диалектика мифа», стоит особняком [15, c. 505-510]. Она содержит беспрецедентные по своей откровенности высказывания, касающиеся не только теоретических положений марксизма-ленинизма, но и реалий повседневной советской жизни. Более того, значительное количество вставок Лосев включает в уже прошедший цензуру текст книги, что впоследствии и послужит формальным поводом к аресту. Неудивительно и то, что сразу же после выхода «Диалектики» в свет первый тираж был конфискован, и переиздания появились лишь в начале девяностых годов прошлого века. Здесь не может не возникнуть ряд вопросов о том, чем были мотивированы и насколько были осознанны подобные нетривиальные действия автора.

За годы общения с советскими цензорами Лосев отточил владение своеобразным криптоязыком, позволявшим ему излагать свою мысль в несколько «слоёв», пряча её от недобрых глаз. «Диалектика» построена аналогичным образом: «В “Диалектике мифа” (1930) при внимательном чтении открываются три слоя: 1) апологетический, главный для автора - обоснование христианского мировоззрения, 2) аналитический - рассмотрение особенностей мифа как формы сознания, 3) полемический - разоблачение марксистской мифологии» [5, c. 591]. Кроме того, она содержит несколько дополнительных «защитных контуров». Так, автор постоянно меняет стиль изложения, переходя от почти художественного повествования к диалектическим конструкциям в стиле Гегеля - и вдруг нарочито вставляя провокативный сарказм типа: «вот до сих пор никак не могу себя убедить, что земля движется и что неба никакого нет» [9, c. 45]. Кроме того, Лосев последовательно дополняет и переформулирует ранее выдвинутые положения, что порождает большие группы на первый взгляд мало отличных друг от друга определений того или иного термина. Чтобы вычленить в них нечто общее, а также объяснить смысл проделываемых автором уточнений и преобразований и проявляющиеся в том или ином случае нюансы, требуются значительные усилия. Сами термины, используемые А. Ф. Лосевым, зачастую многозначны (например, молитва как обряд и как непосредственный акт богообщения), а порою и омонимичны (личность Бога и человеческая личность). Таким образом, текст книги в плане чисто техническом вполне приспособлен для прохождения цензуры - и он её прошёл, получив положительное заключение Главного управления по делам литературы и издательств (Главлит) СССР. Цензором С. А. Басовым-Верхоянцевым указано, что автор - «совершенно чуждый марксизму (идеалист)», однако разрешение на публикацию всё же даётся, пусть и с формулировкой «только в интересах собирания и сбережения оттенков философской мысли» [13, c. 136]. Так неужели автор, выполнивший столь большую и сложную работу, не понимал, чем он рискует, когда делает вставки в уже разрешённый к публикации материал?

Или же то, что проделал А. Ф. Лосев с текстом своей давно задуманной книги, было сознательной и точно рассчитанной на определённую цель акцией? Представляется, что у нас есть основания предполагать последнее; их нам даёт анализ обстоятельств, связанных с публикацией «Диалектики».

Первое из этих обстоятельств - то, что подготовка «Диалектики мифа» к печати проходит на фоне обострения борьбы советской власти с религией. В январе 1929 года, 24 числа, Политбюро ЦК утвердило резолюцию «О мерах по усилению антирелигиозной работы», а уже 8 апреля Президиум ВЦИК принял постановление «О религиозных объединениях», закрепляющее в законодательстве, что религиозные общества вправе только заниматься удовлетворением религиозных потребностей верующих, и более ничем [12, c. 474]. Религиозные общества, не имея прав юридического лица, должны были пройти регистрацию в местных органах власти и получать от исполкомов разрешения: на пользование зданиями и церковным имуществом, на проведение собраний, на приём в общество новых членов. Организация кружков, студий, библиотек [Там же, c. 476] и касс взаимопомощи запрещалась, а жизнь прихода, по сути, ограничивалась только богослужениями. После выступления А. В. Луначарского на ХIV Всероссийском съезде Советов РСФСР с призывом усилить борьбу «со всевозможными церквами и религиями» [16, c. 24] началась пропагандистская кампания; так, тиражи газеты «Безбожник» на одном только Урале возросли почти вдвое, а одноимённого журнала к 1930 году там было выпущено более 150 тысяч экземпляров [3, c. 40]. Внедрение новых форм образования включало открытие к осени 1929 года в окружных и областных центрах антирелигиозных факультетов, а также городских и районных курсов активистов-безбожников; в течение 1929 года Союз воинствующих безбожников посредством активной вербовки увеличился до 700 тысяч членов [18, c. 284]. По стране развернулась тщательно разработанная кампания по снятию церковных колоколов на лом [11, c. 242-244]. Увенчался же 1929 год тем, что православное Рождество было объявлено Днем индустриализации. Таким образом, на момент описываемых событий тема религии и религиозности была не просто в высшей степени актуальной, но являлась ареной яростной идеологической борьбы.

Второе обстоятельство - то, что в 1929 году вокруг Государственной Академии художественных наук (ГАХН) начинаются процессы, непосредственно затрагивающие самого А. Ф. Лосева. Первой ласточкой послужила статья «”Бессмертные” от мёртвых идей», опубликованная в «Комсомольской правде» в феврале 1929 года, в которой в ряду «реакционеров», «идеалистов шпетовской закваски» отнюдь не случайно упоминается и Лосев [2, c. 2]. Ближе к марту того же года была создана «Комиссия по обследованию» ГАХН во главе с историком партии Поповым, работавшая до конца мая и признавшая, что ГАХН «не представляет единого целого», что её сотрудники являются «дилетантами-любителями искусства», а исследованиям свойствен сильный уклон в сторону идеализма. В соответствии с выводами комиссии Академия должна была подвергнуться реорганизации, а её члены и научные сотрудники - проверке [8, c. 3]. Лосев в это время состоит на должности учёного секретаря группы по изучению музыкальной эстетики [13, c. 83], так что его - с учётом того, что фамилия уже объявлена в прессе, а позиция не раз озвучена на многочисленных докладах в ГАХНе - указанная проверка никак не могла миновать. Понятно, что в этих условиях «проверка» легко могла обернуться для А. Ф. Лосева арестом.

Третье обстоятельство - то, что материал, изложенный в «Диалектике мифа», весьма специфичен. Работа - через призму понятия «миф» - раскрывает связи, пронизывающие и объединяющие мир в «единонераздельную целостность» [14, c. 5]. Особая роль в этом объединении принадлежит религии, определяющей не только ценностную сферу личности, но и её образ мысли и характер действий.

Миф, мифологема и мифология - степени меонизации смысла, естественные следствия организованности мироздания, вечного бытия Бога и сотворения мира из ничего. Связь религии и мифологии у Лосева очевидна - религия местами прямо определяется через миф [9, c. 119, 121, 128], однако не вполне однозначна. И религия, и мифология суть самоутверждение личности, но мифология - утверждение своих действий и своих проявлений (открытий, подвигов, путешествий); в религии же отправная точка иная. «Религия есть, сказали мы, субстанциональное утверждение в вечности. Следовательно, она должна создавать такие формы, где бы это утверждение фактически происходило. Другими словами, сущность религии есть таинства… Таинства есть формы субстанционального утверждения личности как таковой в вечности» [Там же, c. 208]. Мифический герой, чтобы быть, должен совершать подвиги - тогда он закрепится в мифе и будет жив, пока его помнят; верующему достаточно простого участия в богослужении - ведь в таинстве его навечно запомнит Бог.

Именно религия задаёт посредством «мифического сознания» [Там же, c. 59] и через влияние на язык то понятийное пространство, в котором действуют наука, искусство и философия. Любой заметный процесс, будь он историческим, экономическим или социальным, любое влияние на жизнь отдельного человека или общества в целом при внимательном рассмотрении оказываются в своей основе явлениями чисто религиозного характера; и жизнь отдельного человека, и вся история человечества - священная история, история богообщения или богоотступничества.

Из особенности материала проистекает и специфика изложения; даже упомянутый выше криптоязык не в состоянии скрыть все острые углы. Формулировки, используемые Лосевым для иллюстрации своих положений, ярки до афористичности; в качестве иллюстрации можно привести выдержки из фрагмента доклада на XVI партийном съезде секретаря ЦК ВКП(б) Лазаря Кагановича, посвященного «обострению классовой борьбы и организации политической активности масс». Докладчик, до глубины души возмущенный тем, что «последняя книга этого реакционера и черносотенца под названием “Диалектика мифа”, разрешённая к печати Главлитом, является самой откровенной пропагандой наглейшего нашего классового врага», подтверждает свои слова цитатами из уже конфискованной на тот момент «Диалектики»: «”Диалектический материализм есть вопиющая нелепость”... “Сжигать людей на кострах красивее, чем расстреливать, так же как готика красивее и конкретнее новейших казарм, колокольный звон - автомобильных воплей и платонизм - материализма”... “Только монах один - не мещанин. Только монах понимает правильно и достаточно глубоко половую жизнь, и только он один знает глубину и красоту женской души”... » [7, c. 546]. Если бы в задачу Лосева входила именно и только публикация его труда, то после удивительно успешного прохождения книгой цензуры, он едва ли бы стал предпринимать действия, могущие привлечь к тексту внимание идеологов партии. Лосев же, как мы видим, поступает парадоксальным образом.

Четвёртое обстоятельство - то, что профессиональный уровень критиков и оппонентов А. Ф. Лосева высок. Его недоброжелатели - это не только партийные деятели, но и советские марксисты, получившие фундаментальное образование до революции и хорошо разбирающиеся в актуальных вопросах философии. Так, автор разгромной статьи «Об идеалистической философии после Октября» [1, c. 51-55] Баммель (Григорий Константинович Бажбеук-Меликов) ещё в 1926 году написал первую русскоязычную работу о трудах Макса Шелера, в которой подверг небезосновательной и продуманной критике его социальную философию и феноменологию религии. Советские «придворные» мыслители относились к Лосеву всерьёз - даже академик Абрам Моисеевич Деборин, сыгравший заметную роль в травле и аресте Лосева и испытывавший к нему личную неприязнь [13, c. 137], признавал за своим противником мастерство владения диалектикой. Со своей стороны, Лосев не менее ответственно подходил к этому противостоянию и специально изучал труды Маркса, Энгельса и Ленина [14, c. 13]. Неудивительно, что советская критика, не склонная к идейным компромиссам, работ Лосева до 1930 года словно бы и не замечает; да и после 30-го года ограничивается рассмотрением его идеологической позиции, а не его диалектики. Очевидно, критики понимали, с кем имеют дело, и не желали рисковать своим авторитетом, вступая в философский диспут. Лосев, таким образом, оказывается практически вне полемики; голос его в СССР - за пределами узкого круга таких же, как и он, «идеалистов» - не слышен.

С учётом изложенных четырёх обстоятельств ситуация нам видится следующим образом. Когда на государственном уровне началось обострение борьбы с религией, а сотрудников ГАХН ожидала чистка, Лосев уже имел ряд изданных малым тиражом работ, вполне оценённых русским зарубежьем [6, c. 212-222], но окружённых глухой стеной молчания в СССР. В случае весьма вероятного ареста Лосева его книги могли бы быть изъяты, и содержащиеся в них открытия навсегда канули бы в небытие. Ввиду такой перспективы А. Ф. Лосев, осознанно рискуя, идёт на открытую конфронтацию с властью и провоцирует скандал, внося правку в цензурированный текст.

Расчёт оказался верен: локальная история сотрудника Государственной Академии художественных наук получает всесоюзный масштаб: до 1932 года без малого два десятка статей и выступлений посвящены разгрому «идеалистической системы» Лосева; его труды клеймят на съездах и симпозиумах, его критикуют «Правда» и «Известия», и даже появляется рецензия на все вышедшие ранее из печати работы [4, c. 55-58]. Лосева цитируют, цитируют, цитируют - сохраняя на бумаге и в памяти бесценные фрагменты его работ. Более того, возможно, и кое-кто из противников или их сотрудников, как это было с Валентином Асмусом, работавшим с Дебориным [13, c. 137], погрузившись в материал и оценив его рациональное зерно, изменит позицию или хотя бы просто задумается. Главное - открытия не будут забыты. Важно также, что на фоне шквала антирелигиозной пропаганды, бушующего в стране, отрезвляюще прозвучит текст «Диалектики мифа», посвящённый исключительной роли религии и проводящий мысль о том, что социализм, по сути, тоже есть религия, небезупречная по форме.

Шаг, сделанный Лосевым, не имеет ничего общего с поиском скандальной известности для себя. Собственная судьба Лосева мало волновала; он беспокоился за труды, переживал, чтобы не погасли искры знания, высеченные титаническим трудом. Как античные герои, о которых он столько написал, Лосев вышел на освещенную солнцем арену, чтобы лицом к лицу встретить противника и дать свой последний бой - не ради славы и не в безумной надежде одолеть превосходящие силы врага, но ради торжества истины, как и подобает подлинному воину.

Волею судеб скандал пришёлся на момент, когда в недрах НКВД дали ход сфабрикованному делу о подрывной имяславческой организации - и на самом деле Лосев был арестован как идеолог имяславия. В ходе допросов, однако, выяснилось, что сам Лосев полагал причиной своего ареста нелегально сделанные вставки [14, c. 16], что служит подтверждением нашего предположения. Нам представляется важным сделать этот комментарий к биографии А. Ф. Лосева: ведь если бы не его личное мужество и честность перед лицом истины, картина отечественной философской мысли ХХ века могла бы быть совсем иной.

диалектика миф лосев философский

Список литературы

1.Баммель Гр. Об идеалистической философии после Октября // Под знаменем марксизма. 1930. № 5. С. 51-55.

2.Бачелис И. «Бессмертные» от мертвых идей. Академия Художественных Наук в плену у реакционеров. Требуем вмешательства пролетарской общественности // Комсомольская правда. 1929. 20 февраля.

3.Булавин М. В. Методы антирелигиозной пропаганды в деятельности Союза воинствующих безбожников на Среднем Урале // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2011. № 5. Ч. 4. С. 36-42.

4.Григорьев М. Реакционная «диалектика». Эстетическая система Лосева // На литературном посту. 1930. № 19. С. 55-58.

5.Гулыга А. В. Абсолютная мифология (Лосев) // Алексей Фёдорович Лосев: из творческого наследия: современники о мыслителе / подгот. А. А. Тахо-Годи и В. П. Троицкий. М.: Русскiй мiръ, 2007. С. 590-593.

6. Ильин В. Н. Шесть дней творения. Библия и наука о творении и происхождении мира. Париж: YMCA PRESS, 1930. С. 212-222.

7.Каганович Л. Организационный отчёт Центрального комитета XVI съезду ВКП(б) // Алексей Фёдорович Лосев: из творческого наследия: современники о мыслителе / подгот. А. А. Тахо-Годи и В. П. Троицкий. М.: Русскiй мiръ, 2007.

8.Литературная газета. 1929. 18 ноября.

9.Лосев А. Ф. Диалектика мифа / сост., подгот. текста, общ. ред. А. А. Тахо-Годи, В. П. Троицкого. М.: Мысль, 2001. 558 с.

10.Сеземан В. // Евразия: еженедельник по вопросам культуры и политики. Кламар, 1928. № 6.

11.Слезин А. А. Юридическая база и правоприменительная практика «антиколокольной кампании» конца 1920-х годов // Фундаментальные и прикладные исследования, инновационные технологии, профессиональное образование: сб. трудов XIV науч. конф. ТГТУ. Тамбов, 2009. С. 242-244.

12.Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР. М., 1929. № 35.

13.Тахо-Годи А. А. Лосев. М.: Молодая гвардия, 2007. 534 с.

14.Тахо-Годи А. А. Философ должен всё понимать. «Диалектика мифа» и дополнение к ней // Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М.: Мысль, 2001. С. 5-30.

15.Троицкий В. П. Примечания // Лосев А. Ф. Диалектика мифа. М.: Мысль, 2001. С. 504-545.

16.ХIV Всероссийский съезд Советов РСФСР. М., 1929. Бюллетень № 12. 49 с.

17.Чижевский Д. Философские искания в современной России // Современные записки. Париж, 1928. № 37. С. 510-517. 18. Ярославский Е. Ленин, коммунизм и религия. М.: ОНТИ, 1933. 612 с.

Размещено на Allbest.ru