Размещено на http://www.allbest.ru/

Боровкова Ольга Владимировна, к. филос. н., доцент

Рубцовский индустриальный институт (филиал)

Алтайского государственного технического университета

им. И.И. Ползунова

В статье рассматриваются проблемы, связанные с определением таких понятий как «исторический миф», «субъект исторического мифа», которые в силу различных причин не предполагают четкого однозначного определения. Субъект исторического мифа характеризуется парадоксальностью, обусловленной выделением двух видов субъектов. Такая классификация основана на внутреннем и внешнем восприятии исторического мифа. Дается характеристика субъекта «носителя» мифа, предлагается классификация исторического мифа, основанного на внешнем восприятии.

Ключевые слова и фразы: миф; исторический миф; субъект; историческая наука; мифотворцы; «носители» мифа.

Проблема субъекта познания всегда была одной из наиболее важных и сложных в философии. На протяжении долгого периода истории философии наблюдаются изменения в представлениях о субъекте и его роли - от незыблемости до исчезновения в структурализме и постмодернизме. С отделением социальногуманитарных наук от естественных проблема субъекта расширяется и углубляется, так как на повестку дня встает вопрос демаркации социально-гуманитарных наук и вненаучного знания, а вслед за этим и проблема субъекта вненаучного знания и, в частности, субъекта исторического мифа.

Понятие «исторический миф» используется не так давно: можно сказать оно находится «в разработке». Кроме того, современная ситуация, связанная с «пересмотром» некоторых положений исторической науки, которая, по мнению ряда исследователей, «сближается» с мифом, не предполагает четкого его однозначного определения: в него могут быть внесены дополнения, изменения. Поэтому, на наш взгляд, самым приемлемым решением будет «очерчивание» понятия, выделение его основных характеристик и специфических свойств.

В качестве первой особенности исторического мифа можно назвать коренное противостояние реальности, создание новой, которая основывается на желаниях, мечтах, представлениях о «золотых» веках. Для противостояния используются, прежде всего, ключевые события истории, находящиеся в более отдаленном прошлом, выступающем здесь как то, что «оттеняет» настоящее, которое в зависимости от целей, потребностей может мифом либо возвеличиваться, либо принижаться. Настоящее втягивает прошлое, тем самым искажая социально-историческое время, пытаясь «заключить в вечность» желаемые модели.

Следующей чертой исторического мифа признается его связь с традицией (национальной, этнической, корпоративной), направленность на возвеличивание истории. Чаще всего это имеет место в кризисные для нации, этноса и др. времена, когда происходит столкновение с трудно разрешимыми проблемами. Прежними способами (закон, правосудие и др.) в это время их решить нельзя, и опасная ситуация приводит к упованию на некоего спасителя. Это может быть человек или группа, заменяющие все, создавшие новый миф. Отношения человека и общества, таким образом, выражаются в «персонификации причинности». Необходимо заметить, что в мирные периоды, при отсутствии опасных ситуаций, когда проблемы разрешаются имеющимися в обществе средствами, разного рода спасители и их идеи не только не воспринимаются, а и могут вызывать сильное раздражение.

Особенно исторический миф выделяется парадоксальным характером субъект-объектных отношений, которые выражаются в том, что его объектом является сам миф - созданная реальность. Эта мифологическая реальность, основываясь зачастую на достижениях исторической науки, ее порабощает, превращает в «прислугу». История, по словам Р. Барта, «все заранее приготовляет, приносит, раскладывает и тихо исчезает» [1, с. 124].

И наконец, парадоксален сам субъект мифа, характеризующийся, по А. Л. Топоркову, как конфликт «внешнего и внутреннего» [8]. С этой точки зрения можно условно выделить два вида субъектов исторического мифа:

субъекты, для которых миф не является реальностью;

субъекты, для которых миф выступает как реальность («носитель» мифа).

Условность этого выделения связана, во-первых, с тем, что ситуация в обществе изменяется и вместе с ней, как упоминалось, изменяется отношение к мифу; во-вторых, с отсутствием четких границ между первым и вторым видом субъектов.

Представляется, что субъекты первой группы представляют собой довольно неоднородную группу, в которой можно выделить три подгруппы: субъект, создающий мифы (мифотворец); субъект - «сторонний» наблюдатель; субъект, изучающий миф. Известный исследователь Ф. Рефуле связал определение мифа именно с последним субъектом. Он сказал: «Миф - это то, что исследователь считает вымыслом» [7].

В первой группе субъектов (мифотворцы) М. Ю. Неборский выделяет «невольных» и «вольных» (или намеренных) мифотворцев, которым свойственны, соответственно, добросовестные и недобросовестные заблуждения [6, с. 7].

Невольные мифотворцы - это чаще всего те, кто не обладает высокой компетентностью, культурой исторического исследования, недооценивает его сложность. Но даже историки, специалисты, стоящие на позициях поиска истины, могут ненамеренно встать на путь мифологизации, адаптируя результаты своего исследования к определенной политической, социальной, культурной среде, в которой он пребывает и в которой его труд востребован.

Историк, погружаясь в прошлое, в то же время зависит от убеждений и верований, которые влияют на него в настоящем, и это отражается на его интерпретациях. «В историческом повествовании, - пишет Д. В. Карнаухов, кодируются как глубоко укоренившиеся в ходе цивилизационного развития комплексы восприятия действительности, так и актуальные установки современного историку общества и культуры» [2, с. 6]. Поэтому, по словам Р. Барта, история изменяется «в зависимости от наших идеологических потребностей» [1, с. 127]. В результате появляются различного рода «мифологии» - коммунистическая, нацистская, маркетинговая и др.

Так называемые «вольные» мифотворцы, создающие «недобросовестные» заблуждения, отличаются от «невольных» побудительными мотивами, не связанными с научным исследованием. Стремление последних к истине, по крайней мере, может сказаться в том, что они «обозначат» путь заблуждения, по которому не следует идти. Для них может быть важна истина. Тот же, кто создает миф с корыстными целями, не заботится о поиске истины, а, имитируя исследование, опирается и на сами исторические источники, и на их интерпретации. Используется даже материал предыдущих мифов, художественное осмысление и слухи. «Появление "недобросовестных" теорий, - замечает М. Неборский, - диктуется соображениями, далекими от науки, или прямо выполняет определенный политический заказ» [6, с. 10].

Создавая исторические мифы, «недобросовестные» мифотворцы пренебрежительно относятся к совокупности источников: те документы, что не укладываются в предложенную концепцию, отвергаются. Но, даже ссылаясь на исторические источники, создатели недобросовестных заблуждений дают отличную от научной интерпретацию. Кроме того, сами источники могут искажаться, изменяться, и в настоящее время для этого больше возможностей, чем раньше, по ряду причин (попытки представить историю одним из видов вненаучного знания, отрицание реальности прошлого, появление множества электронных источников, достоверность которых до сих пор устанавливается, и др.).

Таким образом, создание недобросовестных заблуждений может сопровождаться имитацией, искажением любого этапа исследования: от фальсификации источников до интерпретации. Ложь может быть неявной, выступать в скрытых формах, но также в достаточно открытых и даже нарочито открытых. В последних случаях чаще всего историческая наука используется властью, а некоторые историки (иногда и лжеисторики) ее обслуживают.

Имитируя исторические исследования, мифотворцы могут подменять доказанные факты гипотезами и на этой основе выстраивают цепь логических следствий. Также «движение мысли» в мифе происходит по другим законам, отличным от научных: мысль движется не от анализа фактов к выводам, а к главному выводу (уже существующему) подбираются аргументы. То есть сначала создаются «рамки», а потом в них помещаются подобранные в соответствии с утверждением факты науки.

Мифотворцами, как вольными, которым свойственны недобросовестные заблуждения, так и невольными, создается иная, отличная от научной, реальность - иное прошлое. Эту реальность зачастую потребители исторической информации предпочитают достижениям науки. Одной из причин является сложность научного исторического исследования, строгий стиль изложения результатов, что не выдерживает конкуренции с доступностью, простотой, конкретностью мифа, соответствующего, кроме того, прагматическим интересам, желаниям, устремлениям. По мнению известного исследователя мифа, мифологического сознания К. Леви-Стросса, миф заменяет собой реальность, в нем преодолеваются противоречия, и мир становится понятным [4]. События в нем объясняются как проявления чьей-то доброй или злой воли, роли всех персонажей однозначны. Как пишет К. Юнг, «причиной всего является невидимая произвольная сила», именно поэтому «люди всегда нуждались в демонах и никогда не могли жить без богов» [11, с. 111].

Схематизация, упрощение различных сложных явлений (духовных, социальных или естественно-научных) выступает в качестве одной из определяющих черт как синкретического мифа, так и (преимущественно) исторического мифа и в работах представителей школы «Анналов»: Л. Февра, С. Хантингтона, Ф. Фукуямы и др.

Вторая подгруппа - это, по терминологии А. Л. Топоркова, так называемые «сторонние наблюдатели», то есть воспринимающие миф со стороны [8]. Чаще всего сторонний наблюдатель отличает миф от реальности, не является его «носителем».

Третья подгруппа - это исследователи мифов. Они так же, как и субъекты второй подгруппы, не идентифицируют мифы как реальность, а воспринимают как вымысел. Ими изучаются архаические мифы как исторические источники, из которых извлекается некоторая историческая информация. Архаические мифы достаточно легко идентифицируются в качестве именно мифов, а не чего-то иного (исторического знания, например). Причинами такого простого «опознания» является, во-первых, то, что архаические мифы возникли и долго существовали, не конкурируя ни с каким другим знанием, в том числе и с научным, которое оформилось гораздо позже. Во-вторых, те фантастические картины, которые демонстрируют эти мифы, в настоящее время не могут восприниматься в целом как описание реальности.

Но как ранее, так и в настоящее время изучению архаических мифов сопутствует их использование. Это происходит более всего в периоды, когда общества переживают кризисы идентичности, «когда содержание прежнего этнонима или даже он сам перестают удовлетворять новым этнополитическим реалиям» [9, с. 67]. Древние мифы используются для повышения этнополитического статуса, укрепления суверенитета, сплочения и др. Они предоставляют широкие возможности для интерпретаций и, соответственно, для достижения нужной цели. Как утверждает В. А. Шнирельман, в настоящее время «этнологи ставят вопрос о формировании нового направления в науке, целью которого является изучение этнополитических мифов как неотъемлемой черты этнополитических движений» [10].

Вторую группу субъектов исторического мифа представляют «носители мифа», те, кто его воспринимает, в чьем сознании он предстает как реальность. Они «живут» в мифе, и он для них «имеет статус мировоззренческой доминанты» [3]. В сознании «воспринимающих» осмысление и эмоциональное восприятие окружающего мира неразрывны, неотделимы друг от друга. По мнению некоторых исследователей, содержание исторического мифа, его существование напрямую зависят от субъектов «носителей» мифа. «Для постижения психологии мифа, - полагает А. Л. Топорков, - важно не столько то, что представляет собой сам миф, сколько то, чем он является для носителя традиции» [8].

Р. Барт видит зависимость исторического мифа от субъекта в том, что миф всегда кому-то «предназначен», направлен на конкретную группу людей. Это может быть национальная, социальная, возрастная группа. «Концепт ?французская империя?, - пишет Р. Барт, - должен затронуть тот, а не иной круг читателей; концепт точно соответствует какой-то одной функции, он определяется как тяготение к чему-то» [1, с. 84]. Такая направленность играет большую роль для создателей исторического мифа, так как она обеспечивает восприятие его как истины, как тождественного реальности. Верная направленность может создать иллюзию реализации того, в чем заключается потребность или даже мечта.

Необходимо заметить, что классификация субъектов исторического мифа достаточно условна, так как те, кто создают мифы, даже намеренно, часто сами попадают под их очарование. С другой стороны, «носитель» мифа может оказаться в позиции, когда для него миф перестает быть реальностью, становится самим собою - то есть мифом. Это происходит в случаях, когда: 1) исчезает предмет мифа; 2) когда субъект воспринимает что-то в мифе как неприемлемое для него; 3) когда проходит вера в миф.

Таким образом, особенностью субъекта исторического мифа является «двойное» отношение к объекту (самому мифу), которое предстает как конфликт внешнего и внутреннего, в отличие от научного исторического познания.

исторический миф субъект восприятие

Список литературы

1. Барт Р. Миф сегодня // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989. С. 72-130.

2. Карнаухов Д. В. Исторический миф как феномен интеллектуальной культуры: опыт исследований польских ученых // Мифологические исследования. Новосибирск, 2005. C. 3-9.

3. Лосев А. Ф. Диалектика мифа // Миф. Число. Сущность. М.: Мысль, 1994. С. 5-216.

4. Неборский М. Иван Грозный был женщиной! Как рождаются исторические мифы // Родина. 1996. № 5. С. 7-14.

Размещено на Allbest.ru