Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Львовский национальный университет им. И Я. Франко, Украина

Формально-прагматическая теория значения Ю. Хабермаса

Мамчак Снежана Петровна

Аннотация

В статье рассмотрен теоретический вклад Ю. Хабермаса в теорию значения. Выяснено, что в основе формально-прагматической теории значения лежит концепция трех языковых функций К. Бюлера. На основе критики когнитивной интерпретации истины, сводящей значение к содержанию предложения, показано, что понимание языкового выражения равно знанию условий его интерсубъективного принятия как истинного, правильного или правдивого.

Ключевые слова и фразы: значение; значимость; истина; правильность; правдивость.

Annotation

The author considers the theoretical contributions of J. Habermas to the theory of meaning, reveals that the basis of the formalpragmatic theory of meaning is the conception of three language functions by K. Buhler; basing on the criticism of the cognitive interpretation of truth, which reduces meaning to the content of sentence, shows that the understanding of language expression is equal to the knowledge of the conditions of its intersubjective acceptance as true, correct and truthful.

Key words and phrases: meaning; significance; truth; accuracy; truthfulness.

Ю. Хабермас, работы которого на протяжении уже многих лет пользуются неизменным интересом со стороны мирового сообщества, по праву закрепил за собой статус выдающегося мыслителя современности. Его социально-политические и этические воззрения оказали огромное влияние на целую генерацию интеллектуалов как в Германии, так и за рубежом. Среди мыслителей, испытавших влияние идей немецкого философа, можно вспомнить такие известные в философском мире фигуры, как А. Хонет, Т. Мак-Карти, Н. Фрэйзер, Ш. Бенхабиб и др. Этот перечень, далеко не полный, может быть расширен упоминанием исследователей, с именами которых принято связывать рецепцию философии Ю. Хабермаса на постсоветском пространстве. В данном случае речь идет о трудах А. Назарчука, М. Соболевой, И. Фарман, В. Фурса, А. Ермоленко, Д. Твардовского, Л. Ситниченко и т.д. хабермас истина когнитивный интерсубъективный

Интерес для исследователей в первую очередь представляют авторская концепция модерна Ю. Хабермаса, его теория действия, теория коммуникативной рациональности, концепция социокультурной эволюции человечества, в то время как лингвофилософские идеи мыслителя изучены недостаточно. Исключением является работа М. Соболевой «Философия как Їкритика языка? в Германии» [7], в которой концепция немецкого мыслителя рассматривается с позиции философии языка. Примечательной чертой этой монографии является намерение ее автора сделать общий набросок исследований Ю. Хабермаса в области философии языка. Исследование М. Соболевой ориентировано на рассмотрение таких составляющих концепции философа, как теория значения, теория истины и теория аргументации в единстве их логических и смысловых взаимосвязей. Тем не менее, каждый из заявленных аспектов разработан им систематически и может быть представлен в качестве отдельного предмета исследования. Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает теория значения, основополагающим принципом которой является тезис о существовании имманентной связи между пониманием значения языкового выражения и знанием того, каким образом следует его использовать, чтобы достичь согласия с кем-то о чем-то.

Цель статьи - реконструировать основные положения теории значения Ю. Хабермаса, раскрыть характер взаимосвязи между способом понимания языкового выражения и условиями его интерсубъективного принятия.

Главной задачей немецкого мыслителя является попытка объединить в единой познавательной стратегии методологический инструментарий аналитической философии с основополагающими принципами теории коммуникативного действия. «Аналитическая философия с ее ключевой дисциплиной, теорией значения, составляет вполне перспективную точку соединения с теорией коммуникативного действия, которая ставит в центр своих интересов речевой процесс взаимопонимания как механизм координации действий» [10, p. 274]. Целесообразность такого решения Ю. Хабермас видит в том, что аналитическая философия, имеющая громадный потенциал для исследования структур целевого действия, не учитывает конститутивное для социальной теории отношение актер-мир. Исходя из онтологической предпосылки о независимом существовании объективного мира, аналитики рассматривают действие в концептуальной модели «цель-средство», не принимая во внимание механизмы их координации. Модель целевого действия ориентирует на рассмотрение актеров в качестве автономно действующих субъектов, которые взаимодействуют с внешним миром или другими контригроками исключительно с целью каузального воздействия на них. В медиуме естественного языка с присущим ему телосом взаимопонимания возникает возможность согласования планов действий участников интеракции на основе достижения ими взаимного согласия. Таким образом, ориентированная на достижение взаимопонимания модель поведения позволяет выйти за пределы субъект-объектного противопоставления, характеризующего целевое действие.

Основываясь на концепции трех языковых функций К. Бюлера, Ю. Хабермас утверждает, что с помощью высказываний говорящий (a) представляет нечто, имеющие место во внешнем мире, (b) выражает свои внутренние интенции и переживания, (с) устанавливает отношения с адресатом речи. Иначе говоря, любое речевое сообщение - это «символ в силу своей соотнесенности с предметами и положением дел; это симптом (примета, индекс) в силу своей зависимости от отправителя, внутреннее состояние которого он выражает, и сигнал в силу своего обращения к слушателю, чьим внешним или внутренним состоянием он управляет так же, как и другие коммуникативные знаки» [1, с. 38]. Следовательно, помимо претензии на понятийность (согласованность высказывания с правилами грамматики) имеющее успех коммуникативное действие может быть расценено с точки зрения (1) объективной истинности, (2) субъективной правдивости, (3) нормативной правильности. По мнению Ю. Хабермаса, среди наиболее репрезентативных теорий значения, к которым он относит семантическую концепцию Г. Фреге, интенционализм П. Грайса и теорию использования значения позднего Л. Витгенштейна, существует тенденция учитывать всего лишь один аспект схемы К. Бюлера.

В рамках семантической концепции Г. Фреге проблема значимости определяется через отношение языка к миру, представленного определенной совокупностью фактов. Такое понимание позволяет сформулировать вопрос значимости исключительно с позиции теории истины, принимая во внимание только репрезентативную функцию языка. «Таким образом, мы вынуждены признать в качестве значения предложения его истинностное значение. Под истинностным значением - значением истинности предложения - я понимаю то, что оно либо истинно, либо ложно» [8, с. 235]. Методологической основой этого похода является критика референтно-семантического взгляда, согласно которому связь между сигнификатом (значением) и сигнификантом (знаком) интерпретируется через отношение символ-десигнат. С этой точки зрения соотношение язык-реальность осмысливается по образцу принадлежности имени определенному предмету. По мнению Г. Фреге (эта позиция сродни идеям раннего Л. Витгенштейна), рассматривать язык в его отношении к миру на основании референтно-семантической модели некорректно. Связь языка и реальности рассматривается Г. Фреге не путем идентификации имени и предмета, а через анализ фактов, подтверждающих или опровергающих истинность ассерторического предложения. А это значит, что знание условий истинности является экспланансом теории значения: мы понимаем выражение только тогда, когда знаем, что происходит, когда оно истинно. «Предложение - картина действительности: ибо, понимая предложение, я знаю изображаемою им возможную ситуацию» [2, с. 20].

Таким образом, считает Ю. Хабермас, Г. Фреге удалось обнаружить имманентную связь между значением и значимостью, которая, по его мнению, должна быть представлена с прагматической точки зрения. Соотнесение выраженной в предложении мысли с определенным положением вещей позволяет участникам коммуникации занять рефлексивную позицию относительно сказанного. «Только благодаря обсуждению предложений, которые могут быть истинными, участники коммуникации могут достичь взаимопонимания относительно спорности существования определенного положения вещей» [4, с. 88]. Однако, приняв за основу анализ предложений как элементарных составляющих семантического исследования, Г. Фреге абстрагируется от самой практики употребления языка и субъективных интенций говорящего, акцентируя внимание исключительно на правилах грамматики. В свою очередь, хабермасово прочтение концепции Г. Фреге с позиции теории значимости ведет к релятивизации истины путем ее сведения к рационально обоснованной акцептуированности высказывания, что, на наш взгляд, является его существенным недостатком.

Интенциональная теория значения П. Грайса коррелирует с толкованием языка К. Бюлера как своеобразным инструментарием для выражения интенций и целей субъекта интеракции. Согласно этому мнению, теория значения не может базироваться на основе анализа языковых выражений, поскольку такая позиция пренебрегает различием между тем, что имеется в виду, и тем, что высказывается. Точнее говоря, содержание того, о чем говорится в предложении, не исчерпывается изложенной в нем мыслью. Учитывая это, П. Грайс утверждает, что понимание значения языкового выражения предполагает идентификацию интенций говорящего.

Предложенный П. Грайсом ход мысли ориентирует на рассмотрение модели общения по образцу телеологического действия. Стремясь повлиять на собеседника в частности и на ситуацию в целом, говорящий осуществляет интервенцию в мир, которая может быть каузально объяснена и только внешне соединяется с субстратом языковых символов. Иными словами, языковое опосредование взаимодействия имеет для П. Грайса производный характер, в то время как базовыми побуждениями речевой деятельности являются внутренние стимулы субъекта, принадлежащие внеязыковой сфере. «То, что критерии лингвистических интенций очень похожи на критерии оценки нелингвистических интенций, фактически показывает, что лингвистические интенции очень похожи на нелингвистические интенции» [9, p. 387-388].

Обращение интенциональной семантики к анализу внутренних мотивов, намерений, диспозиций субъекта позволяет принять во внимание экстралингвистические факторы общения, расширив тем самым границы теории значения. В то же время, связав значения языковых выражений исключительно интенциями говорящего, П. Грайс существенно сузил понимание языка, фактически уподобив его средствам материальной интервенции человека в окружающий мир.

Лингвистическая философия Л. Витгенштейна тематизирует третий аспект схемы языковых функций К. Бюлера, развивая теорию использования значений: «Понять предложение, значит понимать язык. Понять язык, значит овладеть техникой» [3, с. 129]. Ее разработка приходится на поздний период деятельности философа, отличительной чертой которого является критика формальной семантики Г. Фреге, идеи которого в значительной степени коррелируют с ранними наработками мыслителя. Обращаясь к анализу высказываний, философ утверждает, что разноплановость реальной практики употребления языка лишает дескриптивную функцию ее привилегированного статуса. Согласно позиции позднего Л. Витгенштейна, функция описания и фиксации фактов является лишь одной из многих, ведь в медиуме естественного языка в равной степени возникает также возможность для осуществления команд, поздравлений, пожеланий, приказов и т.п. На этом основании Дж. Остин несколько позже вводит понятие перформатива, содержание которого отражает случаи употребления языка, при котором определенное утверждение предстает одновременно и как действие. «То, о чем я хотел поговорить, суть высказывания в самом прямом и строгом смысле слова, содержащее обычные глаголы активного залога настоящего времени изъявительного наклонения в первом лице единственного числа» [6, с. 264]. Как и любое другое действие, перформативное высказывание ориентировано на достижение определенного результата. Соответственно, высказывание такого типа оценивается не как истинное или ложное, а с позиции успешности его выполнения, достижения желаемого результата.

Ориентированность высказывания на достижение результата позволяет провести параллель между теорией употребления значения и интенциональной семантикой П. Грайса, так как и в первом, и во втором случаях мы имеем дело с ситуацией целеполагания: каждый из участников интеракции пытается повлиять на существующее положение дел. Однако существует одно принципиальное различие: в своих рассуждениях П. Грайс исходит из анализа отдельных, автономно действующих субъектов интеракции, в то время как Л. Витгенштейн ведет речь об интерсубъективно разделенной общности жизненных и институционализированных социумом форм поведения, выраженной им в понятии языковой игры. «В отличие от интенциональной установки, установка теории использования значения подчеркивает не инструментальный характер языка, а переплетение языка с интерактивной практикой, в которой одновременно отражаются и воспроизводятся формы жизни» [4, с. 89-90].

Единство речи и действия, концептуализированное мыслителем в форме языковой игры, дает ему возможность представить связь между значением и значимостью как таковой, что не зависит от отношения языка к миру. Тем самым, по мнению Ю. Хабермаса, представитель лингвистического направления философии фактически отрицает существование притязаний на значимость, которые трансцендентируют пределы локальных контекстов. Рассматривая дескриптивную функцию языка как одну из многочисленных функций, возникших в исторически определенных условиях, Л. Витгенштейн практически снимает вопрос об истинности основанных на фактических данных утверждений.

Таким образом, подчеркивает Ю. Хабермас, каждая из рассмотренных теорий значения исходит только из какого-то одного аспекта схемы К. Бюлера, что существенно сужает их теоретико-методологический потенциал. По мнению мыслителя, односторонность этих концепций можно преодолеть концептуальными средствами теории речевых актов Дж. Остина и Дж. Серля, реинтерпретированной, соответственно, к основным предпосылкам теории значимости. Подобно концепции П. Грайса, последняя отдает должное внимание анализу интенций говорящего, не редуцируя при этом процесс взаимопонимания к модели стратегического действия. Как и в случае теории использования значений, Дж. Остин анализирует язык в его динамическом аспекте, акцентируя внимание на деятельностном характере речи. При этом британский мыслитель избегает узости взгляда Л. Витгенштейна, который отвергал любые притязания на значимость, выходящие за пределы локальных языковых игр. Однако, связывая притязания на значимость исключительно с соблюдением условий пропозициональной истинности, теория речевых актов остается в узких рамках семантики истинности, что, как считает Ю. Хабермас, является ее существенным недостатком. Возможность коррекции теории речевых актов философ связывает с признанием того обстоятельства, что каждая из функций языка, а не только дескриптивная, связана с определенным типом притязаний на значимость.

Согласно Ю. Хабермасу, первый шаг на пути к расширенному толкованию теории значимости сделал М. Даммит. Интерес немецкого философа составляет предложенное М. Даммитом различие между знанием условий истинности и видом оснований, выдвинутых предложением. Целесообразность введения подобного разделения аргументирована тем, что в отдельных случаях семантика истины не принимает во внимание знания слушателем условий, при которых определенное ассерторическое предложение является истинным. «Нет необходимости в том, чтобы у нас было какое-нибудь средство установления истинности или ложности утверждения, нужно лишь, чтобы мы были способны распознать, что его истинность установлена» [5, с. 179]. Из этого тезиса Ю. Хабермас выводит идею аргументативной игры, в которой пропонент (говорящий) и оппонент (слушатель) должны достичь рационально мотивированного согласия по спорным притязаниям на значимость. Именно поэтому, считает философ, вопрос о значимости утверждения не может рассматриваться вне коммуникативного процесса как объективированное отношение языка к миру. Это означает, что любое притязание на значимость следует рассматривать не с семантической точки зрения или исключительно с позиции говорящего, а через интерсубъективное признание его всеми участниками обсуждения. Такая формулировка проблемы требует пересмотра характера иллокутивного воздействия высказывания. Если для Дж. Остина иллокутивная составляющая речевого акта была связана с иррациональными факторами речевого действия, в то время как рациональный компонент полностью монополизировался его содержанием, то Ю. Хабермас, наоборот, видит в ней основу рациональности. Свою позицию философ аргументирует тем, что иллокутивная сила высказывания выступает связующим звеном между условиями притязаний на значимость и основаниями их интерсубъективной проверки. Ведь ситуация речи предполагает, что каждый участник дискурса, по крайней мере, имплицитно, может привести ряд оснований, на базе которых сформулировано определенное утверждение. В этом отношении процесс взаимопонимания неотделим от процесса понимания: мы понимаем значение выражения в случае, когда есть возможность идентифицировать тот вид оснований, на которых оно базируется, и мы можем сделать что-то с чьего-то общего согласия при условии, если проблематизированные в высказываниях притязания на значимость соответствуют критериям дискурсивной проверки. Понимать значение языкового выражения означает знать, каким образом можно его использовать для того, чтобы прийти к согласию с кем-то по отношению к чему-то, что имеет место в мире. Тот факт, что условия общезначимости являются независимыми от пропозициональных аспектов речи, позволяет говорить о притязаниях на значимость не только в терминах истинности, но и в контексте нормативной правильности и правдивости. Любое притязание на значимость предполагает определенный вид оснований, отсылает говорящего к чему-то во внешнем мире объективных явлений и процессов, социальном мире или субъективном мире переживаний.

Таким образом, основываясь на концепции трех языковых функций К. Бюлера, Ю. Хабермас утверждает, что посредством языкового высказывания говорящий выдвигает значимые претензии, которые могут быть оправданными с точки зрения объективной истинности, субъективной правдивости или нормативной правильности. Это утверждение позволяет ему определить значение языкового выражения в терминах рационально обоснованной приемлемости высказывания. Иначе говоря, понимание языкового выражения тождественно знанию того, каким образом нужно его использовать с целью достижения согласия о чем-то, касающемся происходящего во внешнем мире вещей, субъективном мире переживаний или общем социальном мире. Следовательно, Ю. Хабермасу удалось согласовать между собой три установки теории значения (понимание значения выражения как знание условий истинности, как способность идентифицировать интенции и намерения говорящего, как способ его использования), представленные семантической концепцией Г. Фреге, интенционализмом П. Грайса, концепцией значения позднего Л. Витгенштейна. Тем не менее, сравнивая значение языкового выражения с условиями его интерсубъективного принятия, философ не уделяет внимание анализу онтологических предпосылок понимания, что ведет к различению и резкому противопоставлению языка как медиума координации действий и бытия мира, который «молчит».

Список литературы

1. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка. М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. 502 с.

2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат // Витгенштейн Л. Философские роботы. М.: Гнозис, 1994. Ч. I. С. 5-73.

3. Витгенштейн Л. Философские исследования. М.: АСТ; Астрель, 2011. 347 с.

4. Габермас Ю. Постметафізичне мислення. Київ: Дух і літера, 2011. 280 с.

5. Даммит М. Что такое теория значения // Философия, логика, язык. М.: Прогресс, 1987. С. 127-212.

6. Остин Дж. Перформативные высказывания // Три способа пролить чернила: философские роботы. СПб.: Алетейя; Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. С. 262-281.

7. Соболева М. Философия как «критика языка» в Германии. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. 412 с.

8. Фреге Г. О смысле и значении // Фреге Г. Логика и логическая семантика: сб. трудов. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 230-237.

9. Grice H. P. Meaning // Philosophical Review. 1957. № 64. P. 377-388.

10. Habermas J. The Theory of Communicative Action. Boston: Beacon Press, 1984. Vol. 1. Reason and the Rationalization of Society. 465 p.

Размещено на Allbest.ru