Метафоричность другого в философии одиночества

Размещено на http://www.allbest.ru/

СГУ им. Н. Г. Чернышевского

Метафоричность другого в философии одиночества

Алебастрова Алла Анатольевна, соискатель

Аннотация

В статье интерпретируются феномены «Другой» и «Одиночество» посредством метафоры, позволяющей интегрировать эти понятия посредством философских концепций. Благодаря введению Э. Гуссерлем понятия «феномен» в постиндустриальном обществе феномены «Другой» и «Одиночество», трансформируются в виртуальное «Одиночество с Другим», в условиях гигантского мегаполиса ставшего единственно возможной формой сохранения человеческой идентичности.

Ключевые слова: Э. Гуссерль, «Другой», «Забвение Другого», «Одиночество с Другим».

Key words: E .Gusserl, “Another”, «Oblivion of Another», «Loneliness with Another».

Перефразируя А. Шопенгауэра, метафору, можно сравнить с механической мышеловкой, не раскрывающей обмана в виде вкусного вознаграждения до тех пор, пока жертва не сталкивается с неприятной неожиданностью. Парадоксальность метафоры была определена на страницах романа всемирно известного британского писателя В. Скотта «Приключения Нигеля» - «метафора еще не есть довод»[1, 317].Действительно, метафора это всего лишь слово, в лучшем случае с неопределенным значением и, следовательно, из-за своей неопределенности не сдерживаемое жесткими рамками, возведенными, чтобы фиксировать правила его употребления. Согласно принятым догмам, в философии запрещено говорить о том, о чем можно говорить лишь метафорично.

Похвалить философа за обращение в своих рассуждениях к метафоре означает то-же самое, что похвалить логика за красивый почерк. Невозможность построения логической системы доказательств для философии как «строгой науки», является весомым аргументом в пользу отрицания метафоры и ее неприятия. Поставив метафору вне закона и всячески обходя ее стороной, философы определили ей место, несовместимое с серьезными философскими размышлениями. Тем не менее, вопреки сложившимся стереотипам, рассматривая феномены «Другой» и «Одиночество» как аналогии, активизированные в сознании человека, кажется вполне допустимым их интерпретация как метафор, сохраняя при этом позиции философии.

Предполагая, что в феноменах «Другой» и «Одиночество» отражено взаимодействие неких идей, влекущих за собой смену контекста, форма метафоры как раз и подразумевает присутствие двух идей, способных взаимодействовать в общем значении. Обращение к метафоре дает возможность отождествления или интеграции феноменов «Другой» и «Одиночество». одиночество философский метафора

Экзистенциальный пессимизм «Одиночества» находит отражение в древних религиозных текстах. В тексте ветхозаветного Экклезиаста метафора «Вечность Одиночества» - это путь человека, утрачивающего живительные связи с миром людей и обреченного на вечное одиночество, «человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него: и всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством».

Метафора «Угнетение Одиночеством» пронизывает 24-ый псалом царя Давида. «Призри на меня и помилуй меня, ибо я одинок и угнетен», передавая чувство душевной боли псалмопевца [2, 160]. «Человек одинок, потому что он человек! В определенном смысле всякое творение одиноко… Быть живым означает быть телесным-телом, отделенным от всех других тел. А быть отделенным означает быть одиноким. Это верно в отношении всякого существа, но в отношении человека - в большей степени, чем какого-либо существа. Он не просто одинок; он знает о своем одиночестве. Он спрашивает, почему он одинок и как может преодолеть свое одиночество - поскольку не может ни выдержать этого одиночества, ни избежать его. Такова судьба человека - быть одиноким и сознавать это» [3, 161].

Метафора «Обреченность Одиночества» формирует представление, что никто не в состоянии преодолеть или избежать одиночество, ибо вкус одиночества сладок. «В библейском повествовании о рае мы читаем: «И сказал господь Бог: не хорошо быть человеку одному». И сделал женщину из плоти Адама…Но признавая друг друга плотью от плоти своей, каждый остается в одиночестве…Каждый из них одинок…Человек остается один. А сотворение женщины хотя и дало Адаму помощницу, все же поставило рядом с одиноким человеческим существом другое столь же одинокое человеческое существо, и от их плоти произошли все люди, каждый из которых одинок»[4, 162].

Посредством метафоры «Одиночество» перестает быть тяжким грехом, предельно четко выкристаллизованным в тексте Библии, что, однако, не помешало рождению нового образа - «Уединение Одиночества». «Уединение Одиночества» воспринимается уже не как трагическая надломленность одиночеством человека, а предполагает полную погруженность в самого себя, становясь необходимой частью духовной жизни личности, столь же важной, как и общение. В противоположность общению уединение помогает человеку концентрироваться на важных, духовно обогащенных сферах, достигаемых лишь при полном творческом одиночестве личности. «Уединение Одиночества» открывает перед человеком путь к истинному очищению духа и плоти, постижению естественной природы, к постижению времени и погружение в его неторопливое и размеренное течение, выносящее человека из хаоса суетного мира и открывающее счастье общения с Учителем как единственным носителем Знаний.

В XIX веке мотивы одиночества стали исходной точкой для развития философской концепции трансценденталистов во главе с Г. Торо. Отправной точкой для развития нового философского осмысления явилось убеждение, что личность человека заключает в себе бесконечное духовное богатство, которое способно проявиться лишь в близости с природой. Г. Торо первым разграничил «Одиночество» и «Уединение», воспринимаемые на рубеже веков через введенное Э. Гуссерлем понятие «феномен».

В феномене «Одиночества» трансценденталисты увидели «продукт полного отчаяния», созданный в недрах городской жизни, зло, опустошающее душу человека. Безумие феномена «Одиночества», рожденное городом, наполненное информационной перенасыщенностью, виртуальностью отношений и эмоциональной пустотой отразило наступление новой эпохи.

«Знаешь ли ты, что по убеждению людей одиночество - наихудший род страданий ? И представление это универсально для всего мира. В Нью-Йорке, так же как и на Новой Гвинее, люди цепенеют от страха перед одиночеством и покинутостью. Известно ли тебе, что по одному из древнейших индийских мифов Создатель вызвал мир из небытия только лишь потому, что чувствовал себя одиноким?»[5, 162-163].

В феномене «Уединения» трансценденталисты напротив, открыли дорогу к нравственному очищению человека. Феномен «Уединения» отразил творческий потенциал личности, для развития духовного мира которой необходима концентрация и защита от цивилизации, несущей с собой усреднение, господство конкуренции и утрату духовности.

В столь разном восприятии феномена «Одиночества» и феномена «Уединения» отразилась дихотомия, укрепившаяся в философии Запада. В противоположность трансценденталистам, воспринимающих мир как гармоничное целое, вторая традиция восприятия феномена «Одиночество» отразилась во взглядах европейских экзистенциалистов, воспринимающих человека как «изначально одинокого».

Если признать, что Человек изначально одинок и от того обречен на самостоятельность определения своих поступков, принятия решений и тяжесть ответственности, то свобода теперь воспринимается не как благо, а как роковая неизбежность, влекущая за собой одиночество - необходимость, заключенную в бытии человека.

Феномен «Одиночества» у Ж.-П.Сартра представляет глубинную основу человеческого бытия. «Там, где личность начинает вступать в действенные и активные взаимоотношения с миром и с другими людьми, человек неизбежно сталкивается с холодной и мертвенно-безжизненной объективностью, она как бы «давит» на личность и ведет ее к омертвению, одиночеству….ценность уединения определяется тем, что ад- это «Другие» люди, ведь «Другой» имея свою свободу является препятствием моей свободы, которую губит и отчуждает»[6, 49]

Появление «Другого» как противоположность «Одиночеству» было предопределено «стремлением человеческой души встретить в своем существовании не себя, а как разДругое» [7, 157].

В этом поиске «Другой» становится символом пробуждающейся жизни, метафорой, движением вперед, усилием и открытием. «Другой» трансформируется в проводник, ведущий в бездонные глубины «Одиночества». Прошлое человека, окруженного информационными потоками, агрессивным ритмом жизни, не допускающего роскоши визуального общения, постепенно размывается, обрекая его на Одиночество.

Метафора «Пирамида Одиночества» постепенно наполняется виртуальными воспоминаниями, которые, в отличие от воспоминаний настоящего, человек может воспринимать или не воспринимать, порождая метафору «Забвение Другого». Мы забываем какие-то детали, незначительные для настоящего, безразличные или неприятные, или ранящие нас события. «Потеря, которая оказывается принятием, забвение, которое готовит новое восприятие, образуют тот качественный переворот в переживаниях времени, который позволяет вкладывать в последовательность состояний единство места, необходимое для нахождения себя, припоминая и удерживая себя как субъект памяти в самом разрыве настоящего, в переходе от ушедшего момента к новой точке Теперь» [8, 32].

Забвение порождает желание уйти от неприятных воспоминаний, рутинной жизни, порождая эскапизм или побег человека от мира реального, повседневного, наполненного проблемами и необходимостью их разрешения, в мир грез и фантазий. В этот мир, наполненный виртуальными образами, человек отправляется в надежде на встречу с «невидимым Другим». Виртуальный эскапизм, обнаруживая вторичный мир в сетях Интернета, через кино или телевидение, создает иллюзию спасения от «Одиночества».

Искусственный мир, созданный человеком, замещается общением с«Компьютерным Другим». За метафорой «Компьютерный Другой» скрывается человек-одиночество, чувствующий недостаток в повседневной жизни, тщательно укрывающий свое «Я» за броским «ником», дающим возможность испытать чувство соприсутствовия в виртуальном общении, исключающим телесность. «В феноменологическом высказывании «вот-бытие», как бытие-в мире есть событие с Другим не утверждается, что я фактически не один и что кроме меня налично существуютДругое подобные мне существа»[9, 250]

Принимая виртуальное«Одиночестве с Другим», мы заменяем язык живого общения на язык молчания. «Объективное изучение способов передачи знаний показало, что гораздо больше передается от одного человека кДругому посредством молчания, чем словами…Грамматика молчания - искусство более сложное для изучения, чем грамматика звуков…Человек, который показывает нам, что он понимает ритм нашего молчания, много ближе нам, чем тот, кто думает, что он знает, как говорить»[10, 99-100].

«Эстетика молчания» превращается в феномен постиндустриального общества, как отчаянная попытка человека перестать быть Непонятым Другим. «Переживая свою единоличность как одиночество, а одиночество как катастрофу, мы не перестаем общаться с самим собой и бесконечно слушать свои/чужие голоса. В поисках собеседника, в бегстве от «одиночества» мы начинаем со вселенной, а заканчиваем собственно душой - единственным локусом, который не исчезает при соприкосновении моего «Я» с моим же миром «Другого». Когда наше «Я» бедно на слова и идеи, мы ищем их у других или «Другого»: в речах и мыслях литературных и вымышленных героев, голосах и звуках улицы, музыке и паузах» [11, 61]

Но если в экзистенциальной философии М.Бубера, люди, сумевшие пройти «Дорогой Одиночества» преодолевая ее, не только обретают возможность сохранять познавательную энергию, но так же способность искать ответ на проблему человеческого существования, то в концепте индивидуализации Ж.Лакана, «Зазеркалье Другого» отражает восприятие мира через уход от собственной фактичности, выстраивания отношений как с самим собой, так и с другими людьми в регистре Воображаемого[12, 41].

Лишь только Ее Величество Метафора позволяет отбирать, выделять, организовывать и устанавливать новые характеристики, устраняя второстепенные, что может повлечь за собой значительные изменения в значении терминов, скрывая опасность ограничения способности человеческого разума к поиску и открытиям внутренних смыслов феноменов «Другой» и «Одиночество».

Список использованных источников

1. Скотт. В. Собр. соч. В 20 т. М.--Л., 1964. Т.13.

2. Тиллих П. Вечное сейчас. // Вопросы философии. 2005. № 5.

3. Тиллих П. Вечное сейчас.

4. Там же. С.162.

5. Вишневский Я.Л. Одиночество в сети. - СПб. 2007.

6. Давидович В.Е., Алоян Н.Л. Одиночество как феномен бытия// Гуманитарные и социально - экономические науки. 2008. № 6.

7. Визигин В.П. В поисках Другого: опыт философской автобиографии // Вопросы философии. 2006. - № 9.

8. Шевцова К.П. Продолжение в другом. - СПб.: Санкт - Петербургское философское общество, 2009.

9. Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск. 1998.

10. Пузанова Ж.В. Одиночество: понятие, феномен, проблема? // Обсерватория культуры. 2009. № 1.

11. Климова С.М. О молчании и тишине… в словах и паузах // Религиоведение. - 2006. № 4.

12. Савченко Н.М. Бытие - с - Другим и проблема коммуникативных сообществ // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6. Философия. 2009. вып.3.

Размещено на Allbest.ru