Сказочный и социальный утопизм как отчужденное отношение к действительности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Сказочный и социальный утопизм как отчужденное отношение к действительности

Г. Л. Цигвинцева, канд. филос.н., доцент,

кафедра гуманитарных и естественнонаучных дисциплин,

Чайковский филиал Пермского национального исследовательского политехнического университета

г. Чайковский, Россия

В статье анализируются различные формы утопизма, свойственные менталитету россиян вследствие их стремления к совершенным экономическим, политическим, социальным формам общественной жизни. Современные формы социального утопизма проявляют себя в утопическом прожектерстве, в виртуализированных формах участия в интернет-сообществах, создающих иллюзию одномоментного решения всех существующих проблем. Автор ставил своей задачей показать связь различных форм социального утопизма как явления, имеющего в основе отчужденное отношение к действительности

Ключевые слова: массовое сознание, сказочный утопизм, социальный утопизм, народ, мечта

Стремление к совершенным экономическим, политическим, социальным формам общественной жизни и отрыв от объективных закономерностей общественного развития превалирует в ментальности россиян. Артикуляция образа желаемой модели будущего, ощущение эмоциональной и духовной сопричастности с ним через иррациональное, коллективное чувство поиска социальной справедливости является продуцирующим основанием для формирования всевозможных форм социального утопизма. интернет утопизм менталитет

Так, знаток русского национального характера Б. П. Вышеславцев писал: «… чего желает русская сказка … Прежде всего - это искание “нового царства и лучшего места”, постоянное стремление куда-то “за тридевять земель”… какое-то странничество русской души, любовь к чужому и новому здесь, на земле, и за пределами земли: “града грядущего взыскуем”»¹. Человек, жизнь которого беспросветна и удручающе тяжела, желает поскорее забыться, уснуть. Для русского народа спасительным средством ухода от действительности, т. е. «снами», стали сказки. Массовому сознанию всегда было свойственно, и сегодняшний исторический период не исключение, утрировать и мифологизировать такую сферу человеческой деятельности, как управление государством. Использование простых средств в процессе разрешения сложных проблем - одна из характерных черт утопического сознания. Авторитарный диктат, произвол бюрократии, отчужденность и формализм церкви не могли не породить протестные, но завуалированные под утопические, формы ирреальности. Примечательно то, что, уже в самой сказке, мечты народа о лучшей доле соседствуют со скепсисом. Пример сказки В. П. Вышеславцева является тому доказательством. Герой сказки сделал головокружительную карьеру, благодаря особенным картам, которые украл. В результате ему удалось воплотить социальную утопию: «всем по потребностям». Однако те средства, при помощи которых герой «стяжал славу», уже вызывают, как минимум, усмешку и сомнение.

В отличие от сказочного утопизма, имевшего скорее созерцательный характер, утопизм радикальной интеллигенции имел активный, наступательный характер. Поклоняясь своеобразной религии народного счастья и сделав служение народному благу целью своего существования, радикальная интеллигенция была уверена, что счастье народа может быть осуществлено в некоей абсолютной и вечной форме. Сбросив с пьедестала Бога, они заменили его другим кумиром - народом, обожествив его, создав идеал весьма далекий, как показывает история, от действительности. Не случайно в своем анализе духовной структуры русского человека Г. П. Федотов одним из основных типов «русскости» считал тип борца за спасение человечества, жертвенную личность, жизненная установка которой состояла в «пламенной беспочвенности и эсхатологическом профетизме»².

Особенно ярко этот тип «русскости» проявился в народнической интеллигенции. Её мировоззрение в целом можно охарактеризовать как социальный утопизм, пришедший на смену нигилизму революционных демократов. Сознание народников строилось исходя не из той действительности, в которой они жили, а из той, какой, по их мнению, она должна была быть. В основе подобной установки было стремление к самовыражению, реализации личностного начала. Общеизвестно, что большинство народников являлось разночинцами. Разночинская среда, находясь, в отличие от привилегированных слоев общества, в подчиненном социально-экономическом и политическом положении, порождала своеобразные стереотипы мышления и поведения. Разночинец, проникшийся идеями построения идеального общества, не связывал надежды на улучшение жизни народа с постепенным совершенствованием социально-политических институтов общества, изначально считая их порочными.

Постоянное состояние фрустрированности, при отсутствии реальных способов выхода из него, приводило, с одной стороны, к повышенной агрессивности, то есть убежденности, что насилие - это необходимая форма борьбы за социальное равенство, а с другой - к уходу в ирреальный план, что выражалось в склонности к построению различных утопических социальных проектов, оторванных от реальности.

Рассматривая фигуру Нечаева как предел революционного мироотвержения, эталон вывороченной православной аскетики, Н. А. Бердяев писал: «... Психология революционера по Нечаеву требует отречения от мира и личной жизни, исключительной работоспособности … согласия на страдания и пытку…»³.

Большевики в своей попытке преодолеть расхождение между «должным» (каким оно им представлялось) и «действительным» стали добровольными заложниками смешения метафизического и физического планов бытия. Им удалось заложить в сознание полупролетарской и люмпенизированной массы представление о том, что коммунизм и есть тот образ прекрасной жизни, обрести который можно, беззаветно поверив в преобразующую силу организационных форм жизни, предложенных авторами коммунистической доктрины. «…Стремление построить рай на земле немедленно, не сообразуясь с требованиями реальности, прослеживалось достаточно ясно»⁴. В сознании народа произошло отождествление библейского «последние станут первыми» и революционного «кто был ничем, тот станет всем». Народ, потрясенный, казалось бы, крушением старых устоев, вначале осторожно, затем все уверенней, погружался в веру, что тотальная регламентация всех сторон жизни и есть тот путь, который приведет в царство справедливости.

Происходящая сегодня в России структурная модернизация всех сфер общественной жизни показывает, что часть людей погружены в той или иной степени, сознательно или бессознательно, в утопию. На уровне менталитета современных россиян это проявилось в ожидании быстрых результатов от проводимых реформ, в неумении, а подчас и нежелании, адекватно оценить свое место в рыночном социально-экономическом пространстве, претенциозно нацеливаясь на обладание высоким социальным статусом собственника, управленца, политика.

Внутрикорпоративная и межкорпоративная система властно-подвластных отношений по-прежнему питает почву для махрового бюрократизма, вызывая недоверие к гражданско-правовым процедурам и рождая новые мифы о всесилии власти. Патерналистская психология по-прежнему питает миф о герое - спасителе, который вдруг предложит безупречно-плодотворную национальную идею, которая примирит всех и вся и воодушевит на преобразование своей многострадальной земли. К сожалению, «если русский верит в идеальную ценность своей деятельности, он “до смерти работает”, не жалеет себя и обнаруживает неукротимую энергию; но, если такой ценностью в его глазах труд не обладает, он “до полусмерти пьет”, поражая мир своей ленью и апатией»⁵.

Весьма своеобразно тяготение россиян к утопическому прожектерству проявилось в постперестроечное время. Финансовые пирамиды «поглотили» достаточно много любителей «быстрого и безболезненного» обогащения. Виртуализация общества заложила основы новым формам социального утопизма. В эту орбиту попали практически все сферы жизни общества и их подсистемы. Особенно ярко виртуализированные формы социального утопизма проявляют себя в сфере коллективного и межличностного общения в социальных интернет-сообществах, виртуальных социальных сетях. Недовольство существующими социально-политическими институтами порождает у части россиян стремление уйти, с одной стороны, в виртуальные отчужденные социальные формы внутренней самообороны (специализированные сайты по эзотерике, уфологии и т. п.) и быть потерянными для активной, созидательной работы по преобразованию существующей реальности. С другой стороны, напротив, недовольство существующими социально-политическими институтами вызывает активизацию виртуальных эрзац-связей, псевдокоммуникаций, имеющих целью использовать радикальные методы в борьбе за совершенствование всех форм общественной жизни и создающих иллюзию одномоментного решения всех существующих проблем.

Таким образом, разрыв между реальностью и мечтой имеет следствием формирование утопических моделей существования и преобразования действительности. Между тем, «как только ценность любой идеи ставится выше ценности человека, она теряет положительный смысл и превращается в догму, требующую новых и новых жертв…»⁶.

Сказочный утопизм, имевший описательный характер, социальный утопизм радикальной интеллигенции и большевиков, имевший наступательный и активный характер, виртуализированные формы современного социального утопизма - всех их объединяет недовольство экономическими, социально-политическими формами общественной жизни. Человеческий дух, очевидно, всегда будет стремиться к обретению безупречных жизненных форм, но желание обрести сомнительное «должное», отринув несовершенное «сущее», может привести, как не раз было в истории, к печальному итогу: неприятию жизни «здесь и сейчас» во имя сомнительного «светлого будущего».

Литература

1. Вышеславцев Б. П. Русский национальный характер // Вопросы философии, 1995. № 6. С.113.

2. Федотов Г. П. Письма о русской культуре // Русская идея. М., 1992. С.386-387.

3. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1991. С.53.

4. Соколова Е. Е. Конфликт между идеалом и реальностью: к психологии восприятия социалистических идей в России // Вестник МГУ, сер. 14 Психология, 1993. № 4. С. 51.

5. Трофимов В. К. Генезис и сущность русского национального менталитета: Монография. - Ижевск, 2000. С.189.

6. Ильина С.В. Переоценка ценностей в историческом сознании русских // Российский менталитет: история и современность: Сб. науч. трудов. / Редколлегия: А. А. Резник (отв. ред.) и др. - Вып. 2. - СПб. : Изд-во ЛГУ, 1993. С. 73-77.

Размещено на Allbest.ru