Ценностно-смысловые основания научного познания

Теоретические выводы представленной работы могут найти применение в междисциплинарном исследовании по теории и истории культуры, социологии и психологии познания, аксиологии, антропологии и других социальных дисциплинах, направленных на постижение человеческого измерения науки. В системе образования полученные материалы могут быть положены в основу курсов по онтологии и теории познания, истории и философии науки, культурологии, социологии знания и философии культуры.

Апробация работы

Основные положения и результаты исследования докладывались на международных научно-теоретических конференциях в Костромском государственном технологическом университете, Костромском государственном университете им. Н.А. Некрасова; IX международной научной конференции «Ильенковские чтения - 2007» (26-27 апреля 2007 г. в Южном федеральном университете г. Ростов н/Д); V международной научно-практической конференции «Общечеловеческое и национальное в философии» (24-25 мая 2007 г. в Кыргызско-российском славянском университете г. Бишкек); VI международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы гуманитарных наук», (15-16 мая 2007 г. в Московской финансово-юридической академии); международной научной конференции в Киевском национальном университете (18-19 мая 2007 г.); международной научной конференции «Наследие Мамардашвили и европейско-российский культурно-исторический контекст» г. Пермь (20-22 апреля 2007 г.) и других научных симпозиумах.

Структура диссертации

Исследование состоит из введения, шести глав основного текста, заключения и библиографического списка используемой литературы, содержащего 604 наименования. Объем диссертации 398 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются актуальность темы исследования, степень ее научной разработанности, определяются объект, предмет, цели и задачи исследования, его методологическая основа, характеризуется научная новизна полученных результатов, теоретическая и практическая значимость.

Глава 1 «ОСНОВАНИЯ НАУЧНОЙ РАЦИОНАЛЬНОСТИ КАК ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА» посвящена определению основных концепций в понимании природы научной рациональности в историко-философской традиции.

В параграфе 1.1 «Генезис проблемы оснований научной рациональности в эпистемологии» рассматривается историческая ретроспектива тематизации предпосылок научного мышления, которая в современной философии осмысливается как проблема научной рациональности, получившей в литературе различные модели теоретической экспликации (Р. Карнап, К. Поппер, Т. Кун, Л. Лаудан, К. Хюбнер, В. Ньютон-Смит, Х. Патнэм др.). С учетом этого автор обращается не к формальной дефиниции концепта рациональности, а к уяснению философской логики в проблематизации предпосылок теоретического мышления в эпистемологии.

Этому посвящен раздел 1.1.1 «Проблема оснований научного мышления в классической философской традиции», где исследуется кантовская интерпретация вопроса, в которой в основе теоретического разума обнаруживается более фундаментальное основание - практический разум, являющийся основой смыслообразования в познавательной сфере. В концепции Г. Гегеля деятельность мышления предстает как диалектический процесс в историческом измерении мышления, которое, однако, было основательно мистифицировано и представлено как саморазвитие формально-логических принципов абсолютной идеи. Принцип историзма в концептуализации теоретического разума был в дальнейшем переосмыслен в философии жизни, неокантианстве, феноменологии, экзистенциализме.

Раздел 1.1.2 «Научная рациональность в постпозитивистской и аналитической философии» содержит анализ дискуссий в логическом позитивизме, в критическом рационализме К. Поппера, в исторической школе философии науки постпозитивистской ориентации. В «стандартной модели» философии науки в традиции логического эмпиризма (М. Шлик, О. Нейрат, Р. Карнап, Г. Рейхенбах, Ф. Вейсман, Г. Фейгль и др.) длительное время господствовала идея «демаркации» науки и метафизики, целью которой было очищение научного языка от ценностных высказываний. Историческая школа постпозитивистской ориентации философии науки (Т. Кун, И. Лакатос, С. Тулмин, П. Фейерабенд и др.), пришла к растворению границ «демаркации» знания от вненаучных установок мышления, признала ограниченность такого подхода, предполагая трактовку относительности критериев научности в контексте роста научного знания. Однако при этом сама рациональность науки становится проблематичной.

В лингвистическом повороте, наметившемся в аналитической философской традиции, происходит отказ от традиционной гносеологической концепции осмысления оснований знания и тематизация значений языка науки в качестве основного объекта проблематизации. Первоначально язык осмысливается как источник когнитивных проблем (Б. Рассел, М. Шлик), в дальнейшем программа «очищения» языка науки трансформируется в прагматическую концепцию теории референции («поздний» Л. Витгенштейн, У. Куайн, Дж. Остин). В соответствии с ней главное внимание было направлено на экспликацию прагматики языка науки, по отношению к которой репрезентативная и когнитивная функция языка стала функционально зависимой. При этом вопрос о механизмах ценностно-смысловой регуляции научного познания в аналитической философской традиции остался открытым.

В разделе 1.1.3 «Рациональность в социально-экзистенциальных философских концепциях» анализируются альтернативные программы исследования рациональности науки (М. Вебер, О. Шпенглер, Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Г. Гадамер), в которых осмысливаются социально-культурные основания разума. В отличие от логико-гносеологической программы cogito М. Хайдеггер постулирует онтологическую программу осмысления природы рациональности, в которой мысль и бытие не противостоят друг другу как две противоположные субстанции, а являются выражением «присутствия» (бытия) человека в мире. В эпистемологии был поднят вопрос о соотношении научного разума с вненаучными формами рациональности: мифом, опытом «повседневности». Традиция осмысления оснований рациональности в социально-ориентированной теории познания подводит к более широкой парадигме рациональности, осмысленной в контексте проблематизации ее бытийных оснований в контексте культуры.

В данном разделе подводятся итоги философской дискуссии по проблеме научной рациональности, поставившей под сомнение классический образ науки и как сугубо гносеологический проект и как культурную ценность. Выводы автора исходят из того, что рациональность присуща человеку, а не науке как таковой, представляющей одну из форм рациональности, наряду с другими формами ее проявления. Вненаучные формы рациональности воплощают собой не альтернативы, а проявления универсальной рациональности, как стороны единого разума человека, ни одна из граней которого не может выступать в качестве эталона рациональности как таковой. В научной рациональности проявляется культурно-исторический способ отношения к действительности, реализующийся в специализированной форме духовного производства (науке), поэтому сама проблема должна обсуждаться не только на основе рефлексии методологических схем обоснования знания, но и по отношению к актам его осмысления как феномена культуры.

В параграфе 1.2 «Рациональность науки и культура» эксплицируется природа научной рациональности как способ культурного освоения мира и бытия человека. Научная рациональность характеризуется как форма духовно-практического освоения действительности, в котором когнитивное и ценностное отношение предполагают и дополняют друг друга (раздел 1.2.1). В структуре этого отношения объект познания предстает как ценностно-смысловая система, подлежащая пониманию и интерпретации, и только в этом семиотическом качестве предстает в качестве предмета исследовательской деятельности.

Автор обосновывает положение о том, что дилемма «универсализм» - «историзм» («абсолютизм» - «релятивизм») в понимании критериев научности в философии науки постпозитивистской ориентации имеет принципиальное значение для понимания природы научной рациональности, так как в этой дихотомии методологическое и ценностно-смысловое измерение науки абсолютизируется и противопоставляется друг другу. При этом, ошибочно упускается, что научное мышление, обладает одновременно методологической и аксиологической перспективой, является когнитивно-ценностным единством осмысления знания в формах социального бытия человека. Научная рациональность - это не частная логико-гносеологическая проблема, а форма мироотношения человека, познающего мир по меркам его практического и духовного освоения в контексте культуры.

В разделе 1.2.2 «Проблема культурной детерминации научного познания», исследуется вопрос о социокультурной обусловленности науки, который в современной эпистемологии получил различные версии экспликации. С одной стороны (К. Поппер, Л. Лаудан, В. Ньютон-Смит), признается, что социокультурные факторы, как некий «фон» влияют на когнитивные процедуры, однако определяющее детерминирующее воздействие на научный проект оказывают сугубо когнитивные процессы. С другой (Т. Кун, Д. Дэвидсон и др.), утверждается, что без проблематизации социокультурных установок нельзя понять не только внешнюю, но и внутреннюю историю науки. При этом, однако, признание социокультурной детерминации научной теории стало основой для утверждения релятивизма в эпистемологии (П. Фейерабенд, П. Рикер).

Тезис о социальной детерминации научного познания в конце XX в. был усилен сторонниками «сильной программы» социологии знания в трактовке Б. Барнса и Д. Блура, в концепции науки С. Вулгара и Б. Латура, социально-конструктивистского подхода К. Кнорр-Цетины и ее сторонников. Эти авторы полагают, что социально-культурные факторы детерминируют не только форму, но и содержание научного знания. Вследствие этого научный проект лишился собственной когнитивной специфики и редуцировался к социальным обстоятельствам порождения знания, что, по мнению диссертанта, существенно упрощает природу научной рациональности.

Проблемный характер социокультурной детерминации научного познания проявился также в дилемме «интернализма - экстернализма», которая отнюдь не тривиальна. Она вновь напоминает о себе не только в форме факторов, определяющих причины роста научного знания, но и в форме разобщенности логико-методического и социологического подходов в исследовании науки. Анализ оснований научного познания в контексте культуры позволяет, по мнению диссертанта, связать «внутреннее» и «внешнее», когнитивное и социальное в структуре научного познания, обнаружить в «опредмеченных» результатах научного знания культурно-историческую форму его осмысления. Императивом современной теории познания становится потребность «включить» человека в эпистемологию, то есть сформулировать концептуальную схему деятельности научного мышления, в которой определены контуры осмысления реальности, соотносящие логику формальных научных понятий с установками социального бытия человека в контексте культуры.

В разделе 1.2.3 «Методологическое значение понятия культуры в эпистемологии» исследуется двухсторонний сдвиг в рефлексии оснований знания: со стороны мировоззренческих предпосылок и семиотического характера культурного концепта знания. В философии и методологии науки понятие «культура» нередко используется для заделки «швов» рациональной реконструкции науки при определении социального «фона» производства знания, развивающегося по своим сугубо логоцентричным законам. Данное положение предполагает анализ сложившихся парадигм понятия культуры для того, чтобы выяснить специфику культурологического анализа науки, его эпистемологический статус и методологические возможности.

За основу исследования диссертантом берется семиотическая концепция культуры, в которой знаково-символический универсум не изолирован от общественной практики, а является способом духовно-практического освоения действительности. В контексте понятия культуры субъект познания не мыслит о свойствах реальности произвольно, а утверждает о ней лишь в контексте определенной онтологии языка с позиций культурно-исторической картины мира, в контексте которой всеобщность знания (истина) не существует вне связи с особенным - мировоззренческой формой его осмысления, имеющей исторический характер.

В главе 2 «КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА ЦЕННОСТНЫХ ОРИЕНТАЦИЙ НАУЧНОГО МЫШЛЕНИЯ» анализируется трансформация культурной семантики научного познания в историческом контексте его концептуализации.

В параграфе 2.1. «Теоретическое мышление в исторических формах мировоззрения» проводится реконструкция идеалов теоретического знания сквозь призму мировоззренческих установок, норм и деонтических запретов культуры. Раздел посвящен проблеме «начала» науки, уяснению социально-культурных корней, которые способствовали или препятствовали возникновению науки, как специфической формы духовного производства. В экспликации данных процессов не следует ни модернизировать, ни архаизировать понятие науки, описывая генезис теоретического мышления из вненаучных форм культуры. История знания древних цивилизаций в данной части не самоцель, а средство доказательства наличия культурно-мировоззренческих предпосылок теоретического мышления, достоверность и обоснованность которого опирается на определенные модели понимания когнитивного опыта.

В разделе 2.1.1 «Античное понимание смысла знания» исследуется специфика античной «преднауки», интенция которой заключалась не в испытании природы, а в приобщении к «логосу». Автор характеризует особенности античного осмысления теоретического знания с присущими для него средствами объяснения и приемами познания. На основе историко-научной реконструкции на материале натурфилософской физики, астрономии, математики, истории сделан вывод, что античная умозрительная «наука» не знала эксперимента в силу ценностно-смысловых предубеждений, так как «искусственное» воспроизведение природных процессов в целях подтверждения или опровержения теоретических гипотез было чуждо миросозерцанию древнегреческих мыслителей. Для зарождения экспериментальной науки образ мира должен был радикально переосмыслен, а мир математических формализмов должен стать соразмерным физическому миру вещей, то есть стать «тварным», «профанным», топологически находиться вне самоценного одухотворенного космоцентричного универсума. Переход к такой картине мира стал возможен лишь благодаря трансформации образа действительности в средневековом мышлении.

В разделе 2.1.2 «Научное знание в зеркале средневекового миропонимания» анализируются особенности средневековой и ренессансной культуры теоретического знания. Продолжая античные традиции концептуализации всеобщего, средневековое познание основывается на новых мировоззренческих принципах, допускающих «испытание» природы, в котором мышление ориентируется на достижение практических эффектов.

На основании историко-научной реконструкции мировоззренческих установок знания делается вывод, что применение математического инструментария к познанию физических закономерностей было невозможно без трансформации мировоззренческих смыслов античной рациональности в средневековой картине мира. Вне этой переоценки смыслов прорыв к экспериментальной науке Нового времени был невозможен. Теоцентрическая идея творения мира, отделение «духа» человека от космоцентрического «тела» природы, морально-религиозное понимание активности субъекта, принцип тварности природы разрушили сакральное к ней отношение и способствовали, в конечном итоге, ее «испытанию» в экспериментальном методе Нового времени.

В разделе 2.1.3 «Трансформация ценностных ориентаций науки Нового времени» прослеживаются мировоззренческие основания становления экспериментального естествознания. В работе обосновывается тезис о том, что формирование мысленного эксперимента и метода Г. Галилея не было сугубо интерналистским когнитивным процессом. На основе историко-научной реконструкции образов пространства Аристотеля и Галилея автором показано, что в «зеркале» различных картин миропонимания тождественная теоретическая аргументация в понимании динамики инерциальной системы вела к прямо противоположным выводам.

Формирование экспериментального естествознания не стало простым результатом «непосредственного» обращения к опытным данным или отказом от предрассудков схоластики в духе громкого заявления И. Ньютона: «Гипотез... не измышляю». Напротив, методологические идеалы и нормы новоевропейской науки основывались на мировоззренческом «горизонте» культуры принципиально нового типа понимания знания на базисе целостной социокультурной установки осмысления действительности, вне которой были принципиально нелегитимны и невозможны.

В параграфе 2.2 «Динамика ценностных ориентаций научной рациональности» проводится сравнительный анализ смены мировоззренческих императивов, идеалов научного познания и, одновременно, смены культурной традиции в методологическом самосознании науки.

Классическая рациональность науки характеризуется в работе как культурно-исторический тип осмысления идеалов и принципов научного познания, преобладавших в ХVII - начале ХХ вв., когда произошел революционный переворот в методологическом самосознании науки. Определяющими теоретико-познавательными принципами классики, получившими значение мировоззренческой парадигмы, стали: объективизм; натуралистическая установка - стремление объяснить сущность объекта в его «естественной» достоверности; наивно-реалистическая презумпция знания, представленного вне культурного концепта его существования; аксиологическая «нейтральность» научного знания; фундаментализм теоретического обоснования; монистическое понимание истины; кумулятивное понимание процессов роста знания; механицизм, как редукционистская программа сведения сложного объекта к сумме составляющих его простых элементов; сциентизм в оценке мировоззренческого статуса научного знания.

Нормы и ценности неклассической научной рациональности исследуются в связи с изменениями в методологическом самосознании науки, связанными с открытиями в квантово-релятивистской физике: ревизия объективизма; осмысление зависимости картины реальности от средств познавательной деятельности и позиции наблюдателя; принцип дополнительности в признании методологической значимости альтернативных концептуальных моделей реальности; теоретико-методологический плюрализм; повышение роли философии в методологической рефлексии знания.

Автор доказывает, что, критикуя нормы и ценности классической науки, неклассическая рациональность не отвергает их полностью. Общим парадигмальным наследием обоих типов научной рациональности является натуралистическое отношение к объекту естествознания, который мыслится как ценностно-нейтральный, лишенный культурно-значимого смысла. В системе «знание - реальность» экспликация ценностей научного мышления в контексте связей с ценностями социального бытия человека остается вне методологической рефлексии.

Становление постнеклассического типа научной рациональности фундируется качественно новыми идеалами и принципами познания, в основе которых лежит синергетическая концепция, переход к нелинейной науке, акцентирующей внимание на динамической неравновесности хаоса и порядка; поворот от изучения сложившегося бытия к тематизации его «становления»; новое осмысление времени, случайности и причинности; принцип универсального эволюционизма; утверждение целостной научной картины мира; интеграция методологии естественных и гуманитарных наук; коммуникативная диалогичность научной рациональности; аксиологический поворот в методологическом самосознании постнеклассической науки.

Метафизический статус феномена постнеклассической рациональности одновременно реализуется во встречном движении синергетической программы (И. Пригожин, И. Стенгерс, Г. Хакен, С. Курдюмов), представляющей методологию естественно-научного знания, и концепции философского постмодернизма (Р. Барт, Ж. Батай, Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ф. Гваттари, Ж. Деррида, Ю. Кристева и др.), воплощающего гуманитарную программу методологической рефлексии. Постнеклассическая научная рациональность раздвигает рамки рефлексии познавательной деятельности, включает человека в научную картину мира, ориентирует на экспликацию ценностей социального бытия человека, которые оцениваются как необходимое условие достоверного научного знания.

В главе 3 «МИРОВОЗЗРЕНИЕ КАК ЦЕЛОСТНЫЙ СПОСОБ ОСМЫСЛЕНИЯ» рассматриваются проблемы, затрагивающие эпистемологический статус мировоззренческого сознания как социокультурной предпосылки научного познания.

Параграф 3.1 «Место мировоззрения в системе культуры» определяет природу дорефлексивного опыта миропонимания, предшествующего субъект-объектному отношению. В разделе 3.1.1 «Философская тематизация концепта мировоззрения» показана ограниченность и разобщенность сугубо гносеологического и социологического подхода к мировоззренческому сознанию. Автор доказывает, что предмет мировоззрения - отношение человека к освоенной им духовно-практическим образом «значимой» действительности, то есть к миру культуры, которая находится в центре мировоззрения. Это означает, что гносеологический и социологический анализ проблематизации мировоззрения как основополагающие во всей полноте могут реализоваться только сквозь призму философско-культурологического подхода и в данном значении от него зависят. В работе показано, что семиотическое содержание смыслов миропонимания постигается не проблематизируясь, как предрассудки, на основании которых человек действует, не осознавая предпосылок своего мировосприятия. Отражая диалектику общего и единичного, мировоззрение личности является моментом, стороной общего - культурно-исторического «горизонта» понимания действительности.

В разделе 3.1.2 «Мировоззренческие a priori научного мышления» характеризуется онтология познавательной деятельности, укорененной в культуре в контексте герменевтической традиции осмысления реальности. Любое научное суждение неявно фундировано ценностно-смысловыми презумпциями, вне которых высказывания научного языка не только не легитимны, но и не возможны. В очевидности смыслообразования проявляется социально-культурная онтология субъекта, «историческое a priori» (М. Фуко), «присутствие» человека в мире (М. Хайдеггер), которое действует подобно специфической эпистемологической установке. Мировоззренческий опыт, как «предпонимание», «предрассудок» (Г. Гадамер), «доксическое верование» (Х. Ортега-и-Гассет), является не столько когнитивным образом, сколько способом бытия познающего. До методологической рефлексии знания мир «естественного» и «очевидного» опыта субъекта познания уже изначально интерпретирован на языке семантики культурного опыта, осваиваемого в процессе социализации.

Семиотическое содержание смыслов мировоззрения воспринимается не проблематизируясь, человек действует, не осознавая предпосылок своего понимания, полагая, что в процессе познания описывает свойства реальности самой по себе вне культурного концепта осмысления действительности. В классической теории познания эпистемологическая значимость ценностно-смысловых презумпций субъекта научного познания игнорировалась. Диссертантом обосновывается, что императивом современной эпистемологии и методологии науки является требование четкой и явной экспликации мировоззренческих допущений научного сознания, которые в глазах традиционного мышления понятны без понятия - обладают очевидностью без доказательств. С учетом этого необходимо расширение проблемного поля теории познания сквозь призму методологического принципа культурно-мировоззренческой рефлексии научного познания.

В разделе 3.1.3 «Язык как горизонт миропонимания» анализируется дискурсивная лингвистическая среда, в которой реализуется понимание. Ученый не говорит о реальности произвольно, а утверждает лишь то, что можно сказать в контексте определенной онтологии языка в системе социальной коммуникации научного дискурса. Знаковая система языка не только обозначает и репрезентирует объект исследования, но и заключает его в концептуальную схему понимания в контексте языковой «картины мира», в которой мир заключается в определенную модель понимания, трансцендентную по отношению к ситуации познания.

Однако тезис об активной роли языка в формировании картины мира (Б. Уорф, Э. Сепир) отнюдь не означает, что язык «творит» ее как некий демиург. Основанием языковой «картины» реальности является не язык сам по себе, а социальная практика деятельности и познания. Авторский акцент в данном случае делается на том, что мышление, потенциально находящееся под воздействием языка, зависит от социального контекста речи, а не детерминируется сугубо лингвистическими факторами.

Смысл значений научного языка выводится не из внеположенной человеку реальности, а из способов социальной практики употребления языка, в контексте правил, которые задают способ применения языка в контексте социального опыта познания. В этом качестве язык действует как трансцендентальное основание науки: условием возможности любого научного суждения является предпосылочная «языковая игра» (Л. Витгенштейн) коммуникативного сообщества. Диссертант показывает, что теория речевых актов (Дж. Остин, Дж. Серл) предостерегает от абсолютизации дескриптивных высказываний научного языка и элиминации гуманитарной размерности научного дискурса. Смысл значений дескриптивных предложений определяется ситуационными, экстралингвистическими субпозициями субъектов коммуникации. Вследствие этого нельзя универсально без обращения к прагматике выразить семантику научного языка, интерпретация которого зависит от контекста употребления понятий.

В параграфе 3.2 «Структура мировоззренческих оснований научного познания» исследуется система понятий, призванных эксплицировать механизм формирования научного знания в контексте культурно-исторических предпосылок его производства. Опосредующие факторы, выражающие фундаментальные связи мировоззрения и научного сознания представлены такими концептами как категориальная структура мышления, научная картина мира, стиль научного мышления, теоретико-познавательные дисциплинарные онтологии знания, с помощью которых обеспечивается многослойная и полифункциональная связь методологических и социокультурных установок научного познания. В работе показано, что данные структурно-функциональные «посредники» определяют базисные положения научной теории, обусловливают идеалы обоснования, объяснения и доказательства частнонаучного знания, организуют логику научного мышления.

В главе 4 «ПОЗНАНИЕ В ЕДИНСТВЕ СМЫСЛООБРАЗОВАНИЯ И ПОНИМАНИЯ» исследуются процессы семиозиса, понимания и интерпретации знания, которые организуют человеческий опыт познания действительности, имеют эпистемологическое значение.

В параграфе 4.1 «Осмысление как духовно-практическая процедура освоения мира и бытия человека» определяется значение и теоретико-познавательный статус осмысления в научном познании. В исследовательской литературе процедуры осмысления и понимания традиционно соотносились с социально-гуманитарным знанием. Предполагалось, что естественно-научные объекты свободны от данной практически-духовной формы освоения мира.

Методологической установкой современной эпистемологии становится принцип невозможности непосредственного доступа к объекту познания. Мета-позиция «вненаходимого» субъекта ставится под сомнение, что проблематизирует существование «естественного» предмета научного исследования, который дан в апперцепции без рефлексии семиотических предпосылок познания. Фундаментальной процедурой когнитивной деятельности являются процессы семиозиса знания, однако теоретико-познавательный статус актов смыслообразования является недостаточно изученной проблемой, смысл как легитимная категория и теория смысла в эпистемологии еще не сложились.

С учетом этого в разделе 4.1.1 «Тематизация смысла в различных философских традициях» проанализированы проблемы концептуализации смысла и процедур осмысления знания в различных концептуальных подходах. Если аналитическая философская традиция ориентировалась на теорию референции (указательного) значения имени знака (слова, выражения, текста), как основания логической семантики, то герменевтическая традиция - на экспликацию процедур понимания.

В отличие от теории референции, концепция смысла в аналитической философской традиции не получила концептуального обоснования. Логическая семантика в аналитической традиции Г. Фреге, А. Тарского, А. Черча, У. Куайна ограничивала решение проблемы референции истинными высказываниями научного языка вне его культурно-исторического измерения. В результате семантика научного утверждения реализуется как логика содержательного объема понятий, нейтральных по отношению к мировоззренческим установкам субъекта. В такой тематизации проблемы культурный концепт смысла как опосредующее звено между «словами» и «вещами» выпадает.

В феноменологической концепции смысл определяется как интенциональность - направленность на предмет актов субъективной деятельности сознания. «Ахиллесовой пятой» феноменологической концепции является анализ индивидуального сознания в качестве единственного основания смысла. В реконструкции смыслообразования в деятельности интенциональных актов сознания феноменология отвернулась от процессов осмысления в социально-культурной практике познавательного опыта. Трудности в понимании смысла в аналитической и феноменологической философской традиции подводят к необходимости преодоления ограниченности феноменологизма и «референтного», асоциального, панлингвистического подхода в понимании смысла.

С учетом этого в разделе 4.1.2 «Социально-практические основания осмысления» анализируется деятельностная, коммуникативная природа семиозиса. Явления действительности обретают смысл путем включения в систему социальной деятельности, в структуре которой знание получает знаковые функции исторически-конкретной общественной практики представления предмета, предполагающего понимание и интерпретацию знаковой формы описания действительности.

Автор доказывает, что семиотические объекты не могут функционировать как квазилингвистические сущности вне порождающей знак деятельности, в равной мере невозможно эксплицировать смысл знака как «вещь в себе», вне диалога и коммуникативной корреляции бытия-с-Другим. Несмотря на уникальность личностного смысла, он формируется как интенциональная установка в пространстве коммуникативного социального взаимодействия, в котором смысл не установлен трансцендентальным образом, а конструируется вместе с формированием индивидуального смысла без заранее установленных правил.

В разделе 4.1.3 «Дихотомия и соотношение понятий „смысл” и „значение”» исследуются сложные отношения взаимозависимости и категориального наложения терминов смысл и значение. Категория «смысл» трактуется в работе как способ понимания предмета в актуальном контексте коммуникации. «Значение» характеризует объем слова (выражения, текста) в системе языка, то есть средства организации и источники реализации смысла в процессе передачи социального опыта в системе культуры.

Аксиологическое значение предмета, подлежащее пониманию, порождает коннотативный «вторичный» смысл, который выступает по отношению к значению как реализация понимания значения знаковых систем языка в актах коммуникации. Связанный с языком, существующий при помощи языка смысл в системе жизнедеятельности обретает экстралингвистический характер (смысл события, поступка, жеста, молчания и т. д.). Вследствие этого в авторском понимании смысл не сводится к содержанию значения выражения или понятия, а, напротив, устанавливает концептуальный способ понимания текста, который обретает смысл благодаря включенности в коммуникативную ситуацию в системе жизнедеятельности человека.

В разделе 4.1.4 «Текст как объект смысла» эксплицируется семиотический характер смыслообразования познавательной деятельности. В лингвистическом повороте, анализирующем соотношение языка, мира и мышления, эпистемология до недавнего времени не тематизировала проблему текста, значимую не только для социально-гуманитарного знания, но и для понимания природы научного познания. В философском значении термина «текст» речь идет о культурно-историческом содержании знаковой системы языка в семиотическом его измерении. В традиционной когнитивной ситуации субъект акцентирует внимание на том, что репрезентировано в тексте, при этом культурная семантика объекта познания остается «за кадром», не рефлексируется. В семиотическом отношении научное познание является «вторичным» отражением действительности в силу того, что и предмет, и средства познавательной деятельности не являются «непосредственными» для субъекта, а опосредованы текстом как формой существования знания. Традиционным предрассудком классической науки является тезис о том, что естествознание непосредственно оперирует объектами, лишенными текстовой «упаковки». Однако вне семиотической формы научное знание не мыслится и не существует. Семиотическая структура научного текста многомерна, в ней пересекаются мировоззренческие, когнитивные, коммуникативные, прагматические, нарративные компоненты знания.

В разделе 4.1.5 «Процессуальность смыслообразования» исследуется открытый характер семиозиса. Трактовка текста как со-бытия представляет методологический поворот в понимании природы научного знания с наивно-реалистической интерпретации к исследованию его в контексте коммуникативного отношения в контексте культуры. В философии постмодернизма понятие «текст» осмысливается как принципиально «децентрированное» образование (Ж. Делез, Ф. Гваттари), интерпретация которого предполагает его «деконструкцию» (Ж. Деррида), плюральность процессов смыслообразования. Семиозис характеризуется как нелинейное, непредсказуемое становление, продукт случайных вариаций дискурса, в которых смысл «производится», а не задан изначально авторским текстом, не является процедурой буквального денотативного «прочтения» (М. Фуко, Р. Барт, Ф. Бодрийяр, Ю. Кристева и др.).

Однако в этом устремлении постмодернизма язык оказался не способен «говорить» о действительности с позиций истины, а трактовка мира как текста предстала как бесконечная интерпретация, в которой знак и «означающее» отсылают к другому знаку, уклоняясь от «обозначаемого» бытия как объекта познания. Ограниченность постмодернистской концепции смысла проявляется в трактовке его в качестве квазилингвистической сущности, где знак и означающее становится единственным источником значений. Основным эпистемологическим тезисом постмодернистской философии становится принцип сомнения в объективном значении знания, которое репрезентирует реальность в зеркале взаимоотражающихся смыслов.

В разделе 4.1.6 «Эпистемологический статус смысла в структуре научного познания» рассматривается методологическая роль процедур осмысления. Любое научное описание предмета можно рассматривать в двух перспективах: как совокупность истинных высказываний о мире и как некоторое повествовательное сообщение, в контексте которого «референту» (объекту описания) приписывается определенное значение. В отличие от данных описательных утверждений, ценностно-смысловые высказывания не констатируют факты, а задают перспективу восприятия реальности, которая сама по себе не структурирована, предписывают, как относиться к описываемым явлениям в системе мировоззренческих «координат» в коммуникативной ситуации познания. Устанавливая и теоретически объясняя факты, субъект аргументирует, сообщает дополнительную информацию о социальном контексте производства научного знания. Недостатком классической теории познания является игнорирование эпистемологической важности процедур семиотической интерпретации в научном дискурсе, однако фактов и теорий в структуре познавательной деятельности, свободных от интерпретации текста, не существует.

Базовым принципом в понимании эпистемологического статуса смысла является отказ от «наивного» реализма в понимании культурной семантики науки, которая не отражает, а создает «лицо» исследуемой реальности путем наделения ее статусом «истинных» описаний. Понимание знания как осмысленного снимает куновскую проблему «несоизмеримости теорий», так как научные споры ведутся не по поводу «самоочевидных» фактов, а по поводу их мировоззренческой интерпретации, которая задает рамки концептуализации научной теории.

В параграфе 4.2 «Проблема понимания в структуре научного познания» исследуется герменевтическая природа понимания. Эпистемология традиционно игнорировала эту важную процедуру познавательного процесса или ограничивалась ссылками на то, что он является основным для гуманитарных отраслей научного знания: как полагал В. Дильтей, природу человек объясняет, а духовную жизнь понимает. В такой интерпретации автор доказывает ограниченность ортодоксальной герменевтики, в которой опыт понимания традиционно трактуется в качестве «органона» социально-гуманитарного знания (Г. Риккерт, П. Рикер), чем существенно обедняется действительное содержание этой процедуры в научном мышлении. Изменения в методологическом сознании современной науки, осмысление семиотического характера репрезентаций объекта в языке определяют значимость герменевтических процедур независимо от дисциплинарной принадлежности знания, указывая на их универсальность в познавательном опыте человека.

В разделе 4.2.1 «Принципы понимания как ориентации в смыслах», выделяются промежуточные духовно-практические акты, предполагающие друг друга в герменевтическом круге понимания: определение знаковой природы текста; понимание предметного значения текста в контексте события; интерпретация смысла текста в социальной коммуникации познания; прагматическое воздействие на смысл «Другого».

В качестве предпосылок понимания диссертантом выделяются: 1) культурно-исторический характер предпонимания, 2) язык как культурно-исторический «горизонт» понимания; 3) «реконструкция» авторского и «творение» собственного смысла субъекта в коммуникативной ситуации понимания; 4) герменевтическая «спираль» понимания; 5) «дело» как основа понимания; 6) взаимосвязь познания и самопонимания субъекта. Приступая к научному исследованию, ученый необходимо исходит из предпонимания как определенной концептуализации, в контексте которой предметное высказывание не может быть нейтральным. Понимание реализуется в процедурах интерпретации, конфликт которых является объективным условием понимания.

В разделе 4.2.2 «Интерпретация и понимание» анализируется взаимосвязь и дифференцирование актов интерпретации и понимания, классическое и постмодернистское толкование указанных процедур. В работе эксплицируется отношения зависимости и категориального наложения данных понятий, отличие постмодернистской концепции (Р. Барт, Ж. Делез) от классической герменевтической (В. Дильтей) и структуралистской (К. Леви-Строс) трактовки интерпретации. В постмодернистской парадигме интерпретация становится тотальной, универсальной процедурой мышления, характеризующей внесение смысла в текст вне «правильного» смысла, вложенного в текст автором. Суть новой позиции в принципиальном отходе от идеалов классической рациональности, интерпретирующей текст с позиций трансцендентного субъекта как стороннего наблюдателя. В научном познании интерпретация является универсальным методом установления значений формализмов научной теории как знаковой системы репрезентации объекта познания, средством истолкования частных теорий со стороны метатеорий, а также пограничных теорий по «вертикали» и по «горизонтали» междисциплинарного научного знания; формой специфического «перевода» теоретического языка одной теории на язык другой.

В разделе 4.2.3 «Проблема понимания естественных объектов», исследуются герменевтические механизмы осмысления природных явлений, которые в традиционной герменевтике были вне методологической рефлексии. Предполагалось, что понимание феноменов природы суть «образное выражение» (В. Дильтей, Г. Риккерт), так как в качестве специфической процедуры понимание присуще исключительно явлениям культуры. Классическим предрассудком трактовки предмета естественных наук была наивно-реалистическая парадигма, предполагающая семиотическую «прозрачность», беспредпосылочного «схватывания» объекта природы в его естественном состоянии, декларируя независимый образ научного знания, не связанного с культурно-историческими смыслами понимания.

В работе обосновывается, что понимание является универсальной семиотической процедурой познавательной деятельности, затрагивающей существо когнитивного процесса независимо от дисциплинарной принадлежности знания. Понимание объектов природы предполагает практическое «установление» смысла, то есть «подключение» к смыслу человеческой деятельности, подведение под социально-нормированное ценностное суждение, определяющее значение объекта познания.

В разделе 4.2.4 «Эксперимент и теория как модель понимания» доказывается, что естественно-научный эксперимент, традиционно противопоставляющийся процедурам расшифровки смысла авторского текста в гуманитарных науках, имеет с ними много общего. Эксперимент как наделение смыслом объективного процесса и «смыслосчитывающая» процедура обнаружения значения универсальным образом характеризует духовно-практическое освоение предмета познания, понимание которого опирается на семиотические тексты культуры. Подготовка логической схемы эксперимента и его проведение реализуются как «реконструкция» замысла автора и внесение смысла в текст экспериментатором. Диссертантом обосновывается, что понимание действует в данном случае как универсальная методологическая процедура, в структуре которой эксперимент и научная теория характеризуют подведение объекта под нормативное суждение, действующее в качестве предписания, определяющего цели исследования в контексте конкретной ситуации познания. Теорией предписывается, чтобы описываемая ею модель событий совпадала в известных пределах с реальным «положением дел», чтобы истинная дескрипция (описание) не отрывалась от аксиологической прескрипции (предписания).

В разделе 4.2.5 «Объяснение и понимание в структуре научного мышления» исследуется специфика и взаимосвязь объясняющих и понимающих процедур в структуре научного познания. Традиционным «предрассудком» ортодоксальной герменевтики было противопоставление понимания как метода гуманитарного знания объяснению как основной методологической процедуры естественных наук. В методологии логического эмпиризма (К. Гемпель, Р. Карнап) абсолютизируется дедуктивно-номологическая концепция объяснения в противопоставлении актам понимания. Однако любое научное описание предполагает взаимозависимость данных процедур.

Герменевтические акты понимания, традиционно интерпретируемые как «внешние» для методологического роста научного знания, являются релевантными для объяснительных процедур научного познания. В разделе показано, что дедуктивно-номологическая модель объяснения говорит о конечном результате, а не о процессе научного объяснения, который носит противоречивый и сложный характер. Объяснительные процедуры обоснования нацелены на соответствие знания объективным свойствам предмета. В противоположность этому понимание выражает не то, что существует само по себе, но то, что «должно» быть с позиций нормативного смысла теории, или, если исходить из более широкой перспективы, с позиций целеполагающей деятельности субъекта познания. В структуре научного мышления понимание предваряет, сопутствует и завершает процедуры объяснения, в чем выражается циклический герменевтический характер понимания.

В параграфе 4.3 «Коммуникативный характер осмысления и понимания» исследуется фундаментальная роль субъект-субъектного отношения в процессе осмысления реальности. Раздел 4.3.1 «Диалогическая сущность понимания» освещает интерсубъективную природу мышления. Диалог - центральный принцип философии М.М. Бахтина, А.А. Мейера, нашедший продолжение в концепции диалога культур В.С. Библера, в теории коммуникативной рациональности К.О. Апеля, Ю. Хабермаса. Диалогические интенции сознания в концепции М. Бубера представляют универсальное явление, пронизывающее речь и все проявления человеческого осмысления мира. Поиск истины изначально является диалогом, а не монологом исследователя самим с собой. Несмотря на то, что мысль каждого индивидуальна, представления о мире принципиально диалогичны по способу своего существования.

С учетом этого «вопрос-ответная схема» осмысления знания, анализируется в связи герменевтическим кругом вопрошания. Познавательная ситуация возникает там, где обнаруживаются вопросы и схватывается противоречие между тем, что «есть» в наличном знании и тем, что противоречит наличному знанию, что «должно быть» возможно иначе, исходя из целостного восприятия проблемной ситуации в более широком контексте понимания. Вопрос - исходный пункт познания (М.М. Бахтин, Г. Гадамер, М. Хайдеггер), это знание о незнании. От вопросов, поставленных исследователем, на которые сама научная теория или эксперимент выступает в роли ответа, зависит осмысленность знания. Вопросно-ответная схема диалога характеризуется автором как существенная черта процедур понимания. Смысл высказывания формируется в вопрос-ответной проблемной коммуникативной ситуации, в структуре которой система «вопрос-ответ» является методологически значимой схемой постановки и решения задач исследовательской деятельности.

В процессе диалогического взаимодействия осуществляется не только субъект-субъектное взаимодействие, но и трансформируется семантика языка, реализуется коннотативно-метафорический перенос значений в качественно новый контекст смыслообразования. Автор доказывает, что в гуманитарном повороте современной теории познания встают необычные, с точки зрения классической эпистемологии, проблемы тропов (Н.И. Автономова, С.С. Нетерина) - понятий и выражений, используемых в переносном значении не только для достижения большей выразительности высказывания, но и в методологических целях объективации знания.

В семиотическом отношении новая научная теория представляет собой перенос смыслов за счет перестановки известных объяснительных конструкций в герменевтическом круге понимания. Особенно востребованными отстраняющие метафорические процедуры становятся в период кризиса «базиса несомненности» (С.Б. Крымский) в понимании объекта познания в ситуации «научной революции» (Т. Кун). В современной эпистемологии тропы, обозначающие организацию трансформаций смысла научного высказывания, перестают рассматриваться в качестве простой игры слов при перестановке терминов: метафорический перенос смыслов рассматривается как методологическое средство производства нового знания.

В разделе 4.3.2 «Нарративный способ осмысления знания» анализируется повествовательный характер научного дискурса, который по форме организации облекается в форму «рассказа» (story). Понятие нарратива становится предметом заинтересованного изучения в эпистемологии (Ж.-Ф. Лиотар, Р. Рорти), философской лингвистике (А.М. Пятигорский) в связи с общим «лингвистическим поворотом» в философии, ее обращенности к коммуникативной, социокультурной стороне смыслообразования в познавательном процессе. Нарратив является наиболее органичной для человека формой объективации и презентации знания независимо от его дисциплинарной принадлежности.