Феноменология правовой жизни: методология и социально-философский аспект исследования

В третьей главе диссертации «Феноменологические процедуры и социально-онтологический статус правовой жизни» к исследованию сущности правовой жизни применяются процедуры феноменологической редукции и дескрипции, что позволяет определить ее как постоянный процесс порождения социальных смыслов, ставится задача выявления социально-онтологических условий познания и существования правовой жизни. В качестве таких условий определяются правосознание и ипостаси правовой жизни: «право-структура» и «право-процесс».

В первом параграфе, названном «Конституирование права: опыт интенционального анализа и феноменологической редукции», в качестве изначальной данности и предмета применения феноменологических процедур определяется правосознание как механизм удержания и порождения смыслов права. Поскольку задачей данного параграфа является обнаружение механизма смыслообразования права, то основной методологической процедурой полагается такой вид интенционального анализа, как конститутивный анализ, позволяющий ответить на вопросы о том, как правосознание «творит» предмет из условий самой предметности права и каковы формы его конституирования.

В результате было выяснено, что правосознание воспринимает факты правовой реальности в пассивных синтезах сознания и продуцирует новые смыслы в активных синтезах сознания, при этом каждой форме конституирования права свойственны собственные продукты. Так, вследствие того, что пассивный синтез правосознания является сущностным созерцанием права, то его продуктам присущ характер простых констатаций некоторых абстракций. Примерами такого рода констатаций являются многочисленные допущения догматики права: «физическое лицо», «публичное право», «частное право» и т.д. Возможные на этом уровне разрушение осмысленности временных перспектив, девальвация значимости различных траекторий развития правосознания на практике компенсируются созданием разнообразных социальных технологий «управления временем» (эффект тотальной синхронизации).

Суть активного синтеза состоит в продуцировании новых смыслов, образующих в своей совокупности признанное собственное бытие права, являющееся результатом когеренции (согласованного протекания во времени) потоков правосознаний. Специфика активного синтеза определяется имманентно присущей правосознанию темпоральностью, то есть его обусловленностью внутренним временем. В этом случае право предстает в правосознании как то, что меняется не столько под воздействием тех или иных объективных условий (экономических, политических, социальных т.д.), сколько в результате изменения временных перспектив (осовременивания) индивидуальных сознаний. Внутреннее движение правосознания от точки отчета события («только-что-прошедшее» или ретенция) к «теперь» и другому «теперь» реализуется в постепенном охвате сознанием все новых и новых смысловых горизонтов и превращении образа-паттерны данной ситуации в непосредственное «видение» результата, в соответствии с которым принимается решение (протенция). В этом ментальном потоке собственно и обнаруживается источник и механизм смыслопорождения. Право наполнено продуктами активного синтеза сознания. Среди них важнейшими являются правовые концепты, которые затем могут трансформироваться в правовые факты, символы, презумпции, фикции и т.д.

Применение интенционального анализа и феноменологической редукции к исследованию правовой жизни позволяет утверждать, что процесс конституирования права является основанием допущения процессуальной сущности права и признания конгруэнтности процессуальности смыслообразования и процессуальности правовой жизни.

Второй параграф «Проблема поиска онтологических оснований правовой жизни: структура или процесс» посвящен доказательству данного положения. При этом подчеркивается, что в целях его всестороннего исследования, необходимо рассмотреть дихотомию: правовая жизнь как структура и правовая жизнь как процесс.

Нетрадиционность данного подхода к решению проблемы поиска онтологических оснований правовой жизни предполагает обращение к исследованию истории развития философии и феноменологии права. Проведенный анализ показывает, что Э. Гуссерль, утверждая внутреннее время сознания, избегал рассматривать реальность как таковую в формах временности, изменчивости и процессуальности. А его последователи Н.Н. Алексеев и А. Райнах полагали, что правовой смысл существует вне временного контекста, но он обнаруживается во времени, когда рассматривается как социальное явление. Структурно-функциональный подход и теория систем обнаруживают ряд недостатков, связанных с условностью дихотомии «синхрония-диахрония», отсутствием учета активности субъекта познания, нерешенностью вопроса о природе и механизме реальных социальных изменений, эклектикой методов познания и т.д. В альтернативных подходах к решению вопроса об онтологии социальных явлений (К. Поппер, Р. Нисбет, Ч. Тилли и И. Валлерстайн) прослеживается переход от «опорного» представления о структурности к процессуальности как главному предмету практических и теоретических проблем познания социальной реальности.

Анализ традиции философии процесса (А. Бергсон, Н.О. Лосский и А. Уайтхед) также не обнаруживает однозначной аргументации в пользу тезиса о процессуальности правовой жизни, так как онтология процесса теоретически обеспечивается с одной стороны, неуничтожимостью длительности как имманентного качества мира сознания и мира вещей, а с другой - необходимостью сверхвременных начал. Стремление к интеграции структурности и процессуальности как модусов онтологии социальной реальности характерно и для современной социальной философии (Дж. Александер, Ю. Хабермас, А. Сикурела, Э. Гидденс, И. Валлерстайн, Н. Луман).

Предложенный анализ теоретических и методологических оснований тезиса о процессуальности правовой жизни позволяет утверждать, что процесс не является ее абсолютной субстанцией, поскольку правовая жизнь обнаруживает структурные свойства, которые, однако, существуют только в процессуальном измерении. Таким образом, решение проблемы поиска онтологических оснований правовой жизни состоит в формировании интегративного опыта описания права и выделении в целостности правовой жизни двух взаимосвязанных ипостасей: «право-структура» и «право-процесс».

В третьем параграфе, названном «Структурность и процессуальность права в «скобках» феноменологической редукции», исследование продолжено в этом же направлении, что и в предыдущем. При этом постулирование процессуальной сущности правовой жизни, в целях чистоты феноменологического исследования, вновь заключается в «скобки». Применение феноменологической редукции в связке с интенциональным анализом призвано обнаружить первоисточники специфической действительности права, выявить предметную определенность и бытийный смысл права как региональной онтологии. Дескрипция позволяет достигнуть эффекта ясности восприятия исследуемого предмета - правовой жизни, на основе разложения наблюдаемых явлений на два типа: право-структура и право-процесс. Интерпретация обращает исследование к проблеме понимания смысла изменений, происходящих в правовой жизни.

Доказательство тезиса об интеграции структурности и процессуальности как сторон правовой жизни разворачивается с позиции сущностного и функционального аспектов. С позиции первого из аспектов доказательство представлено следующими аргументами:

1) правовой субъект является источником смыслового и фактичного единства структурности и процессуальности правовой жизни: не существует субъекта права, который бы не был включен в какую-либо институцию права или не был участником какого-либо правового процесса, именно благодаря его деятельности правовые структуры воспроизводятся в правовых процессах;

2) воспроизводство правовой структуры связано с процессом рациональной, институализированной деятельности правового субъекта, направленной на поддержание или изменение социального порядка;

3) структуры права, характеризующие правовую жизнь с точки зрения ее устойчивого состояния, реализуются в процессе правовой деятельности субъектов в форме правоотношений и правовой коммуникации;

4) поскольку правовой процесс представляет собой дискретную совокупность непрерывно изменяющихся феноменов правосознания и институций, то каждый из них естественным образом соответствует определенному уровню структурной организации правовой жизни;

5) правовая структура в отношении правового процесса выполняет две функции: функцию селекции, направленную на включение / исключение фактов и событий правовой жизни в правовой процесс, и функцию дифференциации или различения ее формальных и сущностных данностей (например, различение правовых ценностей и норм, закона и права, государства и общества и т.д.).

С позиции функционального аспекта доказательство тезиса об интеграции структурности и процессуальности как ипостасей правовой жизни показывает, что различие этих сторон реализуется в том, что право-структура и право-процесс не совпадают в отношении кода описания нормативности. Действительно, право, рассмотренное с точки зрения его структурных свойств, призвано фиксировать напряжение в обществе и редуцировать сложность до «нормального» состояния. Право-процесс актуализирует смыслы правовой жизни, но не аккумулирует знания о возможных нормативных конфликтах, поэтому и не предотвращает их появление.

Следующий критерий анализа права-структуры и права-процесса - это наличие заданных правил или кодов, организующих их интерпретацию. В отношении права-структуры код оказывается тождественен логической схеме процедуры установления факта законности / незаконности. В праве-процессе, особенно в условиях девальвации принципов правового государства, код законное/ незаконное меняется на код причастности / непричастности к институтам власти и источникам распределения материальных благ.

Третья характеристика касается характера влияния права-структуры и права-процесса на ход общественного развития. Если право-процесс является ключевым фактором позитивных и негативных изменений в обществе, то право-структура может, как стимулировать, так и блокировать его развитие. Таким образом интеграция права-структуры и права-процесса означает их сущностное единство при наличии функциональных различий: право-структура процессуальна, а право-процесс порождает инвариантные сочетания элементов в идее различных структур.

В четвертом параграфе «Феноменологическая дескрипция правовой жизни в контексте мировых социальных изменений (на примере современного российского права)» демонстрируется применение комплекса феноменологических процедур, состоящего из редукции, дескрипции и интерпретации к исследованию правовой жизни современной России и конкретизируются полученные в предыдущем параграфе выводы. В частности, в этом ракурсе российское право предстает «ареной» двух разнонаправленных процессов: интеграции в глобальное правовое пространство и дифференциации по отношению к нему. Интегративные процессы можно условно разделить на естественные и искусственные. Естественные процессы, определяемые внутренней логикой развития мирового сообщества, проявляются в интенсификации взаимодействий в сфере международного права, включении России в процесс сближения правовых семей, рецепции прецедентного права и т.д. К искусственным относятся процессы включения России в мировое сообщество посредством специально созданных механизмов в виде модельного права и, так называемого, «электронного правительства». Следует заметить, что искусственные процессы рассчитаны на субъект права, обладающего такими развитыми способностями как рефлективность, интерсубъективность, способность к суждению, признание правовых ценностей, в том числе и признание личности как правовой ценности.

Противоположные процессам интеграции процессы дифференциации представляют уникальность российского права или направлены на сохранение сложившегося социального опыта. Во-первых, современное российское право активно пополняется нормами, которые вытесняют моральные регулятивы личной и общественной жизни формализованными юридическими предписаниями, девальвируют ценность личной инициативы и ответственности за выбор той или иной стратегии поведения. Другой особенностью российского права является беспрецедентное усиление напряженности символической борьбы между государством и обществом за право номинировать правовые ценности и интерпретировать правовые нормы.

Третьей спецификацией правовых процессов в России является их разнонаправленный, стихийный характер, обусловленный переходом страны от одного общественно-политического строя к другому. Длительность и драматизм становления правового государства в России можно объяснить тем, что ее правовая система (или структура) и происходящие правовые процессы являются связанными, но не совпадающими по своему существу явлениями. Гипертрофированное доминирование правовых структур над происходящими процессами является причиной внутренних колебаний легитимности, что, в свою очередь, порождает бессистемность и юридических средств регулирования общественных отношений в изменившихся условиях.

Таким образом, проведенное феноменологическое исследование современного российского права позволило выделить основные его особенности, реализующиеся в активном процессе смыслообразования, актуализируемом обострением символической борьбы, и в конфигурации противоречий глобализации в единстве процессов интеграции и дифференциации. Кроме того, применение феноменологической редукции, дескрипции и интерпретации конкретизировало актуальные проблемы развития современной российской правовой жизни, показало неочевидные, на первый взгляд, изменения в правовых институтах, нормах, а также в основаниях правовой культуры.

В четвертой главе диссертации, названной «Феноменологическая модель как структурообразующая интенция исследования правовой жизни» исследуются элементы структуры феноменологической модели, показывается ее методологическое значение как «фокуса» дескрипции правовой жизни, конкретизирующего содержание ранее выделенных смысловых измерений и измерений-явлений.

В первом параграфе «Понятие феноменологической модели права и ее структура» определяется сущность процедуры моделирования, демонстрируется ее связь с другими феноменологическими процедурами. Значение моделирование определяется тем, что оно позволяет представить образ исследуемого явления через описание его существенных признаков. Полученный образ, с одной стороны, несет в себе уникальные черты той или иной интенциональной практики, а с другой - обнаруживает черты нормативности и социальной обусловленности. При этом надо иметь в виду, что все социальные модели производны, так как являются результатом обобщения идеальных объектов - социальных смыслов, конституированных интенционально ориентированным сознанием людей.

В истории правовой и философской мысли известен только один опыт создания феноменологической модели права (правовой структуры), принадлежащий выдающемуся русскому правоведу Н.Н. Алексееву. В диссертации уточняются основные положения данного учения с позиции актуального права и предлагаются следующие измерения феноменологической модели:

1) социальный опыт, задающий контекст реализации всех остальных элементов правовой структуры;

2) правовые ценности, определяющие цель и содержание правовых практик;

3) субъекты права, характеризующиеся со стороны своих способностей действовать и быть признанными в пространстве права;

4) суждения субъектов права, актуализирующие их способности и придающие значение правовым фактам.

Итак, феноменологическая модель призвана постигнуть целостность права изнутри и усилить эффект дескрипции и интерпретации конкретных проявлений правовой жизни. Во втором параграфе, названном «Социальный опыт и правовые ценности как объективированные измерения феноменологической модели правовой жизни», с помощью указанных процедур исследуются социальный опыт и правовые ценности. Они, с одной стороны, представляют собой измерения-явления или данности правовой жизни, а с другой - структурные составляющие феноменологической модели. Исходным структурным элементом и объемлющей смысловой рамкой феноменологической модели полагается социальный опыт. В третьем параграфе второй главы диссертации был представлен анализ социального опыта как измерения-явления, дано предварительное определение. На данном этапе исследования оно уточняется через рассмотрение его содержательно-генетического единства с понятиями «опыт», «жизненный мир» и «деятельность».

Учитывая разнообразие смысловых корреляций исследуемого понятия, можно утверждать, что социальный опыт - это всегда опыт деятельности, взятой со стороны проявлений субъекта. Он закрепляет потенциал практически действующего и мыслящего субъекта, придает и процессу, и результату деятельности ценностный характер. Будучи формой освоения действительности, опыт аккумулирует в себе не только эмоциональные и интеллектуальные переживания по поводу деятельности, но и содержит ее схему. С одной стороны, социальный опыт служит основанием феноменологического постижения предметов, представляющего их в идеально-значимой форме - в виде ценностей и норм, а с другой - оказывается непосредственно связанным с преобразованием социальной действительности в соответствии с потребностью субъектов в их совместном признании.

Социальный опыт в правовом контексте предстает как совокупность коллективных действий по признанию правовых ценностей, воплощенных в социальных фактах и схемах деятельности. Будучи результатом их устойчивого воспроизводства, социальный опыт аккумулирует исторически развившиеся способности субъектов права, что позволяет определить правовые ценности в качестве нерефлексируемой меры освоенного и неосвоенного в правовой жизни. С феноменологической точки зрения правовые ценности - это смыслообразующие основания и принципы права, определяющие практическую значимость притязаний правового субъекта и обеспечивающие его включенность в социокультурные процессы конкретного общества.

Целесообразно различать ценности, которые достигаются с помощью права (ценности порядка, благополучия, личной защищенности) и собственно два вида правовых ценностей. Первый вид - эйдетические правовые ценности или ценности самого права, имеющие потенциальный характер и независимые от их конкретно-исторического воплощения или от целей законодателя (правовые нормы, субъект права, правовые права и обязанности, принципы правового порядка). Второй вид - актуальные правовые ценности, представляют те же самые ценности, но рассмотренные в определенном историко-культурном контексте, системы действий и оценок воспринимающего их субъекта (например, смысловые нюансы в содержании права собственности).

Феноменологическое исследование правовых ценностей предполагает установление общего и различного между ними и правовыми нормами. Содержательно-генетическая связь между ними определяется тем, что правовые нормы и ценности включены в общий для них контекст социального опыта; являются умозрительными формами, хранящими в себе идеальный объективный смысл; представляют собой выражение меры в объективно возможной организации деятельности и, наконец, долженствование, определяемое нормой, возможно лишь при наличии ценностного отношения к норме.

Различие между правовыми ценностями и правовыми нормами обусловлено тем, что если правовые ценности являются мерой осмысленности общественного существования человека, то правовые нормы всегда бессубъектны, деперсонифицированы и не учитывают оценку воспринимающего их субъекта. Правовые нормы, в отличие от правовых ценностей, всегда связаны с системой государственного контроля, гарантирующей социальный порядок, но его нормативная основа сама может быть источником противоречий и конфликтов. Кроме того, в отличие от правовых норм, которые могут быть очевидным выражением произвола, диктата, следствием проведения политических, экономических и социальных экспериментов, правовые ценности могут быть только положительными. Следствием сравнительного анализа правовых ценностей и норм становится разработка механизма их связи с социальным опытом и общечеловеческими ценностями.

Содержание третьего параграфа «Субъект права и его способности как субъективированные измерения феноменологической модели правовой жизни» дополняет структуру феноменологической модели субъективированными измерениями: субъектом права и его специфическими способностями, реализующимися в виде правообязанностей, правомочий и способностей к правовым суждениям. Во второй главе диссертации уже был представлен достаточно подробный их анализ, однако рекурсивное обращение к их исследованию позволяет решить следующие взаимосвязанные задачи:

1) представить феноменологическую модель права в целостном виде через восстановление связей между всеми ее элементами;

2) расширить смысловое пространство социально-философского аспекта исследования через создание теоретических предпосылок для изучения актуальных проблем и конкретных проявлений современного права.

В ходе их решения было показано, что жизненный мир права укоренен в социальном опыте, а конституируется и «обрастает» интерпретациями благодаря субъекту права. Его активность в отношении данностей социального опыта дает основание утверждать тождество следующих модусов: «быть носителем правосознания», «быть правовым деятелем» и «быть признанной и охраняемой правопорядком ценностью». Данные теоретические констатации позволяют сформулировать некоторые социально-философские проблемы правосубъектности, наметить пути их решения. В частности, ставится проблема символического статуса юридического лица, обнаруживаемого в его отношениях к государству и гражданам; решается вопрос о возможности признания правового субъекта в качестве ценности в условиях минимализации его прав и гипертрофии правовых обязанностей; рассматривается природа правового конфликта и механизм его разрешения через признание ценности различных коммуникативных перспектив; утверждается, что различия между интенциональными переживаниями субъекта прав и субъекта обязанностей являются предпосылкой формирования правового нигилизма и неведения.

В данном исследовании, кроме того, субъект права рассматривается в контексте способности включаться в дискурсивную практику, встроенную в механизмы интерсубъективного конституирования смыслов общественного бытия. Предназначение правового дискурса в современном мире состоит в том, чтобы обнаружить в нем проблемы и «линии напряжения» в реализации ценностей либерализма и правового государства. На основе анализа подходов к определению сущности правового дискурса рассматриваются его основные стратегии:

1) правовой дискурс ориентирован на поиск и разработку социально-значимых тем и истинных доводов, утверждающих позитивные предложения для решения общественных проблем (Ю. Хабермас);

2) правовой дискурс предполагает использовать силу языка для борьбы с произволом власти, в том числе и власти закона (М. Фуко);

3) специфика правового дискурса состоит в создании языковых инструментов и выработке процедур, благодаря которым правовое принуждение переносится в пространство речи (П. Рикер).

В результате делается вывод, что активность субъекта правовых суждений проявляется в том, что производимые им тексты и отдельные высказывания не ограничены нормам формально-логического вывода, а являются средством выражения социального опыта, мерой равновесия между притязаниями субъекта и его общественным признанием.

В четвертом параграфе «Феноменологическая модель как «фокус» дескрипции правовой жизни (на примере современного российского права)» показаны результаты дескрипции современной российской правовой жизни посредством применения феноменологической модели. В частности, было выявлено, что социальный опыт эпохи правовой трансформации характеризуется возрастающей дискретностью, проявляющейся в различиях укладов правовой жизни и схем поведения правовых субъектов. Другая особенность социального опыта состоит в активизации символической борьбы, специфика которой в контексте российского права обнаруживается в инверсивной направленности, а также в напряженном соревновании различных социальных сил за право формирования правовых ценностей. Еще одной гранью социального опыта является дихотомия патерналистских и либеральных ценностей, связанная с тем, что в правосознании совершает маятниковое движение от одних к другим по мере изменения вектора социальных ожиданий.

Учитывая то, что социальный опыт придает деятельности субъекта права ценностный характер, он является основанием изменений, происходящих в системе правовых ценностей. Эти изменения в контексте опыта российского права идут в таких направлениях, как количественный рост правовых ценностей, плюрализация правовых ценностей, интернационализация правовых ценностей и замещение общекультурного содержания правовых ценностей инструментальным.

Фактическое воздействие ценностных трансформаций можно обнаружить в описаниях субъекта права, в реализации его правовых способностей. В этой связи следует констатировать, что множество субъектов российского права неоднородно и может быть классифицировано по степени активности их включения в процессы правотворчества и правоприменения на мезоакторы, макроакторы и микроакторы. Ориентация всех типов акторов на личные интересы является доминирующей и отличается от уровня к уровню количественными и качественными показателями ресурсов, задействованных в их реализации.

Очевидны изменения, происходящие в направленности и стратегии правового дискурса, обусловленные дистанцированием субъектов права от идеологем «правовое государство» и «гражданское общество». Столь же ярко выражено неприятие со стороны большей части россиян правового беспредела, бесправия и произвола. Место отчужденности и недоверия постепенно начинает занимать осознание субъектами права себя как высшей правовой ценности. Наблюдаемое в последнее время расширение круга участников правотворчества, проникновение права во все формы общественной коммуникации открывают новое видение процедуры интерпретации правовых текстов.

Представленная в исследовании феноменологическая модель правовой жизни позволила конкретизировать основные направления происходящих изменений, оценить состояние современного российского права как переходное, нуждающееся во всестороннем социально-философском осмыслении.

В заключении диссертации подводятся итоги исследования, формулируются основные результаты, определяющие его новизну, намечаются перспективы социально-философского изучения права с позиции феноменологии.

Основные положения диссертации изложены в следующих публикациях

1. Пантыкина М.И. Российское право в контексте философско-методологических исканий /М.И. Пантыкина // Вестник Самарского государственного университета. Гуманитарная серия. - 2004. - №3 (33) - с. 139-148 (0, 6 п.л.).

2. Пантыкина М.И. Особенности методологических исканий в русской философии права /М.И. Пантыкина // Наука - производству. Ежемесячный научно-технический журнал. - 2005. - №5 (85). - с. 37-39 (0,5 п.л.).

3. Пантыкина М.И. Проблема личности в русской философии права XIX-XX веков /М.И. Пантыкина // Наука - производству. Ежемесячный научно-технический журнал. - 2005. №5 (85). - с. 40-43 (0, 5 п.л.).

4. Пантыкина М.И. Правовые ценности в контексте социального опыта (философско-феноменологический подход) /М.И. Пантыкина // Философия права. - 2007. - №5 (25). - с. 44 - 48 (0,6 п.л.).

5. Пантыкина М.И. Право-структура и право-процесс как формы бытия права /М.И. Пантыкина // Философия права. - 2008. - №5. (30). - с. 36-40 (0,6 п.л.).

6. Пантыкина М.И. Понятие и структура правовой жизни (опыт философско-феноменологической интерпретации) /М.И. Пантыкина // Философия права. - 2009. - №3 (34). - с. 77-81. (0,6 п.л.).

7. Пантыкина М.И. Конституирование права как процесс его смыслообразования /М.И. Пантыкина // Среднерусский вестник общественных наук. - 2009. - №2. - с. 25-30 (0,5 п.л.).

8. Пантыкина М.И. Концепт «правовая жизнь»: опыт философско-феноменологической интерпретации /М.И. Пантыкина // Известия Уральского государственного университета. Сер. 3, Общественные науки. - 2009. - №3 (69) - с. 18-28 (0,5 п.л.).

9. Пантыкина М.И. Концепт «правовая жизнь»: социально-философский аспект исследования /М.И. Пантыкина // Среднерусский вестник общественных наук. - 2009 - №4. - с. 43-51 (0,5 п.л.).

10. Пантыкина М.И. Феноменологическая методология: опыт исследования права // М.И. Пантыкина. - Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2008. - 240 с. (15 п.л.).

11. Зяблова М.И. Понятие «политический опыт» (философско-социологический аспект) /М.И. Зяблова // Политика как фактор ускорения: Сборник научных трудов. - Свердловск: Изд-во УрГУ, 1988. - с. 47-55 (0,55 п.л.).

12. Пантыкина М.И. Человек в системе рыночных отношений (символ и культура) /М.И. Пантыкина // Человек как космический феномен (новые гуманитарные и естественнонаучные подходы). Материалы к первой научно-теоретической конференции. - Ижевск: Изд-во Удмурдского университета, 1993. - с. 117-119 (0,2 п.л.).

13. Пантыкина М.И. Место символов в пространстве права /М.И. Пантыкина // Вестник Волжского университета им. В.И. Татищева. - Сер. «Философия». - Вып. 1. - Тольятти: ВУиТ, 2000. - с. 92-100 (0, 5 п.л.).

14. Пантыкина М.И. Теория и методология философии символических форм Э. Кассирера /М.И. Пантыкина /// М.И. Пантыкина // Вестник Волжского университета им. В.И. Татищева. - Сер. «Философия». - Вып. 2. - Тольятти: ВУиТ, 2001. - с. 114-122 (0, 5 п.л.).

15. Пантыкина М.И. Вопросы онтологии и гносеологии права в контексте символизма // Вестник Волжского университета им. В.И. Татищева. - Сер. «Философия». - Вып. 2. - Тольятти: ВУиТ, 2001. - с. 121-127 (0, 5 п.л.).

16. Пантыкина М.И. Метафизические предпосылки теории права /М.И. Пантыкина // Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия. Тезисы докладов и выступлений III Российского философского конгресса. - В 3-х т. - Т.3. - Ростов-на-Дону: СКНЦ ВШ, 2002. - с. 356-357 (0,2 п.л.).

17. Пантыкина М.И. Лицо и право /М.И. Пантыкина // Проблема правосубъектности: современные интерпретации. Материалы научно-практической конференции. - Самара: Самар. гуманит. академия, 2003. - с. 9-14 (0,42 п.л.).

18. Пантыкина М.И. Правовое пространство и время: поиск онтологических оснований /М.И. Пантыкина // Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики // Правоотношения и правовая ответственность. Материалы Международной научной конференции. - Ч. 1. - Тольятти: ВУиТ, 2004. - 62-66 (0,3 п.л.).

19. Пантыкина М.И. Пролегомены к теории правовой символизации /М.И. Пантыкина // Бренное и вечное: образы мифа в пространствах современного мира. Материалы Всероссийской научной конференции. - Великий Новгород: Новгородский государственный ун-т, 2004. - с. 167-171 (0,5 п.л.).

20. Пантыкина М.И. Философия как вид интеллектуальной практики /М.И. Пантыкина // Проблемы университетского образования: содержание и технологии. Сборник трудов I Всероссийской научно-методической конференции. - Тольятти: ТГУ, 2005. - с. 18-21 (0,2 п.л.).

21. Пантыкина М.И. Феномен правового дискурса: поиск онтологических оснований /М.И. Пантыкина // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса. - В 5-ти т. - Т.5. - Москва: «Современные тетради», 2005. - с. 129-130 (0,2 п.л.).

22. Пантыкина М.И. Опыт трансформации правовых ценностей в послевоенной Германии и правовая культура современной России /М.И. Пантыкина // Великая Отечественная война 1941-1945 гг. в современной исторической науке. Материалы межвузовской научно-практической конференции. - Тольятти: ТГУ, 2005. - с. 253-259 (0,5 п.л.)

23 Пантыкина М.И. Современное российское право в условиях социокультурных изменений: опыт феноменологической дескрипции /М.И. Пантыкина // Философия права в России: теоретические принципы и нравственные основания. Материалы Международной научной конференции. - Санкт-Петербург: СПбГУ, 2007. - с. 176-179 (0,6 п.л.).

24 Пантыкина М.И. Опыт философской интерпретации теории языка Ф. де Соссюра /М.И. Пантыкина // Вестник Гуманитарного института. - 2007. №1. - с. 24-33 (0,6 п.л.).

25. Пантыкина М.И. Феноменологическая методология в контексте обновления социального знания /М.И. Пантыкина // Вестник Гуманитарного института. - 2007. №2. - с. 7-14 (0,5 п.л.).

26. Пантыкина М.И. Темпоральность правосознания (философско-феноменологический подход) /М.И. Пантыкина // Проблема правосубъектности: современные интерпретации. Материалы Международной научно-практической конференции. - Самара: Изд-во САГА, 2008. - с. 11-14 (0,3 п.л.).

27. Пантыкина М.И. Российское право в глобализирующемся мире /М.И. Пантыкина // Социогуманитарная ситуация в России в свете глобализационных процессов. Материалы Международной научной конференции. - Москва: Макс-Пресс, 2008. - 344-147 (0,3 п.л.).

28. Пантыкина М.И. Становление феноменологических представлений в философии права /М.И. Пантыкина // Вестник Гуманитарного института. - 2008. №1. - с. 43-52 (0,6 п.л.).

29. Пантыкина М.И. Правовая жизнь и субъект права (философско-феноменологический подход) /М.И. Пантыкина // Проблема правосубъектности: современные интерпретации. Материалы Международной научно-практической конференции. - Самара: Изд-во САГА, 2009. - с. 3-7 (0,3 п.л.).

30. Пантыкина М.И. Феноменология как неклассическая научно-исследовательская программа /М.И. Пантыкина // Вестник Гуманитарного института. - 2009. №5. - с. 16-25 (0,6 п.л.).

31. Пантыкина М.И. Интегративное правопонимание как неклассическая концепция права /М.И. Пантыкина // Юристъ-правоведъ. - 2009. - №4 (35). - с. 16-20 (0,6 п.л.).

Размещено на Allbest.ru