Человек в системе социально-экономических отношений: взаимодействие социально-антропологического и экономического подходов в изучении социальной реальности

В §3 «Динамика богатства и бедности в процессе модернизации» анализируется важный для современной ситуации в России аспект резкого материального расслоения общества в процессе модернизации экономики на рыночных основаниях. Такую резкую дифференциацию доходов нельзя считать имманентной чертой капиталистических обществ. Вместе с тем, опираясь на исследования американского экономиста С. Кузнеца, автор показывает, что в процессе «капиталистической модернизации» неравенство в распределении доходов должно сначала резко возрастать, но затем снижаться и устанавливаться на некотором социально приемлемом уровне. Эта закономерность имеет достаточно надежное эмпирическое подтверждение и в историческом плане, и в плане сравнения взаимосвязи между этапами процесса модернизации и динамикой распределения доходов в различных странах. В работе также обсуждается вопрос о том, благодаря чему происходит последующее выравнивание, а затем и снижение дифференциации доходов. Экономисты неолиберального направления считают, что это происходит за счет действия самих рыночных сил и не требует особого вмешательства государства. Важно только, чтобы экономический рост был достаточно высоким и носил длительный характер. Достигаемое при этом богатство само собой начинает распространяться по всем слоям общества, в том числе доходит и до его беднейших слоев (этот взгляд получил название «экономики просачивания»). Однако, по мнению автора, этот спонтанный механизм должен сопровождаться поддержкой малого предпринимательства.

Вместе с тем, модель «экономики просачивания», в которой основная роль в выравнивании доходов и преодолении бедности отводится рыночным механизмам, принимается не всеми экономистами. Также пример ряда стран Латинской Америке показывает, что экономический рост не всегда сопровождается сокращением неравенства и бедности. С другой стороны, существует успешный опыт преодоления бедности при достаточно сильном государственном вмешательстве в ряде стран Восточной Азии.

В главе 4 «Справедливость или равенство» эти важнейшие социальные категории соотносятся с философско-экономическим подходом, который показывает, что названные ценности в реальной жизни трудно совместимы. Вопрос о справедливости с учетом его экономических аспектов предстает гораздо более сложным, чем то, как он выглядит в повседневном массовом сознании, с укорененными в нем уравнительными представлениями.

В § 1 «Справедливые и несправедливые формы неравенства» автор в соответствии с современной стратификационной теорией исходит из признания функциональности стратификации, ее исторической неизбежности, что предполагает отказ от восприятия любого социального неравенства как зла и крайне нежелательного в обществе феномена. С социологической точки зрения справедливым представляется такое общество, в котором многочисленны средние слои, социальная дистанция между ними и верхними слоями невелика, уровень мобильности высок, а низшие слои составляют меньшинство членов общества. Это гарантирует, особенно если есть социальная защищенность слабых, спокойствие и социальную интеграцию.

Эта достаточно логичная картина, которая рисуется социальной теорией и в значительной мере воспроизводится в массовом сознании, сталкивается с некоторыми трудностями, связанными с тем, что справедливые и несправедливые формы неравенства в обществе тесно переплетены. Ясно, что некоторые виды неравенства несправедливы, например, расовая или гендерная дискриминация. В справедливом обществе должно существовать равенство возможностей без каких-либо этнических, религиозных или половых ограничений. Однако остается много других видов неравенства, которые возникают в рамках обычного хода событий. Например, кажется несправедливым, что одни люди с самого рождения многого лишены, поскольку родились в бедных семьях. Но это неравенство существует из-за того, что другие люди оказались более удачливыми или трудолюбивыми, заработали больше денег и постарались дать детям хорошее образование. Они также предпочитают вступать в брак с партнерами из собственной среды, что укрепляет их благосостояние, которое передается от поколения к поколению. Сами по себе эти факторы -- трудолюбие, предприимчивость, накопление собственности, браки, передача наследства, вложения в образование детей - вполне законны и справедливы по своим мотивам. Но их итог может выглядеть несправедливым, поскольку в результате одни люди вступают в жизнь в благоприятных, а другие - в заведомо невыгодных условиях. При этом, такая несправедливость возникает в силу обычного функционирования рыночной социально-экономической системы.

В демократическом обществе у государства не столь уж большой выбор средств, если оно намерено снизить уровень неравенства, обусловленного такими законными и естественными решениями и поступками. Это налогообложение (включающее налоги на доходы, наследство, на покупку крупной собственности, предметов роскоши и т.п.) и перераспределение, при котором средства от налогов, направляются на социальную помощь малообеспеченным слоям. Однако экономическая теория показывает, что перераспределение доходов не похоже на дележ готового пирога. Общий продукт меняется в зависимости от метода его передела. Слишком сильное перераспределения может вызвать нежелание вносить в дальнейшем производительный вклад в этот общий социальный продукт. Ресурсы, необходимые для помощи бедным, невозможно получить только за счет налогообложения богатых. Эти ресурсы должны быть изъяты у представителей средних классов, которые одновременно являются и получателями в схемах перераспределения доходов. Но они могут вполне резонно считать, что их собственные изымаемые, а затем возвращаемые, пусть и не полностью, средства они могли бы использовать более разумно и в соответствии со своими, а не государственными предпочтениями. Наконец, слишком активное вторжение государства в экономическую жизнь обычно оборачивается прогрессирующим расширением его функций, ростом власти чиновников и, соответственно, ростом зависимости людей от их решений и утратой личных свобод.

Принципиальные решения этих проблем автор анализирует в § 2 «Дистрибутивная теория справедливости Дж. Ролза» и § 3 «Ф. Хайек: рыночное распределение благ и иллюзия справедливости». Классик современной политической философии Дж. Ролз в своей основной работе «Теория справедливости» использует в анализе справедливости экономические представления философии экономики, в частности, концепцию максимизации благ при рациональном выборе. В отличие от крайних либералов, которые отрицают значимость перераспределительных механизмов, ученый доказывает, что в справедливом обществе они необходимы. Поэтому цель его теории, которую в этом плане можно назвать дистрибутивной, заключается в анализе, оценке и выборе способа распределения благ в обществе, который ведет к воцарению социальной справедливости. В основу конституции справедливого общества современный исследователь кладет два основополагающих принципа, в которых уравнены права всех индивидов: принцип равной свободы и принцип равной доступности, согласно которому все блага должны быть равно открыты для любого члена общества. Ролз доказывает, что без этих основополагающих принципов никакая конструкция справедливого общества, по сути, невозможна.

Далее ученый исходит из принципа различия или неравенства индивидов. Справедливое общество не должно облагодетельствовать всех, индивиды в основном должны заботиться о себе сами. Это порождает материальное и социальное неравенство. Вместе с тем, справедливое общество должно быть «честным». Этим важным понятием Ролз конкретизирует фундаментальное понятие справедливости. Руководствуясь чувством честности, члены общества должны осознать, что не все индивиды собственными усилиями могут обеспечить себе более или менее достойное существование. Речь, в частности, идет об инвалидах, нетрудоспособных, хронически больных и др. Будет честным, если социальные трансферты будут направлены именно этим категориям граждан. В силу этих обстоятельств Ролз доказывает, что социальное неравенство оправдано и справедливо только тогда, когда оно приносит выгоду наименее благополучным членам общества. В обосновании такого понимания честности современный мыслитель опирается на этику долга Канта. Однако «честный индивид» Ролза является не только моральным, но и рационально мыслящим существом. И в качестве такового индивиды должны стремиться к эффективности помощи бедным - к максимизации тех благ, которые направляются наиболее обделенным членам общества, при одновременно учете того, что социальные ресурсы ограничены и что чрезмерная помощь может подорвать сам механизм производства благ. Это обстоятельство получило название «максиминимизирующего» принципа выбора, который прямо связан с рациональностью «экономического индивида» современной экономической теории.

В итоге в справедливом обществе на равных началах сочетаются социальная и экономическая справедливость. Предприимчивые и талантливые индивиды занимают в нем более высокие позиции. Перераспределение благ должно быть ориентировано на наиболее обездоленные группы людей. Но это перераспределение не должно подрывать энергию и предприимчивость индивидов, создающих общественное благосостояние. Ролз считает, что принципы таким образом устроенного общества люди будут склонны принять как «общественный договор».

В отличие от Дж. Ролза Ф. Хайек как последовательный неолиберал считает перераспределение по сути своей ошибочным средством достижения справедливости. В своих работах он уделяет много места полемике с идеологией «государства благосостояния». С его точки зрения, цель этой идеологии - достижение справедливой структуры распределения благ - сама по себе иллюзорна. Более того, развернувшееся в последнее столетие движение к иллюзии «социальной справедливости» может привести к постепенному формированию в западных странах системы «холодного социализма». Такой социализм, хотя и отличается от социализма советского образца, несет в себе серьезные угрозы для фундаментальных ценностей западной цивилизации, прежде всего - для свободы.

Патернализм, привычка к зависимости от государства, ослабление личной предприимчивости и ответственности за свою судьбу могут подталкивать таких людей к требованиям дальнейших изменений политических институтов общества в сторону социализма. А это, по Хайеку, является «дорогой к рабству». В противовес этому он призывает совершенствовать рыночные отношения, доказывая, что рынок создает условия, при которых оптимальная дифференциация членов общества складывается спонтанно и естественно, без вмешательства сверху. Люди в результате занимают те места, которые соответствуют их способностям. Разумеется, это приводит к возникновению имущественного и социального неравенства, однако последнее уравновешивается формальным равенством всех граждан перед законом.

В главе 5 «Экономический человек: его характеристики и проблема его реальности» обсуждаются проблемы экономической антропологии. Экономика, хотя и не все в этом отдают отчет, является «наукой о человеке» (как и другие социально-гуманитарные науки), поскольку изучает хозяйственную деятельность человека, и в ней сложилось специфическое представление о человеческой природе.

В § 1 «Homo economicus» и другие «homo» модель «экономического человека» сопоставляется с моделями человека в других науках и ставится вопрос о реалистичности этой модели. Обозначенная выше экономическая модель абстрагируется от многообразия мотивов и качеств людей, оставляя лишь те, которые прямо связаны с экономической деятельностью. В результате этого и возникает теоретическая модель, которая обычно обозначается понятием «homo economicus» -- «экономический человек». В диссертации отмечается, что аналогичные модели есть и в других социальных науках -- «homo sociologicus», «homo politicus», «psychological man».

Автор исходит из того, что человек как целостное и свободное существо не поддается охвату одной-единственной научной дисциплиной, вероятно, только их синтез в совокупности с философией и литературой может дать нам более или менее реалистичный образ человека. Вместе с тем, нельзя считать эгоистичного и расчетливого «экономического человека» лишь шаржем на «человека реального». Подобно «социологическому человеку» и «психологическому человеку», он представляет собой не слепок с действительности, а научную конструкцию. Конструкты социальной науки, хотя и должны определенным образом соотноситься с обыденными представлениями, вовсе не должны копировать их, иначе наука была бы просто не нужна. В итоге делается вывод, что модель «экономического человека» создавалась не для изучения человека, а для исследования экономической жизни. Это антропологическая предпосылка теории, а не результат специального и изучения человека.

В § 2 «Экономический человек»: от эгоизма к рациональности» прослеживается генезис и эволюция фигуры «экономического человека». Анализу содержания и роли модели «экономического человека» посвящено довольно много исследований, среди которых выделяются работы В.С.Автономова. Истоки этой модели, несмотря на ее кажущуюся простоту, довольно разнообразны и идут от разных направлений философской, социально-политической, правовой и этической мысли XVII-XVIII веков. Это, прежде всего, идущее от Т. Гоббса и разработанное впоследствии Б. Мандевилем и А. Смитом представление о том, что в социально-экономической жизни люди действуют как «эгоистические индивиды», мотивированные только собственным интересом. Другой, менее явный исток модели «экономического человека» идет от утилитаристской этики, разработанной И. Бентамом. Стремление использовать в этике ясные и эмпирически фиксируемые понятия, а также ввести своего рода моральный расчет, нацеленный на максимизацию удовольствия, повлияло и на многих ученых-экономистов. Так, историки экономики показали, что работы И. Бентама знали К. Менгер, У. Джевонс, Л. Вальрас, которые совершили «маржиналистскую революцию» в экономической науке в 1870-е гг. В их теориях предельной полезности впервые в достаточно ясном виде была сформулирована модель «экономического человека» как «рационального максимизатора полезности». Эта модель человека затем прочно закрепилась в неоклассическом направлении экономической теории.

Относительно реалистичности этой модели в работе выделены следующие позиции. Дж.С. Милль считал, что поведение «экономического человека» - это абстрактный срез человеческого поведения. Действия людей приближаются к этой абстрактной картине, но только в сфере экономической жизни. Л. фон Мизес в работе «Человеческая деятельность» доказывал, что модель рационального максимизирующего поведения априорно выводится из базисных представлений о человеке и структуре его деятельности. В современной экономической науке самой распространенной является инструменталистская трактовка статуса модели экономического человека, обоснованная М. Фридменом. Согласно его позиции, достоинство модели «экономического человека» состоит не в ее «реалистичности», а в том, что построенные на ее основе теории успешно объясняют и предсказывают реальные экономические явления.

Более реалистичное понимание концепта «экономический человек» характерно для того направления в экономической теории, которое получило название «экономический империализм». Оно рассматривается в § 3 «Экспансия экономического человека: «экономический империализм». Экономический империализм вырос из попыток применения моделей, описывающих экономическое поведение, к проблемам, традиционно считавшимся неэкономическими - в основном социологическими и правовыми. Основная нацеленность экономического империализма, как отмечают его сторонники, - унификация всего разрозненного семейства социальных наук на базе неоклассического подхода в экономике. Практически это выражается в переносе экономического аналитического инструментария на такие сферы, казалось бы, внеэкономической деятельности человека, как расовая дискриминация, образование, охрана здоровья, брак и разводы, преступность, эволюция гражданского права семьи и т.д.

Теоретики экономического империализма считают модель «экономического человека» и теорию рационального выбора наиболее перспективной основой для унифицированного подхода представителей общественных наук к изучению социального мира. Автор показывает, что расширение сферы анализа требует определенной коррекции используемой модели человека, в частности, отказа от упрощенных представлений об эгоистической природе человеческих интересов. Возможность применения модели экономического поведения связана, по мнению автора, с реальными изменениями современного общества и человека. М. Вебер говорил о прогрессирующей «рационализации мира», аналогично можно говорить о прогрессирующей «экономизации мира». Речь идет о том, что человек и обширная сеть его социальных взаимодействий все более становятся регулируемыми закономерностями, применимыми к рыночным отношениям. Без этого реального процесса экспансии отношений экономического типа в социальную сферу, в культуру, в личную жизнь люди просто не узнавали бы себя в тех картинах, которые рисуются теоретиками, реализующими экономический подход к человеческому поведению. В работе в этом плане анализируется одна из самых интересных концепций - теория человеческого капитала.

В § 4 «Экономический человек»: аскетизм и рациональность» рассматриваются вклад в понимание «экономического человека», который внесли представители немецкой исторической школы в политической экономии и истории экономики. Здесь прежде всего выделяются фундаментальные работы М. Вебера и В. Зомбарта, в которых были исследованы такие важнейшие персонажи экономической антропологии, как «раннекапиталистический предприниматель» и «буржуа». В диссертации показано, что методологический подход, принятый в этой школе, существенно отличался от подхода английской экономической традиции, продолженного и в современной неоклассической экономической теории.

Своеобразие рассматриваемой антропологии, по мнению автора, связано с тем, что она создана на стыке истории экономики и экономической социологии. В этом плане идущее от М. Вебера понимание экономической рациональности как «целерациональности» является гораздо менее жестким, чем понимание рациональности в модели «экономического человека» неоклассической теории. Поэтому, он, несомненно, является и более реалистическим, таковым в результате оказывается и «экономический человек» в тех его изображениях, которые создали ученые немецкой школы. Тем не менее и здесь, как доказывается в работе, хозяйствующий субъект выступает как «идеальный тип». Этот тезис иллюстрируется на материале веберовского идеального типа раннего капиталистического предпринимателя. Эта концепция М. Вебера также сопоставляется с экономической антропологией В. Зомбарта и Ф. Броделя.

В § 5 «Капитализм и отчуждение человека» анализируется антропология К. Маркса - как философа и как экономиста. Показывается, что в понимании человека основоположник диалектико-материалистического мировоззрения исходил из существенно иной традиции, чем английские экономисты с их приверженностью к эмпиризму и утилитаризму. Маркс в данном аспекте следовал Спинозе и Гегелю, сильное влияние на него также оказала антропология Фейербаха. От первых он воспринял представление о человеке как деятельном творческом существе, предназначение которого состоит в раскрытии всего спектра своих «сущностных сил». От Фейербаха к Марксу перешла идея человека как целостного природного существа, а также концепция религиозного отчуждения, которой он придал социально-экономический смысл. Несомненно, что Маркс и в собственно экономических произведениях, в том числе в «Капитале», опирался на эту философско-антропологическую основу. Анализ капиталистической экономики был для него одновременно анализом отчуждения человека, а критика капиталистической экономики была критикой положения человека при капитализме. При этом его критика была направлена не столько против несправедливого способа распределения доходов, сколько против самого капиталистического способа производства, который ведет к отчуждению личности. В результате главным мотивом Маркса выступало освобождение человеческой личности от многообразных форм отчуждения, присущих капитализму и поиск пути для восстановления и развития утраченной гармонии в отношениях человека с природой и другими людьми. Коммунизм в этом смысле означает освобождение от отчуждения, возврат человека к себе самому, его самореализацию как целостного творческого существа.

Трудно возражать против идеала универсального творческого человека. Однако не оправдан оптимизм Маркса в том отношении, что именно ход экономического развития способен создать такие условия, при которых человек будет беспрепятственно реализовывать все свои универсальные сущностные силы. Непонятно также, каков будет характер труда или деятельности, которые позволят это сделать. В работе рассматриваются высказывания Маркса о совместной деятельности людей, в которой нет отчуждения, и показывается, что ради преодоления отчуждения Маркс готов пожертвовать не только таким институтом, как частная собственность, но и всеми элементами рынка и, более того, по сути устранить экономическую деятельность как таковую.

Главной ошибкой Маркса, по мнению автора, был его тезис о том, что в принципе возможно общество, в котором не будет овеществления социальных связей, в котором, как он писал, воцарятся «прозрачные и разумные отношения между людьми». В современной социологии имеются убедительные концепции о том, что процессы овеществления являются онтологической предпосылкой образования всего институционального порядка в обществе. Требуя уничтожения отчуждения и овеществления социальных связей, мыслитель фактически призывает к устранению любых социальных институтов. Но очевидно, что общество не может существовать без институтов - без устойчивых, привычных, типичных, обрастающих символической и материальной плотью форм взаимодействий людей. Если довести эту мысль до логического завершения, то получается, что преодоление овеществления возможно только при разрушении не какого-то конкретного общества, например, капиталистического, но и общества как такового. У Маркса нет такого радикального вывода, однако если обратить внимание на то, что он считал необходимым для преодоления отчуждения и освобождения «целостного человека» разрушения таких фундаментальных социальных институтов как собственность, рынок, деньги, государство и даже семья, то неясно, что, собственно говоря, останется от общества в рисуемом им будущем.

Все это показывает, что антропология марксизма содержит неустранимые и трудно разрешимые проблемы и противоречия. Ее нельзя назвать ложной в буквальном смысле, поскольку она является, по преимуществу, философской, а к философскими концепциям нельзя применять обычные критерии истинности и ложности. Однако, приведенные аргументы свидетельствует о том, что она, несмотря на весь ее гуманистический пафос, является непродуктивной, рисующей нереальный образ человека.

В главе 6 «Экономика и культура» автор исходит из того, что экономические процессы всегда протекают в определенной социокультурной среде, характеризуемой такими понятиями, как экономическая культура, экономическая ментальность, культура предпринимательства, корпоративная культура. В § 1 «Экономическая культура и национальная экономическая ментальность» рассматривается структура экономической культуры и ее национальные вариации. Экономическая культура складывается из поведенческих стереотипов и экономических знаний. Ее аспектами выступают культура предпринимательства и корпоративная культура. В последние десятилетия и в экономической, и в социально-философской литературе все большее внимание уделяется проблемам, связанным с национальными особенностями экономической ментальности. Она является составной частью общего национального менталитета. Последний представляет собой социально-психологическое состояние национального сообщества, отражающее результаты длительного воздействия естественно-географических и социально-экономических условий развития этого сообщества. Национальная ментальность влияет на все сферы жизни общества, в том числе и на хозяйственную деятельность. В качестве основных элементов национальной хозяйственной ментальности в работе выделяются: нормы социального взаимодействия субъектов в совместной хозяйственной деятельности; предпочитаемые организационные формы экономических организаций; ценностно-мотивационное отношение к труду; стереотипы потребления, отношения к собственности и богатству; сложившиеся нормы предпринимательской деятельности и отношение к ней в обществе; степень восприимчивости к зарубежному экономическому опыту. Эти элементы обсуждаются автором применительно к российской экономической ментальности.

В § 2-4 данной главы (§ 2 «Необходимость корпоративной культуры», § 3 «Корпорации в экономической истории. Понятие корпоративной культуры», § 4 «Типология корпоративных культур. Культура предпринимательства и организационная культура») раскрывается важность корпоративной культуры в передовых областях современной экономики, рассматривается историческое развитие корпораций, анализируется понятие корпоративной культуры, предлагается типология корпоративных культур.

Одной из основных задач, стоящих перед современными компаниями, является интеграция коллектива вокруг основных целей и задач организации. Это связано с тем, что лицо современной экономики определяют уже не индивидуальные предприниматели и не замкнутые хозяйственные организации, устроенные по образцу семейных кланов. Ныне складывается новая модель организации, где все работающие, включая и руководителей корпораций, выступают представителями единой коллективной воли.

Автор трактует корпоративную культуру как систему коллективных ценностей и базовых представлений, складывающихся в культурную парадигму организации, которая задает устойчивые нормы деятельности и взаимоотношений сотрудников, Эта культура объективируется в символике, ритуалах и мифах организации и выражается в ее корпоративной идеологии и официально декларируемой миссии.

В современных условиях материальные ресурсы постепенно теряют свой приоритет по отношению к таким реалиям, как корпоративный дух, способности к инновациям и сотрудничеству. На смену индустриальной логике управления приходит логика постиндустриального менеджмента, в котором в качестве средства управления выступают анализ и развитие корпоративной культуры, а критерием его качества является согласованность принимаемых решений с культурой компании.

Истоки корпоративных организаций восходят к Древней Греции, где было в сфере морской международной торговли создавались ассоциации купцов и вырабатывались нормы корпоративной деятельности. В Средние века развитие корпоративной формы проявилось в цеховой организации. Культура корпоративных отношений в средневековых цехах проявлялись в том, что они не только осуществляли контроль над производственной деятельностью, но и представляли своих членов в системе социальных отношений. Помимо этого, они следили за моралью своих членов и выполнением ими религиозных обрядов, самостоятельно вершили суд над своими членами по мелким спорам. Корпорации существовали также в стенах средневековых университетов.

В буржуазную эпоху корпорации, как и в древнем мире, стали возникать в сфере международной морской торговли в таких странах, как Голландия и Англия. В них поддерживался «корпоративный дух», культивировалась моральная общность, которую нужно было демонстрировать как собственному обществу, так и за рубежом.

Таким образом, корпоративность связана с такими экономическими объединениями, для которых характерна определенная замкнутость и стремление к регулированию максимально широкого спектра форм социального поведения своих членов. Заслужить членство в корпорации можно через ученичество или кандидатство, продемонстрировав преданность, дисциплинированность, профессиональную пригодность. Для корпорации типичны распределение вознаграждений в форме привилегий, лояльность по отношению к руководству, ощущение корпоративной идентичности, преданность корпоративным целям и ценностям.

Хотя у каждой организации складывается своя корпоративная культура, можно говорить о типах корпоративных культур. Типология корпоративных культур возможна по разным основаниям. В работе рассматриваются типологии по социологическим признакам (Э. Гидденс, Т. Парсонс), а также типологии, разработанные в теории менеджмента. Существует важное различие индивидуалистических конкурентных культур (наиболее характерных для англосаксонских стран) и коллективистских или групповых кооперативных культур, типичных, например, для японских корпораций. Помимо структурных типологий возможно выделение типов культуры в зависимости от стадий зрелости организаций.

В заключительной главе 7 «Дискуссии об идеологических и моральных аспектах капиталистического общества» ставится и обсуждается проблема оценки и оправдания капиталистического общества как способа эффективного развития экономики и одновременно расширения сферы жизненных возможностей человека. Эта проблема обрела особую актуальность после краха социалистической системы и поворота к тому, что грубо можно назвать реставрацией капитализма в постсоциалистических странах, в том числе и в России.

В § 1 «Рыночная система, капитализм и антикапиталистическая ментальность» показывается, что несмотря на принятые у нас раньше рассуждения о существовании разветвленной «буржуазной идеологии», реально не существовало достаточно последовательной и, главное, позитивной социально-философской теории капиталистического общества. Некоторые ученые, например, П. Бергер, П. Козловски, вообще считают, что капитализм оказался уникальным в этом отношении общественным строем, которому до наших дней не удалось выработать позитивную идеологию, оправдывающую его существование. С этим связано и то, что само понятие «капитализм» в большинстве языков, в том числе и в русском, имеет отчетливое негативное значение. Многие предпочитают поэтому пользоваться такими более нейтральными понятиями, как «рыночная система» или «индустриальное общество». Однако это уход от реальной проблемы, поскольку индустриальное общество совместимо и с социалистическим строем, а рынок в отличие от капитализма обозначает важнейший, но все же ограниченный аспект общества, а не целостный социальный строй. Последним является именно капитализм, в котором рыночная экономика сопрягается с целым набором других социальных институтов.

Одним из первых серьезный анализ негативной оценки капитализма предпринял Л. Мизес. Он ввел понятие «антикапиталистическая ментальность», которое подчеркивает, что этот феномен включает в себя не только рациональные уровни критики капитализма, но и общую настроенность людей, включающую ценностные и эмоциональные уровни. Именно к этим уровням обращались такие критики капитализма, как романтики и представители социального искусства XIX века, а вслед за ними и социалисты. Современный экономист также указывает, что носителями антикапиталистической ментальности обычно являются «интеллектуалы», которые не могут преодолеть обиду, обусловленную тем, что капиталисты редко допускают их в свое замкнутое «общество».

Более глубоко антикапиталистические настроения интеллектуалов исследованы Й.Шумпетером в его известной работе «Капитализм, социализм и демократия». Их возникновение австрийский экономист связывал с более общим процессом упадка капиталистического общества, который он называл «созидательным разрушением», которое порождается самим капитализмом.

При этом нельзя считать, что главной причиной враждебности к капитализму служит страдания и бедность, поскольку с ростом жизненного уровня масс негативное отношение к нему не уменьшалось. Улучшения воспринимались как должное, а трудности целиком приписывались капиталистическому строю. В своей «социологии интеллектуалов» Шумпетер показывает, что в отличие от других социальных систем капитализм в силу самой логики своего функционирования порождает, обучает и финансирует социальные группы, заинтересованные в его разрушении.

В § 2 «О потребительском характере капиталистического общества» кратко обсуждаются с позиций экономического подхода традиционные обвинения капитализма как системы, которая позволяет людям эксплуатировать друг друга, что он поощряет индивидуализм, своекорыстие и эгоизм. Последнее обвинение во многом справедливо, но при его оценке важно различать эти понятия. Капиталистическое общество, действительно, индивидуалистично. Но индивидуализм в общем виде означает способность и возможность человека самому устанавливать приоритеты и цели своей деятельности и выбирать для этого подходящие средства. Так понимаемый индивидуализм является не пороком, а большим достижением человеческой цивилизации. Только имея возможность самому принимать решения, человек может различать добро и зло, чему учил в своей этике еще Кант.

Своекорыстие можно понять как стремление к собственному благополучию без учета благополучия других людей. Оно также присуще рыночному капитализму. Вместе с тем, оно, по-видимому, является родовой чертой человека и обнаруживается во всех общественных устройствах. Но хотя при рыночных обменах люди не обязаны заботиться об интересах других людей, их своекорыстие все же ограничивается свободой обмена. Своекорыстные мотивы одного из партнеров в условиях рынка могут проявиться только в таких действиях, которые в то же время выгодны и для другого партнера. Таким образом, рынок дисциплинирует своекорыстных индивидов, которые несмотря на весь свой эгоизм должны предоставить своим партнерам свободу решения и предлагать им полезные товары и услуги.

Капитализм часто обвиняют в потребительском характере, в том, что он ориентирован лишь на материальные потребности людей, производит много псевдоблаг, потакая дурным вкусам потребителей. Верно, что начальный период капитализма с его веберовским «мирским аскетизмом», был относительно недолгим. Мотивы потребления и удовольствия постепенно вытеснили протестантские ценности сбережения и рационального ограничения потребления. Уже у А.Смита развитие рыночной экономики связывалось с тем, что именно рост желаний является движущим фактором производства. При этом сила капитализма в его глазах состояла именно в том, что он может допускать многие действующие на рынке ценности и цели, отказываясь от единой этической и целевой ориентации хозяйственной деятельности. Также нелогично осуждать стремление людей ко все большему потреблению. Если производство все большего объема товаров является целью, к которой стремится общество, то и для индивида эта цель не может рассматривается как предосудительная.

Не столь убедительны и обвинения капитализма в разрушении духовной культуры, различные вариации которых в течение двух веков происходили от работ немецких романтиков и русских славянофилов до «Одномерного человека» Г. Маркузе. Между тем обвинения в бездуховности капиталистического общества, в его враждебности высокой культуре не соответствуют фактам. Непредубежденная оценка культурных достижений XIX и XX вв. должна признать эту эпоху одной из самых богатых в культурном отношении. В нашей стране именно с формированием капиталистического общества связан период, который называют «серебряным веком» русской культуры. Это было время расцвета поэзии, музыки, театра, живописи, архитектуры, время русского религиозно-философского ренессанса. Капитализм, действительно, породил т.н. массовую культуру. Однако высокое искусство в современном обществе не исчезает, более того оно уже не является достоянием узких слоев элиты, поскольку необходимый для его потребления уровень образования и общей культуры в развитых капиталистических обществах стал массовым явлением.

В § 3 «Мораль и рыночные отношения» обсуждается проблема совместимости рыночного капитализма с принципами этики. Нередко считается, что этот строй эффективен в экономическом отношении, но он разрушает фундаментальные нормы морали. Такая позиция была характерна, например, для представителей этического социализма начала XX в., которые доказывали, что экономический строй, основанный на частной собственности и рыночном обмене не совместим с этическим учением Канта как высшим проявлением гуманистической этики. К их числу относился и крупнейший отечественный экономист начала прошлого века М.И.Туган-Барановский. В работе показывается, что даже Л. фон Мизес соглашался с тезисом о несовместимости капитализма и нормативной этики, но как защитник капитализма объявил этическую систему Канта слабой и неудачной, уступающей согласованной с рыночными отношениями утилитаристской этике.

Более глубокий анализ этого вопроса показывает, что в моральном учении Канта центральной является идея свободы как возможности индивида действовать в соответствии со своими собственными целями. Такой этический индивидуализм созвучен с экономическим индивидуализмом. Также кантовская этика, как и рыночное хозяйство, нецелеориентирована, она не указывает конкретных целей, а лишь предлагает критерий, по которому можно установить, могут ли индивидуальные цели одного человека сосуществовать вместе с целями всех других людей. Рынок тоже может допускать множество ценностей и целей, не предполагая общей целевой ориентации всего экономического процесса.

Чтобы понять специфику морали, характерной для капиталистического общества, доказывает автор, важно оценить общий тип социальных связей, который действует в этом обществе. Он существенно отличается от локальных и личностных связей традиционных докапиталистических обществ. В индустриальном капиталистическом обществе малые общности превращаются в большие, связи личного типа сменяется универсальными, абстрактными связями. В таком обществе формируется и новый тип морали, который отличается от морали локальных сообществ с их общими целями и ценностями и групповой солидарностью. Новые правила морали защищали индивида от принуждения со стороны группы, они требовали терпимости в отношениях с партнерами по рынку, соблюдения договоров и т.п. Хотя эти новые нормы и не соответствовали инстинктивной морали солидарности, они закреплялись, поскольку способствовали успеху в хозяйственной деятельности. В результате делается вывод, что обвинения капитализма в аморальности лишено оснований. Во-первых, он совместим с основными этическими учениями, во-вторых, как сложное большое общество формирует особый тип морали, основанный на индивидуальной свободе и ответственности, на признании многообразия интересов и целей различных людей и толерантном отношении к этому многообразию. Вместе с тем этот тип морали не разрушает и прежнюю мораль солидарности, поскольку большое общество включает различные малые сообщества, в которых действует мораль солидарности, доверия и бескорыстной взаимопомощи.

В Заключении подводятся основные итоги исследования, резюмируются его основополагающие выводы и результаты.

ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ ОПУБЛИКОВАНЫ СЛЕДУЮЩИЕ РАБОТЫ

Монографии:

1. Сорочайкин, А.Н. Философия экономики: В поисках новых подходов / А.Н. Сорочайкин. - М.: Изд-во Московского университета, 2005. - 192 с.

2. Сорочайкин, А.Н. Человек в системе социально-экономических отношений / А.Н. Сорочайкин. - Самара: Сам. Отделение Литфонда, 2007. -196 с.

Публикации в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

1. Сорочайкин, А.Н. Национальная экономическая ментальность и корпоративная культура / А.Н. Сорочайкин // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Специальный выпуск «Новые гуманитарные исследования». - Самара, 2004. - С.38-47.

2. Сорочайкин, А.Н. Философия хозяйства или философия экономики? / А.Н. Сорочайкин // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Специальный выпуск «Гуманитарные исследования». - Самара, 2005. - С. 5-12.

3. Сорочайкин, А.Н. Модель «экономического человека»: опыт философского обоснования / А.Н. Сорочайкин // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Специальный выпуск «Новые гуманитарные исследования». - Самара, 2005. - С. 37-44.

4. Сорочайкин, А.Н. Исследовательская программа «экономического империализма»: сущность и гносеологическое своеобразие / А.Н. Сорочайкин // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. Специальный выпуск «Философия и история». - Самара, 2005. - С. 21-28.

5. Сорочайкин, А.Н. Модернизация и ее идеологическое оправдание / А.Н. Сорочайкин // Вестник Самарского государственного университета. Гуманитарная серия. - 2005. - №4 (38). - С. 31-38.

6. Сорочайкин, А.Н. Экономическое поведение: опыт онтологической экспликации / А.Н. Сорочайкин // Известия Самарского научного центра РАН. Специальный выпуск «Новые гуманитарные исследования». - 2006. - С.39-44.

Публикации в других научных изданиях:

1. Сорочайкин, А.Н. Переходный характер отечественной экономической культуры / А.Н. Сорочайкин // Традиционное, современное и переходное в российском обществе: Сборник статей Всероссийской научно-практической конференции. - Пенза: Приволжский Дом Знаний, 2004. - С. 9-11.

2. Сорочайкин, А.Н. Философия экономики: обзор дискуссий о предмете и научном статусе / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.5. - М.: Изд-во Московского университета, 2004. - С. 145-154.

3. Сорочайкин, А.Н. Экономическая ментальность: сущность, структура, российская специфика / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.5. - М.: Изд-во Московского университета, 2004. - С.28-38.

4. Сорочайкин, А.Н. Этика Канта и рыночная экономика / А.Н. Сорочайкин // Философия Канта и современность: Материалы межвузовской конференции. - М.: РГГУ, 2004. - С. 69-74.

5. Сорочайкин, А.Н. Национальная стратегия бизнеса по трансформации экономической ментальности / А.Н. Сорочайкин // Социально-экономические аспекты современного развития России: Сборник статей II Всероссийской научно-практической конференции. - Пенза: Приволжский Дом Знаний, 2005. - С. 108-110.

6. Сорочайкин, А.Н. Сфера бизнеса и трансформация общественной ментальности / А.Н. Сорочайкин // Инновационные процессы в менеджменте: Сборник материалов Международной научно-практической конференции. - Пенза: Приволжский Дом Знаний, 2005. - С. 86-88.

7. Сорочайкин, А.Н. Российская экономическая культура: пути трансформации / А.Н. Сорочайкин // Россия: социальная ситуация и межнациональные отношения в регионах: Сборник материалов Всероссийской научно-практической конференции. - Пенза: Приволжский Дом Знаний, 2005. - С. 3-5.

8. Сорочайкин, А.Н. Феномен «запаздывающей модернизации» в контексте кризиса либеральных идей / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.4. - М.: Изд-во Московского университета, 2005. - С. 3-8.

9. Сорочайкин, А.Н. Концепция экономических и политических свобод в либерализме / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.4. - М.: Изд-во Московского университета, 2005. - С. 43-49.

10. Сорочайкин, А.Н. Концепция свободы в философии неолиберализма / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.4. - М.: Изд-во Московского университета, 2005. - С. 85-91.

11. Сорочайкин, А.Н. Модернизация России и идеи либерализма / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.4. - М.: Изд-во Московского университета, 2005. - С. 112-117.

12. Сорочайкин, А.Н. Структура экономической ментальности / А.Н. Сорочайкин // Экономика, экология и общество России в XXI столетии: Труды VII Международной научно-практической конференции. Ч.I. - СПб.: СПб. гос. политех. ун-т, 2005. - С. 326-328.

13. Сорочайкин, А.Н. Ментальность: экономический аспект / А.Н. Сорочайкин // Вестник Волжского университета им. В.Н.Татищева. Серия «философия». Вып.6. - Тольятти, 2005. - С. 146-155.

14. Сорочайкин, А.Н. Проблема бедности: социально-философский контекст осмысления / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.8. - М.: Изд-во Московского университета, 2005. - С. 100-110.

15. Сорочайкин, А.Н. Динамика богатства и бедности в процессе модернизации / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.8. - М.: Изд-во Московского университета, 2005. - С. 178-187.

16. Сорочайкин, А.Н. Постиндустриальный мир и «новые бедные» / А.Н. Сорочайкин // Философия. Наука. Культура. Вып.8. - М.: Изд-во Московского университета, 2005. - С. 201-209.

17. Сорочайкин, А.Н. Корпоративная культура и экономическая динамика: грани взаимодействия / А.Н. Сорочайкин // Современный российский менеджмент: состояние, проблемы, развитие: Сборник статей IV Международной научно-методической конференции. - Пенза: Приволжский Дом знания, 2005. - С. 264-266.

18. Сорочайкин, А.Н. Феномен корпоративной культуры / А.Н. Сорочайкин // Современные проблемы управления персоналом организации: Сборник статей Международной научно-практической конференции. - Пенза: Приволжский Дом Знаний, 2005. - С.114-116.

19. Сорочайкин, А.Н. Социальная ответственность бизнеса / А.Н. Сорочайкин // Опыт и проблемы социально-экономических преобразований в условиях трансформации общества: регион, город, предприятие: Сборник статей III Международной научно-практической конференции. - Пенза: ПГСХА,2005. - С.29-31.

20. Сорочайкин, А.Н. Экономическая культура в условиях реформируемого общества / А.Н. Сорочайкин // Экономическое и социальное развитие регионов России: Сборник статей всероссийской научно-практической конференции. - Пенза: ПГСХА, 2005. - С.63-65.

Размещено на Allbest.ru