Структурно-синергетическая концепция социодинамики России

На протяжении многих столетий Россия противостояла одновременно Востоку и Западу. Несомненно, опасная геополитическая среда (с 1368 по 1893 г., то есть за 525 лет, Россия воевала 305 лет) явилась весьма важным фактором в процессе формирования долговременной стратегии России, уступающей совокупной мощи своих внешних врагов. Внешнее военное давление на Россию формировало основные черты, структуры и формы государства на стадии генезиса российской государственности, и её изначальный архетип имманентно отражал структурные и функциональные характеристики военно-исторической ситуации. Россия занимала большое геополитическое пространство и была объектом экспансии соседних государств. При давлении внешних сил российское общество приобрело жесткий иерархический характер, сходный с боеспособной военной организацией. Россия, по мнению автора диссертации, нашла ответ на геополитический вызов в виде трансисторических структур, способных контролировать и защищать огромное российское пространство.

Во втором параграфе «Роль трансисторических структур в социодинамике России» раскрывается понятие «трансисторическая структура», которое имеет центральное значение в структурно-синергетической концепции социодинамики российского социума.

В диссертации социум рассматривается как открытая самоорганизующаяся система, интегрирующая социальные структуры, процессы, акторов и взаимодействующая с окружающей средой. В отличие от замкнутых стационарных систем общество является открытой самоорганизующейся системой. Если стационарные системы разрушаются от взаимодействия с окружающей средой, то социум как открытая социетальная система, напротив, может сохраняться и развиваться только в процессе такого взаимодействия. Объективным условием существования социума является то, что он извлекает из окружающей среды вещество, энергию, информацию, которые нужны ему для нормального функционирования и продуктивного исторического развития.

Диссертантом исследуется проблема развития России по экстенсивному пути, который вызвал противоречивые следствия в российской истории. По мнению историка Б.Н. Миронова, «экстенсивное земледелие при наличии запаса земель является наиболее рациональным способом ведения хозяйства. И оно в свое время встречалось всюду, где существовал свободный фонд земель, а в США, Канаде, Австралии и некоторых других странах оно наблюдалось и в XIX в., хотя фермеры приехали из Европы, где давно практиковалось интенсивное земледелие» Миронов Б. Н. Социальная история России. СПб., 1999. С. 49. . Экстенсивный путь развития экономики является наиболее простым и рутинным, и поэтому он получил наиболее широкое распространение в истории человечества. Развитие российского производства в экстремальных природных условиях базируется на экстенсивных технологиях, устойчивость которых поддерживается огромной территорией и богатыми природными ресурсами. В то же время большое пространство серьезно осложняет экономическое, социокультурное и политическое развитие общества, поскольку его цивилизационное воздействие на географическую среду в значительной степени обусловлено плотностью населения. Например, средняя плотность населения в России составляет 8,7 человека на 1 кмІ, в европейской части (по данным на 1 января 1998 г.) - 26,3, в восточных районах - 2,5, тогда как в Бельгии - 325, ФРГ - 213, Польше - 121. Низкая плотность населения не стимулирует экономическое развитие, так как основные усилия людей направлены на элементарное физическое выживание на основе экстенсивного хозяйства, что отнюдь не способствует специализации производства, разделению общественного труда, развитию торговли и рынка. Кроме того, обширность территории увеличивает расходы страны на содержание обороны, управления, благоустройства жизненного пространства, общественного правопорядка, быта и т.д. Необходимость преодолевать огромные расстояния выдвигает серьезные проблемы перед транспортом, которые усугубляются суровыми климатическими условиями. Большая территория отрицательно влияет на развитие просвещения, так как масса людей, живя в редких поселениях, удаленных друг от друга на значительные расстояния, ограничивается локальным культурным опытом, что в значительной степени мешает интеллектуальному и инновационному развитию периферии.

В диссертации отмечается, что в российском социуме, пережившем политическую раздробленность и монголо-татарское нашествие, преимущественное развитие получили трансисторические структуры, компенсировавшие экономические, социальные и политические издержки, которые в основном были обусловлены суровой природной средой и жёсткими геополитическими условиями. По мнению диссертанта, трансисторическая структура - это метастабильная социальная структура, существующая в контексте длительной временной протяженности и периодически претерпевающая определенные изменения, хотя её изначальное функциональное качество остается достаточно устойчивым. Любое общество должно справляться с требованиями внешней среды, поскольку в противном случае оно будет уничтожено в результате воздействия внешних негативных факторов. Российские трансисторические структуры - это, прежде всего, автократия, православие, империя, милитаризм, экстенсивная экономика, коллективизм, редистрибуция, традиционный менталитет. Процесс формирования трансисторических структур носил сложный и длительный характер, так как экстенсивное развитие страны по пути территориального расширения осложняло выживание России в условиях гигантского евразийского пространства, которое постоянно испытывало военно-технологическое давление практически со всех сторон. В этой критической ситуации формируются трансисторические структуры как механизм нейтрализации отрицательного воздействия жестокой геополитической среды, которая серьезно тормозит материально-техническое, экономическое и социальное развитие российского социума. Трансисторические структуры - это продукт системной критической ситуации, существующей в контексте длительной временной протяженности. Релевантные угрозам со стороны рискованной геополитической среды, они обеспечивают историческое выживание российского социума, но периодически вызывают в нем структурные перестройки, чтобы он не превратился в исторический анахронизм, неспособный ответить на военно-технологический вызов развитых стран. В конечном счете трансисторические структуры выступают как долговременный макросоциальный механизм, компенсирующий негативное воздействие суровой природы и рискованной геополитической среды.

Автор диссертации считает, что монархия как трансисторическая монократическая структура явилась следствием геополитических и милитаристских обстоятельств тяжелой борьбы России за суверенитет, место на мировой арене, социально-историческое выживание. Монархическая власть, испытывая сильное экспансионистское давление со всех сторон, попыталась создать соответствующие структуры, способные обеспечить историческое выживание русского народа. Такими доминирующими трансисторическими структурами стали прежде всего этатизм и милитаризм, которые на протяжении многих веков апробировались в кровавой политической практике. Этатизм явился формой сохранения политического и социального порядка в условиях феодальной раздробленности, тем более что этатистские тенденции усугублялись внешней военной опасностью. Испытывая постоянный военный натиск с Востока и Запада, Россия ощущала колоссальную потребность в обороне при ограниченных ресурсах страны. Утверждаясь методом проб и ошибок, монархия формировалась как доминантная структура политической интеграции России в экстраординарной исторической обстановке. В основе российской модели власти был традиционалистский принцип иерархии, который сформировался в ходе кровавых перипетий смутной средневековой эпохи.

Диссертантом рассматривается проблема обеспечения обороноспособности России, так как военная безопасность огромной страны требовала больших людских ресурсов и материальных затрат. В условиях экстенсивной аграрной экономики решить эту задачу было невероятно трудно. Большое континентальное государство, каким была Россия, вынуждено было решать проблему своего геополитического выживания за счет общества, прежде всего крестьянства. При низкой производительности сельского хозяйства правящая элита создавала жесткие политические и социальные технологии, направленные на изъятие той доли совокупного прибавочного продукта, которая могла обеспечить хотя бы минимальные потребности развития российского государства как гаранта исторического существование народов России.

Автор диссертации делает вывод, что военно-техническое воздействие Запада на Россию кардинально повлияло на её социодинамику, в которой ключевую роль играла (и до сих пор играет) объективная потребность в догоняющей модернизации. Чтобы успешно противостоять колониальной экспансии технологической Европы, правящая элита вынуждена была проводить двойственную, противоречивую политику: с одной стороны, инициировать модернизацию страны, особенно в военно-технической области, с другой - охранять трансисторические социальные структуры, обеспечивающие традиционный характер социального и политического уклада жизни большинства населения. В конечном счете Россия периодически оказывалась в модернизационной ловушке, выход из которой сопровождался системным кризисом российского общества.

В диссертации отмечается, что Русское государство сразу стало складываться как большое государство на Русской равнине, которая находится в зоне рискованного земледелия. Северное расположение страны и суровые климатические условия во многом определили закономерности и особенности развития крестьянского хозяйства, быта и менталитета. В течение по крайней мере четырех столетий жизнь русского крестьянина чаще всего напрямую зависела только от плодородия почв, капризов погоды, необычной колеблемости природных процессов (в России амплитуда колеблемости составляет 7 раз, в Европе - 1,5-2). Следствием плохих почв, неравномерных дождей и короткого периода полевых работ явилась низкая урожайность. Россия до конца XIX века обычно собирала минимальный урожай, приблизительно сам-3. Аномальная природная колеблемость усугублялась таким отрицательным фактором, как отсутствие рынков сбыта. Сельское хозяйство России стагнировало в порочном кругу: «неблагоприятные природные условия привели к низким урожаям; низкие урожаи породили нищету; из-за нищеты не было покупателей на сельскохозяйственные продукты; нехватка покупателей не позволяла поднять урожайность» Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 2004. С. 21..

Диссертантом показано, что специфика природно-климатических условий и нестабильное индивидуальное крестьянское хозяйство обусловили существование такой трансисторической структуры, как сельская община, которая была социальным механизмом самозащиты крестьян в условиях суровой и трудной жизни. Крестьянство, в особенности наиболее бедная часть, обнаруживало большую привязанность к деревенскому миру, так как он гарантировал хоть какую-то подстраховку от житейских неурядиц. Общинное землепользование развивало уравнительные тенденции, направленные в первую очередь на социальную защиту бедных, на помощь им за счет зажиточных крестьян. Традиционный общинный уклад, с точки зрения русского крестьянина, обещал уравнительное и, следовательно, справедливое распределение земли и податей. Проблема справедливого раздела коллективной собственности доминировала в крестьянском менталитете, и поэтому община, генерируя уравнительные тенденции и стереотипы, стала существенной причиной консервации общинного традиционализма. Русский крестьянин был корпоративной личностью и идентифицировал себя с общиной, которая определяла его права и обязанности, его неизменный социальный статус. Крестьянская ментальность была социоцентрична, и поэтому человек в традиционном обществе оценивался не как личность, а как социальная функция, которую он выполнял в соответствии со своим положением в социальной иерархии. Как писал Ф. Тённис, «…всякая похвала деревенской жизни всегда указывала на то, что общность между людьми там более крепка, в ней больше жизни: общность есть устойчивая и подлинная совместная жизнь, общество же - лишь преходящая и иллюзорная». В диссертации отмечается, что на протяжении многих столетий в менталитете русского крестьянина формировалось представление о державном порядке, об исключительной роли центральной власти. Целый ряд исторических событий - падение Византийской империи, женитьба Ивана III на византийской принцессе, выдвижение идеи «Москва - Третий Рим», введение царского титула, покорение волжских ханств - способствовал усилению самодержавной власти и её безусловной легитимизации в крестьянском сознании. Логика выживания в экстраординарной исторической ситуации определила приоритет российского государства перед обществом и личностью. Многовековой произвол власти связывался в обыденном сознании народа с деятельностью господ и чиновников, которые злоупотребляли доверием доброго царя. Отсюда подозрительное отношение ко всему государственному, правовой нигилизм, стремление следовать не внешней юридической ответственности, а традиционным нравственным нормам, что фактически оборачивалось произволом спонтанных мнений и поступков.

Автором диссертации рассматривается проблема отрицательного отношения крестьянства к процессам капиталистической модернизации. Русский крестьянин отрицательно смотрел на ростовщичество и прибыль, чуждые, с его точки зрения, идеалам православной морали, и традиционно отвергал понятие рыночной цены, которая устанавливается в результате спроса и предложения. Неопределенность и стихийность рынка как непонятной абстрактной системы пробуждала у крестьян тревогу и беспокойство, потому что они мыслили конкретными представлениями и образами. Традиционный менталитет российского крестьянства не резонировал с тенденциями капиталистической модернизации, так как новые явления и процессы слишком быстро вторгались в локальный мир сельской общины, разрушая привычный патриархальный быт.

По мнению диссертанта, существование патриархальной сельской общины являлось трансисторической основой традиционного российского общества. Общинное начало, которое преобладало в деревне, не соответствовало частнокапиталистической морали и психологии. Крестьяне глубоко и безоговорочно верили в свое право на земельный надел, хотя при этом совершенно отвергали право купли-продажи земли и другие атрибуты рыночной экономики.

Автором диссертации делается вывод, что если общество делает исторический выбор, то его долговременные последствия чрезвычайно трудно скорректировать в период детерминированной социетальной эволюции. Формируется хреодное общество; чем дальше движется такое общество, тем труднее свернуть на другой путь развития. Российское хреодное общество развивается по экстенсивному пути, ключевым фактором которого является территориальное расширение страны. Такое общество вполне адекватно выживанию в жесткой геополитической среде, но не эффективно для инновационного развития. Трансисторические структуры обеспечивают устойчивость хреодного общества, хотя это достигается ценой его последующей стагнации. В российском социуме центральную роль играет монократическая структура с сильной авторитарной властью, способная гарантировать России относительную геополитическую безопасность. Поэтому российский социум неизменно репродуцирует свои трансисторические структуры, адекватные императиву выживания России в контексте длительной временной протяженности. Функционируя в монократическом режиме, трансисторические структуры, как показывает опыт истории, не могут преодолеть отставание российского общества от европейских конкурентов, что со временем усиливает в нем социальную дезинтеграцию.

В третьем параграфе «Синергетические аспекты социодинамики российского социума» исследуются закономерности и случайности процесса социальной самоорганизации в России.

Диссертантом отмечается, что важную роль в эволюции социума играет социальная самоорганизация. Социетальная система является самоорганизующейся, если её макроструктура возникает, сохраняется и усложняется в результате происходящих в ней внутренних процессов, а не навязывается ей извне.

В диссертации показано, что историческая дифференциация общественных функций сопровождается созданием структур, выступающих в качестве носителей этих функций. Каждая из структур социетальной системы не только выполняет определенную функцию, но и придает этой системе интегральное качество. Структуры социума не только функционируют, чтобы сохранить общественный порядок, но и изменяются, и эти изменения нелинейны. Поэтому эволюция общества есть процесс социетальной самоорганизации, который реализуется в форме диалектического взаимодействия социального порядка и социального хаоса.

Социум всегда противоборствует энтропии, и в нем постоянно действует две закономерные, но противоположные тенденции к порядку и беспорядку. В устойчивом состоянии он справляется с постоянно возникающими вызовами, поскольку обладает определенными адаптивными возможностями, которые реализуются благодаря управленческому механизму. Тем не менее метастабильное развитие общества сопровождается перманентными изменениями. Решение проблем может потребовать преобразования социетальной системы, корректировки отдельных её функций, замены части её элементов, чтобы адаптироваться к новым вызовам времени. Если социальные флуктуации не достигают порогового значения, то социум может вернуться к устойчивому состоянию. Когда же изменения накапливаются слишком быстро, параметры социетальной системы принимают критические значения, и тогда наступает системный кризис. В этом состоянии резко изменяется структурное качество системы, и вероятность её возвращения к прежнему, стабильному состоянию невелика.

Автором диссертации рассматривается вопрос о структурной перестройке российского социума, в которой существенную роль играет преобразование в политической подсистеме. Действительно, состояние российского общества резко осложняется в период его реформирования. Реформа в одной подсистеме ещё не преобразует кардинально социетальную систему в целом, и последняя сохраняет свое интегральное качество. Однако, если преобразования охватывают большинство подсистем, и прежде всего политическую, социетальная система может утратить свои прежние механизмы и закономерности и, более того, спровоцировать реформами бифуркацию. Возможности дальнейшей эволюции нелинейной социетальной системы, достигшей состояния зрелости, связаны с изменением её структуры, которое происходит в форме бифуркации. Бифуркация - это сложное поведение открытой системы, находящейся в неустойчивом состоянии и имеющей тем самым возможность «перейти в целое множество новых состояний» Моисеев Н. Н. Идеи естествознания в гуманитарной науке // Человек. 1992. № 2. С. 8.. В точке перехода происходит бифуркация - скачкообразная перестройка социетальной системы. В момент бифуркации в обществе появляется поле социальных возможностей, одна из которых реализуется в результате выбора нового пути исторического развития. Возможен отнюдь не любой путь развития, а лишь определенный спектр путей.

Бифуркацию можно рассматривать как революцию, но понятие «революция» вызывает многообразные идеологические ассоциации. Например, в марксистской теории социальная революция интерпретируется как качественный скачок при переходе от одной общественно-экономической формации к другой, более прогрессивной. Но мировая система социализма потерпела крах, и переход к коммунистической формации не состоялся. Поэтому репрезентация революции как линейного прогрессивного движения социума к идеальному будущему состоянию оказалась несостоятельной. Кроме того, идея революции утратила романтическое значение в мировой истории, так как крах марксистского эксперимента в СССР и странах Восточной Европы серьезно дискредитировал учение научного социализма, включая концепцию пролетарской революции. Напротив, понятие «бифуркация» не вызывает идеологических ассоциаций и предполагает нелинейное, многовариантное движение социума к структуре-аттрактору, причем здесь не исключен фатальный вариант.

В период бифуркации российское общество становится неустойчивым, и в нем начинают нарастать хаотические процессы. Общественный хаос есть разрыв когерентных связей между трансисторическими структурами, которые вследствие этого ослабляют свое институциональное давление на социальные группы, организации и индивидов. В бифуркационный период российский социум социетальная система претерпевает радикальные преобразования, что феноменально проявляется как спонтанная политическая борьба акторов, изменяющая конфигурацию взаимоотношения социального порядка и хаоса. Исход бифуркации зависит от взаимоотношений промежуточных аттракторов, один из которых трансформируется в структуру-аттрактор, структурирующую социальный хаос. По мнению диссертанта, ключевую роль в исходе российской бифуркации играет харизматический лидер.

В диссертации отмечается, что в бифуркационном процессе исключительно важным фактором является информация. Когда социальная система выходит за рамки критической дестабилизации, латентные идеи трансформируются в открытые идеологические образцы будущего. Конкурирующие идеи, догмы и утопии создают неопределенную ситуацию, в которой прежние социальные нормы и ценности быстро разрушаются. Прогрессирующая смута становится источником всё новых и новых разочарований в социальном порядке и правящей элите, но широкие народные массы неспособны самостоятельно разобраться в том, что происходит в момент кризиса. В этих условиях харизматический лидер, который сильно влияет на дезориентированное общество, предлагает простую и яркую программу выхода страны из кризиса к «зияющим высотам». Воплощая в себе смутные чаяния и иллюзии масс, он заполняет своей харизмой возникший идеологический вакуум. Символическое внушение харизматика индоктринирует массовое сознание новой социальной мифологией. Большинство населения, разочарованное в старой жизни, верит утрированным обещаниям, социальным мифам и неизбежно оказывается в их власти. Информационные структуры транслируют новые идеи, установки и симулякры, противоречащие ортодоксальному идеологическому канону. Массы, инспирируемые демагогическими обещаниями, жаждут социального чуда, не замечая того факта, что они стали жертвой манипуляций со стороны производителей новой идеологической продукции. В этой сумбурной ситуации стремление людей понять и объяснить неоднозначные перемены в обществе становится объектом психологической войны, неизбежно порождающей социальные и политические мифологемы. Кризисное общество весьма чувствительно к ним, и поэтому мифологизация содержания социально-политического процесса становится основной целью контрэлиты, эксплуатирующей мифологическое воображение людей, которые оказались в состоянии неопределенности и стресса.

Автором диссертации рассматриваются нелинейные аспекты информационных процессов в период бифуркации, когда информация способна производить резонансные коммуникативные эффекты, которые оказывают исключительно сильное воздействие на массовое сознание. Информация направлена прежде всего на лидеров общественного мнения, с тем чтобы они оказали нужное латентное воздействие на политиков, принимающих стратегические решения. Коммуникатор формирует у адресата альтернативную схему принятия решения, отвечающего интересам адресанта, но не адресата. Таким образом, имеет место скрытое информационное управление, точнее, информационная война, объектом которой становится всё общество.

В момент бифуркации резко усиливается зависимость общества от виртуальной реальности, где фабрикуются различные версии, схемы и доктрины грядущего общественного переустройства. Кризис российского общества побуждает информационные структуры транслировать альтернативную информацию, чтобы найти новые идеи общественного переустройства. Стремление к футуристической новизне воплощается в создании абстрактных идеалов и химер, инспирирующих массовое сознание посредством виртуальных картин будущего. В точке бифуркации происходит взрыв хаоса, сопровождаемый инверсией институциональных и маргинальных (футуристических) идей. В массовом сознании возникает «эффект футуристической новизны», который проявляется в фетишизации абстрактного будущего, резонирующего с утопическими настроениями масс.

В диссертации выясняется, что в момент бифуркации российский социум испытывает формирующее влияние грядущих целей, наиболее ярко выраженных в абстрактных утопиях, которые предлагают различные программы общественного преобразования. В этот момент властвующая элита, которая только недавно была ещё контрэлитой, продолжает прибывать в состоянии эйфории, вполне естественной после краха старого политического порядка. Пафос победителей невольно мистифицирует и правящую элиту, и управляемое большинство, что способствует широкому распространению социальных иллюзий. Это порождает множество проблем, потому что в кризисном обществе необходима рационалистическая стратегия антикризисного управления, тогда как правящая элита занята в основном борьбой в сфере редистрибуции политического, экономического и культурного капитала. Такая ситуация стимулирует эскалацию кризисных тенденций, однако власть, терпящая одно фиаско за другим, пытается оправдать социальный хаос, интерпретируя его не рационально, но абстрактно и метафорически («Процесс пошел»). На самом деле именно субъективные намерения и действия властвующей элиты России, носящие эгоистический характер, активизируют социальный хаос.

Автором диссертации рассматривается проблема развития социальной самоорганизации по регрессивному пути. Дело в том, что в хаотической ситуации большинство политических акторов игнорируют тот факт, что процесс самоорганизации может приобрести регрессивный характер. Правящая элита преследует свои корпоративные интересы, транслирует социальную мифологию, не отвечающую кризисной действительности, но выгодную с точки зрения конъюнктурной борьбы за власть. Парадокс состоит в том, что со временем социальная мифология, индоктринирующая массовое сознание российского общества, мистифицирует и властвующую элиту, что отрицательно сказывается на интеллектуальном качестве её реформаторской политики. Ситуация в бифуркационном обществе усугубляется и тем, что социальные ценности и знания людей, в том числе тех, кто составляет элиту, формируются сегодня не системой науки, а средствами массовой коммуникации. Правящая элита, таким образом, невольно становится объектом круговой мистификации, поскольку трансляция социальных мифов носит универсальный характер и воздействует одновременно как на пассивное большинство, так и властвующую элиту. Более того, социальная мифология, претерпевая спонтанные метаморфозы в массовом сознании, приобретает дополнительную силу убеждения и поэтому иногда может восприниматься элитой как правда здравого смысла. В кризисном социуме, таким образом, происходит латентная идеологическая индоктринация массового сознания, отвечающая конъюнктурным интересам элитных групп, но не потребностям и чаяниям преобладающего большинства людей.

В диссертации основные положения структурно-синергетической концепции социодинамики России представлены в виде резюмирующего эмпирического и теоретического обобщения.

1. Россия - страна с самой большой территорией и самой суровой природой. Поэтому природно-географические условия играют лимитирующую роль в российском историческом процессе.

2. Чтобы выжить в рискованной природно-климатической и геополитической среде, в российском социуме методом проб и ошибок были сформированы такие трансисторические структуры, как империя, монократический режим, милитаризм, экстенсивная экономика, традиционалистский менталитет и, в конечном счете, примат этатистских структур над общественной самоорганизацией. 3. Трансисторические структуры обеспечивают стабильное состояние и выживание российского социума в рискованной геополитической среде, но поддерживают его движение по экстенсивному пути, который тормозит инновационное развитие России. Чем дальше движется общество, тем труднее свернуть на другой путь развития. Этот хреодный эффект играет исключительно большую роль в социодинамике России. В результате формируется хреодное общество, которое приобретает устойчивое, стабильное состояние и развивается по экстенсивному пути территориального расширения. Это чревато исторической отсталостью, особенно опасной в рискованных геополитических условиях.

4. Историческое отставание российского общества усугубляется демонстрационным эффектом развитых европейских стран, объективно являющимся экономическим, культурным и военно-технологическим вызовом России, что периодически актуализирует проблему догоняющей модернизации.

5. Реформирование России осуществляется в соответствии с устоявшимся вековым образцом имперской модернизации, фокусирующей внимание на милитаризации экономики. Такой тип модернизации резко активизирует глубинный конфликт между традиционалистскими и модернизационными тенденциями, стимулируя рост не только европейских инноваций, но и глубоких социокультурных противоречий.

6. В результате этого конфликта метастабильная социально-историческая эволюция России прерывается макросоциальной бифуркацией, манифестирующей себя как сложное и драматическое взаимодействие социального хаоса и социального порядка. В бифуркационный период российский социум претерпевает радикальные преобразования, что внешне проявляется как спонтанная борьба трансисторических структур, политических движений и новых лидеров, изменяющая конфигурацию взаимоотношения социального порядка и хаоса. В условиях социального хаоса индивиды начинают руководствоваться главным образом своими биологическими побуждениями, страстями и вожделениями. Борьба за существование обостряется, способствуя эскалации социальной вражды и агрессии. Примитивная сила становится правом, и «война всех против всех» начинает быстро развиваться, вызывая анархию, произвол, насилие и страх. Социальная война в современном российском обществе в период бифуркации отличается от классической гражданской войны, вырождаясь преимущественно в массовые социальные девиации - преступность, алкоголизм, наркоманию, нищету и т. п., хотя масштабы этих, казалось бы, разных социальных катастроф вполне сопоставимы.

7. Социетальная бифуркация - это радикальное системное изменение общей нормативной модели кризисного российского социума, перед которым открываются различные возможности социетальной перестройки. В бифуркационный период решающую роль играют ценностно-рациональные представления и спонтанные действия акторов, придающие социетальной бифуркации случайный, хаотический и даже катастрофический характер. Это резко усиливает роль виртуальной реальности, фабрикуемой ангажированными идеологическими структурами. В момент бифуркации российский социум подчиняется виртуальной реальности, вследствие чего и массы, и правящая элита становятся объектом круговой манипуляции и мистификации. Виртуальная реальность симулирует объективные явления и процессы и потому выглядит более ярко, красочно и занимательно, чем насущные проблемы в повседневной жизни преобладающего большинства россиян. В силу этого социальные иллюзии захватывают как массы, так и элиту, что отрицательно сказывается на интеллектуальном качестве реформаторской политики. В конечном счете виртуальная реальность обеспечивает латентную манипуляцию массовым сознанием, определяя исход бифуркационного процесса в пользу новой правящей элиты.

8. Важнейшим этапом бифуркационного социетального изменения является момент кульминации кризиса, когда результаты структурной перестройки становятся очевидными для большинства наблюдателей, но когда исход российской бифуркации далеко не ясен и возникает ощущение, что возможна реставрация старого состояния-аттрактора. Бифуркационный процесс может развиваться или в направлении конструктивной социоэкономической деятельности, или в направлении радикальной политической трансформации. Крайне опасно в реформаторской политике сочетать эти две тенденции, поскольку концентрированные преобразования одновременно в политической и экономической структурах России вызывают потерю контроля над реформами. Несмотря на возможное торжество социального хаоса, бифуркация в социуме представляет собой противоречивое единство двух процессов: с одной стороны, эта кульминация процесса структурного распада, с другой - начало формирования новой социальной макроструктуры. Обычно состояние стихийной социальности не может сохраняться слишком долго, так как это прямо угрожает обществу самоуничтожением в результате взаимной агрессии людей. Поэтому российское общество в период бифуркации трансформируется в новую макроструктуру, в которой спонтанные отношения между социальными группами, организациями и индивидами превращаются в структурные отношения социальных ролей, имеющие, как и прежде, традиционный характер. Таким образом, социетальная бифуркация - это катастрофическая перестройка, синергетическая реструктуризация российского социума, который уже исчерпал имманентные возможности старого состояния-аттрактора и который методом проб и ошибок ищет путь к новой траектории исторического развития.

9. Историческая бифуркация включает в себя выбор альтернативы и выбор возможных средств и способов действий, направленных на то, чтобы воплотить предпочтительную альтернативу в реальную общественную жизнь. В русской истории особое значение в исходе жестокой политической борьбы имеет харизма эвентуальных лидеров. По сути, харизма выступает в бифуркационном процессе случайной флуктуацией, способствующей неожиданной победе харизматического лидера. Его историческое значение в политическом спектакле состоит в том, что он персонифицирует выбор грядущей альтернативы и мобилизует массы на реализацию очередной социальной утопии. Участие харизматического лидера в российском историческом процессе приводит к тому, что бифуркационная стадия сменяется переходом к относительно устойчивому состоянию, которое структурируется необъяснимой властью харизматика. Выбор конкретного сценария будущего элиминирует плюрализм истории до следующей точки бифуркации, хотя модификации основной структуры-аттрактора социума возможны и в период его детерминистической эволюции. Потенциальные варианты русской истории подавляются и вытесняются в маргинальное субполе, где они существуют в латентной форме до новой перестройки. В новой ситуации появляется потребность в отвергнутых альтернативах, которая оказываются сообразными новому вызову русской истории.

10. Российский социум с новой структурой-аттрактором осуществляет не только кардинальный поворот в своем развитии, но и решает основные задачи, порожденные прошлым и настоящим временем. Если переструктурированный социум не отвечает на вызов времени, то он обречен на деградацию или даже коллапс. В ситуации социального хаоса преимущество имеют гибкие структуры, резонирующие с новыми тенденциями развития, которые проявляются как господствующие в процессе драматического противоборства различных альтернатив (промежуточных аттракторов). Их нелинейное взаимоотношение приводит к выбору конкретной бифуркационной структуры, отвечающей критерию устойчивости и выживания российского общества. Консолидация кооперативных тенденций приводит к тому, что антагонистические структуры нейтрализуются или упраздняются. Доминантная структура-аттрактор распространяет свое универсальное воздействие на социум, модифицированные трансисторические структуры, социальные группы, общности, организации. После структурной перестройки в российском обществе действуют новые детерминистические закономерности и принципы, обеспечивающие его устойчивое состояние.

В конечном счете социетальные закономерности выступают как вероятностные тенденции, и большую роль в победе доминирующей социетальной тенденции (структуры-аттрактора) играет массовая психология людей, в которой спонтанно срабатывают инверсионные механизмы, стимулируемые харизматическим лидером. Отсюда следует, что общественный процесс не предопределен, не запрограммирован и в точке бифуркации перед обществом открываются новые возможности для исторического творчества. В момент бифуркации кардинальную роль играют субъективные факторы, хотя объективное воздействие трансисторических структур на социум сохраняется, но психологически их значение преуменьшается в обстановке чрезмерной эйфории и пафоса. Эта аберрация осознается новой политической элитой всерьез только в постбифуркационный период.

Таким образом, социетальное развитие России представляет собой не что иное, как процесс формирования в момент бифуркации новой конфигурации социального порядка и социального хаоса, обеспечивающей определенную устойчивость постбифуркационного социума в эволюционный период, когда решающую роль снова играют трансисторические структуры.

По мнению диссертанта, самый сложный научный вопрос, возникающий в контексте бифуркации, связан с причинами, которые вызывают такой неожиданный исход в истории социума, как структурная перестройка. Изменение - фундаментальный атрибут общества, но когда изменения превысят пороговое значение его параметров, пока неизвестно, и эта проблема, несомненно, стимулирует дальнейшие социально-научные исследования. В третьей главе «Модернизация как фактор бифуркации традиционной России» выявляется и анализируется нелинейная социодинамика модернизационного процесса, который завершился катастрофической перестройкой модернизирующейся России.

В первом параграфе «Проблемы стратегии догоняющейся имперской модернизации России» выясняются особенности и трудности стратегии догоняющейся имперской модернизации российского социума, порождающей непредвиденные нелинейные эффекты.

В диссертации отмечается, что в ходе русской истории периодически актуализируется проблема модернизации России, которая вынуждена отвечать на военно-технический вызов развитых стран. Причем на протяжении трех столетий (с конца XVII в.) потребность в реформах, обусловленная воздействием сил европейского масштаба, возникала в России раньше, чем страна созревала для перемен. Поэтому в России складывались предпосылки специфической модели развития - модели догоняющей имперской модернизации.

Начиная с Петра Великого, царские правительства были достаточно настойчивы в своем стремлении к модернизации страны, отвечая на военно-технологический и экономический вызов доминирующей Европы. В ходе петровских реформ была апробирована имперская стратегия модернизации, которая укоренилась в русской истории и стала устойчивым образцом российского реформирования. Основным содержанием российской истории в послепетровский период стало противоборство футуризма и архаизма как инверсионных моделей имперской модернизации. Поэтому для России характерно не поступательное, а дискретное развитие, в ходе которого квазиустойчивая социальная динамика российского социума внезапно прерывается катастрофической перестройкой. Общая эволюция русской цивилизации драматически разрывается, и Россия выбирает новую траекторию исторического развития, которое сочетает в себе новые и традиционалистские тенденции. Циклы модернизационного процесса суть структурно-синергетические закономерности социодинамики российского социума.

Автор диссертации делает вывод, что Россия на протяжении истории стремится преодолеть изначальную, вековую отсталость, но пока безуспешно. Это перманентное стремление осложняется демонстрационным эффектом Запада, на вызовы которого Россия пытается дать ответ посредством политики догоняющей имперской модернизации.

Во втором параграфе «Роль политики модернизации в процессе самоорганизации российского социума» раскрывается роль политики догоняющейся имперской модернизации в процессе социальной самоорганизации России.

В диссертации отмечается, что в рамках петровской модели догоняющей модернизации осуществлялись все последующие реформы в России, которые имели в основном характер модификации социально-политической системы, сформированной в период преобразований Петра I. Тем не менее в середине XIX в. начался новый цикл - цикл капиталистической модернизации, включающий в себя реформы Александра II, С. Ю. Витте, П. А. Столыпина.

Ключевым моментом в реформировании России на основе индустриального капитализма была судьба традиционного (почвенного) уклада. Модернизация этого уклада определяла во многом исторические альтернативы российского общества на рубеже XIX-XX веков: либо Россия трансформирует традиционализм и приблизится к европейским государствам, либо будет откатываться назад, что чревато системным кризисом.

В третьем параграфе «Тенденции социетальной бифуркации в модернизирующейся России» выявляются тенденции бифуркации в традиционном российском обществе, которое подвергнулось со стороны Российского государства принудительной модернизации.

Автором диссертации утверждается, что самодержавие обеспечивало стабильный порядок в государстве на основе бюрократической централизации и имперской модернизации, но одновременно содержало в себе основной источник саморазрушения - жёсткие традиционалистские структуры, не имевшие внутренних механизмов инновационной самоорганизации. Царская монархия рассматривала трансисторические социальные структуры (самодержавие, православную церковь, крестьянскую общину, патриархальный менталитет) как необходимое условие для нейтрализации отрицательных последствий модернизаторской политики. Поэтому паллиативные реформы не только не смягчили глубинное противоречие между обществом и царизмом, но и резко углубили его, направив российское общество в русло радикальной перестройки.

В диссертационном исследовании показано, что в момент бифуркации 1917 года борьба различных исторических альтернатив носила ожесточенный характер, и ход социально-политической самоорганизации приобрел непредсказуемый характер. В ситуации неустойчивого равновесия политика большевиков и их харизматического лидера резонировала с царистскими иллюзиями и социальными химерами в массовом сознании, и это сыграло решающую роль в выходе российского общества на финальный паттерн - партию/государство. По мнению диссертанта, альтернативой большевизму могло стать решение Временного правительства о земле и мире в интересах преобладающего населения страны, прежде всего крестьянства, и тогда развитие России могло пойти по другому историческому пути.

В четвертой главе «Структурно-синергетические аспекты трансформации постсоветской России» исследуются проблемы нелинейной трансформации России в контексте глобализации.

В первом параграфе «Роль монократической структуры в бифуркации советской системы» выясняется и анализируется роль монократической структуры советской системы в процессе социетальной бифуркации.

В диссертации отмечается, что основные черты и принципы политического режима в советской России сформировались в ходе революции и гражданской войны. И хотя в дальнейшем советская система претерпела определенные модификации, её изначальная модель, постулирующая неограниченную власть коммунистической партии, сохраняла свои основополагающие черты на протяжении всей истории СССР. Ленинская доктрина о диктатуре пролетариата, маскирующая подлинную власть партийной олигархии, получила логическое развитие в ходе строительства социализма в сталинский период. Именно при Сталине коммунистический режим приобрел тоталитарный характер, и репрессии стали обыденным явлением, придав советской системе инфернальные черты, которые впоследствии фатально дискредитировали коммунистический идеал.

По мнению диссертанта, структура-аттрактор советской системы предстает, по сути, как Партия/Государство, которая тотально контролирует практически все стороны жизни советского общества. Коммунистическая партия монополизирует всю власть в государстве, замаскированную доктриной о «диктатуре пролетариата». Однако реальная власть принадлежала не пролетариату и даже не коммунистической партии, хотя её значение в строительстве социализма всячески восхвалялось. На самом деле решающую роль в советской системе играл аппарат, формально служивший административным органом партии. Именно партийный аппарат максимально сконцентрировал в своих руках универсальную власть Партии/Государства. Разумеется, партийный аппарат контролировался Политбюро, но это не предотвратило тоталитарной тенденции в коммунистической партии и государстве. «Партийный аппарат был частью системы власти. Но частью особой, которая управляла остальной системой власти и управления. Он был властью над властью, властью второго уровня или сверхвластью. Поскольку он был властью и над государственностью, он был сверхгосударственностью. И тем самым он придавал всей системе власти и управления характер сверхгосударственности. Он был аппаратом сверхгосударственности» Зиновьев А. А. На пути к сверхобществу. М., 2000. С. 497..

Аппарат довольно быстро утвердил свою латентную монополию на коммунистическую партию и государство. Аппарат де-юре оставался в тени партийной власти, но де-факто он способствовал гипертрофированному развитию государства, политической полиции и государственной экономики.

Автором диссертации утверждается, что советская система была закрытой, и процессы нарастания социальной дезорганизации в ней были объективно неизбежны. Особенно закрытый характер носила партийная номенклатура, и потому в её среде уровень деградации был наиболее высоким. В период сталинской диктатуры процесс олигархизации коммунистической партии жестоко контролировался вождем, который, как правило, периодически уничтожал партийных олигархов. Тем не менее предотвратить регрессивные процессы в закрытой социальной системе объективно невозможно. Поэтому в период застоя и упадка государственного социализма резко ускорились процессы физической и интеллектуальной деградации советской партийной номенклатуры, что крайне отрицательно сказалось на процессе реформирования СССР/России.

Во втором параграфе «Альтернативы российской трансформации» раскрываются закономерности и особенности самоорганизации трансформационного процесса в современной России.

В диссертации показано, что радикальные социальные метаморфозы и кризисы характерны для постсоветской России, где трансформационный процесс (переход от социализма к капитализму) развивается по бифуркационному сценарию. Нестабильное российское общество, переживающее структурную перестройку, часто проявляет нелинейные эффекты, тогда как в политике до сих пор доминируют линейно-монистические установки и представления. В момент бифуркации это может привести к социальной катастрофе, хотя политики и реформаторы будут провозглашать внешне благие цели.

Хаотические эффекты, торжество утопий и социальное экспериментирование типичны для истории российских трансформаций. Как отмечал Э. Ласло, «царская Россия внутренним расколом и проигранной войной в 1917 году была выведена за свой порог стабильности. Система рухнула, и из хаоса Октябрьской революции возникли Ленин и неожиданный марксистский режим большевиков - тот самый, который в свою очередь рухнул в 1991 году в момент очередной неожиданной бифуркации». В диссертации отмечается, что социетальная трансформация демонстрирует сложные синергетические феномены, которые необходимо учитывать в реформаторской практике. Тем не менее правящая элита постсоветской России демонстрирует традиционную приверженность линейной политике, хотя кризисное общество дискретно проявляет нелинейные эффекты («Хотели как лучше, а получилось как всегда»), способные вызвать лавинообразное нарастание разрушительного хаоса. Необратимые катастрофические процессы возникают в результате спонтанной активности социетальной системы, когда её пытаются регулировать с помощью внешних управляющих воздействий, которые не сообразны с новыми тенденциями социально-исторического развития. Эта неожиданная самопроизвольная активность может вызвать лавинообразные последствия, поскольку из-за эффекта нелинейности флуктуации способны вывести кризисный социум за порог стабильности и спровоцировать бифуркацию. Катастрофу невозможно предотвратить, когда признаки её приближения уже проявились. Процесс бифуркации развивается слишком быстро, в режиме с обострением, и устойчивое состояние разрушается скачком. Любая случайность может вызвать резонансный эффект, и тогда деструкция старого состояния-аттрактора становится объективно неизбежной. Полный распад макросоциальной структуры - это теперь вопрос времени. Постфактум бифуркация кажется случайной. Более того, возникает иллюзия, будто процесс катастрофической перестройки можно не допустить и для этого достаточно в критический момент принять одно правильное, рациональное решение, которое якобы восстановит функциональные возможности социетальной системы. Однако её крах в период бифуркации необратим.

Когда коммунистический режим потерпел крах, перед Россией открылись альтернативные возможности общественного развития. В бифуркационный период социально-политический процесс предстал как неустойчивая конфигурация различных конкурирующих альтернатив. В контексте политической борьбы за власть конкурировали следующие исторические альтернативы постсоветской России: 1) либерально-демократический капитализм; 2) демократический социализм; 3) криминальный капитализм; 4) реставрация государственного социализма; 5) полная анархия, хаос, развал и гибель государства.

После падения коммунистического режима казалось, что начался триумф радикальных демократов и либеральной идеологии. Довольно быстро в стране была создана инфраструктура демократии и рыночной экономики, но эйфория демократизации исчезала по мере нарастания экономического, политического и социального кризиса. Будущее демократии, правового государства и гражданского общества становилось крайне проблематичным, поскольку либерализация цен, инфляция и приватизация государственной собственности дали мощный импульс теневой экономике. В этих условиях криминализация российского государства и общества стала доминирующей тенденцией капиталистической трансформации.

Именно авантюристический, криминальный капитализм стал уделом постсоветской России. В кризисном обществе, где быстро разрушались традиционные социальные связи, трансформационный процесс определялся такой латентной структурой, как организованная преступность. Поскольку отсутствовал общественный консенсус, необходимый для эффективного государственного управления, то наиболее структурированной и агрессивной оказалась мафия, эксплуатирующая теневую экономику. По сути дела, мафия в союзе с бюрократией развязали криминальную войну за сферы влияния в экономике и диверсифицировали свои нелегальные структуры. Деградирующая управленческая элита стала дисфункциональной, и в ней под влиянием субкультуры преступного мира утвердились неформальные правила и отношения, более действенные и значимые, чем официальная система права. По сути, криминальный альянс мафиозных и бюрократических структур в момент бифуркации оказал чрезвычайно сильное формирующее воздействие на новую структуру-аттрактор (демократию/рынок) российского социума. Криминалитет моделировал макросоциальный образец России в соответствии со своими специфическими признаками. Поэтому социетальная система, сформировавшаяся после исторической бифуркации 1991 года, запечатлела в своем социальном генотипе структурные и функциональные свойства теневой экономики и мафии. В результате коррумпированной и олигархической политики в стране сформировался криминальный капитализм, равнодушный к национальным интересам России.